ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЕ МЕТАМОРФОЗЫ ПРОЦЕССА СМЕРТИ 3 страница
фактором при многих формах психотерапии. Драматичные переживания, происходящие в ходе психоделических сеансов, вызванные ими благотворные
перемены в чувствах, отношении и поведении пациента -- всего этого более чем
достаточно, чтобы поддерживать воодушевление врача на высоком уровне, даже
перед лицом зачастую суровой действительности.
Но одних энтузиазма и оптимизма недостаточно для проведения программы
психотерапии с использованием ЛСД. Тех, кто, возможно, попытается повторить
программу "Спринг Гроув" либо ее модифицированный вариант собственного
изобретения, следует предупредить о необходимости специальной подготовки.
Согласно нашему опыту, ее оптимальный метод включает в себя не только
знакомство с существующей литературой, просмотр видеозаписей сеансов приема
ЛСД и личное присутствие на таких сеансах, проводимых под руководством
опытного врача, но и участие будущего врача в тренировочных психоделических
сеансах. Так, в рамках тренировочной ЛСД-программы для профессионалов,
проводимой в больнице "Спринг Гроув", психиатры и психологи имели
возможность лично пережить вызванные препаратом измененные состояния
сознания и оценить параметры переживания, возникающие вследствие приема ЛСД.
Такое непосредственное знание совершенно необходимо для эффективного и
тонкого проведения психотерапии с использованием ЛСД. Как уже часто
подчеркивалось, психоделические состояния, судя по всему, не поддаются
адекватному описанию, и потому их невозможно серьезно постичь путем чтения
книг и статей в научных журналах.
Другим важным аспектом личного участия в тренировочных сеансах ЛСД
является необходимость дать будущему наблюдателю возможность столкнуться с
собственным страхом смерти и другими эмоциональными проблемами, которые
возникнут у него позже, при работе с умирающими, и проработать их.
Самообладание и сосредоточенность врача при соприкосновении с подобным
материалом являются едва ли не важнейшими факторами, влияющими на успешность
психотерапии с использованием ЛСД. В ходе работы в Пражском
научно-исследовательском институте психиатрии, а также в Мэрилендском центре
психиатрических исследований, расположенном в Балтиморе, С. Гроф собрал
много доказательств того, что для успеха работы необычайно полезно, когда
медицинский персонал группы из числа лиц, контактирующих либо работающих с
проходящими курс психоделической
терапии, могут лично испытать состояния, вызываемые приемом ЛСД.
На основании своего лечебного опыта, мы полагаем, что при
соответствующем обучении, сходном с описанными выше, психотерапия с
применением ЛСД может стать относительно безопасным и многообещающим
направлением в области, состояние дел в которой до недавнего времени было
малоутешительным. Хотя лица, специальностью которых является оказание
помощи, наряду с общественностью обратили внимание на необходимость срочного
содействия умирающим, в настоящее время в этой сфере существует мало
эффективных программ. Большинство умирающих все еще находятся в крайне
печальном положении, так описанном Олдосом Хаксли в "Острове": "Нарастающая
боль, нарастающая тревога, нарастающее потребление морфина, нарастающая
требовательность, сопровождаемые полнейшим разрушением личности и
невозможностью умереть с достоинством".
СОЗНАНИЕ И ПОРОГ СМЕРТИ
Люди, соприкоснувшиеся со смертью в ходе психоделических сеансов, часто
сообщают, что испытанные ими переживания были в высшей степени реалистичны и
убедительны: они неотличимы от действительного умирания. В воспоминаниях,
романах, поэтических произведениях существует множество описаний изменения
сознания у лиц, находящихся в критическом положении с угрозой для жизни или
переживших клиническую смерть.
Однако психиатры и психологи относились к ним с поразительным
пренебрежением. Существует лишь ограниченное число исследований,
систематически изучавших эту интереснейшую область. Мы вкратце суммируем
проделанную работу, проиллюстрируем ее личными отчетами людей, спасшихся от
смерти, и соотнесем с нашими наблюдениями, полученными в ходе изучения
действия психоделиков.
Первое исследование в этой области было проведено не психиатром и не
психологом. Основополагающую работу выполнил в Швейцарии цюрихский профессор
геологии Альберт Хейм, который прославился исследованиями Альп, а также
книгой, посвященной процессам горообразования. Пережив несколько несчастных
случаев, едва не окончившихся трагически, Хейм заинтересовался субъективными
переживаниями умирания. В течение нескольких десятилетий он собирал
наблюдения и отчеты людей, прошедших через ситуации, угрожавшие их жизни:
солдат, раненых в бою; каменщиков и кровельщиков, падавших с высоты;
рабочих, переживших катастрофы во время строительства в горах и
несчастные случаи на железной дороге, а также одного почти утонувшего
рыбака. Однако наиболее важная часть исследования Хейма базируется на
многочисленных отчетах альпийских скалолазов, сорвавшихся с гор, но
спасенных, среди которых были и
трое его коллег*.
Хейм пришел к выводу о поразительном сходстве субъективных переживании
состояния, близкого к смерти, приблизительно у 95% жертв. Незначительные
различия отмечены лишь в деталях. Судя по всему, практически не имело
значения, откуда -- со скалы или с ледника -- и куда -- в ущелье или водопад
-- падал человек. Даже субъективные ощущения людей, попавших под колеса
повозки, ставших жертвой производственной аварии, угодивших под пулю на поле
сражения или почти утонувших были подобны в своей основе. Практически у всех
лиц, соприкоснувшихся со смертью, развивалось похожее ментальное состояние.
Они не испытывали боли, отчаяния, горя или всепоглощающей тревоги, обычно
поражающих людей в минуты менее острой опасности, прямо не угрожающей жизни.
Напротив, сначала усиливалась активность сознания, повышая интенсивность и
скорость мышления в сотни раз. Затем приходило ощущение спокойствия и
принятия ситуации на глубинном уровне. Восприятие событий и предвидение их
результата были необычайно ясными. Судя по всему, не наблюдалось ни
дезориентации, ни замешательства. Течение времени резко замедлялось, и люди
действовали с поразительной быстротой на основе четкой и реалистичной оценки
ситуации. Все это часто сопровождалось неожиданным мысленным проигрыванием
всей прошлой жизни жертвы. Наконец, человек, находящийся в условиях,
угрожающих его жизни, слышал божественную музыку неземной красоты. В
качестве примера описания подобных ситуаций, собранных Хеймом, мы приведем
два свидетельства из числа включенных в его незаурядную статью. Ниже следует
отчет самого Хейма о происшедшем с ним несчастном случае во время занятий
альпинизмом в Швейцарских Альпах, когда, поскользнувшись, он упал с
двадцатиметровой высоты в снежный вал у основания скалы.
Начав падать, я сразу же понял, что грохнусь о скалу, и представил силу
предстоящего удара. В попытке затормозить движение я цеплялся скрюченными
пальцами за снег. Ногти покрылись кровью, но я не
___________________________
* Впервые Хейм выступил со своими открытиями перед секцией "Уто"
Швейцарского альпийского клуба 26 февраля 1882 г. Позже его доклад был
опубликован под названием "Замечания по поводу падений, опасных для жизни" в
ежегоднике Швейцарского альпийского клуба.
чувствовал боли. Я ясно слышал удары головы и спины по всем выступам
скалы и глухой удар снизу. Но боль я почувствовал несколько часов спустя.
Ранее упомянутый поток мыслей начался во время падения. То, что я ощутил за
пять-десять секунд, невозможно описать и за десятикратно превышающее этот
срок время. Все мои мысли и соображения были абсолютно логичными и четкими.
Они ни в коем случае не походили на неудерживаемые памятью сновидения.
Прежде всего я оценил перспективу и сказал себе: "Та часть скалы, на которую
меня вскоре швырнет, уходит вниз отвесной стеной, поскольку я не могу
увидеть подножья. Очень важно, лежит ли у подножья снег. Если да, то снег,
стаявший со стены, окружает основание скалы валом. Если я упаду на этот
снежный вал, то, возможно, выживу, в противном случае - ударюсь о камни и
при падении с такой скоростью смерть неминуема. Если в момент удара я не
погибну и не потеряю сознание, то должен тут же достать маленькую фляжку с
уксусным спиртом и капнуть несколько капель на язык. Мне не следует
избавляться от альпенштока: может быть он еще пригодится". Поэтому я крепко
держал его в руке. Я подумал, хорошо бы снять и отбросить очки, чтоб уберечь
глаза от осколков, но меня так быстро вращало, что я не мог набрать силы
поднять для этого руки. Затем последовал ряд мыслей и соображений,
касавшихся оставшихся позади. Я сказал себе, что как только приземлюсь,
следует, независимо от тяжести полученных ран, тут же позвать спутников,
чтобы успокоить их и сказать, что со мной все в порядке. Тогда брат и трое
друзей вполне смогут прийти в себя, чтобы осуществить довольно трудный спуск
ко мне. Следующей мыслью было, что я не смогу прочитать первую
университетскую лекцию, которая уже была объявлена и должна была состояться
спустя пять дней. Я представлял, как весть о моей гибели достигнет любимых
мною людей, и утешал их в мыслях. Затем я увидел всю прошлую жизнь в виде
многочисленных картин, как бы разыгрывающихся на сцене на некотором
расстоянии. Я был главным героем представления. Все было преображено как бы
райским светом и было прекрасно и свободно от горя, тревоги, боли. Память о
весьма трагичных событиях, пережитых в прошлом, была четкой, но лишенной
щемящей печали, а мое сердце -- свободно от противоречий, борьбы.
Противоречия переродились в любовь. Приподнятые и гармоничные мысли
соединяли отдельные образы и царили над ними. Подобно великолепной музыке,
божественное спокойствие окутало душу. Прекрасные голубые небеса,
разукрашенные изысканными крошечными розовыми и фиалковыми облачками, на
вечные времена раскрывались вокруг меня. Мягко и безболезненно я погрузился
в них и увидел, что теперь нахожусь в свободном падении и подо мною --
снежное поле. Объективные наблюдения, мысли и субъективные чувства
развертывались одновременно. Затем я ощутил тупой удар, и паденье
закончилось.
Другой пример, взятый из статьи Хепма, является, по его словам,
классическим образцом субъективных переживании, происходящих во время
неожиданных падений в результате несчастного случая. Это отчет студента теологии, ставшего в 1891 году жертвой
железнодорожной катастрофы, когда рухнул Моншен-стейнский мост.
Когда мы подъезжали к мосту через Вире, я неожиданно ощутил резкий
рывок. В тот же момент поезд внезапно прервал свой бег. Инерция движения
отбросила пассажиров прямо к потолку. Я оглянулся, не в состоянии понять,
что случилось. Из-за оглушительного металлического хруста, доносившегося от
головы поезда, я предположил, что произошло столкновение. Открыв дверь,
попытался выйти, но увидел, что следующий за нами вагон задрался вверх и
грозил рухнуть на меня. Тогда я вернулся на место и собрался крикнуть
соседу, находившемуся у окна: "Отойдите от окна!". Я закрыл рот, сильно
прикусив язык: в кратчайшее время последовало самое кошмарное падение, какое
можно представить. Машинально я вцепился в сидение. Руки и ноги
функционировали нормально, как бы инстинктивно заботясь о себе и со
скоростью молнии парировали на рефлекторном уровне все доски, жерди и
скамейки, сокрушаемые вокруг и валящиеся на меня. В это время через мой мозг
самым четким образом проносился поток мыслей. Они говорили: "Следующий удар
убьет меня". Цепь картин быстро проносилась перед глазами, представляя все,
любимое мною, и то прекрасное, что я когда-либо испытал. В перерывах между
картинами звучала могучая мелодия прелюда, который я слышал утром: "Бог
всемогущ. Небеса и Земля покоятся в Его руке;
мы должны склониться перед Его волей". С этой мыслью в душе, находясь в
центре происходящего ужасного смятения, я был захлестнут чувством
бесконечного покоя. Вагон тряхнуло еще дважды, а затем головная часть
неожиданно под прямым углом врезалась в Бирс, а задняя, где я находился,
раскачивалась из стороны в сторону, то свешиваясь над ограждением, то вновь
наклоняясь к реке. Вагон был разбит вдребезги. Я лежал, зажатый со всех
сторон, засыпанный грудой досок и скамеек и ждал, когда на мою голову
обрушится следующий вагон. Но неожиданно наступила тишина. Грохот стих.
Кровь капала со лба, но я не ощущал боли. Потеря крови вызвала
головокружение. После непродолжительного барахтанья, я выбрался из-под груды
обломков, вылез через окно. Только тут я впервые понял кошмарный масштаб
происшедшей катастрофы.
Хейм завершает свою статью утверждением, что смерть от падения с
субъективной точки зрения приятна. Погибшие в горах в последние мгновенья
жизни обозревали свое прошлое, пребывая в преображенном состоянии.
Возвысившись над телесной болью, они находились во власти благородных
глубоких мыслей, величественной музыки и с ощущением покоя и примирения. Они
падали в прекрасные голубые или розовые небеса, а затем все неожиданно
останавливалось. Согласно Хейму, смертельные падения гораздо более "ужасны и
жестоки" для оставшихся в живых, нежели для жертв. Несравненно болезненней -- как с точки зрения
испытываемых в тот момент чувств, так и во время последующих воспоминании --
видеть падающим кого-то другого, нежели падать самому. Часто свидетели таких
происшествий бывали столь глубоко потрясены и парализованы ужасом, что
оставались надолго травмированы событием, в то время как жертва, если ей
удавалось избежать тяжелых повреждений, выходила из происшествия свободной
от тревоги и боли. Хейм иллюстрирует данное положение собственным опытом,
когда ему пришлось наблюдать падение коровы. Это воспоминание до сих пор
болезненно для него, а собственное несчастье сохранено в памяти, как могучее
и даже экстатическое преображение, -- лишенное боли и муки, -- точно так же,
как оно переживалось на самом деле.
Интерес к конкретным аспектам умирания, продемонстрированный некоторыми
исследователями конца XIX -- начала XX веков имеет две различные
побудительные причины. Одну группу наблюдателей, искавших психологические
признаки надвигающейся смерти, интересовали субъективные переживания
умирающих с точки зрения предчувствий. В то время их видения привлекли
пристальное внимание, так как считались весьма зловещими предзнаменованиями.
Книга Эдуарда Кларка "Видения: исследование ложных прозрений", написанная,
когда автор сам умирал, стала классическим трудом в своей области. В ней
содержится множество описаний околосмертных переживаний, и она является
бесценным источником данных для любого серьезного исследователя.
Ко второй группе принадлежали профессионалы, побудительной причиной
которых был интерес к парапсихологии. Они изучали феноменологический аспект
процесса смерти и искали признаки существования жизни после физической
кончины. За редким исключением эти исследователи души обращали мало внимания
на поведение и переживания самих умирающих. Скорее, их интересовала область
относящихся к чьей-то смерти и совпадающих с ней сверхчувственных и
визионерских ощущений у других, особенно родных и друзей. Интерес же к
фактическим переживаниям умирающих был весьма ограничен и концентрировался,
в основном, вокруг идеи происшествий по типу "Пик в Дарьене", выдвинутой в
1877 году мисс Ф. П. Кобби, а затем поддержанной и развитой Джеймсом
Хислопом, Уильямом Барреттом и Хорнел-лом Хартом, соответственно, в 1908,
1926 и 1929 годах. Данная
концепция базируется на вере в то, что духи умерших родственников
приходят помочь умирающим, облегчить им переход в иной мир и увести их туда
с собой. Согласно этому взгляду, уходящие часто видят умерших в виде
призраков, появляющихся около одра болезни. Подобные вещи происходят с
людьми, находящимися в трезвом рассудке, при отсутствии бреда и сохраняющих
ориентацию и сознание положения вещей. Следовательно, их видения не могут
быть объяснены просто психопатологией. Концепция "Пика в Дарьене"
предполагает, что к умирающим приходят только уже скончавшиеся люди.
Особенно веским доказательством считалась также ситуация, когда они видели
призрак лица, о смерти которого не знали.
Гораздо больший интерес для нас представляет исследование наблюдений
лечащих врачей и медицинских сестер, ухаживающих за умирающими. Оно было
выполнено Карлисом Осисом и его сотрудниками, а результаты опубликованы в
1961 году. Вместо того, чтобы заниматься проверкой одной конкретной
гипотезы, Осис решил просмотреть широкий диапазон явлений, характерных для
умирающих, и выделить их типологию. Работа базировалась на обзоре и
детальном анализе опросников, разосланных в количестве десяти тысяч, из
которых 640 вернулись назад. В них затрагивались различные аспекты
наблюдений, сделанных у постели пациентов. Половина опросников рассылалась
лечащим врачам, другая -- медицинским сестрам. Согласно заявлениям лиц,
возвративших их, они располагали в общей сложности опытом 35540 наблюдений
за процессом кончины.
Осис обнаружил, что около десяти процентов умирающих, видимо, были в
сознании за час до смерти. Удивительно, но, согласно сообщениям врачей и
медсестер, пациенты испытывали, в основном, отнюдь не страх. Указывалось,
что чаще наблюдались ощущения дискомфорта, боли и даже безразличия. Было
установлено, что примерно у одного из двадцати больных присутствовали
признаки душевного подъема. Неожиданным стало сделанное в рамках данного
исследования открытие, что нередко имеют место видения преимущественно с
нечеловеческим содержанием. Они встречались приблизительно в десять раз
чаще, чем у аналогичной группы здоровых людей. Некоторые из видений более
или менее соответствовали традиционным религиозным концепциям и представляли
небеса, рай или Вечный Град; другие носили черты их мирских образов
невыразимой красоты, вроде пейзажей с
великолепной растительностью и экзотическими птицами. Согласно авторам,
для большинства переживании были характерны яркие цвета, и они весьма
походили на психоделические переживания, вызываемые мескалином или ЛСД. Реже
наблюдались ужасающие видения чертей или ада либо иные, тоже пугающие,
например, погребение живьем.
Главный акцент в этом исследовании делался на галлюцинациях умирающих,
в которых участвовали люди. Осис смог подтвердить гипотезы Барретта и
Хислопа о том, что пациенты в галлюцинациях видят, в основном, призраки
покойников, часто желающих помочь переходу умирающего в загробный мир. Он
также подтвердил, что эти галлюцинации носят характер привидений, так как их
подавляющее число воспринималось больными в состоянии ясного сознания.
Работа мозга не искажалась седативными или другими препаратами, высокой
температурой тела, и лишь незначительное число пациентов страдало от
заболеваний, способных провоцировать видения (травмы мозга, черепно-мозговые
нарушения, душевная болезнь и уремия). Большинство умирающих находилось в
сознании, ясно понимая происходящее и правильно реагируя на окружающую
обстановку. Исследование также показало, что характерные черты подобных
галлюцинаций относительно не зависят от физиологических, культурных и
личностных факторов. Истоки переживаний данного вида, судя по всему,
находились за пределами личностных и половых различий, физиологических
факторов, типа медицинского диагноза и вида заболевания, а также уровня
образования и религиозного воспитания. Галлюцинации с покойниками чаще всего
включали самых близких родственников умирающих; иногда же в видениях
появлялись не родственники, обычно это были живущие.
Автобиографические воспоминания, а также описания, встречающиеся в
художественной литературе и поэзии, судя по всему, подтверждают тот факт,
что лица, подвергающиеся серьезной опасности, и те, кто фактически
соприкасается со смертью, обычно переживают эпизоды необычных состояний
сознания. Такие переживания качественно отличаются от нашего обыденного
сознания и нелегко поддаются словесным описаниям. Поэтому, если мы хотим
ощутить аромат и параметры подобного рода переживаний, необходимо обращаться
к отчетам лиц, обладающих даром интроспекции и хорошим слогом. Один из
лучших отчетов такого типа мы находим в автобиографии Карла Густава Юнга
"Вос-
поминания, сновидения, размышления". В начале 1944 года Юнг сломал ногу
и вслед за этим несчастным случаем пережил сердечный приступ. Находясь на
краю смерти и держась на кислороде и камфарных инъекциях, он пережил ряд
глубоких визионерских видений. Ниже следует сокращенная версия его
детального описания этого состояния.
Мне казалось, что я находился в космическом пространстве. Далеко внизу
я зидел земной шар, качающийся в восхитительно голубом свете. Я различал
синюю морскую поверхность и континенты. Далеко под моими ногами лежал
Цейлон, а на некотором расстоянии впереди находился Индийский субконтинент.
Поле зрения охватывало не всю Землю, но ее шарообразность была ясно
различима, и контуры светились серебристым мерцанием, пробивавшимся сквозь
прекрасный голубой свет. Во многих местах земной шар казался расцвеченным
или покрытым темно-зелеными пятнами, наподобие окислившегося серебра. Далеко
слева виднелось широкое пространство -- красновато-желтая Аравийская
пустыня; это выглядело так, словно серебро земли приняло там
красновато-золотой оттенок. Далее располагалось Красное море, а еще дальше,
как бы в верхней левой части карты, я едва мог различить кусок Средиземного
моря. Мой взгляд был направлен, в основном, туда. Все прочее казалось
нечетким. Я мог также видеть покрытые снегом Гималаи, но в том направлении
было облачно или подернуто дымкой. Направо я вообще не глядел. Я знал, что
нахожусь на грани ухода с Земли.
Позже я установил, на какой высоте следует находиться, чтобы обозревать
такую картину: приблизительно тысяча миль! Вид Земли с такой высоты был
самой величественной картиной, которую я когда-либо видел.
После созерцания ее в течение некоторого времени, я развернулся. До
этого я был повернут спиной к Индийскому океану и лицом к северу. Затем,
судя по всему, я повернулся к югу. Нечто новое попало в поле моего зрения.
На некотором расстоянии я увидел висящий в пространстве огромный темный
каменный блок, подобный метеориту. Он был размером почти с мой дом или даже
больше. Он парил в пространстве, как и я сам.
Ранее я уже встречал подобные камни на побережье Бенгальского залива.
Это -- куски коричневатого гранита, и в некоторых из них вырублены храмы.
Мой камень был одним таким гигантским темным блоком. Вход вел в небольшой
вестибюль. Направо от входа на каменной скамье в позе Лотоса молча сидел
черный индус. На нем была белая мантия, и я знал, что он ждал меня. К
вестибюлю вели две ступени и внутри налево были врата в храм. Бесчисленные
крошечные ниши, в каждой из которых выдолблена впадина, напоминающая блюдце
и заполненная кокосовым маслом с плавающим в нем маленьким горящим фитилем,
озаряли дверь кольцом сияющих языков пламени. Я действительно когда-то видел
такое во время посещения Храма Священного Зуба в Канди на Цейлоне, врата
были окружены несколькими рядами горящих масляных светильников подобного
типа.
Когда я подошел к ступеням, ведущим ко входу в камень, произошло нечто
странное: я ощутил, как все стало сползать с меня -- все, к чему стремился,
чего желал, о чем думал, вся фантасмагория земного существования была с меня
снята, -- весьма болезненный процесс... Однако кое-что осталось. Я теперь
как бы нес с собой все, что когда-либо пережил или совершил, все, что в
прошлом произошло вокруг меня. Я мог бы также сказать: все это было со мной,
и я был им или, так сказать, состоял из всего этого. Я состоял из
собственной истории и твердо чувствовал: это то, чем я являюсь. "Я есмь сей
узел всего, что произошло и было совершено".
В случае с Юнгом визионерский характер и мистическая природа описания
может быть истолкована, как следствие выдающейся личности и профессиональных
интересов. Другой пример исходит от человека, чей характер и профессия были
весьма отличны от характера и профессии Юнга, -- немецкого актера Курта
Юргенса, пережившего клиническую смерть во время сложной хирургической
операции, проведенной д-ром Майклом Де Бакеем в Хьюстоне, штат Техас. Для
замены изношенной аорты пластиковой трубкой, хирургу пришлось остановить
сердце. В ходе операции Курт Юргенс был мертв в течение нескольких минут.
Ниже следует его описание необычных переживаний, имевших место в этот
период, взятое из книги Жана-Батиста Делякера "Отблески запредельного".
Чувство благополучия, охватившее меня вскоре после введения пентотала,
длилось недолго. Вскоре из подсознания стало подниматься ощущение, что жизнь
угасает. Сейчас я люблю говорить, что оно пришло в тот момент, когда сердце
прекратило биться. Ощущение, что жизнь вытекает из меня, пробудило грозное
чувство трепета. Более всего я жаждал удержать ее и был, однако, не в
состоянии это сделать. До того я все время смотрел в огромный стеклянный
купол, расположенный над операционным столом. Теперь купол начал меняться.
Внезапно он заблистал красным цветом. Я видел искривленные лица, глядящие на
меня и гримасничающие. Охваченный страхом, я пытался держаться прямо и
защититься от этих бледных призраков, придвигавшихся все ближе... Затем все
выглядело так, словно стеклянный купол превратился в прозрачный свод,
медленно опускающийся и накрывающий меня. Теперь лил огненный дождь, но,
хотя капли были ненормально большими, ни одна не задела меня. Они падали и
разбрызгивались около, а из них вырастали угрожающие языки пламени, лижущие
все вокруг. Я больше не мог избегать жуткой правды: без сомнений, лица,
наполнившие этот огненный мир, были лицами проклятых. Меня охватило
отчаяние, чувство невыразимого одиночества и оставленности. Ужас был столь
велик, что он душил меня, и я, казалось, почти задохнулся.
Безусловно, я был в самом аду, и яркие языки пламени могли настичь меня
в любую минуту. В этот момент внезапно материализовался черный человеческий
силуэт, фигура начала приближаться. Вначале я нечетко различал ее среди
языков пламени и облаков красноватого дыма, но она быстро прояснилась. Это
была женщина в черной вуали, стройная, с безгубым ртом, и от выражения ее
глаз по спине побежали ледяные мурашки. Когда она встала лицом к лицу со
мной, все, что я мог видеть, были две черные, пустые дыры. Но из этих дыр
существо все равно глядело на меня. Фигура протянула руки, и, притягиваемый
необоримой силой, я следовал за ней. Ледяное дыхание коснулось меня, и я
вступил в мир, заполненный слабыми звуками причитаний, хотя вокруг не было
ни души.
И только тогда, только там я спросил фигуру: кто же она? Голос ответил:
"Я -- смерть". Я собрал всю свою силу и подумал: "Я больше не буду следовать
за ней, ведь я хочу жить". Выдал ли я эту мысль? В любом случае она