Воскресенье, 25 июня 2006 года
Экстренный вызов поступил на центральный участок в четверть восьмого утра. Звонивший сообщил, что в доме соседки лежит труп. Дежурный сотрудник передал информацию патрульным машинам, чтобы посетили дом по указанному адресу. Обермейстер полиции Краузе и полицмейстер Бернхард были как раз неподалеку; они подъехали на Фрайлигратштрассе, 52 и перелезли через ворота, снабженные видеокамерами, после того как им никто не ответил на многочисленные звонки. Полицейские прошли через распланированный под парк сад, обошли особняк и с тыльной стороны дома, осторожно переступив ухоженные цветочные рабатки, вошли через открытые двери террасы. Как и сообщал сосед, они нашли на паркетном полу около письменного стола мужчину, одетого только в плавки. Вокруг его головы расплылась лужица крови, которая уже начала свертываться. Обермейстер Краузе опустился на колени около тела и приложил палец к сонной артерии мужчины.
— Вызывай врача! — сказал он своей коллеге. — Он еще жив!
— Что тут произошло? — спросил Боденштайн, приехавший вместе с криминалистами.
— Кто-то попытался проломить ему голову, — ответил врач «Скорой». — Кроме того, у него кровоподтеки на плечах и руках.
— В каком он состоянии? — осведомился Боденштайн.
— В критическом. — Врач посмотрел на тело на полу. — Он тут лежит уже пару часов.
— Это ван ден Берг из «Дойче банк»? — спросил руководитель криминалистов.
Боденштайн кивнул.
Одежда ван ден Берга аккуратно висела над одним из лежаков в саду около бассейна. Все выглядело так, будто на мужчину перед вечерним заплывом в бассейне неожиданно напали. Видимо, имела место борьба, на это указывали два упавших стула и торшер.
— На террасе также следы крови! — крикнул один из криминалистов. — И здесь орудие преступления.
— И что это?
— Пресс для писем.
Боденштайн попытался реконструировать события. Нападавший на ван ден Берга должен был выйти из особняка, потому что никто не носит с собой пресс для писем. Пострадавший добрался до рабочего кабинета, и там снова началась борьба. Но как мог преступник незаметно проникнуть в хорошо охраняемый дом?
— Фрау Кирххоф не отвечает, — доложил один из сотрудников в форме. — Ее мобильный выключен.
— Мобильный выключен?
Боденштайн был скорее удивлен, чем рассержен, потому что обычно его коллега никогда не выключала свой мобильный телефон, уж тем более когда должна быть на дежурстве, как в этот уик-энд. Пия Кирххоф была ответственной и к тому же вставала рано. Если ее трубка выключена, для этого должна быть причина. Оливер посмотрел на пострадавшего и позвонил своей коллеге на городской телефон.
— Алло! — услышал он с облегчением ее голос, но тут же сообразил, что это просто запись на автоответчике. Что-то не так. Если бы она заболела, то сообщила бы. Полицейский в форме все еще ждал указаний.
— Пошлите к ней патруль!
Боденштайна вдруг посетило нехорошее предчувствие. Может, вчера вечером Пия еще раз позвонила Зандеру? И они встретились? Он обратился к соседу ван ден Бергов, который ждал в сторонке, и узнал, что у ван ден Берга не было никаких близких родственников, кроме сына Лукаса. Домработница уехала пару дней назад. Боденштайн как раз спрашивал о домашнем враче пострадавшего, но тут входная дверь открылась, и в холл вошел молодой человек.
— Это Лукас, — взволнованно произнес сосед. — Бедный мальчик.
— Что случилось?
Лукас выронил ключ от входной двери и протиснулся мимо полицейских и санитаров в кабинет отца. Пару секунд он стоял, окаменев, и беспомощно смотрел на своего отца.
— Папа, — пробормотал он бесцветным голосом. — Папа, очнись, пожалуйста! Папа!
— Твой отец получил тяжелые повреждения и сейчас без сознания. — Боденштайн положил руку на плечо парня. — Санитары увезут его в больницу.
Лукас сбросил его руку, повернулся и дико глянул на стоявших вокруг мужчин налившимися кровью глазами.
— Оставьте нас в покое! Убирайтесь отсюда! — внезапно закричал он. — Выметайтесь из нашего дома, ублюдки! Что вы тут ищете? Вон! Я вызову полицию!
Боденштайн уставился на молодого человека, глазам не веря. До сих пор он видел его только улыбающимся и приветливым, но оказалось, что в нем живет агрессивная, злобная личность. С перекошенным от ярости лицом Лукас набросился с кулаками на ближайшего полицейского. Понадобилось три человека, чтобы его скрутить.
— Мой бог! — сказал врач «Скорой». — Такого я еще не видел.
— Я тоже, — согласился Боденштайн. К нему опять вернулась мысль, что за прекрасной внешностью обаятельного Лукаса скрывается нечто, совершенно отличное от того, каким он хочет казаться людям. Боденштайн присел и взял лежавшего на полу и задыхавшегося парня за запястье. Сотрудники полиции все еще держали его на всякий случай, но тело уже обмякло, и он не оказывал никакого сопротивления.
— Твоего отца надо немедленно доставить в больницу, — серьезно произнес Боденштайн. — Он очень тяжело ранен.
— А что вообще произошло? — Лукас смотрел растерянно.
— Мы еще точно не знаем.
— Но мы сегодня собирались вместе пообедать в ресторане, — пробормотал юноша невразумительно, потом его лицо исказила гримаса, и он всхлипнул.
— Отпустите его, — сказал Боденштайн. Он протянул Лукасу руку, помог встать и обнял за плечи. Парень беспомощно оглядывался. Пока его скручивали, повязка размоталась, рана слабо кровоточила. Лукас смотрел на нее пустыми глазами. Неуверенно, как пьяный, он прошел мимо Боденштайна и полицейских в гостиную, еле переставляя ноги.
— Я должен позвонить в ресторан и отказаться, — прошептал он.
Боденштайн разыскал домашнего врача ван ден Бергов, потому что Лукас отказался от укола успокоительного, которое хотел ввести врач «Скорой». Доктор Бертрам Редер пришел в дом ван ден Бергов вскоре после того, как отца Лукаса увезли в больницу. Парень безучастно сидел на ступеньках лестницы, уставившись в никуда. Он отказался уйти в свою комнату, и, поскольку все видели его приступ ярости, никто не стал его принуждать.
— Что теперь будет с Лукасом? — спросил Боденштайн врача. — Кто-то должен сообщить его матери. Если я правильно помню, он говорил, что она работает в Бостоне.
Доктор Бертрам Редер посмотрел на него недоуменно.
— Это Лукас сказал? — спросил он.
— Да, что-то в этом роде, — подтвердил Боденштайн. — А что?
— Мать Лукаса мертва. Она умерла от рака четырнадцать лет назад.
На мгновение в доме настала полная тишина. И тут Боденштайн вспомнил.
— Что такое «диссоциативное расстройство»? — спросил он врача, а потом сообщил то, что рассказал ему Франьо Конради.
— Да. — Редер откашлялся. — Лукаса действительно много лет назад обследовал психиатр. Предположительно у него множественное расстройство личности.
— Что это такое? Шизофрения?
— В широком смысле.
Боденштайн оглянулся на парня, который бессмысленно пялился на собственную поврежденную руку.
— Расщепление личности происходит в результате травматических переживаний, чаще всего в раннем детстве. Такие пациенты, как правило, эмоционально запущены и имеют жизненный опыт, связанный с тем, что их бросили. Лукас потерял мать в семь лет.
— Множественная личность… — Взгляд Боденштайна снова остановился на Лукасе. — Это как доктор Джекил и мистер Хайд?
— Да, что-то подобное. Образование множественных личностей есть механизм самозащиты. Смена личностей происходит в результате того, что в ключевой момент срабатывает пусковой механизм — «триггер».
— Как проявляется это нарушение?
— Люди, которые страдают от диссоциативного расстройства, испытывают страх быть покинутыми. Они отличаются нестабильностью в личных отношениях, импульсивной сексуальной активностью. Несоразмерно жесткими и неконтролируемыми вспышками гнева и тем, что в их памяти существуют временные пробелы.
— Это означает, что если одна личность что-то делает, то другая ничего об этом не знает?
— Да, обычно наблюдается нечто подобное, — подтвердил доктор Редер.
В этот момент в дверь позвонили. Один из полицейских открыл. В холл ворвался Кристоф Зандер, очень озабоченный. Он увидел Лукаса, присел перед ним и взял за руку. Боденштайн не уловил, что он сказал юноше, но отсутствующий взгляд Лукаса постепенно обрел осмысленное выражение. Зандер погладил парня по волосам и обнял. Лукас уткнулся лицом ему в плечо.
— Папа умирает! — всхлипнул он и крепко вцепился в Зандера, как растерянный ребенок. — Что мне теперь делать?
Зазвонил мобильный телефон Боденштайна. Но надежды на то, что это Пия Кирххоф, которая объяснит, что забыла зарядить трубку, не оправдались. Звонили патрульные, которых послал Боденштайн.
— Здесь нет ни души, — сообщил полицейский. — Ворота закрыты. Но перед домом стоит внедорожник.
— Войдите, — Боденштайн приглушил голос. — Посмотрите, не случилось ли что-нибудь.
— Как войти? — тупо спросил полицейский.
— Спросите в доме по соседству, — прошипел Боденштайн. — У них должен быть ключ, насколько я знаю.
Зандер уговорил Лукаса подняться наверх, чтобы немного отлежаться. Через пять минут он спустился вниз.
— Я видел «Скорую» перед домом, — сказал он. — Что случилось?
— Отец Лукаса без сознания лежал перед своим письменным столом. Кто-то ударил его по голове.
Боденштайн не испытывал никакой симпатии к Зандеру, особенно с тех пор, как увидел, как сияла в его присутствии Инка Хансен.
— О господи! — Зандер выглядел действительно потрясенным. — Мальчика судьба не щадит. Что теперь с ним будет?
— Прежде всего, он не должен оставаться один, — сказал доктор Редер.
Казалось, они знакомы с Зандером.
— Я пришлю сюда мою дочь, пусть останется с ним. Потом он может прийти к нам.
— Это было бы хорошо. У него нервный срыв.
— Он совершенно распоясался, — уточнил Боденштайн. — Набросился на полицейского и наорал на всех.
— Сначала у него убивают знакомого, потом лучшего друга, а вскоре он видит отца в луже крови и без сознания, — резко ответил Зандер. — Чего ж вы ожидали от мальчика? Что он будет таким же ко всему привыкшим и равнодушным, как вы?
Это обвинение просто вывело Боденштайна из себя. Понадобилось все его самообладание, чтобы сдержать отповедь, уже готовую сорваться с языка.
— Фрау Кирххоф здесь? — осведомился Зандер.
— Нет. — Боденштайн не видел необходимости долго разговаривать с этим человеком. — А почему вы спрашиваете?
— Потому что сегодня утром, в начале пятого, я получил от нее странную эсэмэску.
— Эсэмэску? А что она вам написала?
Зандер достал трубку из кармана брюк, отключил блокировку и потыкал в кнопки, пока на дисплее не появилось сообщение, а затем протянул телефон Боденштайну.
«ДВОЙаяжИЗНЬ.Тарк. Роз.»
— Что это должно означать? — Боденштайн недоуменно поморщился.
— Увы! — Зандер растерянно пожал плечами. — Если бы я знал…
— Почему фрау Кирххоф пишет вам эсэмэски в четыре утра? — сердито спросил Боденштайн. — Имела место переписка?
Выражение лица Зандера стало замкнутым.
— Вы хотите узнать, не написал ли я ей перед этим? Нет.
— Но предыдущей ночью вы ей писали.
— Точно. — Зандер выдержал взгляд Боденштайна, не моргнув. — Но, как вы правильно заметили, предыдущей ночью.
Неприязнь Боденштайна к Зандеру нарастала с каждым сказанным словом. Что этот тип собой вообще представляет? Выглядит так себе, хамоват, и при этом заморочил голову не только Пии Кирххоф, но и сдержанной, холодной Инке. Боденштайн не удержался от ехидного замечания:
— В последнюю ночь вы скорее писали Инке Хансен…
— С чего это вы взяли?
— Так это или нет, но вчера-то вы были вместе с ней? — Боденштайн ощутил приступ былой ревности.
— Хоть я и не знаю, почему вас так интересует моя личная жизнь, — саркастически заметил Зандер, что разозлило Боденштайна еще больше, — но да, это так. Мы вчера вместе ужинали. После чего я поехал домой. Один. Это исчерпывающий ответ на ваш вопрос?
— Да. Спасибо, — холодно произнес Боденштайн.
Мужчины обменялись враждебными взглядами, после чего Зандер развернулся на каблуках и направился домой.
— А, доктор Зандер! — крикнул Боденштайн ему вслед.
Тот остановился и неохотно оглянулся.
— Когда Лукас немного успокоится, позвоните мне, пожалуйста. Я должен с ним поговорить. Вопреки вашему заявлению, он умеет водить машину. В ваше отсутствие он охотно пользовался пикапом и забирал его домой.
Боденштайн с детским удовольствием наблюдал, как Зандер сначала побледнел, потом покраснел и заметно разозлился. Может, теперь он прижмет к стенке свою дочь и узнает, что красавчик Лукас бесстыдно воспользовался его доверием.
В Биркенхофе не наблюдалось никаких следов Пии Кирххоф. Соседка открыла полицейским ворота, патруль позвонил Боденштайну, и он приехал через четверть часа. Машина Пии стояла под орешником, рольставни в доме подняты, замки на всех дверях не повреждены. Ничто не указывало на вторжение или на похищение. Боденштайн позвонил бывшему — де-факто — мужу коллеги и спросил, не слышал ли он что-нибудь, но и тому она не звонила. Кирххоф встревожился, потому что Пия не имела обыкновения исчезать, не сказав никому ни слова. Он позвонил ее родителям и сестре — безрезультатно. Около одиннадцати стало ясно, что с ней наверняка что-то случилось. Бенке поручили вызвать всех сотрудников комиссариата, каких можно найти в выходные, и создать специальное подразделение — «особую комиссию», чтобы обзвонить все полицейские участки, больницы и морги в округе в поисках Пии Кирххоф. Может, она поехала куда-нибудь с друзьями и попала в аварию, или на нее напали и ограбили, или… Нет, об этой последней возможности Боденштайн даже думать не хотел. Вполне вероятно, что исчезновение Пии совершенно безобидно. Соседка не видела и не слышала ничего необычного, рано вечером она говорила с Пией через забор. Она обещала еще порасспросить своего мужа и рабочих, которые убирали урожай как раз за Биркенхофом, и позаботиться о животных и цветах до возвращения Пии. Крайне встревоженный, Боденштайн ехал из Хофхайма в комиссариат. По дороге он терзался мыслью о том, что именно его вчерашний звонок коллеге мог вызвать цепную реакцию событий, которая привела к исчезновению Пии. А что, если чувства Пии Кирххоф к этому Зандеру были глубже, чем она показывала? Почему она послала ему это странное сообщение? Одно было ясно — Оливер совершенно не доверял этому человеку, которому так улыбалась вчера вечером Инка Хансен и который с первой встречи сразил его коллегу.
Сотрудники угрозыска привыкли искать пропавших, убийц или жертв преступления, но теперь их настрой был совершенно иным. В поиске был их товарищ, их коллега, и никто не позволил себе уклониться от работы в «особой комиссии», искавшей Пию. Когда пришли Боденштайн и доктор Кирххоф, в переговорной собрались тридцать два человека. Остерман сообщил, что ни в одну больницу в округе не поступала женщина, подходившая под описание Пии. О ее исчезновении сообщили во все полицейские участки земли Гессен. Команда криминалистов сняла отпечатки пальцев с использованных кофейных и чайных чашек из посудомоечной машины, отправила на анализ постельные принадлежности и полотенце, на котором были обнаружены следы крови. Боденштайну претило копаться в личной жизни своей коллеги и обсуждать с сотрудниками интимные подробности, поэтому он произнес короткую речь. Самое важное — проверка всех телефонных звонков на мобильном и стационарном телефонных номерах, распечатка перемещений ее мобильного телефона; кроме того, следует и дальше поддерживать контакт с больницами. Тут вошел сотрудник из отдела мошенничеств.
— Сегодня утром в половине пятого в окружную больницу Идштайна поступила женщина, — сообщил он. — Она была без сознания и без документов. Ее обнаружил работник дорожно-ремонтной службы на парковке автобана около Идштайна. Судя по описанию, речь может идти о Пии Кирххоф.
Боденштайн уставился в потолок. Идштайн?
— Чего же вы ждете? — спросил он. — Поезжайте!
— Есть одна проблема. Женщина умерла полчаса назад, не приходя в сознание.
Гул голосов моментально стих, словно по мановению дирижерской палочки. Напряженная тишина повисла в комнате. Боденштайн порывисто встал.
— Я поеду, — сказал он.
— Я с вами, — вперед вышел доктор Кирххоф, который молча стоял сзади и слушал. Он был бледен, но собран.
«Господи, прошу, умоляю, пожалуйста, все, что угодно, но пусть это будет не Пия», — молился Боденштайн, молча и страстно, пока шел вместе с Кирххофом и измученной, заработавшейся женщиной-главврачом по извилистым катакомбам отделения хирургии Идштайнской окружной больницы. По дороге от Хофхайма до Идштайна они с Кирххофом не сказали друг другу и десятка слов — так ужасно было то, что, возможно, их ожидало. Еще вчера без четверти десять Оливер звонил Пии — и теперь проклинал себя за этот звонок. Хоть его коллега и была всегда спокойна и невозмутима, но при этом она ведь оставалась живой женщиной, которая могла влюбиться не в того человека. А вдруг ей потом позвонил Зандер? Может, он к ней поехал? И они поссорились? Может, во время ссоры…
Они дошли до холодильной камеры, в которой в больнице хранили трупы до судмедэкспертизы или опознания. В отделанном кафелем помещении стоял стол с прикрытыми телами, шумел холодильник. Боденштайн смотрел в пол, сжав кулаки в карманах. Он не хотел смотреть. Он не хотел знать. Клеенка, которой было прикрыто тело, зашуршала, когда врач молча ее откинула.
— Это не она, — услышал он слова Кирххофа, и облегчение растеклось по всему его телу, будто неразбавленный спирт. Оливер поднял глаза и на подкашивающихся ногах подошел к столу. Женщина была блондинкой. И это единственное, чем она походила на описание Пии Кирххоф.
Когда Боденштайн через час вернулся в комиссариат, появился первый след. Бенке вместе с парой коллег опросили, несмотря на огромные языковые проблемы, пятьдесят работниц, убиравших урожай в Элизабетенхофе, и две из них вспомнили, что Пию около половины одиннадцатого забрала на «Смарте» какая-то женщина со светлыми волосами до плеч. Версия похищения отпала. Остерман получил в «Телекоме» распечатку передвижения мобильного телефона Пии. Она была во Франкфурте примерно до двух часов ночи, в последний раз телефон связывался с абонентом в Кенигштайне. Незадолго до половины четвертого он был выключен.
— У вас уже есть список вызовов? — спросил Боденштайн.
— Сегодня воскресенье, шеф, — покачал головой Остерман. — Так быстро в «Телекоме» не работают.
— Распечатайте мне все. И данные анализов по покушению на убийство. Я хочу иметь результаты в течение часа, — сказал Боденштайн. — Вы связались с директором уголовного розыска Нирхофом?
— Да, — ответил Остерман. — Он уже назначил пресс-конференцию. Ради полуживого члена правления банка он готов пожертвовать игрой в гольф.
Боденштайн воздержался от комментария. У них с Нирхофом существовало четкое разделение труда в том, что касалось связей с общественностью, и Боденштайна это устраивало.
Он достал дела Паули и Йонаса Бока и сел за письменный стол, чтобы прочитать все сообщения Пии. Рассеянно пробежал глазами протоколы допросов по убийству Йонаса Бока. Внезапно что-то промелькнуло в памяти. Он пролистал папку назад в надежде найти то, на что среагировал, и ухватить мысль. «Опель-Цоо». Зандер. Лукас. Пикап. Что-то еще, но что? Боденштайну не хватало Пии и ее потрясающей способности помнить мельчайшие детали. И тут Оливер вспомнил о странном сообщении, которое Пия послала Зандеру. Он включил мобильный и нашел пересланное ему Зандером сообщение.
— Остерман?
— Да?
Сотрудник выглянул из-за монитора. Боденштайн протянул ему свою трубку.
— Это сообщение фрау Кирххоф прошлой ночью отправила директору зоопарка Зандеру.
«ДВОЙаяжИЗНЬ.Тарк. Роз.»
— Что вы думаете об этом?
— «Двойная жизнь» — это интернет-игра, запрещенная как пропагандирующая насилие. Я нашел ссылку на нее на веб-сайте Свении и рассказал об этом Пии.
Боденштайн вспомнил свой разговор с Франьо Конради и попытался вспомнить дословно, что сказал ему парень: «Эта проклятая игра. „Двойная жизнь“ была идеей Лукаса».
— Позвоните Франьо Конради и Тареку Фидлеру, — сказал он Остерману, который смотрел на него с удивлением. — Пусть немедленно придут, они знают что-то об этой игре.
Остерман, не понимая, уставился на своего шефа.
— Я вчера разговаривал с обоими, — объяснил Боденштайн. — Тарек Фидлер работал в «Опель-Цоо». Он и Франьо Конради связаны с игрой «Двойная жизнь» и с Лукасом. Попробуйте вытянуть из них что-нибудь.
Он взял свой мобильный, позвонил Бенке и направился к двери.
Перед особняком ван ден Бергов стояли машины телевизионщиков и в ожидании новостей топталась дюжина репортеров.
— Единственный, кто мог бы выиграть от смерти ван ден Берга, это Лукас, — вслух предположил Боденштайн. — В пользу того, что преступление совершил он, говорит и то, что мы не обнаружили в доме следов взлома.
— Зачем Лукасу убивать собственного отца? — удивленно спросил Бенке.
Боденштайн вспомнил, что сказал ему Тарек Фидлер.
— Потому что тот не давал ему денег. Потому что ему надоело жить по указке отца.
— Я не верю. Парень так потрясен…
— Действительно потрясен или просто устроил нам спектакль? Лукас очень умен. Кроме того, он психически болен.
Боденштайн остановился перед домом Зандера.
— Отправьте прессу в Хофхайм, — попросил он коллегу. — Я пойду к Зандеру и поговорю с Лукасом.
Но юноши у соседа не было. Он отказался перебираться из дома, как объяснила старшая сестра Антонии.
— Ваш отец с ним? — осведомился Боденштайн.
— Нет, там Тони, — ответила Анника Зандер. — Папа в зоопарке.
Боденштайн поблагодарил ее и вернулся к машине.
Представители прессы уезжали. Через несколько минут на улице стало тихо и пустынно. Боденштайн позвонил в дверь, но ничего не произошло. Бенке, недолго думая, ловко перелез через высокие ворота и открыл их изнутри. Они обошли по газону вокруг дома. Застекленные двери в гостиную все еще стояли открытыми.
— Лукас? — крикнул Боденштайн и вошел в дом. — Лукас!
Он испуганно вздрогнул, когда в дверях гостиной появилась девушка. Антония Зандер была бледна и, похоже, напугана, но, увидев Боденштайна, казалось, испытала облегчение.
— Я отключила звонок, — объяснила она. — Они звонили в него непрерывно. Извините.
— Все уже в порядке.
Боденштайн рассматривал девушку.
— Где Лукас? Как он?
Антония Зандер замялась.
— Он очень странный, — тихо сказала она. — Пойдемте.
Она повернулась, Боденштайн и Бенке прошли за ней через гостиную в холл, затем в кабинет, где несколько часов назад нашли ван ден Берга. Кто-то поднял и поставил стулья и торшер, но пятно крови на блестящем полу не стерли. За массивным столом красного дерева сидел Лукас, неподвижно глядя перед собой.
— Здравствуй, Лукас!
Парень мельком взглянул на Боденштайна и рассеянно улыбнулся. Его глаза сильно покраснели и блестели.
— Я жду звонка, — сказал он тихо. — У мамы нет номера моего мобильного телефона.
Боденштайн собирался расспросить парня, что он делал вчера вечером, но внезапно проникся сочувствием. Сейчас не время спрашивать.
— Твоя мама не позвонит, Лукас, — сказал он осторожно. — Доктор Редер сообщил нам, что она умерла четырнадцать лет назад.
Лукас остолбенело уставился на него. Его губы искривились, он обхватил себя руками и скорчился, как от боли. По его лицу текли слезы.
— Господин Редер не имеет об этом никакого понятия, — произнес он сдавленным голосом, потом что-то вспомнил. — А где фрау Кирххоф?
— Она… Она занята сейчас другим делом, — уклончиво ответил Боденштайн.
— Ее мобильный выключен, — сказал Лукас. — Я пытался ей позвонить. Она заболела?
— Нет.
Лукас смотрел то на Боденштайна, то на Бенке.
— Вы от меня что-то скрываете, — решил он. — Ей ведь ничто не угрожает? Да?
— В данный момент я, к сожалению, не могу тебе этого сказать, Лукас, — решился на полуправду Боденштайн. — Как ты себя чувствуешь? Ты в состоянии ответить на несколько вопросов?
— Это обязательно? Я очень устал и хочу спать.
— Давай лучше пойдем к нам, — вмешалась Антония. — Я приготовлю завтрак.
Лукас удивленно моргнул и осмотрелся. Видимо, он совершенно забыл о присутствии девушки.
— Тони, — сказал он, и слезы побежали по его лицу. — Тони, папа в больнице. Он, наверное, умрет!
В обед термометр показывал тридцать три градуса в тени. В воздухе ни ветерка, небо раскалено добела. Атмосфера в криминальном отделе была накаленной, под стать погоде. Каждый полицейский в Германии был оповещен об исчезновении Пии-Луизы Кирххоф, тридцати восьми лет, рост 178 см, худощавой, светловолосой, с голубыми глазами. Все больницы в округе Майн-Таунус, в Верхнем Таунусе, Франкфурте, Дармштадте, Оффенбахе, Лимбурге и Гизене проверены. Телефон звонил непрерывно, но ничего нового звонившие не сообщали. Тарека Фидлера найти не удалось, но Франьо Конради откликнулся на приглашение явиться на беседу в комиссариат Хофхайма. Он сидел на стуле, вздрагивал от каждого звонка и испуганно оглядывался, когда кто-нибудь входил в кабинет.
— Что ты знаешь о «Двойной жизни»? — спросил Остерман. Он как раз был на главной странице сайта с игрой, однако ему не удалось зарегистрироваться в качестве игрока. На третьей попытке всплыло окно «Fatal error» и затем исчезло.
— Ничего, — явно соврал худенький парнишка, это было видно по его лицу, и уставился на собственные руки.
Остерман в недоумении поднял брови. Кто-то здорово напугал Франьо. Почему? Что он знал?
— Послушай, — Остерман наклонился к нему. — Мне совершенно наплевать на эту игру. Но два человека, которых ты знал, мертвы. Свения Зиверс пропала, как и моя коллега фрау Кирххоф. Нам надо разыскать обеих, прежде чем с ними тоже что-нибудь случится. И при этом мы уверены, что Лукас как-то замешан в этих убийствах. Поэтому ты должен мне рассказать то, что знаешь. С тобой ничего не будет, я обещаю.
— Лукас? — Франьо смотрел удивленно. — Почему Лукас?
— Этого я не могу тебе сказать. Но я должен знать, какое отношение Лукас и Тарек Фидлер имеют к этой игре.
При упоминании Тарека парнишка сжался. Он явно боролся с собой, решаясь заговорить.
— «Двойную жизнь» написал Лукас. Сначала это задумывалось просто как компьютерная анимация на основе плана трассы В-8. Она должна была выводить на веб-сайты экологов БУНТЕ и УЛК, а диски с ней предполагалось распространять во всех домохозяйствах Келькхайма и Кенигштайна. Лукас, Йонас и Тарек вместе дописывали игру, которую Лукас сделал из компьютерной анимации, и разместили ее в Интернете. Сначала все было вполне безобидно. Участники могли перемещать персонажей по Келькхайму и Кенигштайну, заказывать еду в «Грюнцойге», бронировать билеты в кино в Келькхайме. Потом Лукас и Йонас взломали сайт Сбербанка Таунуса, чтобы посмотреть, как можно организовать онлайн-расчеты. Они хотели сделать из своей игры нечто вроде американской «Второй жизни». Лукас написал софт для клиентов, которые могли разрабатывать свои страницы на нашем сервере в режиме онлайн, — объяснял Франьо. — Этот софт затем преобразовали в руководство, с помощью которого участники «Двойной жизни» создавали своих персонажей и управляли ими в игре. Чтобы открыть счет, требовалось при регистрации указать номер кредитной карты, а потом оплачивать все свои действия. Все происходило, как в интернет-магазине.
Остерман восхищенно кивнул. Его уважение к парням росло.
— Чем больше людей присоединялось, тем интереснее становилась «Двойная жизнь», потому что Лукас давал каждому игроку часть исходного кода, чтобы они могли участвовать в процессе. Но Тарек все испортил.
— Каким образом?
Франьо взглянул на него.
— Вы знаете, что такое «шутер от третьего лица»?
Остерман кивнул.
— Это как в игре «Томб рейдер»?
— Точно, — подтвердил Франьо. — Тарек решил, что игра станет круче, если в ней появятся преступники и оружие. — И парнишка поморщился.
— А что сказал на это Лукас? — спросил Остерман.
— Сначала ничего. Он занимался кодами доступа и обеспечением безопасности. С их помощью потом и удалось спрятать игру от Интерпола. «Двойная жизнь» размещена на нашем сервере, но Лукасу пришло в голову связать сервер с другим, на каком-то заграничном портале. Тогда ищейки… э… полиция его никогда не найдет. — Франьо вздохнул. — У нас отбоя не было от желающих. Вы не поверите, сколько готовы заплатить люди за возможность почувствовать себя убийцами. Лицензия на оружие стоила сотню евро, и выдавать ее мог только «крестный отец».
— Лукас? — догадался Остерман, и Франьо кивнул.
— А что случалось с теми, кого застрелили?
— На двадцать четыре часа закрывается доступ, и все это время персонаж находится в темнице Бурга. Его можно выкупить. Или подождать.
— Но ведь деньги только виртуальные? Или нет?
— Нет. Рассчитываться можно через свой счет. — Франьо горько улыбнулся. — «Двойная жизнь» — это золотая западня. И поэтому она потерпела крах.
Боденштайн сидел за письменным столом. Он отодвинул в сторону папки с делами Йонаса Бока и Паули, многократно перелистав их в надежде увидеть что-либо новое и обрести просветление. И хотя Боденштайн искренне сочувствовал Лукасу, но по-прежнему подозревал его. Он никогда не имел дела с людьми с множественным расстройством, а потому не мог точно знать, является ли «странное» поведение Лукаса симптомом психического нарушения или просто отличной актерской игрой. На всякий случай Боденштайн распорядился, чтобы около дома Зандера, где он оставил Лукаса, дежурила патрульная машина. Официальной версией присутствия полицейских была защита от зевак и пронырливых репортеров. На самом деле Боденштайн хотел знать, выйдет ли Лукас из дома. Молодой человек был единственным в окружении ван ден Берга, кому выгодна смерть банкира.
Из больницы новостей не поступало. Состояние ван ден Берга несколько стабилизировалось, однако в сознание он не приходил. Врачи не могли определить, наступили необратимые изменения в мозгу в результате тяжелой травмы головы или нет.
Порыв раскаленного воздуха ворвался в окно и перевернул на столе Боденштайна протоколы допроса сезонных работниц из Элизабетенхофа. Оливер бросился их собирать и буквально уткнулся в них носом. И тут его озарило. Вот оно! Конечно! Решение было у него перед глазами, а он его просто не замечал. Боденштайн вскочил и прошел в кабинет Остермана напротив.
Франьо Конради сидел за компьютером Остермана и показывал, как открыть портал «Двойной жизни». Он ввел свое игровое имя и логин, и перед восхищенными глазами Остермана раскрылась превосходная 3D-симуляция городов Келькхайма и Кенигштайна, но только на пару секунд. Потом на экране появились цифры, начался обратный отсчет. Как на бомбе замедленного действия, но цифры мелькали быстро.
— Что это значит? — насторожился Остерман.
Франьо закусил губу.
— Лукас хочет выключить «Двойную жизнь», — наконец ответил он. — Он грозился сделать это, еще когда Йо был жив, потому что Йо и Тарек много об этом спорили. Это началось, когда пара фирм-разработчиков софта заинтересовалась «Двойной жизнью». Лукас не хотел ни на каких условиях продавать «Двойную жизнь», а Йо и Тарек все время давили на него.
— Были предложения от поставщиков софта?
— И много. Японцы предлагали три миллиона, а американцы — еще больше.
— Три миллиона долларов? — Недоверчивый взгляд Остермана столкнулся с таким же изумлением Боденштайна.
— Евро, — самым обычным голосом ответил Франьо. — Лукас сказал, что не продаст свой мир, а уничтожит его. Тарек сорвался и наорал на Лукаса — мол, ему легко говорить, потому что в один прекрасный день он унаследует состояние своего отца. Тарек всегда и все сводил к деньгам.
— А что означает этот отсчет?
— Что Лукас запустил программу уничтожения. Через шесть часов сорок пять минут активируется «червь», написанный Лукасом. Он парализует общий сервер и все компьютеры, подключенные к «Двойной жизни». И в сравнении со «Свенией» «Sober», «MyDoom» или «Sasser» покажутся просто детскими игрушками.
Остерман безоговорочно верил каждому слову мальчишки. Лукаса не волновали деньги, его интересовала лишь хакерская слава. Он скорее одним махом распростится с созданным им сообществом, чем продаст то, что сам придумал.
— Свения? — переспросил Боденштайн и подошел поближе. — Почему Лукас так назвал программу?
Франьо коротко взглянул на него.
— Тарек думает, что Лукас просто свихнулся на Свении. Но, конечно, все не так.
— Что ты имеешь в виду? — решил уточнить Боденштайн.
Франьо поморщился.
— Ну, вообще-то, — замялся он, — я понятия не имею, но Тарек утверждает, что Лукас с ума сходит от того, что Свения — единственная девчонка, которая в него не влюблена.
Боденштайн остолбенело смотрел на парнишку. В голове у него, будто пазл, наконец сама сложилась картинка, которую он так долго пытался собрать.
Бенке и Катрин Фахингер вошли как раз тогда, когда зазвонил телефон Остермана. Он снял трубку и минуту слушал.
— Это из лаборатории, — озадаченно сообщил он. — ДНК крови на кухонном полотенце Пии совпадают с теми, что были взяты с тканей во рту Йонаса. Его убийца был в доме Пии.
— Я мог бы понять, кто это, — пробормотал Боденштайн. — Я был слеп.
— Доктор Бок? — предположил Бенке. — Или Зандер?
— Нет, — покачал головой Боденштайн. — Пройдемте в мой кабинет.
— А я? — с опаской спросил Франьо Конради.
Боденштайн посмотрел на мальчика, который выглядел, как испуганный кролик.
— Где ты был в тот вечер, когда убили Паули?
— В «Грюнцойге», на собрании, — ответил Франьо. — Я ведь недавно уже говорил…
— Ты можешь вспомнить, Лукас был там весь вечер?
Парень наморщил лоб и серьезно задумался.
— Собрание закончилось в половине девятого, — сказал он. — Мы сидели у входа в бистро. Вбежала Свения, вся зареванная. Я запомнил, потому что парни отпустили пару плоских шуточек.
— Дальше, — потребовал Боденштайн.
— Свения переговорила с Лукасом, потом снова убежала. Лукас поначалу еще сидел, но потом Серен один остался за прилавком.
— Лукас возвращался?
— Я не могу сказать. — Франьо настороженно посмотрел на Боденштайна. — Но Анди видела его, когда уезжала домой.
— Анди?
— Андреа. Андреа Аумюллер.
Имя было Боденштайну смутно знакомо.
— Девушка, которая звонила вчера вечером и хотела с вами поговорить, — напомнила Катрин Фахингер.
— И что видела Андреа? — спросил Боденштайн.
Франьо помедлил с ответом.
— Этот зеленый пикап из «Опель-Цоо». На перекрестке в Мюнстере. Лукас часто на нем ездил, когда отца Тони не было.
Боденштайн оставил парнишку и ушел в свой кабинет.
Он знал, что с этим Лукасом что-то не так. В вечер, когда был убит Паули, Лукаса видели на дороге в пикапе, как и говорил Тарек. Когда Свения, в которую он был влюблен, зареванная выбежала из «Грюнцойга», он последовал за ней. К Паули. Лукас, и никто иной, нанес смертельный удар Паули, а потом отвез его тело на луг к зоопарку, просто потому что у него была такая возможность.
Боденштайн набрал номер доктора Зандера. Занято, черт возьми.
— И что теперь, шеф? — В дверь заглянул Бенке.
Мобильный Боденштайна зазвонил. Это был Зандер.
— Я как раз хотел вам позвонить, — сказал Боденштайн, а потом с интересом выслушал, что сообщил ему Зандер.
— Что? Он ушел? Это не годится. Ждите, через пятнадцать минут мы к вам приедем.
Он положил трубку и повернулся.
— Остерман, — сказал Боденштайн, — объявите в розыск Лукаса ван ден Берга. Он нас всех обвел вокруг пальца из-за того, что будто бы не умеет ездить на машине.
— Не могли бы вы пояснить, шеф? — попросил сбитый с толку Бенке.
Боденштайн достал из ящика стола табельное оружие.
— Сезонные рабочие видели Пию Кирххоф с женщиной с длинными до плеч волосами. Это была не женщина, а Лукас! Остерман, позвоните этой Андреа и спросите, что именно она видела вечером. Мы поедем к Зандеру. Я совершенно уверен: парень силой удерживает Свению, а быть может, и Пию Кирххоф. Она раскусила его и поэтому стала представлять для него опасность.
— Что раскусила? — спросил Остерман.
— Что Лукас — убийца Паули, — ответил Боденштайн и встал. — Я все время это подозревал, но никак не мог понять его мотив. Теперь мотив налицо. Лукас ревнив. Единственная девушка, которая перед ним устояла, — это Свения. И когда он увидел ее вместе с Паули, у него крышу сорвало. Он убил Паули, запихал его в пикап и позже перевез на луг. После этого у него на пути стоял только Йонас. К тому же он поспорил с ним из-за «Двойной жизни». Чтобы разрушить отношения Йонаса и Свении, Лукас устроил рассылку писем со ссылкой на сайт Свении. Когда фрау Кирххоф вечером в понедельник была в бистро, он не сказал ей о вечеринке у Йонаса, потому что уже запланировал убить своего друга. Укус на руке он замаскировал тем, что дал себя укусить верблюду.
— Но не может же быть, что ДНК Лукаса и Йонаса так похожи, — возразил Бенке.
Однако у Боденштайна было объяснение и для этого слабого звена своих рассуждений.
— Мы ошибочно полагали, — сказал он, — будто все, кого укусил Йонас, неизбежно являются его убийцами.
Бенке все еще сомневался.
— Почему Лукас должен быть связан с исчезновением Свении? — спросил он.
— Потому что на ее компьютере отсутствует жесткий диск. — Боденштайн взял свою куртку. — А на жестком диске было то, чего там быть не должно, а именно — доступ к «Двойной жизни». Давайте поторопимся. У парня тяжелое психическое расстройство, и он способен на все.
Боденштайн свернул у старого кронбергского парка в переулок, когда зазвонил телефон в его машине. Это был Остерман.
— Андреа Аумюллер вчера попала в серьезную аварию и теперь лежит в коме в университетской клинике во Франкфурте. Свидетель сообщил нашему коллеге, что видел темный «Мерседес» или «БМВ», который явно подкарауливал девушку на перекрестке в Мюнстере и совершенно намеренно ее сбил.
— Когда это случилось?
— Около половины двенадцатого.
— У отца Лукаса темный «Мерседес», — сказал Бенке. — Сегодня утром я видел машину в гараже.
Боденштайн сжал губы. Девушка вчера звонила и хотела с ним переговорить, но он забыл. Может, ее задавили, потому что она ему позвонила? Может, Лукас как-то узнал, что она видела его в зеленом пикапе? Франьо Конради тоже сильно напуган. О чем он вообще сегодня утром говорил? В любом случае преступник ни перед чем уже не остановится, даже перед убийством. Если Лукас знает, где находится Пия Кирххоф, — ей грозит очень серьезная опасность!
Перед домом Зандера ждали две патрульные машины. Боденштайн остановился и вышел из автомобиля. Зеленый пикап из зоопарка перегораживал выезд. Бенке и Катрин Фахингер побежали внутрь, чтобы вместе с криминалистами обыскать дом ван ден Берга на предмет следов и улик. Доктор Зандер вышел навстречу Боденштайну. Он был бледен и, судя по выражению лица, крайне встревожен.
— Лукас запер Антонию в туалете, — сообщил он. — А потом убежал через наш сад.
— Где ваша дочь? — спросил Боденштайн. — Я должен с ней поговорить.
— Я бы тоже хотел, — ответил Зандер. — Но она сказала сестре, что знает, где Лукас, и поедет к нему. Она очень беспокоится, чтобы он ничего не натворил.
— Почему вы этому не помешали?
— Боже мой! Да потому что меня тут не было, — отрезал Зандер. — Как ни странно, мне еще приходится немножко работать.
— Ваша дочь в большой опасности, — серьезно сказал Боденштайн. — Лукас убил Паули и, возможно, Йонаса. Вечером в день смерти Паули его видели в вашем пикапе. В Мюнстере, на перекрестке. Мы уверены, что он силой удерживает Свению и фрау Кирххоф.
Зандер ошарашенно смотрел на Боденштайна.
— Лукас специально подстроил, чтобы его укусил верблюд, чтобы скрыть укус, который парень получил в драке с Йонасом, — продолжал Боденштайн. — Парню нечего терять. Я даже предполагаю, что он совершил попытку убить своего отца. И он так запрограммировал эту интернет-игру, в которой чуть ли не живет сам, что она через шесть часов самоуничтожится и нанесет вред тысячам компьютеров.
— Вы свихнулись! — Зандер недоверчиво рассмеялся. — Это полная ерунда!
— Я не думаю, что это ерунда, — возразил Боденштайн, ощутив нарастающий приступ злости. — Какие еще нужны доказательства, чтобы понять, что ваш Лукас не тот, кем вы его считаете? Парень болен. У него множественное расстройство личности.
Зандер покачал головой.
— Позвоните своей дочери, — потребовал Боденштайн.
— Я уже пытался. Она не берет трубку. Сестра звонит ей непрерывно.
— Телефон выключен?
— Да.
Один из полицейских перешел через улицу.
— «Мерседес» недавно побывал в аварии, — сообщил он. — Он поврежден спереди, и на решетке радиатора обнаружены следы крови.
Боденштайн и Зандер отправились в гараж ван ден Берга. Бенке обыскивал салон машины.
— Я кое-что нашел, — сказал он вдруг и вылез, держа в руках два мобильника.
— Один принадлежит Пии, — уверенно заявила Катрин Фахингер.
— А второй может быть Свении, — пробубнил Зандер упавшим голосом. — Они с Тони пару недель назад купили одинаковые. О господи…
Он прислонился к машине и растерянно провел по лицу.
— Я скажу вам, что это означает, — сказал Бенке. — Тот, кто предположительно сбил на этой машине девушку, удерживает силой Свению и фрау Кирххоф и, возможно, пытался убить ван ден Берга.
— И этот кто-то — Лукас, — мрачно заключил Боденштайн.
Через улицу бежала девушка.
— Папа! — крикнула она, задыхаясь.
Зандер обернулся.
— Я дозвонилась до Тони! Она в Келькхайме, в фирме Лукаса!
Перед складами промзоны Мюнстера одиноко стояла серебристая «Веспа» Антонии Зандер. Двери в ангар были распахнуты, как и дверь в компьютерное помещение. Боденштайн достал и приготовил оружие. Вполне вероятно, что девушка не одна, а у Лукаса есть табельное оружие Пии. Вдруг Боденштайн увидел Зандера, который шел к ним через пустой цех.
— Где она? — закричал он. — Где моя дочь?
— Что вы здесь делаете? — зашипел на него Боденштайн. — Разве я не велел вам оставаться дома?
От страха за Пию Кирххоф, которая могла находиться во власти спятившего молодого парня, Оливер совершенно сходил с ума. Пока не увидел ее мобильник, он все еще втайне надеялся, что она ему позвонит. Но теперь было ясно, что с ней что-то случилось.
— Я не могу торчать дома, когда моя дочь в опасности, — вспылил Зандер. — Антония! Тони!
— Я здесь! — раздался голос девушки. — Здесь!
Боденштайн вошел в огромное помещение и огляделся, не веря глазам. Несмотря на жуткую жару на улице, здесь было почти холодно. Комиссар смотрел на жужжащие и мигающие множеством лампочек приборы, кабели, мониторы, на которых шел обратный отсчет, красные цифры на черном фоне. Через пять часов и восемнадцать минут «Двойная жизнь» прекратит свое существование, и одновременно в Интернет загрузится вирус. Антония с заплаканным лицом скорчилась в углу, ее руки и ноги были связаны проводом, в руке она держала мобильник.
— Тони!
Зандер бросился к дочери и вцепился в кабель, чтобы освободить ее. С помощью Бенке это ему наконец удалось. Девушка повисла у отца на шее.
— Папа, — всхлипывала Антония, — Лукас совсем спятил. Когда я сюда пришла, он как раз дрался с Тареком. Я думала, они убьют друг друга.
— Кто тебя связал? — спросил Боденштайн.
— Лукас. — Антония смахнула слезы и потерла запястье, где отпечатался след от провода. — Он не хотел, чтобы я за ним ехала.
— А куда он собирался? И где Тарек?
— Я не знаю, — ответила Антония дрогнувшим голосом. — Лукас говорил о каком-то черве, что он не позволит на себя давить и скорее убьет парня.
Боденштайн перехватил взгляд Зандера и увидел в его глазах ужас. Неужели он ошибся в этом человеке? И тот действительно боится за Пию Кирххоф?
— Лукас не сделает ничего им обеим, — сказал Зандер неуверенно, и было похоже, что он пытается убедить в этом себя самого.
— Очень надеюсь, что вы правы, — сухо ответил Боденштайн. — Я не психолог и не специалист, но я думаю, что он опасный психопат, который совершил два убийства и близок к третьему.
Лукас казался Боденштайну тикающей бомбой, готовой взорваться в любой момент. А время шло.
— Я думаю, он в Бурге, в Кенигштайне, — внезапно сказала Катрин Фахингер.
Боденштайн обернулся.
— Почему вы так решили? — изумленно спросил он.
— Это темница в «Двойной жизни», — ответила Катрин. — Лукас вполне может действовать в духе собственной игры.
— Лукас любит Бург, — подтвердила Антония. — Мы там часто бывали — Йо, Свения, Лукас и я.
— Хорошо, — Боденштайн поднял голову и посмотрел на Зандера. — Вы вместе с дочерью отправитесь домой.
— Нет, — возразила Антония, — я поеду с вами. Я знаю Бург лучше вас. Кроме того, мне Лукас ничего не сделает.
Небо над Таунусом было серым и низким, как шиферная крыша. Неподвижно застывшая плотная облачность, казалось, нависала над землей все ниже и ниже. Птицы перестали щебетать. Всему живому было ясно, что в воздухе что-то зреет, но только не футбольным фанатам. Весь Кенигштайн заполонили волны красно-черно-золотых флагов. Кортежи автомобилей забили все улицы. Боденштайн нетерпеливо стучал кулаком по клаксону.
— Сворачивайте на Маммольшайн, — предложил Зандер.
— А потом?
— Господи! Просто сделайте так!
Боденштайн сердито посмотрел на Зандера в зеркало и послушался.
Зандер показал, как проехать через зоопарк на дорогу в Кронберг. Перед Кронбергом они свернули на Фалькенштайн и через минуту уже были в Старом городе Кенигштайна.
— Когда здесь будет группа захвата? — спросил Зандер.
Бенке схватил телефон.
Горячий ветер гнал по брусчатке пыль и бумажный сор. Пешеходов почти не было, люди попрятались в дома перед грозой. Зандер показывал дорогу Боденштайну, говоря, где свернуть по узким улочкам, мимо замка Люксембургов и баптистской церкви. Боденштайн вдавил педаль газа, едва выехал на дорогу, что вела к главным воротам Бурга.
— Группа захвата будет через полчаса, — сообщил Бенке. — Если нормально проедет через город.
— Мы не можем столько ждать.
Нервы Боденштайна были натянуты, как струна. Лукас вооружен, а ни у кого из них нет пуленепробиваемого жилета. Он не мог подвергать опасности Зандера и его дочь, но девушка нужна, чтобы пройти внутрь. Первые капли дождя застучали по лобовому стеклу.
— Вон «Смарт» Лукаса! — взволнованно крикнула Антония.
У Боденштайна перехватило дыхание. Маленькая машинка стояла наполовину в кустах, водительская дверца распахнута. Парень крайне торопился, поскольку знал, что Антония вызовет полицию. Только бы не слишком поздно! Оливер обернулся и посмотрел на Антонию. В сравнении с другими средневековыми замками кенигштайнский Бург был не таким уж большим, но там десятки переходов, подземных залов и темниц. А времени почти не осталось.
— Объясни нам, куда идти.
— Это слишком долго, — возразила девушка. — Я пойду с вами.
— Нет. Это слишком опасно. Лукас вооружен.
— Мы пойдем с вами, — подтвердил Зандер.
— Я не могу этого допустить, — затряс головой Боденштайн. — Я настаиваю, чтобы…
— Долго вы еще будете болтать? — оборвал Зандер и открыл дверцу. Он вышел и направился к воротам Бурга.
Антония последовала за ним.
— Да не держите его, шеф, — сказал Бенке. — Поторопимся лучше, пока ничего не случилось!
Пия потеряла счет времени. Во рту пересохло, голова раскалывалась. Она попыталась пошевелить рукой и ногой и застонала, когда кровь снова начала циркулировать. С трудом открыла глаза и недоуменно всмотрелась в полумрак, освещенный неровным светом почти догоревшей свечи. В паре метров над собой она разглядела решетку. Что произошло? Где она? И как давно тут лежит? Пол был сырым и холодным, камни больно давили ей в спину. В субботу вечером к ней приходил Лукас, и они отправились в «Майнтауэр». Она выпила намного больше, чем обычно. Но почему? Пия закрыла глаза и попыталась вспомнить. Ее мучила жажда, а мочевой пузырь грозил лопнуть. «Майнтауэр». Лукас. Потом они были еще где-то, на дискотеке, где веселились сотни людей. Там они встретили Тарека, садовника, и выпили снова. Дальше воспоминания сделались обрывочными. Ей стало плохо, ее стошнило, Лукас и Тарек о чем-то сильно спорили, внезапно Лукас заторопился. «Мне жаль, Пия, но я должен закончить одно дело», — сказал он. Он хотел отвезти ее домой. Пия напрягла память. Она вспомнила багажник. С розами. Красными розами. В багажнике машины лежали красные розы, такие же, как те, рядом с ее кроватью. Домой она так и не попала, а вместо этого лежит здесь, на этом холодном каменном полу, в какой-то дыре размером два на два метра. Сколько времени она уже тут? Три часа? Тридцать? Где-то вдалеке прогремел гром. Пальцы Пии были в пыли и затекли, но ей кое-как удалось встать на ноги. Пришлось некоторое время не двигаться, чтобы перестала кружиться голова. Стены были толстыми и довольно гладкими, решетка слишком высоко, чтобы она могла до нее дотянуться.
Внезапно она услышала шаги наверху. Сердце бешено заколотилось, Пия вжалась в стену. Но сознание прояснилось, и Пию охватил страх.
— Фрау Кирххоф? — прошептал кто-то наверху. — Где вы?
Лукас! У нее отлегло от сердца. Она спасена!
— Я здесь! — крикнула она хрипло. — Внизу!
Свет карманного фонарика скользнул по ее лицу.
— Слава богу! — Лукас схватил решетку обеими руками. — Я уж думал, вы мертвы.
Лицо его осунулось, глаза лихорадочно горели, пот выступил на лбу.
— Где я? Что произошло?
— Мы в Бурге, в Кенигштайне. — Лукас нервно оглянулся, будто боялся, что кто-то нападет на него сзади. — Надо быстро отсюда убираться.
— Почему? — спросила Пия. — Что вообще происходит?
Вместо ответа. Лукас рванул решетку. Он кряхтел от натуги, но ему не удалось ее поднять.
— Проклятье! — выдохнул он. — Не могу сдвинуть эту чертову решетку! Все пропало!
Паника Лукаса заставила Пию сосредоточиться.
— Почему нам надо исчезнуть? Кого ты боишься? Лукас!
— Убери пальцы от решетки! — раздался вдруг резкий голос и многократно отразился от стен. — Прочь!
Лукас сжался и обернулся.
— Не делай ей ничего, — произнес он, запинаясь. — Она не имеет к нам никакого отношения.
Прошуршали шаги.
— Ты смог остановить эту штуку?
— Нет, черт побери! Я мог бы это сделать, если бы ты не встроил туда своего проклятого «червя».
— Подлое вранье! Ты ведь со всем можешь справиться, ты — супермозг! И не рассказывай мне, что это для тебя проблема!
Пия попыталась вспомнить, где она раньше слышала этот голос. И тут ее скрутило от страха. Это не игра, а смертельная опасность. Никто не знает, где она. Если с Лукасом что-то случится, она сгинет в этой дыре!
— Лукас? — крикнула она сдавленным голосом. — Лукас, ты где?
Но ответа не было. А затем вдруг раздался выстрел.
Антония уверенно вела их через внешний двор к главной башне старой разрушенной крепости. Дождь становился все сильнее, порывы ветра свистели в разрушенных стенах. Гром грохотал почти сразу же вслед за молниями. Внезапно девушка остановилась и показала на узкий, полузасыпанный проход.
— Он ведет в катакомбы, — крикнула Антония. — Кроме него, есть дорога через колодезную шахту, в темницу и к тайному ходу.
— Какому еще тайному ходу? — Боденштайн поднял руку, прикрывая глаза от дождя.
— Несколько лет назад мы нашли полузасыпанный ход, который идет прямо под Старым городом, — ответила Антония. — Думаю, городские власти о нем даже не знают. Но мы могли попадать в Бург всегда, когда хотели.
Она прошла по провалившейся арке, протиснулась в щель и исчезла в темноте. Боденштайн, Бенке и Зандер последовали за нею. Внутри было тепло. Дневная жара законсервировалась в маленьком помещении. Бенке зажег карманный фонарик. Они осторожно прошли по засыпанному каменной крошкой полу к крутой лестнице, если ее можно было так назвать. Бенке посветил в пыльную дыру. Чем глубже они проникали в старую крепость, тем более сырым и холодным становился воздух. Наконец они спустились и оказались перед узким проходом, таким тесным, что Боденштайн ощутил что-то вроде приступа клаустрофобии. Он запретил себе думать о тоннах неустойчивых камней над головой и последовал за Антонией, а девушка вдруг остановилась.
— Впереди свет, — прошептала она и показала на слабый проблеск, который пробивался сквозь дырку в стене. — Это темница.
Сердце Боденштайна учащенно забилось; теперь он точно знал, что они на правильном пути. Он глубоко вздохнул, достал оружие и велел девушке:
— Иди к отцу. И будь с ним, что бы ни случилось.
Чуть дальше Оливер увидел из полуразрушенной галереи внизу большой свод, освещенный мерцающим светом свечей, расставленных на полу. Боденштайн узнал Лукаса, стоявшего на коленях и пытающегося выломать решетку. И только он хотел что-то сказать, как раздался голос:
— Убери пальцы от решетки! Прочь!
— Что будем делать? — прошипел Бенке.
Они приникли к парапету. Боденштайн еще раз глянул вниз.
— Это Тарек Фидлер, — прошептал он. — И он вооружен.
Он не знал, что делать. И где Пия Кирххоф? Ошибаться нельзя. Но просто ждать в этой ситуации еще хуже.
— Будем брать, — решил он и кивнул Бенке.
— Бросьте оружие! — крикнул тот. — Полиция!
Тарек Фидлер не раздумывал ни секунды. Вместо того чтобы бросить оружие, он поднял пистолет и выстрелил туда, откуда услышал голос Бенке. Грохот выстрела под гулкими сводами оглушил. Пуля попала в стену, и из нее брызнули осколки камня. Последовал второй выстрел, за ним третий. С глухим рокотом позади обрушилась стена.
— Вот ведь мелкий недоумок! — выругался Бенке.
Стало трудно дышать от пыли. Боденштайн старался прогнать мысль о том, что у них есть все шансы оказаться погребенными заживо.
— Все в порядке? — тихо спросил он.
— Да, — ответил Бенке, давясь кашлем.
Зандер и Антония молча кивнули. Боденштайн вышел из укрытия и увидел, что почти все свечи погасли.
— Карманный фонарик! — попросил он.
Бенке зажег фонарик. В луче света плясала пыль, но было видно, что в помещении пусто и Тарека с Лукасом нет. Вся команда перелезла через парапет и спустилась под своды темницы.
— Помогите! Эй! Слышит меня кто-нибудь? — донесся приглушенный голос из-под пола.
Бенке и Зандер среагировали быстрее, чем Боденштайн. Они вцепились в решетку, которую до этого пытался сдвинуть Лукас. Бенке посветил вниз.
— Пия! — воскликнул Зандер.
У Боденштайна отлегло от сердца. Совместными усилиями им удалось отодвинуть ржавую решетку. Пия Кирххоф была измучена, испачкана, но невредима. Мужчины легли на пол и вытянули ее наверх. Некоторое время она лежала на спине с закрытыми глазами, а открыв их, увидела Бенке.
— Вот ведь черт! — Она слабо улыбнулась. — Я еще жива.
— Ничего другого от вас и не ожидал, — сухо ответил Бенке и подал ей руку, чтобы помочь встать на ноги. — У меня нет никакого желания пропустить финал чемпионата мира.
Напряженность спала. Боденштайн тронул Пию за плечо.
— После поговорим, — сказал он. — Давайте сначала прикинем, как отсюда выбраться.
— Впереди колодезная шахта и тайный ход, — сообщила Антония. — Другого пути наружу, кроме того, которым мы пришли, я не знаю.
Но путь сзади был завален, и камни все еще сыпались. Выстрелы изрядно сотрясли старые стены.
— Надо отсюда убираться, пока нам весь Бург на голову не рухнул, — сказал Бенке и опять закашлялся.
Он и Боденштайн скрылись вслед за Антонией в узком проходе. Пия обернулась к Зандеру.
— Я жутко за тебя перепугался, — прошептал тот.
Они смотрели друг на друга, и в слабом свете все еще горящей свечи Пия заметила слезы в его глазах. Он молча крепко обнял ее.
— Идите же! — донесся голос Боденштайна из прохода. — Нам стоит поторопиться. Для проявления чувств будет еще время.
Антония вела их по узкому коридору, где можно было перемещаться только согнувшись. Через несколько метров коридор вдруг резко повернул и стал выше. Они наконец достигли колодца. Бенке первым полез по ржавым перекладинам ступенек, торчавших из стены, за ним Антония, Пия, Зандер и наконец Боденштайн; в ботинках с гладкой кожаной подошвой ему было особенно сложно не поскользнуться. Едва он выбрался из колодца во внутренний двор у подножия главной башни, как у него перехватило дыхание от резкого ветра, а дождь промочил насквозь в считаные секунды. Бенке, Пия и Зандер с дочерью спрятались от грозы у входа в цейхгауз. Боденштайн побежал к ним, на ходу доставая зазвонивший мобильник.
— Мои люди заняли позиции по всему Бургу, — сообщил командир группы захвата. — Что дальше?
Не было никакого смысла прочесывать всю крепость. Лукас знал местность лучше и мог отлично спрятаться.
— Где-то тут должны быть двое мужчин, — ответил Боденштайн, задыхаясь. — По меньшей мере один из них вооружен. Он уже использовал оружие, так что осторожнее. Где вы сейчас?
— Иду во внутренний двор Бурга.
— Мы тоже здесь. — Боденштайн рискнул выглянуть, но ничего, кроме стен внутреннего двора, не увидел. — Хорошо. Мы пойдем к башне. Оттуда у нас будет хоть какой-то обзор.
Один снайпер группы захвата занял позицию на башне, второй спрятался за руинами стены напротив. Так они могли видеть всю территорию Бурга. Темные фигуры карабкались на стены, таились на лестнице и залегли на земле, все увешаны оружием с ног до головы, в касках, бронежилетах и масках. Двое бойцов караулили тайный ход из города в Бург, о котором предупреждала Антония. Эту возможность улизнуть парням надежно перекрыли.
— Мои люди окружили Бург, — доложил командир группы Боденштайну. — Тут и мышь не прошмыгнет.
Боденштайн кивнул. Напряженная ситуация: двое снайперов, двадцать пять вооруженных до зубов полицейских и душевнобольной парень двадцати одного года, уже хладнокровно убивший по меньшей мере двоих человек, да еще другой, с оружием.
Ожила рация командира группы захвата.
— Двое, — донеслось оттуда, — вылезают из старой пороховой башни с другой стороны большого луга.
Боденштайн ощутил, как подскочил адреналин. Он взглянул на Бенке и Пию Кирххоф. Та сидела, прижавшись к Зандеру, на деревянных ступеньках лестницы в башню. Антония застыла, привалившись к стене, бледная, как смерть.
— Вы можете определить, вооружены они или нет? — спросил командир по рации.
— Нет. Подождите-ка, один вооружен. Блондин.
— Лукас. — Пия встала и подошла к шефу. — Вы не должны стрелять в Лукаса, он ни в чем не виноват.
— Он убил двоих человек, попытался убить собственного отца, похитил Свению и запер вас в этой дыре.
— Все не так! — запротестовала Пия. — Он хотел меня освободить.
— Вы не знаете всего, что случилось во время вашего отсутствия, — возразил Боденштайн, не взглянув на Пию. — Поздно вечером в субботу на отца Лукаса было совершено покушение. Он в коме. Чуть позже кто-то на машине ван ден Берга сбил девушку, которая видела Лукаса в пикапе зоопарка в вечер, когда убили Паули.
— Когда было совершено нападение на отца Лукаса? — Пия в волнении схватила Боденштайна за рукав. — В котором часу?
— Вы мне сейчас руку оторвете, — сказал Боденштайн. — Я точно не знаю, в одиннадцать или в двенадцать.
— Тогда это не мог быть Лукас. Он забрал меня незадолго до одиннадцати. Мы вместе были во Франкфурте. В «Майнтауэре».
Бодештайн развернулся и в изумлении уставился на коллегу.
— А как в «Мерседес» отца Лукаса попали мобильные телефоны, ваш и Свении? — спросил Бенке.
Пия напряженно думала. Он помнила обрывочные картинки, которые не могла точно интерпретировать.
— Объекты пришли в движение, — раздался в рации голос снайпера.
Командир предупредил лежащих в засаде на лугу бойцов. Снайпер продолжал сообщать, что видит.
— Кажется, они ссорятся.
— Что нам делать? — Командир ждал указаний Боденштайна.
— Захватить, — без колебаний отозвался Боденштайн. — Немедленно.
— Нет! — крикнула Пия в тревоге. — Вы не должны допустить, чтобы стреляли в Лукаса, шеф!
— У вас есть идеи получше?
— Я поговорю с ним.
— Черта с два вы это сделаете! — Боденштайн решительно повернулся к командиру группы захвата. — Действуйте! Пора с этим заканчивать.
Гроза ушла, ветер стих так же быстро, как поднялся. Дождь все еще лил, но на западе над горами Таунуса в просветах облаков показалось кроваво-красное закатное небо. Пию трясло, она стояла рядом с шефом и слушала донесения снайпера по рации. Лукас и Тарек даже не ведали, что идут прямо в руки группы захвата. Пия отлично понимала, что снайперы способны достать любую движущуюся цель за сотни метров.
— Объект удалился на двадцать метров.
— Скополамин! — сказала вдруг Пия.
Воспоминания прошедшей ночи всплывали как обрывки сна, увиденного перед самым пробуждением.
— Что вы сказали? — в один голос спросили Боденштайн и Бенке.
— Я вспомнила! — взволнованно воскликнула Пия. — Мы с Лукасом встретили на той вечеринке в Бокенхайме Тарека, или он нас встретил. Он дал мне что-то, после чего мне стало плохо. Я только помню, что Лукас и Тарек спорили по поводу «Двойной жизни». Лукас высадил меня у ворот Биркенхофа, но я не могла их отпереть. И вдруг появился Тарек. Он рассмеялся и сказал, что скополамин лучшее средство, чтобы… — Пия запнулась. — Он запер меня в багажнике автомобиля. И там были розы! Красные розы. Я еще написала эсэмэску. Или нет?
— Да, — вмешался Зандер. — Мне. «Двойная жизнь, Тарек, розы». Только я ничего не понял.
— Объекты движутся к арке внутренних ворот, — доложил снайпер с башни. — Уходят из моего поля зрения.
Боденштайн колебался недолго.
— Захват! — скомандовал он. — Но не стрелять!
Тарек Фидлер заметил темные фигуры раньше Лукаса. Воспользовавшись замешательством, он выхватил оружие, приставил к голове Лукаса и крикнул:
— Если хоть кто-нибудь двинется, я убью его!
— Я знаю, где Свения, — вдруг сказал забившийся в угол бледный Франьо Конради.
Остерман моментально обернулся и изумленно уставился на мальчишку. Франьо сидел на стуле. Он понимал, что происходит в Бурге, и видел, что положение очень серьезное.
— Ах так? — воскликнул Остерман. — И откуда ты вдруг узнал?
— Я все время знал, — ответил Франьо и отвел глаза. Просто воплощение нечистой совести.
На минуту Остерман ощутил острое желание закатить парню пощечину.
— Где она? — Он смирил свой гнев и схватил телефон.
— В доме ван ден Бергов. В котельной.
— Она жива?
— Этого… я не знаю, — пробормотал Конради и закрыл лицо руками.
Остерман набрал номер дежурного. Потом встал.
— Пойдем! — сказал он парню. — Поедешь с нами. По дороге расскажешь все, что ты там еще знаешь.
Положение стало критическим. Тарек толкал перед собой Лукаса, приставив к его голове дуло, а спиной прижимался к стене. Снайперы не могли стрелять, бойцы группы захвата замерли на позициях.
— Что дальше? — спросил командир.
— Сколько ваших людей у внутренних ворот?
— Четверо.
Зазвонил мобильник Боденштайна. Это был Остерман.
— Шеф! — прокричал он. — Мы нашли Свению Зиверс! Она жива. Франьо Конради выдал, где ее спрятали. Она в котельной дома ван ден Бергов.