Из инквизиционных протоколов доминиканского патера Жан-Петро Бариби 7 страница
Хоть Ксемериус мне пообещал защитить хронограф ценой собственной жизни (в этом месте я смеялась, пусть даже не слишком искренне) и тут же сообщить мне, если Шарлотта проникнет в мою комнату, я не могла перестать думать о том, что случится, если Хранители заполучат хронограф. Но все мои мысли были впустую, мне надо было пережить этот день и надеяться, что все будет хорошо. Первое, что я сделала — вышла на одну остановку раньше, решив что-нибудь предпринять против моей усталости в «Старбаксе».
— Ты можешь налить три «эспрессо» в одну порцию «карамель-маккиато»? — спросила я у парня за стойкой.
На что он, ухмыляясь, ответил:
— Только если ты мне за это дашь номер твоего мобильника!
Я присмотрелась и, польщенная, улыбнулась в ответ. У него были длинные темные волосы и очень длинная челка, его внешность напомнила очень интересного типа из французского фильма. Конечно, он был симпатичным, пока я мысленно не сравнила его с Гидеоном. Что я, по глупости, сделала моментально.
— У нее есть парень! — сказал кто-то позади меня. Это был Рафаэль, который, когда я повернулась к нему, в ответ на мой нахмуренный лоб моргнул мне зелеными глазами. — Кроме того, она слишком юна для тебя, что ты легко можешь определить по школьной форме. «Кофе-латте» и один маффин с черникой.
Я закатила глаза и забрала свой спецнапиток, напоследок улыбнувшись, как бы извиняясь.
— У меня нет парня, но в настоящий момент… ну… проблемы со временем. Спроси меня через два года еще раз.
— Спрошу, — ответил парень за стойкой.
— Он точно не спросит, — сказал Рафаэль. — Могу поспорить, что он просит номер телефона у каждой симпатичной девушки. — Я прошла мимо него, но Рафаэль догнал меня на улице. — Эй, подожди! Ну извини, что я помешал тебе флиртовать. — Он недоверчиво посмотрел на свой стаканчик. — Он наверняка плюнул мне в кофе.
Я сделала большой глоток из своего стакана и моментально обожгла губы, язык и верхнюю часть горла, спросив себя, когда снова оказалась в состоянии думать, не было ли лучше получать кофе через капельницу.
— Я вчера ходил в кино с Селией из нашего класса, — продолжил он разговор. — Хорошая девчонка. Очень симпатичная и веселая. Ты так не считаешь?
— Э-э-э? — произнесла я, запачкав нос в пене. (Общение с Ксемериусом постепенно отражается на мне.)
— Мы классно провели время вместе, — произнес он. — Но лучше не говори Лесли, а то она будет ревновать.
Я не выдержала и засмеялась. Как умилительно — он хотел манипулировать мною.
— Окей. Я буду молчать как могила.
— О, значит ты думаешь, что она могла бы действительно меня приревновать? — быстро спросил Рафаэль.
— О да! Как сумасшедшая. Тем более, что в нашем классе нет никакой Селии.
Рафаэль растерянно почесал нос.
— Блондинка… У которой вечеринка…
— Синтия.
— Но я правда был с ней в кино, — жалобно сказал Рафаэль. Школьная форма с идиотским сочетанием жалкого желтого и цвета морской волны выглядела на нем еще хуже, чем на нас. А жест, которым он проводил пятерней по волосам, напомнил Ника и разбудил во мне материнские чувства. Я посчитала, что он заслужил поощрение за то, что не вел себя так самоуверенно и высокомерно, как его брат.
— Я осторожно расскажу об этом Лесли, окей? — предложила я.
Он нерешительно улыбнулся.
— Только не говори ей, что я перепутал имя… ах, не говори ей вообще ничего… или говори…
— Дай-ка я… — Я поправила ему галстук на прощание. — И — поздравляю! Сегодня он правильно завязан.
— Это Синди завязала, — сказал Рафаэль с кривой улыбкой. — Или как там ее правильно зовут?
Первым уроком у нас был английский у мистера Уитмена. Он кивнул, услышав, что Шарлотта заболела, хотя я не могла себе отказать в том, чтобы при слове «заболела» сделать в воздухе жест пальцами, обозначая кавычки.
— Надо было взять его с собой, — прошептала Лесли, когда мистер Уитмен раздавал проверенные домашние задания.
— Хронограф? В школу? Ты в своем уме? Бельчонок бы тут же получил инфаркт. Не говоря уже о том, что он тут же бы сообщил своим дружкам-Хранителям, которые тогда бы меня четвертовали, колесовали или еще что-нибудь со мной сотворили, что предписано их дурацкими Золотыми правилами в таком случае. — Я протянула Лесли ключ от сундука. — Вот, держи ключ от твоего сердца. Вообще-то я хотела отдать его Рафаэлю, но ты же не хочешь. — Лесли закатила глаза и исподтишка посмотрела вперед, где сидел Рафаэль и напряженно старался не удостоить ее взгляда. — Повесь на шею. И не дай Шарлотте его отобрать.
— Крав-мага, — пробормотала Лесли. — По-моему, был какой-то фильм с Дженнифер Лопес? Там, где она в конце избила мужа, распускавшего руки? Я хочу научиться тоже.
— Ты думаешь, что Шарлотта может просто выбить шкаф? Меня бы не удивило, если ее и Гидеона научили открывать замки без ключей. У них, наверное, были мастер-уроки у агентов MI6 «Элегантный метод с заколкой для волос, никакой лом вам не понадобится!»
Я тяжело вздохнула.
— Если бы Шарлотта действительно знала, что мы нашли, она бы давно сообщила об этом Хранителям, — сказала Лесли, покачав головой. — Самое большее — она что-то подозревает. Она думает, что может найти что-нибудь, что позволит ей хорошо, а тебе — плохо выглядеть.
— Да, и если она найдет…
— Я очень надеюсь, что вы разговариваете о сонете номер 130. — Возле нас внезапно вырос мистер Уитмен.
— Мы уже несколько дней не говорим ни о чем другом, — сказала Лесли.
Мистер Уитмен задрал бровь.
— В последние дни я не могу избавиться от впечатления, что вы занимаетесь вещами, которые не на пользу школьным занятиям. Возможно, имеет смысл написать об этом родителям. Я думаю, что за деньги, которые они платят за привилегию учебы детей в этом заведении, они могут ожидать с вашей стороны определенные старания. — С легким шлепком он бросил тетради на стол перед нами. — Чуть больше внимания Шекспиру не помешало бы вашему эссе. К сожалению, весьма посредственно.
— Интересно, кто в этом виноват! — пробормотала я зло.
Нахальство! Сначала все свое свободное время я должна тратить на путешествия во времени, примерку костюмов и танцы, а потом слышу, что я недостаточно уделяю внимания школе!
— Шарлотта тебе продемонстрировала, что обе эти вещи прекрасно можно делать одновременно, — ответил мистер Уитмен, как будто угадав мои мысли. — Ее оценки превосходны. И она никогда не жаловалась. В вопросах самодисциплины ты можешь смело брать с нее пример.
Я гневно смотрела ему вслед. Лесли дружески толкнула меня локтем под ребра.
— Когда-нибудь мы скажем гадкому Бельчонку, что мы о нем думаем. Самое позднее — после окончания школы. Но сегодня это было бы пустой тратой энергии.
— Да, ты права. В конце концов, мне нужны все мои силы, чтобы не заснуть. — Я тут же зевнула. — Было бы неплохо, если тройной эспрессо уже попал бы в мою систему кровообращения.
Лесли энергично закивала.
— Окей, а после того как это случится, мы срочно должны придумать, как ты можешь увильнуть от этого бала.
— Но вы не можете заболеть! — сказал мистер Марли и заломил в отчаянье руки. — Все уже подготовлено. Я даже не знаю, как можно объяснить это всем остальным.
— Вы же не виноваты, что я заболела, — сказала я вяло и с большим трудом вышла из лимузина. — И я не виновата. Это форс-мажор, ничего нельзя изменить.
— Нет! Можно! Даже нужно! — мистер Марли возмущенно смотрел на меня. — Вы совершенно не выглядите больной, — добавил он, что было нечестно, потому что я, жертвуя желанием хорошо выглядеть, стерла с лица мамин консилер.
Лесли сначала хотела добавить немного серых и лиловых теней на веки, но, увидев мое лицо, спрятала косметичку. Круги под глазами отлично подходили для какого-нибудь фильма о вампирах, к тому же я была смертельно бледна.
— Ну, значение имеет не то, насколько я выгляжу больной, а то, насколько я действительно больна, — сказала я и сунула школьную сумку в руки мистеру Марли. Если я так больна и слаба, он может в этот раз и понести ее. — И я думаю, что в этих обстоятельствах посещение бала можно отложить.
— Исключено! — вскрикнул мистер Марли, но тут же хлопнул себя ладонью по рту и испуганно огляделся. — Вы знаете, сколько стоила подготовка? — продолжил он шепотом, пока мы шли в сторону штаб-квартиры, причем я, очень слабая, шла такими маленькими шажками, что мы продвигались вперед очень медленно. — Было совсем не просто подготовить директора вашей школы к тому, что любительская группа актеров хочет использовать школьный подвал для проб некоей пьесы. И граф Сен-Жермен определенно указал, что…
Мистер Марли начинал мне действовать на нервы. (Любительская группа? Директор Гиллс? Я не поняла ни слова.)
— Послушайте! Я заболела! За-бо-ле-ла! Я приняла уже три таблетки аспирина, но это не помогло. Наоборот, я чувствую себя еще хуже. У меня температура. И одышка.
Чтобы подчеркнуть мои слова, я уцепилась за перила лестницы и немножко похрипела.
— Завтра вы можете болеть, завтра! — заблеял мистер Марли. — Мистер Джордж! Скажите ей, что она может заболеть только завтра, иначе весь график… будет нарушен!
— Ты заболела, Гвендолин?
Возникший в дверях мистер Джордж заботливо приобнял меня и повел в здание. Это было уже лучше.
— Наверное, заразилась от Шарлотты. — Ха! Вот именно! У нас обеих одинаково выдуманный грипп. Вот так вот! — У меня сейчас лопнет голова.
— Это действительно очень неблагоприятно, — сказал мистер Джордж.
— Именно это я и пытаюсь ей все время объяснить, — сказал мистер Марли, старательно трусивший позади нас. Его лицо на этот раз было не огненно-красным, а красно-белых пятнах, как будто он не мог решить, какой цвет лучше подходит для этой ситуации. — Доктор Уайт может сделать ей укол, правильно? Ей нужно продержаться всего пару часов.
— Да, это один из вариантов, — сказал мистер Джордж.
Я неуверенно посмотрела на него сбоку. От него я ожидала немного больше сочувствия и поддержки. Постепенно я начинала чувствовать себя по-настоящему больной, но, скорее, от страха. У меня было такое чувство, что Хранители не будут слишком вежливы со мной, если заметят, что я притворяюсь. Но сейчас было уже поздно, дороги назад не было.
Вместо того чтобы идти в ателье мадам Россини, где я, собственно, должна была нарядиться в платье восемнадцатого века, мистер Джордж отвел меня в Зал Дракона, и мистер Марли, который до сих пор нес мою школьную сумку и возбужденно разговаривал сам с собой, следовал за нами.
Вокруг стола сидели доктор Уайт, Фальк де Вилльер, мистер Уитмен и еще один незнакомый мне мужчина (наверное, министр здравоохранения?). Когда мистер Джордж завел меня в зал, все головы повернулись к двери и уставились на нас. Неприятное чувство во мне усилилось.
— Она говорит, что заболела, — выпалил мистер Марли, промаршировав за нами в зал.
Фальк де Вилльер поднялся.
— Закройте сначала дверь, Марли. А сейчас повторите. Кто заболел?
— Ну, она! — Мистер Марли осуждающе вытянул указательный палец в мою сторону, и я еле-еле удержалась от искушения закатить глаза.
Мистер Джордж отпустил меня, уселся, кряхтя, на свободный стул и промокнул носовым платком пот с лысины.
— Да, Гвендолин плохо себя чувствует.
— Мне очень жаль, — сказала я, старательно кося глазами вниз и направо. Я когда-то прочла, якобы все люди, когда врут, смотрят вверх и налево. — Но я не чувствую себя в состоянии пойти сегодня на этот бал. Я едва держусь на ногах, и мне становится всё хуже.
Для правдоподобия, я оперлась на спинку стула, на котором сидел мистер Джордж. Только тогда я заметила среди присутствующих Гидеона, и мое сердце споткнулось пару раз. Было очень нечестно, что только его вид выбивал меня полностью из колеи, тогда как он непринужденно стоял у окна, засунув руки глубоко в карманы джинсов, и просто улыбался мне. Ну хорошо, это не была нахальная широкая ухмылка, он лишь приподнял уголки губ, но зато улыбались и его глаза, и по какой-то причине у меня внезапно в горле снова возник ком. Я быстро посмотрела в другую сторону и увидела в громадном камине маленького Роберта, сына доктора Уайта, утонувшего в семилетнем возрасте в бассейне. Маленький призрак был сначала очень робким, но со временем он научился мне доверять. Сейчас от восторженно махал мне, но я могла ответить ему только коротким кивком.
— Что это за внезапно и неожиданно возникшая болезнь, позволь поинтересоваться? — Мистер Уитмен насмешливо оглядел меня. — Раньше в школе ты была абсолютно здорова. — Он скрестил руки, прежде чем, опомнившись, решил сменить тактику. Теперь он говорил мягким тоном учителя, которому доверяют, очень бережно и сочувствующе. Я уже знала — этот тон не означает ничего хорошего. — Если ты боишься идти на бал, Гвендолин, мы можем это понять. Может быть, доктор Уайт даст тебе что-нибудь против предстартового волнения?
Фальк кивнул.
— Мы действительно не можем отложить сегодняшнее событие, — сказал он, и мистер Джордж тоже нанес удар мне в спину:
— Мистер Уитмен прав, твое волнение вполне нормально. Каждый бы волновался на твоем месте. Этого не нужно стыдиться.
— И ты же будешь не одна, — добавил Фальк. — Рядом с тобой все время будет Гидеон.
Хоть мне и не хотелось, но я быстро глянула на Гидеона и так же быстро отвела взгляд, как только наши взгляды пересеклись.
Фальк продолжил:
— Ты даже не успеешь оглянуться, как вернешься — и все будет позади.
— Вспомни о своем красивом платье, — попытался завлечь меня предполагаемый министр здравоохранения.
Э-э-э? Он что, думает, что мне десять лет и что я до сих пор играю в куклы?
Остальные одобрительно загудели и ободряюще улыбнулись мне, только доктор Уайт, как всегда, сомкнул брови и смотрел на меня внушающим ужас взглядом. Маленький Роберт наклонил голову, как бы извиняясь за него.
— У меня болит горло, голова и все суставы, — сказала я с максимальной настойчивостью. — Я думаю, что предстартовая лихорадка — это что-то другое. Моя кузина осталась сегодня дома из-за гриппа, и я заразилась от нее — всё очень просто!
— Ей нужно еще раз объяснить, что речь идет о событии исторического значения… — квакнул мистер Марли откуда-то сзади, но мистер Уитмен перебил его.
— Гвендолин, ты помнишь, о чем мы говорили сегодня утром? — спросил он еще более мягким тоном, чем раньше.
Какой разговор он имел в виду? Не будет же он серьезно называть свое брюзжание о моем недостаточном старании в школе разговором. О, похоже, что будет!
— Возможно, все дело в нашем обучении, но я совершенно уверен в том, что Шарлотта на твоем месте знала бы свои обязанности. Она бы никогда не поставила свое самочувствие на пути стоящих задач.
Пф-ф, я не виновата, что они обучали не ту девочку. Я еще крепче уцепилась за спинку стула.
— Поверьте мне, если бы Шарлотта была так больна, как я, она бы тоже не смогла пойти на этот бал.
Всем своим видом мистер Уитмен показывал, что вот-вот потеряет терпение.
— Мне кажется, ты не понимаешь, о чем я говорю.
— Это все бесполезно! — Эти слова произнес доктор Уайт, как всегда, очень резко. — Мы только теряем время. Если девочка действительно больна, вряд ли найдутся разумные аргументы. А если она лишь симулирует… — Он отодвинул стул, встал и обошел стол, приближаясь ко мне, да так быстро, что маленький Роберт едва поспевал за ним. — Открой рот!
Ну, это было уже слишком! Я возмущенно смотрела на него, но он уже схватил обеими руками мою голову и щупал пальцами горло от уха вниз. Затем он положил ладонь мне на лоб.
Мужество покинуло меня.
— Хм, — произнес он, и его лицо стало еще мрачнее. — Опухшие лимфоузлы, повышенная температура, — все это действительно выглядит не слишком хорошо. Открой, пожалуйста, рот, Гвендолин.
Ошарашенная, я выполнила его приказ. Опухшие лимфоузлы? Повышенная температура? Я что, от испуга действительно заболела?
— Как я и думал. — Доктор Уайт достал деревянную палочку из нагрудного кармана и прижал вниз мой язык. — Горло покраснело, миндалины воспалены… Неудивительно, что у тебя болит горло. Глотать должно быть ужасно больно.
— Бедненькая, — сказал сочувственно Роберт. — Теперь тебе придется пить этот отвратительный сироп от кашля, — он скривил лицо.
— Тебя морозит? — спросил доктор Уайт.
Я неуверенно кивнула. Какого черта он это делает? Почему он помогает мне? Именно доктор Уайт, который постоянно вел себя так, как будто я только и дожидаюсь момента, чтобы украсть хронограф!
— Я так и думал. Температура будет еще повышаться. — Доктор Уайт повернулся к остальным. — Ну-с. Выглядит как вирусная инфекция.
У присутствующих вытянулись лица. Я заставила себя не смотреть на Гидеона, даже если мне страшно хотелось увидеть его лицо.
— Ты можешь ей что-нибудь прописать, Джейк? — поинтересовался Фальк де Вилльер.
— Самое большее — жаропонижающее. Но ничего, что бы могло быстро поставить ее на ноги. Ей нужен постельный режим. — Доктор Уайт мрачно посмотрел на меня. — Если повезет, это окажется однодневная лихорадка, которая сейчас свирепствует. Но вполне может продлиться и несколько дней…
— Но мы все равно можем ее… — начал мистер Уитмен.
— Нет, не можем, — перебил его доктор Уайт недружелюбно. Я старалась изо всех сил не таращиться на него, как на восьмое чудо света. — Даже не говоря о том, что не станет же Гидеон везти ее на бал в инвалидной коляске, было бы совершенно безответственно и, кроме того, нарушением Золотых правил, отправлять ее в восемнадцатый век с острой вирусной инфекцией.
— Это, между прочим, правда, — сказал неизвестный, которого я считала министром здравоохранения. — Нельзя предсказать, как среагирует иммунная система людей того времени на современный вирус. Это может иметь разрушительные последствия.
— Как тогда у индейцев майя, — пробормотал мистер Джордж.
Фальк издал глубокий стон.
— Ну что ж, таким образом решение принято. Гидеон и Гвендолин сегодня не пойдут на бал. Вместо этого мы могли бы провести операцию «Опал». Марли, сообщите, пожалуйста, остальным об изменении плана.
— Слушаюсь, сэр. — Мистер Марли, явно подавленный, направился к двери. Брошенный на меня взгляд был воплощением укора.
Но мне было все равно. Самое главное — мне удалось добиться отсрочки. Я все еще не могла поверить в удачу.
Сейчас я рискнула искоса посмотреть на Гидеона. В отличие от других, он, похоже, не расстроился из-за переноса нашего мероприятия, он даже улыбался мне. Догадывался ли он, что я притворялась? Или он просто радовался, что сегодня не придется надевать неудобную одежду? Так или иначе я устояла перед искушением улыбнуться ему в ответ и перевела взгляд на доктора Уайта, стоявшего рядом с министром здравоохранения. Как бы я хотела поговорить с ним с глазу на глаз! Но врач выглядел так, будто уже забыл обо мне, полностью погрузившись в разговор.
— Идем, Гвендолин, — услышала я сочувствующий голос. Мистер Джордж. — Мы быстро отведем тебя на элапсацию, а потом ты сможешь пойти домой.
Я кивнула. Это и было заданием всего дня.
~~~
Путешествие с помощью хронографа может длиться от 120 секунд до 240 минут; для Опала, Аквамарина, Цитрина, Нефрита и Рубина минимальная длительность составляет 121 секунду, максимальная — 239 минут. Чтобы предупредить бесконтрольные прыжки во времени, носители гена должны ежедневно элапсировать в течение 180 минут. При меньшей длительности в течение 24 часов могут произойти неконтролируемые прыжки во времени (см. Протоколы прыжков во времени, 6 января 1902 года, 17 февраля 1902 года — Тимоти де Вилльер).
Согласно эмпирическим исследованиями графа Сен-Жермена в 1720–1738 гг. носитель гена может элапсировать при помощи хронографа ежедневно до пяти с половиной часов, т. е. 330 минут.
При превышении этого времени появляются головные боли, головокружение, слабость, а также сильные нарушения восприятия окружающего и способности координироваться. Это подтвердили браться де Вилльер, проведя на себе три аналогично выполненных испытания.
Хроники Хранителей. Том 3, глава 1 «Мистерии хронографа».
Глава шестая
Так комфортабельно, как сегодня, я еще никогда не элапсировала. Мне дали с собой корзинку с пледами, термосом с горячим чаем, печеньем (а как же!) и фруктами, порезанными на кусочки и сложенными в коробку для завтраков. У меня даже почти появились угрызения совести, когда я удобно устроилась на зеленом диване. Я коротко подумала о том, стоит ли достать из тайника ключ и отправиться наверх, но что это могло принести, кроме дополнительных сложностей и риска быть разоблаченной? Я была где-то в 1953 году, насчет точной даты я не спрашивала, поскольку мне нужно было играть апатию больной гриппом.
После решения Фалька изменить планы, Хранители засуетились. В итоге меня отослали к хронографу с не слишком довольным мистером Марли. Возне со мной он предпочел бы принять участие в обсуждении, весь его вид говорил об этом. Поэтому я не рискнула задавать вопросы по поводу операции «Опал», а точно, как он, недовольно смотрела прямо перед собой. Наши отношения в последние дни заметно ухудшились, но мистер Марли был последним, за кого я волновалась.
В 1953 году я сначала съела фрукты, потом печенье, а потом улеглась на диван, завернувшись в пледы. Несмотря на неприятный свет от голой лампы на потолке, не прошло и пяти минут, как я крепко и глубоко заснула. Даже мысль о безголовом призраке, который, якобы, здесь обитал, не могла мне помешать. Незадолго до моего обратного прыжка я проснулась, чувствуя себя отдохнувшей, и это было хорошо, иначе я бы лежа шлепнулась к ногам мистера Марли.
Во время того как мистер Марли, приветствовавший меня лишь коротким кивком, писал отчет в журнал (наверное, что-то в духе Безответственный Рубин, вместо исполнения своих обязанностей, бездельничал в 1953 году, набивая живот фруктами), я спросила его, не ушел ли еще доктор Уайт. Мне очень хотелось знать, почему он не разоблачил меня как симулянтку.
— У него сейчас нет времени заниматься вашими болячк… болезнями, — ответил мистер Марли. — В настоящий момент все отправились в Министерство обороны для проведения операции «Опал».
Слова «А я не могу принять участие — из-за вас» отчетливо повисли в воздухе, как будто он их произнес вслух.
Министерство обороны? А это еще зачем? Мистера Оскобленную Невинность нечего было и спрашивать, в его настроении он точно ничего не расскажет. Казалось, он решил, что лучше всего вообще со мной не разговаривать. Он брезгливо завязал мне глаза и без единого слова повел по лабиринту подвальных коридоров: одной рукой держа мой локоть, другой — придерживая за талию. С каждым шагом его прикосновения становились мне все неприятней, тем более что у него были горячие и потные ладони. Я едва дождалась момента, когда их уже можно было с себя стряхнуть, — как только мы добрались до винтовой лестницы, ведущей наверх, на первый этаж. Вздохнув, я сняла ленту с глаз и заявила, что отсюда сама могу дойти до лимузина.
— Я не разрешал вам этого, — запротестовал мистер Марли. — Кроме того, мне поручили проводить вас до входной двери.
— Прекратите! — Я раздраженно оттолкнула его, когда он попытался снова наложить мне повязку на глаза. — Остаток пути я все равно знаю. И если вы обязательно должны дойти со мной до двери, то совершенно определенно — не держа свою руку на моей талии.
Я двинулась вперед. Мистер Марли шел за мной, возмущенно фыркая.
— Вы так говорите, как будто я неприлично вас касался!
— Да, именно, — сказала я, чтобы разозлить его.
— Ну, знаете ли… это вообще… — воскликнул мистер Марли, но его слова перекрыл крик с явным французским акцентом.
— Вы не посмеете уйти без этого воротника, молодой человек!
Перед нами распахнулась дверь ателье, и из нее вышел Гидеон, за которым тут же шествовала разгневанная мадам Россини. Она размахивала руками и куском белой ткани.
— Здесь остаться! Ви думать, я шил эту воротник для собственного удофольствия?
Гидеон уже остановился, когда он заметил нас. Я тоже замерла, но, к сожалению, не непринужденно, а как соляной столб. И не потому, что удивилась, увидев его странный камзол с подплечниками, делавший его похожим на борца, накачанного анаболиками, а, очевидно, потому, что при каждой нашей встрече я была способна только глазеть на него. И слушать, как стучит мое сердце.
— Как будто я добровольно дотронулся бы! Я это делаю только потому, что долженделать, — причитал мистер Марли позади меня.
И тут Гидеон задрал бровь и ехидно улыбнулся. Я поспешила ответить такой же ехидной улыбкой и подчеркнуто медленно опустила взгляд с идиотского камзола к потешным шароварам и ниже — к гольфам и туфлям с пряжками.
— Аутентичность, молодой человек! — Мадам Россини все еще отчаянно жестикулировала зажатым в руке воротником. — Сколько раз я должна вам это еще объяснять? Ах, вот и моя бедненькая больная лебьёдушка. — Ее круглое лицо засияло. — Bonsoir, ma petite. Скажи этому дуралею, чтобы он меня не гневил. (Она произносила «менья» и «нье»).
— Ладно. Давайте сюда. — Гидеон позволил мадам Россини надеть воротник. — Хотя меня все равно никто не увидит. И даже если увидит — я не могу себе представить, что эту накрахмаленную балетную юбочку кто-то носил вокруг шеи сутки напролет!
— О, оньи носили. Во всьяком случае при дворье.
— Не понимаю, что ты имеешь против. Тебе очень идет, — сказала я с по-настоящему гадкой улыбкой. — Твоя голова выглядит как огромная конфета.
— Да, я знаю. — Гидеон тоже ухмыльнулся. — Меня так и хочется надкусить. Но это хотя бы отвлекает внимание от шаровар, я надеюсь.
— Они очьень, очьень секси, — заявила мадам Россини, и я не сдержала хихиканье.
— Я рад, что смог тебя немного развеселить, — сказал Гидеон. — Мадам Россини, где моя накидка?
Я кусала губы, чтобы сдержать хихиканье. Не хватало еще, чтобы я с этим типом дурачилась как ни в чем не бывало. Как будто мы действительно были друзьями.
Но было уже поздно. Проходя мимо, он погладил меня по щеке, и это произошло так быстро, что я не успела среагировать.
— Выздоравливай, Гвен.
— О, вот он идет! Навстречу приключениям в шестнадцатом веке, стильный для своего времени юный бунтарь! — Мадам Россини улыбнулась. — Ах, могу поспорить, что он по дороге снимет воротник, плохой мальчик!
Я посмотрела вслед плохому мальчику. Хмм, может эти шаровары и были совсем немного секси.
— Нам тоже пора, — сказал мистер Марли, схватил меня за локоть, но тут же отпустил, как будто обжегшись.
По дороге к лимузину он держался от меня в паре метров. Но я все равно слышала, как он бормотал: «Неслыханно! Она вообще не в моем вкусе!»
Мои переживания о том, что Шарлотта могла за это время найти хронограф, были беспочвенны. Я недооценила находчивость моей семьи.
Когда я пришла домой, перед дверями в мою комнату Ник игрался с йо-йо.
— Доступ в штаб в настоящий момент имеют только члены, — сказал он. — Пароль?
— Я — шеф, ты уже забыл? — Я потрепала его рыжие волосы. — Фу-у-у, это что, жвачка?
Ник собрался возмущенно протестовать, но я улучила момент и проскользнула в свою комнату. Ее едва можно было узнать. Здесь весь день провела бабушка Мэдди, вызванная мистером Бернхардом, который, предположительно, до сих пор метался от одного цветочного магазина к другому, и она придала комнате особую Бабушка-Мэдди-атмосферу. Не то чтобы я была неряхой, но мои вещи имели привычку по какой-то причине постоянно валяться на полу. Сегодня впервые за долгое время можно было увидеть ковер, кровать была застелена — бабушка Мэдди откуда-то наколдовала симпатичное белое одеяло и гармонирующие с ним подушки, одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле, разбросанные повсюду листы бумаги, тетради и книги были рассортированы в стопки на письменном столе, и даже горшок с засохшим папоротником куда-то исчез с подоконника. Вместо него стоял очаровательный букет цветов, от которого исходил тонкий запах фрезий. Даже Ксемериус не висел на лампе под потолком, а, обернув вокруг себя драконий хвост, словно декоративная фигурка сидел на комоде, рядом с огромной вазой с карамельками.
— Совершенно другое ощущение пространства, правда? — приветствовал он меня. — Твоя бабушка разбирается в фэн-шуе, ничего нельзя сказать.
— Не волнуйся, я ничего не выбросила, — сказала бабушка Мэдди, сидевшая с книгой на кровати. — Только немного убрала и вытерла пыль, чтобы можно было уютно здесь расположиться.
Я не могла удержаться и расцеловала ее.
— А я весь день сходила с ума от волнения.
Ксемериус активно закивал.
— Не зря! Мы не прочли и десяти страниц… э-э-э… я имею в виду, бабушка Мэдди не прочитала и десяти страниц, как в комнате появилась Шарлотта, — доложил он. — Вылупила глаза, когда увидела бабушку. Но тут же собралась и заявила, что хотела одолжить ластик.
Бабушка Мэдди рассказала то же самое.
— Поскольку я как раз убрала твой письменный стол, я сумела ей помочь. Кстати, я заточила твои цветные карандаши и рассортировала их по цветам. Позже она пришла еще раз, якобы, отдать ластик. После обеда мы с Ником дежурили по очереди, в конце концов мне иногда надо было пойти в туалет.