Из инквизиционных протоколов доминиканского патера Жан-Петро Бариби 6 страница

Я помотала головой.

— Поклянись!

— Я клянусь своей жизнью, — радостно воскликнула бабушка Мэдди.

«Я клянусь», — неловко пробормотали остальные. Ник начал нервно хихикать, когда бабушка Мэдди, чтобы подчеркнуть торжественности момента, промычала мелодию национального гимна.

Раздался скрип, когда мистер Бернхард — предварительно еще раз удостоверившись взглядом, что я не возражаю — поднял крышку сундука. Его пальцы осторожно разворачивали ветхие бархатные полотна. Когда он полностью развернул лежавший в сундуке предмет, все, кроме меня, издали звуки удивления, что-то вроде «О!» и «А!» Только Ксемериус крикнул: «Елки-палки!»

— Это то, что я думаю? — через какое-то время спросила бабушка Мэдди, глаза которой были все еще округлившимися.

— Да, — сказала я и устало убрала волосы с лица. — Это хронограф.

Все ушли: Ник и бабушка Мэдди неохотно, мистер Бернхард незаметно, а Лесли протестуя. Но ее мама уже дважды звонила, чтобы узнать: а) не убили ли ее за это время, или б) не лежит ли она разрезанная на части где-нибудь в Гайд-парке, так что выбора у нее не было. Но до ее ухода я должна была ей поклясться держаться нашего Главного плана. «Поклянись своей жизнью», — потребовала она, и я доставила ей это удовольствие. Но в отличие от бабушки Мэдди я отказалась от исполнения национального гимна.

Наконец-то в моей комнате стало тихо, а через два часа, после того как мама заглянула ко мне, — и во всем доме. Я боролась с желанием использовать хронограф прямо сегодня ночью. Для Лукаса не имело бы значения, прыгну ли я к нашему свиданию в 1956 году сегодня, только завтра или вообще через четыре недели, а для меня ночь, которую я для разнообразия проспала бы напролет, могла бы совершить чудо. С другой стороны: завтра мне уже нужно отправляться на бал и встретиться с графом Сен-Жерменом, а я все еще не знала, что он замышляет.

Завернув хронограф в халат, я крадучись пошла вниз.

— Зачем ты тащишь эту штуку через весь дом? — спросил Ксемериус. — Ты бы могла прыгнуть прямо из своей комнаты.

— Да, но откуда я знаю, кто там в 1956 году спал? А потом мне нужно было бы пробираться через весь дом, рискуя при этом, что кто-то примет меня за взломщицу… Нет, я прыгну в тайном коридоре, там можно не опасаться, что меня кто-то увидит. Лукас будет ждать меня перед портретом прапрапрадедушки Хью.

— Количество «пра» каждый раз другое, — заявил Ксемериус. — Я бы на твоем месте называл его просто «жирный предок».

Я проигнорировала его и сконцентрировала свое внимание на поломанных ступеньках. Спустя короткое время я сдвинула картину, она не издала ни малейшего скрипа, поскольку мистер Бернхард смазал механизм. Кроме того, он приделал задвижки на дверях в ванную комнату и к выходу на лестницу. Я засомневалась, стоит ли их запирать. Ведь если я по какой-то причине вынуждена буду прыгнуть назад вне тайного коридора, то я и хронограф будем по разные стороны замков.

— Скрести за меня пальцы, чтоб всё сработало, — сказала я Ксемериусу, присев перед хронографом, засовывая палец в клапан под рубином и прижимая его к иголке. (Кстати, к боли я не привыкла. Каждый раз было ужасно больно.)

— Я бы скрестил, если бы они у меня были, — успел еще сказать Ксемериус, перед тем как исчез, а с ним и хронограф.

Я сделала глубокий вдох, но воздух в коридоре был затхлым, поэтому головокружение не прошло. Немного качаясь, я встала, покрепче сжала в руке фонарик Ника и открыла дверь на лестницу. Когда картина отъехала в сторону, раздался скрип и треск, как в классическом фильме ужасов.

— А вот и ты, — прошептал Лукас, в руках у которого тоже был фонарик, ждавший меня на другой стороне. — На какую-то долю секунды я испугался, что это может быть призрак, точно в полночь…

— В пижаме с картинками из «Кролика Питера»?[12]

— Я немного выпил, поэтому… Но я очень рад, что оказался прав в отношение содержимого сундука.

— Да, и, к счастью, хронограф еще и работает. У меня есть час времени, как мы и договаривались.

— Тогда идем скорее, пока он снова не заорал и не перебудил всех в доме.

— Кто? — прошептала я испуганно.

— Ну, малыш Гарри. У него режутся зубы или что-то такое. Во всяком случае, он орет не хуже сирены.

Дядя Гарри?

— Ариста говорит, что воспитание требует, чтобы мы позволяли ему кричать, иначе он вырастет маменькиным сынком. Но это нельзя выдержать! Иногда я прокрадываюсь к нему — маменькин сынок или нет, он перестает кричать, если ему спеть «Лисица украла гусенка».

— Бедный дядя Гарри. Классический случай психической травмы в раннем возрасте, я бы сказала.

Неудивительно, что он сегодня не упускает возможности застрелить всё, что ему попадется под дуло: уток, оленей, диких кабанов и — особенно! — лисиц. Он был председателем общества, боровшегося за возвращение легальности охоте на лисиц в Глосестершире.

— Может, ты будешь петь ему что-нибудь другое? И купишь ему плюшевую лисичку?

Никем не замеченные, мы добрались до библиотеки, и когда Лукас запер за нами дверь, я облегченно вздохнула.

— Так, это нам уже удалось.

В комнате по сравнению с моим временем практически ничего не изменилось, только на креслах возле камина были другие чехлы — шотландская зелено-голубая клетка вместо кремовых роз на фоне цвета мха. На столике между ними стоял заварочный чайник на подогревателе со свечкой, две чашки и — я несколько раз моргнула, но это была не галлюцинация — тарелка с бутербродами! Не сухое печенье, а настоящие сытные бутерброды! Я не могла поверить.

Лукас сел в одно из кресел и показал на другое.

— Если ты голодна… — сказал он, но я уже схватила первый бутерброд и впилась в него зубами.

— Ты спас мне жизнь! — выдала я с полным ртом. Потом я кое-что вспомнила: — Но, надеюсь, это не вяленое мясо?

— Нет, ветчина и огурец, — сказал Лукас. — Ты выглядишь уставшей.

— Ты тоже.

— Я еще не отдохнул от впечатлений вчерашнего вечера. Я просто должен был позволить себе стаканчик виски. Ну хорошо, два стаканчика. При этом две вещи прояснились для меня… да-да, бери остальные бутерброды тоже. И прожуй их на этот раз. Глядя на тебя, мне становится страшно.

— Говори дальше, — сказала я. О боже! Как хорошо было наконец-то поесть! Мне казалось, что я никогда еще не ела такие вкусные бутерброды. — Какие две вещи ты понял?

— Итак. Во-первых. Как бы ни приятны были наши встречи, мы должны встречаться ближе к твоему году рождения, если хотим, чтобы от них была польза. До тех пор, я, вероятно, сумею понять, какие цели были у Люси и Пола и почему они так поступили, и в любом случае я буду знать больше, чем сейчас. Это значит, что в следующий раз мы встретимся в 1993 году. Тогда я сумею тебе что-то посоветовать по поводу этого бала.

Звучало логично.

— И во-вторых. Это сработает, если я сумею проникнуть глубже в центральную власть Хранителей, я имею в виду — Внутренний круг.

Я горячо закивала. Говорить я не могла, поскольку рот у меня был забит бутербродом.

— До сегодняшнего дня мое честолюбие в этом вопросе было довольно скромным.

Взгляд Лукаса остановился на семейном гербе Монтроузов, висевшем над камином. Меч, обвитый розами, а внизу слова HIC RHODOS, HIC SALTA, что означало приблизительно «покажи, что ты на самом деле можешь».

— Пусть даже я изначально занимал неплохую позицию — в конце концов, представитель рода Монтроузов участвовал в 1745 году в организации ложи, кроме того, я женат на потенциальной носительнице гена по линии Нефрита! Тем не менее в моих планах не было прилагать больше усилий, чем необходимо… ну что ж, с этим покончено. Ради тебя и Люси и Пола я могу даже Кеннета де Вилльера поце… э-э-э… подольститься к шефу. Я не знаю, получится ли, но…

— О, получится! Ты будешь Великим мастером, — сказала я и стряхнула крошки с пижамы. С большим трудом я подавила сытую отрыжку. Ах, как замечательно не быть больше голодной. — Дай подумать… В 1993 году ты…

— Пс-с-ст! — Лукас наклонился и прижал свой палец к моим губам. — Я не хочу это слышать. Может быть, это и неумно, но я не хочу знать, что меня ждет в будущем, если это не помогает в нашем деле. До нашей следующей встречи мне предстоит прожить тридцать семь лет и я бы хотел прожить их… ну… скажем, максимально без бремени… Понимаешь?

— Да. — Я печально посмотрела на него. — Да, даже очень хорошо понимаю.

В этих обстоятельствах не стоило ему рассказывать о сомнениях бабушки Мэдди и мистера Бернхарда в естественности его смерти. Я успею это сделать и в 1993 году.

Я откинулась в кресле и постаралась улыбнуться:

— Тогда давай поговорим о магии Ворона, дедушка. Есть кое-что, чего ты еще обо мне не знаешь.

~~~

Хроники Хранителей

2 апреля 1916 года

Пароль дня: Duo com faciunt idem, non est idem (Terentius).

 

Лондон все еще обстреливают, вчера немецкие эскадрильи совершали налеты даже днем, бомбы нанесли большой урон во всем городе. Городская организация объявила часть удобных для доступа подвалов в Сити и Дворце правосудия общественными бомбоубежищами. Поэтому мы начали замуровывать известные проходы, поставили стражу в подвале и пополнили традиционное оружие современным.

На сегодняшний день мы элапсируем согласно протоколу безопасности втроем из помещения архива в 1851 год. Каждый из нас взял с собой что-нибудь почитать, и все прошло бы мирно, если бы леди Тилни с большим юмором отнеслась к моей реплике по поводу ее круга чтения и не начала наш обычный спор опять с самого начала. Я настаиваю на своем мнении, что стихи этого Рильке — сплошная чепуха, неясный набор слов, к тому же читать немецкую литературу непатриотично — мы находимся в разгаре войны! Я ненавижу, когда меня хотят переубедить, от чего леди Тилни, к сожалению, не сумела удержаться. Она как раз читала пассаж о зачахших руках, мокрых и тяжело прыгающих, будто жабы в болоте,[13] или что-то в этом духе, когда в дверь постучали.

Само собой… жас… поэтому…

…наглость…

Загадка… о… сиво… леди… знать, даже если после этого он все отрицал.

Разъяснение…

… никто!!! Кровь без… ег… метр…

восемьдесят пя… зелен… год…

 

Пометка на полях:

17.05.1986

Очевидно стало нечитаемым из-за пролитого кофе. Страницы с 34 по 36 вообще отсутствуют. Предлагаю ввести правило, запрещающее послушникам читать Хроники без надзора.

Д. Кларксен, архивариус (очень зол!!!)

Глава пятая

— О не-е-е-е-е, ты снова ревела! — сказал Ксемериус, который ждал меня в тайном коридоре.

— Да, — коротко ответила я. Прощание с Лукасом далось мне очень тяжело, и не только я душила в себе слезы.

Мы не увидимся в следующие тридцать семь лет, во всяком случае, так будет для Лукаса, и мы оба считали, что это невообразимо долго. Больше всего мне хотелось тут же прыгнуть в 1993 год, но Лукас заставил меня пообещать ему, что сначала я высплюсь. Ну или что там понимают обычно под «выспаться». Было два часа ночи, а в без четверти семь мне уже надо было вставать. Маме, наверное, понадобится подъемный кран, чтобы поднять меня с кровати.

Поскольку от Ксемериуса не последовало ехидного комментария, я посветила фонариком ему в глаза. Скорее всего, я это придумала, но мне показалось, что он выглядит грустно, а потом я вспомнила, что весь день не уделяла ему времени.

— Здорово, что ты меня ждал, Ксеми… ериус, — сказала я со всей нахлынувшей на меня нежностью. Я бы с удовольствием погладила его, но с призраками это не получается.

— Совпадение. Я все время искал подходящий тайник для этой штуки. — Он показал на хронограф, который я снова завернула в халат, поставила сначала на колени, а потом взяла на плечо.

Зевая, я пролезла в дверь к лестнице и тихонько задвинула на место портрет моего прапрапра… жирного предка. Ксемериус летел рядом со мной, когда я поднималась по лестнице.

— Если выдавить заднюю стенку твоего шкафа — там только гипсокартон, ты сумеешь, — оттуда можно пролезть в пристройку. А там куча мест, где можно что-то спрятать.

— Мне кажется, сегодня ночью я просто спрячу его под кровать. — Я еле передвигала ноги от усталости.

Фонарик я выключила, потому что дорогу в спальню я могла найти и в темноте. Наверное, даже во сне. Возле комнаты Шарлотты я почти уже спала, и поэтому чуть не уронила хронограф от испуга, когда дверь в ее комнату открылась, и на меня упал свет из двери.

— Ах, черт, — прорычал Ксемериус. — Они все уже спали, честное слово!

— Тебе не кажется, что ты уже вышла из возраста, когда носят пижамы с кроликами? — спросила Шарлотта. Она грациозно прислонилась к дверной раме, одетая в ночную сорочку на тонких бретельках. Волосы блестящими волнами падали ей на плечи. (Большое преимущество при заплетании волос в косу: результат такой же, как и после бигуди. Плюс эффект ангельских золотых волос.)

— Ты в своем уме — так меня испугать? — Я говорила шепотом, чтобы не разбудить еще и тетю Гленду.

— Что это ты крадешься посреди ночи через мой коридор? И что это у тебя там?

— Что это за «твой коридор»? Я что, по стене должна лезть, чтобы попасть в свою комнату?

Шарлотта выпрямилась и сделала шаг в моем направлении.

— Что у тебя в руках? — повторила она, на этот раз угрожающе.

То, что она шептала, делало ее слова еще более настоятельными. К тому же взгляд у нее был настолько… опасный, что я не рискнула пройти мимо нее.

— Ой-ой, — сказал Ксемериус. — У кого-то не на шутку разыгрался ПМС. Я бы с ней сегодня не связывался.

Я и не собиралась.

— Ты имеешь в виду халат?

— Покажи, что там внутри! — потребовала она.

Я сделала шаг назад.

— Ты совсем уже чокнулась? Я не собираюсь тебе среди ночи демонстрировать свой халат. Немедленно пропусти меня, я хочу спать.

— А я хочу видеть, что у тебя в руках! — прошипела Шарлотта. — Ты что думаешь, я такая же наивная, как ты? Ты думаешь, что я не заметила ваши заговорщицкие взгляды и перешептывания? Если вы хотите что-то от меня скрыть, вы должны придумать что-то более хитроумное. Что там за сундук, который твой брат и мистер Бернхард затащили к тебе в комнату? В нем было то, что ты держишь сейчас в руках?

— Ну, дурой ее назвать трудно, — сказал Ксемериус и почесал крылом нос.

В другое время суток и менее сонная я бы наверняка сходу придумала какую-нибудь историю, но сейчас у меня на это просто не было сил.

— Не твое дело, — фыркнула я.

— Нет, мое! — прошипела в ответ Шарлотта. — Может быть, я и не Рубин и поэтому не вхожу в Круг Двенадцати, но в отличие от тебя я думаю так, как должен думать член Круга. Я не все слышала из того, о чем вы говорили в твоей комнате, двери в этом доме слишком толстые, но того, что я поняла, мне достаточно! — Она сделала еще шаг ко мне и показала на халат. — Ты должна отдать мне это сию секунду, если не хочешь, чтобы я забрала силой!

— Ты подслушивала? — Меня внезапно затошнило. Что она узнала? Была ли в курсе, чтоэто было хронографом? Который, между прочим, в последнюю минуту, казалось, потяжелел раза в два. На всякий случай я перехватила его, чтобы держать обеими руками, уронив при этом фонарик Ника. Я уже не была так уверена в том, что хочу, чтобы тетя Гленда не просыпалась.

— Знаешь ли ты, что меня и Гидеона обучили крав-маге? — Шарлотта сделала еще один шаг ко мне, и я автоматически — шаг назад.

— Нет. А ты знаешь, что выглядишь сейчас, как этот сумасшедший грызун в «Ледниковом периоде»?

— Может, нам повезет, и крав-мага — это какая-то ерунда, — сказал Ксемериус. — Как Камасутра! Ха! — Он захихикал. — Извиняюсь, но самые лучшие шутки приходят мне в голову в экстремальных ситуациях.

— Крав-мага — израильская система рукопашного боя, очень эффективная, — проинформировала меня Шарлотта. — Я могу одним ударом ноги в солнечное сплетение вырубить тебя или одним ударом руки сломать тебе шею.

— А я могу позвать на помощь!

До сих пор наш разговор проходил шепотом, такие звуки, наверное, были бы, если бы змеи друг с другом разговаривали: ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш. Интересно, что произойдет, если я разбужу остальных обитателей этого дома? Наверное, Шарлотта мне тогда не сломает шею, но все захотят узнать, что у меня завернуто в халат?

Похоже, Шарлотта угадала, о чем я думаю, она издевательски засмеялась и стала приближаться ко мне танцующим шагом.

— Давай-давай! Кричи!

— Я бы закричал, — сказал Ксемериус.

Но мне не пришлось, потому что за Шарлоттой, как из ниоткуда, возник мистер Бернхард.

— Я могу чем-нибудь помочь дамам? — спросил он, и Шарлотта подскочила на месте, как испуганная кошка.

На какой-то короткий момент мне показалось, что она сейчас ударит мистера Бернхарда ногой в солнечное сплетение, чисто рефлекторно, но хотя ее нога и дрогнула, к счастью, Шарлотта этого не сделала.

— Я порой и ночью испытываю голод, и предлагаю свои услуги, чтобы приготовить и для вас что-нибудь перекусить, раз уж я все равно иду на кухню, — продолжил мистер Бернхард невозмутимо.

Я так обрадовалась его появлению, что впала в истерическое хихиканье.

— А я уже взяла себе кое-что из кухни. — Подбородком я показала на сверток у меня в руках. — Но у этой малышки-каратистки упал уровень сахара в крови, ей срочно нужно что-то пожевать.

Шарлотта подчеркнуто медленно отходила к своей комнате.

— Я слежу за тобой, — сказала она, обвиняюще показывая указательным пальцем на мою грудь. Мне показалось, что сейчас она начнет что-то декламировать, таким театральным был жест. — И за вами тоже, мистер Бернхард, — добавила она.

— О да, нам нужно теперь быть осторожными, — прошептала я, когда она закрыла за собой дверь, и коридор снова оказался в темноте. — Она умеет Тадж-Махал.

— Тоже неплохо, — одобрительно сказал Ксемериус.

Я покрепче прижала свой сверток к животу.

— Теперь она нас подозревает! А может, даже знает, что именно мы нашли. Я уверена, что она наябедничает Хранителям, а если те узнают, что мы нашли хро…

— Несомненно существуют более подходящее место и время, чтобы обсудить эту тему, — непривычно строго перебил меня мистер Бернхард.

Он поднял фонарик Ника, который валялся на полу, включил его и направил на дверь в комнату Шарлотты, вверх до самого окна над дверью. Оно была приоткрыто. Я кивнула, чтобы показать, что поняла его: Шарлотта могла слышать каждое наше слово.

— Да, вы правы. Спокойной ночи, мистер Бернхард.

— Приятных снов, мисс Гвендолин.

 

Утром маме не понадобился кран, чтобы поднять меня с постели. Ее тактика оказалась более коварной. Она использовала гадкого пластмассового Деда Мороза, который Каролина получила в подарок к Рождеству в прошлом году и который, если его завести, беспрестанно повторял отвратительным каркающим пластмассовым голосом «Хо-хо-хо, счастливого Рождества». Сначала я еще попыталась спастись, укрывшись с головой. Но после шестнадцатого «Хо-хо-хо» я сдалась и вылезла из-под одеяла. О чем сразу же пожалела, вспомнив, что за день мне сегодня предстоял. Бал.

Если не произойдет никакого чуда и я не найду возможность сегодня до полудня прыгнуть к дедушке в 1993 год, я должна буду встретиться с графом без малейшей информации. Я прикусила себя за язык. Я должна была прыгнуть еще раз сегодня ночью! С другой стороны, в этом случае меня могла разоблачить Шарлотта, так что в этом смысле я приняла правильное решение.

Плохо держась на ногах, я прошлепала от кровати в ванную. Мне удалось поспать всего три часа. После ночного номера Шарлотты я перестраховалась и под руководством Ксемериуса залезла в шкаф. Там я выдавила заднюю стенку и в пристройке разрезала крокодилу брюхо, чтобы спрятать там хронограф. После этого я, совершенно обессиленная, просто провалилась в сон, что было хорошо, потому что мне не приснился кошмар. Вернее, мне ничего не приснилось. В отличие от бабушки Мэдди.

Когда я — немного опоздав, так как потратила кучу времени в поисках маминого консилера,[14] чтобы закрасить темные круги вокруг глаз — шатаясь, брела на завтрак, бабушка Мэдди перехватила меня в коридоре и утянула в свою комнату.

— Что-то случилось? — спросила я и поняла, что могла бы и не спрашивать.

Если бабушка Мэдди в полвосьмого утра уже поднялась, то случилось что-то очень и очень важное. Она была полностью растрепана, бигуди, которые должны были поднять ее светлые волосы со лба, частично раскрутились, и висели над ухом.

— О Гвендолин, девочка моя, можно сказать, что что-то случилось. — Бабушка Мэдди упала на незастеленную постель и смотрела на обои лавандового цвета в мелких цветочек, драматически нахмурив лоб. — У меня было видение!

Опять?!

— Давай я угадаю — кто-то растоптал сердце из рубина каблуком сапога, — предположила я. — Или это был ворон, который врезался в витрину с… э-э-э… часами?

Бабушка Мэдди покачала головой, ее локоны разлетелись и бигуди еще больше раскрутились, повиснув совсем опасно.

— Нет, Гвендолин, не нужно шутить с этим! Эти видения — пусть я иногда не знаю, что они означают — они впоследствии всегда оказываются верными. — Она схватила меня за руку и притянула к себе. — И в этот раз все было так однозначно! Я видела тебя, в голубом бальном платье с широкой юбкой, вокруг было много свечей и играла скрипка.

Я покрылась гусиной кожей. Как будто было мало, что мне и так было не по себе из-за предстоящего бала. Теперь еще у бабушки Мэдди было видение. Я не рассказывала ей ни о бале, ни о цвете моего платья.

Бабушка Мэдди была довольна, увидев, что я внимательно ее слушаю.

— Сначала все было очень мирно, все танцевали, и ты, но потом я увидела, что в этом зале нет потолка. На небе собрались ужасные черные тучи, из которых вылетела огромная птица, которая хотела тебя убить, — продолжила она. — Ты пыталась убежать и сама врезалась в… Ах, это было ужасно! Везде кровь, все красное от крови, даже небо стало красным и дождь был из капель крови…

— Э-э-э…

Она заломила пальцы.

— Я знаю, дорогая, это ужасно жестоко, и я очень надеюсь, что это не означает то, о чем в первую очередь думаешь…

— Мне кажется, ты что-то упустила, — перебила я ее еще раз. — Куда я… то есть, Гвендолин в твоем сне врезалась?

— Это не сон! Это было видение! — Бабушка Мэдди еще шире распахнула глаза. — В меч. Ты на полном ходу врезалась в него.

— Меч? И откуда он взялся?

— Он… по-моему, просто висел в воздухе, — сказала бабушка Мэдди и помахала рукой перед моим лицом. — Но это же неважно, — продолжила она, немного раздраженно. — Важно, что было так много крови!

— Хм-м-м. — Я села рядом с ней на кровать. — И что я должна сделать с полученной информацией?

Бабушка Мэдди огляделась, выудила с прикроватной тумбочки коробочку с лимонными леденцами и сунула один себе в рот.

— Ах, дорогая, я не знаю. Я только подумала, может быть, это поможет тебе… предупредит…

— Да-да. Я попробую не врезаться в меч, который висит в воздух, обещаю. — Я поцеловала бабушку Мэдди и поднялась. — А тебе следует еще немного поспать, это для тебя очень рано.

— Да, наверное, мне следует поспать. — Она вытянулась на кровати и укрылась одеялом. — Но отнесись к этому серьезно, — сказала она. — Пожалуйста, будь осторожна.

— Буду. — В дверях я обернулась. — А… — Я прочистила горло. — В твоем видении льва не было? Или бриллианта? Или, может… Солнца?

— Нет, — сказала бабушка Мэдди, уже с закрытыми глазами.

— Так я и думала, — пробормотала я и тихонько прикрыла за собой дверь.

Спустившись в столовую, я тут же заметила, что Шарлотты нет.

— Бедная девочка заболела, — сказала тетя Гленда. — Немного температурит и сильная головная боль — я думаю, это грипп, который сейчас свирепствует. Можешь сказать в школе, что твоя кузина сегодня осталась дома, Гвендолин?

Я мрачно кивнула. Ну да, грипп, конечно! Шарлотта решила остаться дома, чтобы без помех обыскать мою комнату. Ксемериус, улегшийся в блюде с фруктами на столе, очевидно подумал то же самое.

— Я ж говорил, она не дура.

И мистер Бернхард, балансируя тарелкой с яичницей, бросил на меня многозначительный взгляд.

— Последние недели принесли очень много волнений бедной девочке, — сказала тетя Гленда и проигнорировала невежливое фырканье Ника. — Неудивительно, что ее тело требует передышки.

— Не говори чепухи, Гленда, — одернула ее леди Ариста и пригубила свой чай. — Мы, Монтроуз, и не такое выдерживаем. Я, например, — она еще больше выпрямила свою сухопарую спину, — ни одного дня в моей жизни не болела.

— Честно говоря, я тоже… довольно плохо себя чувствую, — сказала я. В первую очередь, если вспомнить, что мою комнату нельзя запереть снаружи. Как практически все комнаты в нашем доме на ней была старинная задвижка, которую можно было задвинуть только изнутри.

Тут же мама подскочила с места и положила руку мне на лоб.

Тетя Гленда закатила глаза.

— Как это типично! Гвендолин не может выдержать, если вдруг не находится в центре внимания.

— На ощупь прохладный. — Мама потрогала кончик моего носа, как будто мне действительно было пять лет. — И тут сухо и тепло. Как и должно быть. — Она погладила меня по голове. — В выходные, если хочешь, я могу по-настоящему тебя побаловать. Мы можем позавтракать в постели…

— Да, да! И ты почитаешь нам вслух истории о Петере, Флопси, Мопси и Коттонтэйле,[15] как раньше! — сказала Каролина, на коленях которой сидел вязаный поросенок. — А потом мы накормим Гвендолин кусочками яблок и сделаем ей холодный компресс.

Леди Ариста положила ломтик огурца на тост, на котором уже предельно аккуратно лежали друг на друге сыр, ветчина, яичница и помидоры.

— Гвендолин, ты абсолютно не выглядишь нездоровой, скорее наоборот — цветущей.

Непостижимо! Можно от усталости едва держать глаза открытыми и выглядеть, будто тебя укусил вампир, — и услышать такое!

— Я сегодня буду целый день дома, — сказал мистер Бернхард. — Я могу позаботиться, чтобы мисс Шарлотта получила куриный бульон.

Хотя он обращался к тете Гленде, его слова были предназначены для меня, и я это поняла. Но, к сожалению, у тети Гленды были другие планы на его счет.

— Я сама позабочусь о своей дочери. Вам нужно будет съездить в ателье Уайден-Джонс и забрать там мои заказы и платье Шарлотты для вечеринки.

— Это в Излингтоне, — сказал мистер Бернхард и с тревогой посмотрел на меня. — Мне придется довольно долго отсутствовать.

— Да, конечно. — Тетя Гленда удивленно нахмурила лоб.

— На обратном пути вы можете захватить цветы, — сказала леди Ариста. — Несколько весенних композиций для холла внизу, на обеденный стол и в музыкальную комнату. Ничего яркого, без ординарных попугаистых тюльпанов, как в прошлый раз, больше белых и нежных желтых и сиреневых тонов.

Мама поцеловала нас всех, уходя на работу.

— Если вам попадутся незабудки, захватите для меня пару горшочков, мистер Бернхард. Или ландыши, если они уже есть.

— Непременно, — сказал мистер Бернхард.

— Да, и если вы уже все равно будете этим заниматься, купите сразу пару лилий, которые можно будет посадить на моей могиле, если я умру, потому что меня, больную, отправили в школу, — сказала я мрачно, но мамы уже не было в комнате.

— Ах, не волнуйся, — попробовал подбодрить меня Ксемериус. — Если это рыжая метелка тоже останется дома, Шарлотта не пойдет просто так в твою комнату. И даже если пойдет, ей сначала должна прийти в голову идея отодвинуть заднюю стенку твоего шкафа и пролезть в пристройку. Но даже там она не отважится залезть во внутренности крокодила. Ну скажи, теперь-то ты рада, что я уговорил тебя сегодня ночью разрезать ему живот?

Я кивнула, хотя при воспоминаниях о темных углах и паутине меня внутренне передернуло, и, конечно, я все равно нервничала. Если Шарлотта действительно подозревала или даже знала, что именно она ищет, так просто она не сдастся. И сегодня я приду еще позже, чем обычно, если у меня не получится отложить посещение бала. Возможно, слишком поздно. Интересно, что произойдет, если Хранители узнают, что украденный хронограф находился в нашем доме? Тот хронограф, в котором не хватало только крови Гидеона, чтобы замкнуть Круг. При этой мысли я тут же покрылась гусиной кожей. Они, наверное, сойдут с ума, если поймут, что находятся на пороге осуществления цели всей их жизни. И кто я такая, чтобы прятать от них то, с помощью чего, может быть, можно будет изготовить лекарство от всех болезней для всего человечества?

— И существует вероятность того, что бедная девочка действительно больна, — сказал Ксемериус.

— Конечно, а Земля — плоская, — ответила я, по глупости вслух.

Все за столом удивленно обернулись на меня.

— Нет, Гвенни, Земля — это шар, — поправила меня Каролина дружелюбно. — Я тоже сначала не могла поверить. И якобы она мчится в космосе ужасно быстро. — Она отломала кусочек от своего тоста и поднесла его к розовому пятачку поросенка. — Но так оно и есть. Не так ли, Маргрет? Еще кусочек с ветчиной?

Ник громко хрюкнул, и леди Ариста неодобрительно скривила губы.

— Разве мы не установили правила, что за столом во время еды не могут присутствовать мягкие игрушки, куклы, настоящие или невидимые друзья?

— Но Маргрет себя хорошо ведет, — сказала Каролина, и все же послушно отпустила поросенка, дав ему соскользнуть под стул.

Тетя Гленда укоризненно чихнула. Очевидно, теперь у нее аллергия и на игрушечных животных.