Учение об истине. Объективность истины. Абсолютная и относительная истины
критерий истинности. Практика
Логика (отражение логики существования мира)
Предельными значениями истина характеризуется. абсолютность. и относительностью.
Абсолютная истина- объективная инфа обо всем, неизменное знание(условность)
Т.к. мир бесконечен, и процесс познания бесконечен, то абсолютная истина не будет достигаться. Истина всегда будет меняться, значит это процесс
Научная истина имеет общие черты с истиной обыденного сознания. Вместе с тем она отличается от того, что понимают под истиной в повседневном обиходе.
Это различие в следующем: во-первых, она касается глубинных, внутренних отношений вещей, их сущности. Так называемыми «очевидными истинами», вроде «сейчас день», «прошлое предшествует настоящему», наука не занимается. Во-вторых, в науке истина носит системный характер, каждую конкретную истину можно установить и понять лишь в связи, в контексте с другими истинами. В-третьих, научная истина есть истина развивающаяся, она не только результат процесса познания, но и процесс достижения этого результата. В-четвертых, в науке истина принимается тогда, когда она обоснована, доказана как истина; необоснованная истина не включается в состав науки.
Обычно истиной называют адекватное отражение действительности. Таково определение истины, известное еще с древности и сохраняющее свое значение поныне, вопреки многочисленным наскокам на него со стороны агностиков и идеалистов. Агностики вообще отрицают какую бы то ни было истину, поскольку отвергают возможность познания мира; потому они отказываются от определения истины. Что касается идеалистов, особенно субъективных, то хотя некоторые из них признают истину, тем не менее отрицают обусловленность ее материальной действительностью.
Правда, приведенное определение отличается неполнотой, оно
не раскрывает многих других свойств истины, в частности ее диалектику. Однако никакое определение и не ставит перед собой подобной задачи — охватить предмет со всех сторон. Это можно сделать, лишь рассмотрев само содержание определяемого предмета.
В соответствии с основным вопросом философии при анализе истины следует учитывать две ее стороны: 1) вторичный характер истины по отношению к материальному миру и 2) адекватность отражения этого материального мира в истине. Всякое иное понимание истины, не учитывающее указанных двух сторон, будет и нефилософским, и неверным.
Проблема истины — исключительно философская проблема. Никакие другие науки, в том числе ни психология, ни семантика, ни кибернетика, ни современная формальная (символическая) логика истину как таковую не исследуют. Частные науки принимают в качестве готового то определение истины, которое дает философия. Они пользуются готовым понятием истины и открывают конкретные истины в своих конкретных областях; у них недостаточно собственных средств для выработки общей теории истины. И это нисколько не умаляет значения частных наук, философия опирается на конкретную практику открытия истины частными науками, обобщает эту практику.
Истина объективно предстает как противоположность неистины, то есть заблуждения. Для того чтобы знать, что есть истина, необходимо иметь знание о том, что есть заблуждение, и наоборот, для знания заблуждения необходимо представление об истинном. И не только для нашего знания необходимо такое единство истинного и заблуждения. Само существование истины невозможно без наличия ложного, как и обратно — существование ложного невозможно без наличия истинного. Это может показаться невероятным, но между тем это так. Соответствие знания действительности (а это и есть истина) — если рассматривать его диалектически, то есть в развитии — в одном отношении есть вместе с тем несоответствие его действительности в каком-то другом отношении. Нет чисто абсолютного соответствия знания объекту, как и чисто абсолютного его несоответствия. Любое знание в одном отношении, с одной стороны, соответствует отражаемому объекту, в другом отношении, с другой стороны, не соответствует ему.
Преимущество марксистско-ленинской диалектики как теории познания не только в том, что она дала подлинно материалистическую, последовательно проведенную , до конца научную концепцию истины, связав ее с практикой. Теория познания вместе, с тем объяснила истину диалектически, изобразила ее как процесс, изменяющийся и развивающийся в борьбе противоположностей. Эту диалектическую сущность истины научно обосновали К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин.
«Исследование истины, — писал К. Маркс, — само должно быть истинно, истинное исследование — это развернутая истина, разъединенные звенья которой соединяются в конечном итоге» [1, 1, 7—8]. Истинно изучить истину — это и значит показать ее как диалектически развивающийся процесс.
Отмечая заслугу Гегеля в учении об истине, Ф. Энгельс подчеркивал: «истина теперь заключалась в самом процессе познания, в длительном историческом развитии науки, поднимающейся
с низших ступеней знания на все более высокие, но никогда не достигающей такой точки, от которой она, найдя некоторую так называемую абсолютную истину, уже не могла бы пойти дальше и где ей не оставалось бы ничего больше, как, сложа руки, с изумлением созерцать эту добытую абсолютную истину» [1, 21, 275].
И для В. И. Ленина исходным пунктом всего учения об истине является тот же тезис: «Истина есть процесс» [4, 29, 183].
Мысль классиков марксизма-ленинизма вполне понятна: уже принятие познания как процесса необходимо требует признания процессуального характера истины. Ведь «не только результат исследования, но и ведущий к нему путь, — продолжает свою мысль К. Маркс, — должен быть истинным» [1, 1, 7].
[В повседневном обиходе истина обычно рассматривается не как процесс, а как готовый результат. В сущности то же самое, хотя и не так прямолинейно, делает формальная логика, отвлекающаяся от развития в своем учении о формах и законах мышления. Поступая таким образом, она исходит из абсолютной противоположности истинного ложному. Для классической формальной логики, рассматривающей истину в качестве неизменного готового результата, любое суждение (высказывание) либо истинно, либо ложно, притом одно из двух. Ничего «среднего», никаких переходов от истины к лжи и от лжи к истине она не признает. Относительность истинного и относительность ложного полностью отрицаются, допускается лишь их абсолютность.
Конечно, в узких пределах, когда нас не интересует изменение истины, когда от него вполне можно абстрагироваться, подобная противоположность истинного ложному, хотя она и отличается своей приближенностью, допустима. Что было бы с человеком, если бы он не различал, что «дважды два четыре» есть истина, а «дважды два пять» — ложь? Он потерял бы всякую ориентацию в познании, а следовательно, и в практике. Однако в таком противопоставлении истинного ложному (заблуждению) и ложного (заблуждения) истинному нельзя заходить слишком далеко, в противном случае нетрудно превратиться в метафизика.
Мы подошли к важнейшему вопросу теории познания — об абсолютной и относительной истине.
Вопрос этот не следует смешивать с вопросом об объективности истины. Он связан с выяснением того, сразу ли достигается истина или не сразу, изменяется она или не изменяется, тогда как вопрос об объективности относится к содержанию истины, к тому, где коренится ее источник.
Отвечая на поставленный вопрос, одни философы, условно их назовем релятивистами, утверждают, что истина всегда относительна, так как с развитием знания она все время изменяется, развивается, уточняется, корректируется, что в ней нет ничего абсолютного. Признание абсолютной истины, заявляют они, означает ее неподвижность, метафизику. На первый взгляд такая точка зрения кажется диалектической. Однако при ближайшем рас-
смотрении оказывается, что никакой диалектики здесь нет, ибо фактически происходит метафизическое противопоставление относительного абсолютному, допускается неоправданный разрыв между ними. Получается, что относительное может существовать без абсолютного, а абсолютное без относительного, чего в действительности нет.
Другие философы, которых в противоположность первым можно было бы назвать абсолютистами, наоборот, считают любую истину абсолютной и отрицают присутствие в ней каких бы то ни было элементов относительного знания, относительной истины. С их точки зрения, если бы истина содержала в себе относительный момент, она не была бы истиной и прежде всего объективной истиной. Тут допускаются две ошибки: смешение вопроса об абсолютной истине с вопросом об объективной истине, здесь то же самое метафизическое противопоставление абсолютного и относительного, свойственное релятивистам.
Диалектически подходя к истине, то есть рассматривая ее в развитии, в противоречивом изменении, следует признать, что относительная и абсолютная истины не существуют в качестве отдельных, самостоятельных истин. Нет истины лишь абсолютной, равно как нет и истины только относительной; это всего лишь два разных момента, аспекта одной и той же, единой объективной истины, которые присутствуют в любой действительной истине. Надо говорить не о том, что существуют отдельно абсолютные истины и, кроме того, истины относительные, но о том, что одна и та же, то есть каждая, объективная истина, притом в одно и то же время, и относительна и абсолютна.
Дело в том, что истина не может быть достигнута сразу, мгновенно, ее открытие совершается постепенно, она есть процесс, движение, а не готовый голый результат, ее нельзя рассматривать вне пути, который к ней ведет. Истина представляет собой процесс все более полного и точного приближения к познаваемому объекту. В простейших случаях это не всегда заметно, в сложных же сразу бросается в глаза. Возьмем, например, атомную теорию, начальные элементы которой впервые сформулировал Демокрит. Согласно его воззрению, атом представляет собой нечто неделимое, входящее в состав всех веществ, тел. Это была объективная истина, но истина неполная, относительная, ибо Демокрит не знал, что сами атомы делимы, состоя из более элементарных частиц — электронов, протонов, мезонов и т. д. Абсолютный элемент в данной истине тоже, несомненно, имелся — Демокрит абсолютно точно, исчерпывающе ответил на вопрос: существуют атомы или не существуют. Следовательно, в сформулированной Демокритом истине был и относительный момент, и абсолютный. В последующем своем развитии атомная теория существенно обогатилась, чему, в частности, способствовали экспериментальные физические исследования. Об атоме ученые стали знать больше, долю прежнего относительного в знании о нем физики устранили, увеличив долю абсолютного знания. Но и сейчас атом-
иую теорию нельзя признать только абсолютной, в ней наряду с абсолютным знанием содержится и относительное, которое выявляется все больше и больше по мере развития учеными атомной теории. На фоне роста абсолютного знания все больше обнаруживается относительный его момент.
Относительность истины — это ограниченность ее данным временем, неполнота ее, неисчерпывающее отражение ею объективной действительности. Абсолютность ее, напротив, есть полное и в определенных пределах исчерпывающее отражение действительности, которое никогда не может быть отменено, поправлено.
Такова диалектика абсолютного и относительного моментов в объективной истине, соотношение которых с развитием истины постоянно меняется. Игнорирование этого порождает трудности.
Вообще, истина всегда носит диалектический характер, находится в диалектической связи с отражаемым ею предметом. Между нею и отображаемым объектом, постоянно существует отношение диалектического противоречия.
Чем объясняется такая диалектика истины, где ее источник, какой ее механизм?
Любой познаваемый объект «X» содержит в себе бесчисленное количество свойств, признаков. На первом этапе познания исследователь открывает в нем одно какое-либо свойство, допустим «а», и формулирует истину: «X есть а». Затем в практике обнаруживается, что в объекте «X» имеется и свойство «в», чем устанавливается неполнота истины «X есть а», ее несоответствие, противоречие объекту. Данное противоречие снимается на новом этапе познания, когда формулируется истина «X есть а и b». Но дальнейшее познание раскрывает в объекте еще новое свойство — «с». Тогда выявляется неполнота уже второй истины, ее новое противоречие объекту «X» (предмет имеет свойства «а», «b», «с», а наша истина фиксирует в нем только свойства «а» и «Ь»). И так происходит при открытии каждого нового свойства объекта: одни противоречия (прежнего этапа познания) разрешаются, другие (последующего этапа познания) возникают. Весь процесс познания, процесс движения истины состоит в возникновении и разрешении противоречий между добытым знанием и познаваемым объектом. Казавшаяся ранее целиком и полностью абсолютной, истина обнаруживает в себе относительные моменты. Абсолютность истины этим, конечно, не устраняется, она лишь ограничивается, приобретая надлежащие рамки. Так из суммы «относительных истин» складывается подлинная «абсолютная истина». Мышление все полнее и глубже проникает в содержание познаваемого объекта, никогда его, однако, не исчерпывая полностью.
Из отмеченного свойства истины вытекает, что соответствие ее объекту нельзя понимать абсолютно, метафизически, игнорируя присутствие в ней элементов несоответствия, всегда в ней наличествующих. Из этого следует также неправомерность метафизического противопоставления истины заблуждению. Подобное противопоставление справедливо лишь тогда, когда речь идет об
указанных выше узких пределах. «Истина и заблуждение, — справедливо говорит Ф. Энгельс, — подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области... А если мы попытаемся применять эту противоположность вне пределов указанной области как абсолютную, то мы уже совсем потерпим фиаско: оба полюса противоположности превратятся каждый в свою противоположность, т. е. истина станет заблуждением, заблуждение — истиной» [1, 20, 92].
Знание вскрытого Ф. Энгельсом диалектического соотношения истины и заблуждения, соотношения относительного и абсолютного в истине чрезвычайно важно для борьбы против догматизма и релятивизма в науке, политике, стратегии и тактике марксистско-ленинских партий. Догматизм и релятивизм — одинаково ошибочные, односторонние способы мышления и действия. С философской точки зрения теоретической основой догматизма является отрицание в истине относительного момента, признание ее исключительно абсолютной. Поэтому догматики боятся всего нового, прогрессивного, идущего на смену старому. Теоретической основой релятивизма выступает отрицание в истине какого бы то ни было абсолютного начала, сведение всей истины к ее относительному содержанию. В связи с этим релятивисты выступают против любого накопленного знания, против традиций, отвергают по существу всякое наследие прошлого.
Проблема соотношения в знании относительного и абсолютного всегда имела огромное значение для науки. Многие ошибки и заблуждения, споры и даже кризисы в истории научного познания имели одним из своих источников как раз неправильное решение этой проблемы. Достаточно вспомнить известный кризис в физике в конце XIX — начале XX в. когда пренебрежение принципом относительности знания привело многих естествоиспытателей к отрицанию фундаментального научного положения — о материальности объективного мира.
Особенно большое значение эта проблема приобрела в наши дни, в условиях колоссальных успехов в развитии как естественных, так и общественных наук. Естествознание (прежде всего физика и астрономия) давно вышли за рамки «обычных» предметов исследования, называемых в их совокупности макромиром (в отличие от микромира и мегамира). Современная физика, проникая в глубь атома, разрабатывает важнейший вопрос — о структуре элементарных частиц и природе действующих между ними сил. Классифицируя множество открытых мельчайших частиц материи, она разрабатывает различные модели (например, кварковую модель), пытается свести множество к некоему единству. Высказывается мнение, что частицы всех трех групп (адроны, лептоны, фотоны) состоят из кварков. Но что значит «состоят»? В таком ли смысле, в котором употребляется это понятие применительно к макромиру (как, скажем, мы говорим «машина состоит из своих частей»?). С другой стороны, поразительных ус-
пехов достигли астрономия и астрофизика, связанная с изучением явлений, происходящих в мегамире. Встал вопрос о происхождении «видимой» нами Вселенной, о ее развитии, ее структуре. В одном случае мы имеем дело с бесконечно малым, в другом — с бесконечно большим, противоположности как бы соединились. Появилась заманчивая тенденция объединить эти два мира (микромир и мегамир), установить для них одинаковые законы, перенести категории одного из них на другой.
Дело познания объективной действительности осложнилось впечатляющими завоеваниями космонавтики, открывшей новые явления космоса, выведшей человека за обычные рамки земных условий. Сам познающий субъект попал в необычные условия невесомости, в которых органы познания (в частности, вестибулярный аппарат) работают не так, как на Земле.
Все это ставит принципиальной важности вопрос теории познания: правомерно ли переносить категории, выработанные применительно к макромиру, на микромир и мегамир, а категории микромира на мегамир (или наоборот)? Взять такие категории, как «целое», «часть», «состоит», «объем», «вес», «находится», «частица», «волна», «расстояние», «одновременно» и др. Уже А. Эйнштейн показал, что категории «пространство» и «время», употребляемые в области обычных скоростей, неприменимы в этом виде для областей со скоростями, близкими к скорости света. Видимо, то же самое следует сказать и об указанных категориях. В привычном своем содержании они не приложимы к микромиру, который характерен тем, что он прямо не наблюдаем. Ученые-физики видят только некоторые следствия, да и то скудные и опосредствованные. Путь нахождения причин по следствиям совсем не однозначен, гипотетичен в познавательном отношении. Сказанное с известными поправками справедливо и для мегамира, отличающегося бесконечно большими скоростями, расстояниями, массами.
Между прочим, выдающиеся физики сами ставят вопрос о неприменимости старого категориального аппарата физического знания к качественно новым явлениям. Так, В. Гейзенберг пишет: «Мы спрашиваем: «Из чего состоит протон? Делим или неделим электрон? Сложной или простой частицей является фотон?» Однако это неверно поставленные вопросы, ибо слова «делить» или «состоять» в этой связи в значительной мере утрачивают свой смысл» [298, 665]. Некоторые философы в данном высказывании усматривают налет агностицизма, отрицание абсолютной истины, игнорирование диалектики. Они считают указанные категории вполне правомерными, только их надо понимать диалектически. Нам представляется, что дело не просто в «диалектическом понимании» старых категорий (метафизически понимаемые, они и в классической физике приводили к «недоразумениям»), а в самой сути их. Разработанные на материале одного предметного мира (макромира), они не приложимы к другому предметному миру (микромиру). Диалектика учит об относительности катего-
рий, понятий, о том, что если они выработаны применительно, скажем, к механике, то их нельзя переносить на область биологии, тем более социологии. И никакой «диалектический подход» тут не поможет: механика, как бы ее ни преобразовывали, никогда не станет социологией.
Конкретность и абстрактность истины. Общеизвестно положение диалектики, что абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. В. И. Ленин в работе «Еще раз о профсоюзах...» прямо об этом говорит, указывая на то, что диалектическая логика среди прочих требований выдвигает и требование конкретности истины: «диалектическая логика учит, что «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна»...» [4, 42, 290].
Что означает конкретность истины, почему и в каком смысле истина может быть только конкретной, а не абстрактной?
Здесь конкретность означает необходимую связь истины с условиями места и времени, с определенной предметной областью. Каждая истина отображает определенный, конкретный предмет, вещь, явление, определенные свойства, качества их. И только по отношению к ним о ней можно говорить как об истине. Так, когда заявляют, что «дождь полезен» [313, 207—208], то есть принимают это суждение за истину, то предполагают полезность дождя, скажем, при всходах, росте зерновых, нуждающихся во влаге, а не полезность дождя в любое время, например, при уборке урожая. Если же данное суждение берется абстрактно, то есть в отвлечении от указанных конкретных условий, если оно распространяется на все вообще условия, то суждение это перестает быть истинным. О таких абстрактных суждениях, абстрактно сформулированных мыслях нельзя сказать ни того, что они истинны, ни того, что ложны.
Возьмем другой пример. Все признают истинным геометрическое положение «сумма внутренних углов треугольника равна двум прямым», которое известно каждому ученику средней школы. Однако и оно истинно только в системе евклидовой геометрии. Без учета этой последней указанное положение будет абстрактным, а не конкретным, каковым оно и было до XIX столетия, когда появилась неевклидова геометрия.
Следовательно, не может быть абстрактной истины, годной на все времена, истины без связи ее с конкретными условиями, которая отражала бы все и вся, а не определенную, конкретную предметную область. Даже наиболее общие положения науки, каковыми являются философские положения, в их истинности всегда конкретны, а не абстрактны. «Материя находится в вечном движении» — что может быть более общим, чем данная истина? Кажется, она абстрактна, поскольку относится ко всем временам и ко всем условиям существования мира. А между тем и она обладает конкретностью. Последняя предполагает определенный, конкретный смысл входящих в эту истину понятий: «материя», «находится», «вечное», «движение». Если, скажем, под «материей» понимать не объективную реальность, а лишь вещество,
если движение трактовать не как изменение вообще, а только как механическое перемещение, то утверждение «материя находится в вечном движении» станет не конкретным, но абстрактным, то есть тем самым ложным.
«Всякая абстрактная истина, — отмечает В. И. Ленин, — если вы ее будете применять без всякого анализа, превращается в фразу» [4, 36, 11—12]. В этом смысле и положение «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна» само может оказаться абстрактным, если входящие в него понятия «абстрактна», «конкретна» будут употребляться без надлежащего анализа.
Говоря о данных понятиях применительно к истине, следует считаться с тем, что они имеют в диалектике еще и другое значение, к сожалению, не всегда учитываемое авторами, пишущими о конкретности истины. Это значение связано с методом восхождения от абстрактного к конкретному.
Если подходить к истине с точки зрения ее развития, то абстрактной истиной будет истина неполная, неразвитая, односторонняя, конкретной же, наоборот, истина полная, развитая, многосторонняя. При таком диалектическом употреблении категорий «конкретное» и «абстрактное» можно сказать: нет истин, которые были бы только абстрактными, как и нет истин, которые являлись бы лишь конкретными. Любая истина, коль скоро она развивается (это относится, вопреки утверждению некоторых, и к так называемым «вечным истинам»), содержит в себе и абстрактный момент и конкретный. Она абстрактна по отношению к последующей ступени своего развития, и конкретна сопоставимо с предыдущей ступенью развития. Понимание французскими материалистами XVIII в. материи как вещества было более конкретным, полным, развитым, чем представления древних греков о материи в виде какого-то отдельного вещества (огня, воды и т. п.). Вместе с тем сравнительно с марксистско-ленинским учением о материи французские материалисты находились на уровне абстрактности. Равным образом геометрическое положение «сумма внутренних углов треугольника равна двум прямым» более абстрактно, чем положение «сумма внутренних углов плоского треугольника равна двум прямым», выступающего сравнительно с первым более конкретным.
Так диалектически решается вопрос об абстрактности и конкретности истины, если последнюю рассматривать в развитии.
Практика и познание.
Практика использование свв вещи в соответствии с понятиями.
Практика использовании вещи имеет отношение к известным свойствам, но в отношении к неизвестным сввам продолжает оставаться живое созерцание. Поскольку мн-во свв вещи бесконечно, бесконечным оказывается и процесс познания.
определяющий фактор-рациональная форма познания.
Познание, практика, опыт
Человек живет в окружении мира, в атмосфере духовной культуры. Сам он — активно действующее существо. Бесконечными нитями материального и духовного свойства человек связан с природой и событиями общественной жизни, находясь с ними в постоянном взаимодействии. Вне этого взаимодействия жизнь невозможна. Мы взаимодействуем с миром прежде всего через наши потребности, начиная от физиологических и кончая самыми утонченными — духовно-душевными. Мы нуждаемся в мире и практически преобразуем его не только для постижения тайн. Мы постигаем его тайны для удовлетворения наших материальных и духовных потребностей. В этом состоит исторический смысл возникновения познания и наук. Астрономию и часы вызвала к жизни потребность мореплавания; потребности земледелия породили геометрию; география возникла в связи с описанием Земли, механика — со строительным искусством, а медицину вызвала к жизни потребность освободить людей от недугов или хотя бы облегчить их страдания. С развитием общества потребности все расширялись и обогащались, вызывая к жизни все новые и новые средства и пути познания: человечество не может успокоиться на достигнутом.
Практика — это чувственно-предметная деятельность людей, их воздействие на тот или иной объект с целью его преобразования для удовлетворения своих потребностей. По отношению к познанию практика выполняет троякую роль. В о - п е р в ы х, она является источником познания, его движущей силой, дает познанию необходимый фактический материал, подлежащий обобщению и теоретической обработке. Тем самым практика питает познание, как почва дерево, не дает ему отрываться от реальной жизни. В о-в т о р ы х, практика является сферой приложения знаний. И в этом смысле она — цель познания. В-т р е т ь и х, практика служит критерием, мерилом проверки истинности результатов познания. Только те результаты познания, которые прошли через очистительный огонь практики, могут претендовать на объективное значение, на независимость от произвола и заблуждений.
Само собой разумеется, что человек постигает действительность не в одиночку: когда говорят, что познание истины основано на опыте, то имеют в виду наследственную информацию, шлейф которой тянется в глубины прошлого, собирательный и накопляющийся опыт веков. Опыт индивидуального существа, безусловно изолированного, если бы даже оно могло существовать, был бы, очевидно, совершенно недостаточен для постижения истины.
Каждая область научного знания, раскрывая соответствующие закономерности, объясняя определенное явление, участвует в создании единой картины мира, в формировании мировоззрения. Наука, как заметил Э. Шредингер, должна ответить и на вопрос, кто мы и для чего явились в мир. Это имеет немалый и метафизический, и практический смысл.
Практика не только выделяет и указывает те явления, изучение которых необходимо, но и изменяет окружающие предметы, выявляет такие их стороны, которые до этого не были известны человеку и поэтому не могли быть предметом изучения. Не только земные, но и небесные тела, в которых мы ничего не изменяем, предстали перед нашим сознанием и познаются в меру вовлечения их в нашу жизнь.
Вслед за познанием сил природы и общества рано или поздно происходит практическое овладение этими силами.
Не только науки о природе, но и науки об обществе имеют своей основой практику.