СМЕРТЬ И ВОЗРОЖДЕНИЕ ПРИ РИТУАЛЬНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ

 

 

В предыдущих главах мы описали различные наблюдения, сделанные как в

ходе клинических исследований, так и во время определенных экстремальных

ситуаций, происходящих в повседневной жизни. Эти наблюдения свидетельствуют

о том, что серьезное соприкосновение со смертью может сильно изменить

представления о ней и отношение к ней. Видимо, такие изменения происходят

независимо от того, является ли данное соприкосновение чисто символическим

или же происходит в действительности, например, в результате серьезных

несчастных случаев либо в ходе событий, приводящих к реальной клинической

смерти. Примером первого могут служить спонтанные мистические переживания в

ходе психоделических сеансов и переживания смерти-возрождения. Кроме

изменения отношения к бренности человеческого существования, подобные

происшествия способны глубоко преобразить того, с кем они случились.

Согласно различным мистическим школам, люди, пережившие смерть или

смертельную опасность и возвратившиеся к жизни, называются дважды

рожденными, озаренными, посвященными.

В большинстве доиндустриальных обществ и древних цивилизаций

существовали сильнодействующие ритуалы, имеющие целью преобразить и освятить

отдельных лиц, группы людей или даже целые культуры. Эти трансформирующие

события, называемые антропологами "обрядами перехода", крайне важны для

обсуждения символического переживания смерти и возрождения. Целью обрядов

перехода является создание условий для полного переформирования личности.

Данный процесс включает в себя не только изменяющиеся психологические или

социальные компоненты, но и основные философские и духовные параметры

человеческого существования. Эти обряды совершаются во время важных изменений в жизни человека или целой культуры. В рамках личной и

биологической истории они зачастую совпадают с важнейшими психологическими

изменениями и могут иметь место в момент рождения, достижения половой

зрелости, первого уровня взрослости (совершеннолетие, вступление в брак,

рождение ребенка), второго уровня взрослости и наступления смерти. В каждый

такой момент жизни организм, психика, социальное положение и основные

обязанности индивида претерпевают определенные изменения*. Обряды перехода

могут также совершаться в рамках посвящения в шаманы, в герои или в члены

священного общества, в ходе календарных празднеств обновления природы,

передвижений из одного места в другое и ритуалов исцеления. Во всех таких

ситуациях человек или социальная группа оставляют один стиль поведения и по

окончании переходного периода вступают в другие и абсолютно новые условия

существования. Ниже мы опишем некоторые стороны подобных трансформирующих

событий, начиная с классических образцов обрядов перехода, в ходе которых

индивид меняет один период жизни на другой.

Арнольд ван Геннеп, автор раннего исследования данных обрядов, описал

их, как три последовательные стадии: отделение, переходный период,

воплощение. На стадии отделения человек выводится из привычных ему

социальных связей. Неофит должен быть полностью изолирован или пребывать

вместе с находящимися в аналогичной ситуации сверстниками. Период отделения

может сопровождаться печалью об утрате прежнего стиля жизни. Во время его

прохождения важную роль играет чувство страха перед неизвестным,

неожиданным, который может быть спроецирован на непривычность этого

неведомого мира. Именно страх

________________________

* Если бросить взгляд на европейскую культуру с точки зрения жизненных

периодов, то мы увидим, что время основных переходов из одного в другой, как

правило, оценивается отрицательно. Это, безусловно, верно в отношении

периода достижения половой зрелости, средних лет, пожилого возраста, и,

конечно, кончины. Даже рождение в некотором смысле подвержено негативной

оценке в рамках нашей культуры, так как роженица традиционно рассматривается

как "больная" и в этом качестве направляется для родов в больницу. Другой,

едва воспринимаемой в нашей культуре категорией людей являются больные,

особенно "смертельно больные". Они находятся между жизнью и смертью, и

больше не являются социально полезной частью общества; именно поэтому

умирающие обычно считаются социальным и экономическим балластом.

 

 

часто побуждает неофита покинуть пределы цепляющегося за

предсказуемость жизни это. В ходе процесса отделения у человека нередко

развивается глубокое чувство общности. Особое положение изоляции вкупе с

ожиданиями и страхом приводят к объединению посвящаемых общностью

предстоящего переживания.

По мере изучения неофитом мифологии и космологии данной культуры

начинается его подготовка к более активным аспектам обряда перехода.

Программа напряженного и часто устрашающего переходного периода,

предстоящего взыскующему, передается ему либо в форме мифов, повествований,

песен, танцев, либо непосредственно в терминах конкретного описания той

области испытания, через которую предстоит пройти. Данное направление

процесса обучения весьма важно для результата посвящения. Неофит поймет, что

эта область, пусть странная и, возможно, даже зловещая, кем-то уже была

преодолена, да и впредь ее неоднократно будут осваивать другие, -- не только

давно ушедшие священные предки, но и грядущие поколения. Осознание такого

факта может ободрить посвящаемого и дать ему дополнительный импульс войти в

древнейший ход событий.

На второй стадии, именуемой ван Геннепом переходной, неофит переходит

от интеллектуального обучения к непосредственному соприкосновению с плотью

мифов. Эту стадию следует рассматривать как с точки зрения внешних символов

и действий, обрамляющих прохождение испытания, так и с позиции переживаемых

субъективных впечатлений. Именно в течение переходной фазы данная культура

использует всевозможные методы для расширения сознания посвящаемого путем

снижения или полного снятия психологических барьеров, отделяющих

сверхъестественный мир от обыденного. Подобного рода методики включают в

себя лишение сна, пост, изнурение плоти, активное воздействие на слух и

зрение, социальную изоляцию, гиперактивацию, коллективное воздействие,

внушение и, в некоторых случаях, галлюциногены. Объединяя символическое

действо, разыгрываемое внутри, и внешние культурологические символы,

обрамляющие данное событие, неофит испытывает, а, в конце концов,

глубочайшим образом постигает суть всех обрядов перехода: можно продраться

сквозь хаос пограничных состояний и муки смерти, пройти через переживание

полнейшего уничтожения и выйти из этого процесса обновленным и возрожденным.

Обучающее воздействие такого переживания весьма глубоко, оно затрагивает не

 

 

только интеллект, но всю психобиологическую структуру организма. Между

событиями внешнего мира и компонентами непосредственного окружения, с одной

стороны, и внутренним опытом человека, с другой, происходит диалектическое

взаимодействие. Подобное смешение осознаваемого содержания подсознания с

культурологической символикой, относящейся к обновлению, приводит к

образованию у индивида глубочайшей сообразности и внутренней

согласованности.

Третьей стадией в триаде ван Геннепа является стадия воплощения. Она

включает в себя возвращение человека к его непосредственному социальному

окружению. Однако посвященный отличается от недавнего неофита. Покинувший

место посвящения обладает новой концептуалистикой, измененными взглядами на

мир, иным статусом и кругом обязанностей, вступая в жизнь на другом, более

высоком уровне. Тщательный анализ внешней и внутренней символики,

возникающей в ходе обрядов перехода, показывает, что их существеннейшие

компоненты тождественны ранее описанным феноменам перинатального типа.

Сходство феноменологии обряда перехода и ЛСД-переживания, связанного со

смертью и возрождением, имеет далеко идущий характер. Символика обоих

явлений концентрируется вокруг одной и той же специфической смеси рождения,

секса и смерти. Хижина, в которой содержатся те, кому предстоит пройти

посвящение, часто называется "влагалищем", "чревом" *. Нередко это же место

называется могилой. В отдельных культурах одно и то же слово обозначает

беременность, похороны и посвящение. С другой стороны, могилы часто

сооружаются в форме чрева, и покойников погребают, придав им позу плода. К

беременной могут относиться, как к умершей и считать ее заново рожденной во

время родов.

Как во время обрядов перехода, так и в ходе психоделических сеансов с

перинатальным содержанием, символика духовной смерти и возрождения может

переплетаться с определенными биологическими элементами. Посвящаемые

зачастую раздеваются донага, им сбривают все волосы на теле, а на голову

льют кровь жертвенных животных. В этих ритуалах нетрудно разглядеть

__________________

* В новогвинейской культуре иатмулов, исследованной Грегори Бэйтсоном,

вход в хижину посвящений носит название "клиторных врат".

 

 

сближение с положением новорожденного*. Более того, использование

испражнений и других отталкивающих субстратов напоминает скатологические

аспекты биологических родов. Наконец, элементы пытки и физического

страдания, болезненного отделения и борьбы за выживание, присутствующие во

многих обрядах перехода, несут отпечаток близкого сходства с аналогичными

процессами, являющимися частью перинатальных переживании в психоделических

сеансах. Иногда соприкосновение со смертью организуется столь реалистично,

что ритуальные действия заключают в себе риск серьезной физической травмы

или опасность настоящей биологической гибели.

Символики внутренних переживаний и внешних изображений могут

объединяться в ходе ритуальных действий взаимоусиливающим образом, приводя

как к колоссальному личному, так и к коллективному переживанию. Именно в

ходе подобных обрядов преображения границы личности раздвигаются до степени

включения в себя не только социальной среды, но и сверхъестественных сфер, а

также сакральных существ, населяющих запредельные миры. Область данных

переживаний имеет многочисленные параллели с трансперсональными явлениями,

описанными в одной из предыдущих глав. Введение человека в духовную историю

его культуры, в некую космогонию, повторяемую в рамках каждого посвящения,

приводит неофита к соприкосновению с древнейшей сакральной традицией и

пониманию непосредственного отношения этой традиции к его психике. Именно

обновление сакральной природы индивида и его контакт с важнейшим творческим

импульсом космоса наполняет существование новым смыслом.

________________________

* Обряд посвящения, исполняемый в связи с обрезанием, у некоторых

народностей банту в Африке, может служить ярким примером, во-первых,

глубокой связи, существующей между символической смертью-возрождением и

действительным биологическим рождением; во-вторых, примером соприкосновения

и вэаимопересечения символики рождения, секса и смерти. Мальчик, которому

предстоит обрезание, является объектом церемонии, называемой "рождением

заново". Его отец приносит в жертву барана, а три дня спустя завертывает

ребенка в желудочный пузырь и кожу животного. Перед этим мальчик должен

забраться в постель матери и плакать, как новорожденный. Он остается

завернутым в шкуру барана в течение трех дней, на четвертый его родители

совершают ритуальное совокупление. В этой культуре мертвых хоронят

завернутыми в баранью шкуру, придав им позу плода. (Eliade, 1958).

 

Одновременно этот же процесс придает аналогичный характер смерти

человека.

Сходство между обрядами перехода и перинатальными явлениями может

рассматриваться не только в пределах их специфического содержания, но и с

точки зрения общей структуры и действующих там схем. Существует четкая

параллель между выделенной ван Геннепом стадией отделения и переживания

одиночества, изоляции и отчуждения, столь характерными для матрицы

"отсутствие выхода", действующей на перинатальном уровне. Переживаемое в

данном контексте ощущение хаотизации еще больше подчеркивает сходство. В

таком случае выделяемая ван Геннепом стадия процесса перехода соответствует

переживанию борьбы смерти и возрождения и последующему преодолению. И,

наконец, стадия воплощения обладает аналогией в перинатальной сфере,

заключающейся в следующем за смертью эго возрождением, что отражает

объединение матери и ребенка на новом уровне. Следовательно, мы можем

рассматривать обряды перехода в качестве структурированных событий, в рамках

которых индивид сталкивается, переживает и исторгает значительные энергии,

глубоко в подсознании связанные с этими матрицами. Представляется

допустимым, что, с точки зрения природы действующих психологических сил, их

стихийное и неконтролируемое проявление, а также деятельность под влиянием

таких энергий могли бы быть разрушительны для окружающей социальной среды.

Здесь интересно упомянуть мнение Арнольда ван Геннепа, Маргарет Мид, Мирча

Элиаде и других выдающихся антропологов, согласно которому отсутствие

обрядов перехода, возможно, способствует усилению социальной психопатологи,

наблюдаемой в современном обществе. Многие импульсы, изначально

разрушительного и асоциального характера, вместо того, чтобы разряжаться в

санкционированном обществом порядке - через безопасный и структурированный

сакральный контекст, -- незаметно пронизывают нашу повседневную жизнь и

проявляют себя в ряде личных и общественных проблем.

Другой важной областью, затрагивающей все важные эмпирические

компоненты, описанные в рамках традиционных обрядов перехода, является

посвящение в шаманы. Посвятительные действа сибирских и урало-алтайских

шаманов весьма насыщены и драматичны. Суть переживаний, связанных с

путешествием шамана, опять-таки заключена в соприкосновении со смертью на

глубинном уровне, происходящим по типу ритуального уничтожения и

воскресения или возрождения. Посвятительные сновидения, а также видения

включают в себя, с одной стороны, нисхождение в нижний мир, страдание и

смерть; с другой, -- восхождение на небеса, сопровождаемое воскресением.

Сибирские шаманы утверждают, что во время посвятительной болезни они

пребывают мертвыми от трех до семи дней в своих жилищах (юртах) либо в

уединенном месте. В это время демоны и духи предков ведут их в подземный

мир, подвергая там различного рода мучениям. Заметим вскользь, что различные

шаманы, а также племена по-разному описывают детали испытаний. Но во всех

этих описаниях присутствует общая атмосфера ужаса и нечеловеческого

страдания. Пытки включают в себя расчленение, использование всех жидкостей

тела, соскабливание плоти с костей, вырывание глаз из глазниц либо иные

ужасающие действия. После превращения начинающего шамана в скелет с

отполированными костями, куски его тела обычно распределяются среди духов

различных болезней. Затем кости покрываются новой плотью, и кандидат в

шаманы может получить даже новую кровь. Воскреснув в подобном преображенном

состоянии, он получает от разного рода полубожественных существ в

человеческом и животном образах знание и силу целительства. Следующей важной

ступенью путешествия шамана является восхождение для посвящения в небесные

области при помощи столба, березы или же путем магического полета.

Согласно Мирче Элиаде, известному специалисту по шаманизму, шаманы

внесли большой вклад в сумму знаний о смерти и "погребальной географии". Они

также являются авторами многих тем, касающихся мифологии смерти. Чаще всего

страна, которую видит шаман, и персонажи, с которыми он встречается,

описываются им до мельчайших подробностей во время и после транса.

Посредством повторяющихся магических путешествий шамана, неизвестный и

вызывающий страх мир смерти обретает форму и структуру и постепенно

становится все более знакомым и приемлемым, а сама кончина, в основном,

рассматривается, как обряд перехода к духовной форме бытия.

Посвятительная смерть неизменно сопровождается воскресением и

разрешением основной трудности шамана: он должен всегда хорошо

ориентироваться как в "объективной реальности", так и в различных областях

сверхестественного мира. В подобного рода мистических посвящениях, шаман

должен придавать

 

 

религиозное значение претерпеваемым им символическим страданиям и

воспринимать переживаемое, как тяжелые испытания, имеющие глубокий смысл.

После посвящения шаманы обладают способностью посещать мир духов и общаться

с ними, становясь в чем-то подобными им: они могут покидать тело и по

желанию путешествовать в космическом мире. Опытные шаманы являются для

своего народа целителями, провидцами, жрецами, поэтами и проводниками душ в

загробный мир. Они выполняют лечебные церемонии, управляют принесением

племенем ритуальных жертв, а также играют роль спутника для душ умерших на

их пути в иной мир.

Хотя шаманизм народов, населяющих Сибирь, Урал и Алтай, в прошлом

привлек основное внимание антропологов и этнографов, аналогичные практики и

переживания, включая ритуальную болезнь, с некоторыми видоизменениями

существуют среди народов Юго-Восточной Азии, Австралии, Океании, Африки, а

также среди индейцев Северной и Южной Америк.

Следующее ниже описание посвящения авам -- самоедского шамана,

сделанное А. А. Поповым, может служить иллюстрацией переживаний, которые

открывают путь к деятельности в качестве шамана.

 

Будущий шаман, заболевший оспой, оставался бесчувственным в течение

трех дней и настолько походил на мертвеца, что на третий день чуть не был

похоронен. Сам же он наблюдал, как спускается в ад и после многих

приключений прибывает на остров, в центре которого растет молодая береза,

достигающая небес. Это было Древо Хозяина Земли, и Хозяин дал ему ветвь

этого дерева, чтобы шаман сделал себе бубен. Затем он подошел к горе.

Проходя открытое пространство, он повстречался с нагим человеком,

раздувающим с помощью мехов силь-нейший огонь, на котором стоял котел.

Человек с помощью крючка поймал шамана, отрубил ему голову, искрошил его

тело и сунул все в котел. Затем в течении трех лет он кипятил тело, после

чего выковал для него голову. Наконец, он выловил кости, плывущие по реке,

соединил их и покрыл плотью. В ходе своих приключений в Другом Мире, будущий

шаман повстречал несколько полубожественных персонажей в человеческом и

животном образе, каждый из которых открыл ему учение и обучил секретам

целительства. Когда он пришел в себя в юрте, окруженный родственниками, он

уже был посвященным и мог начать шаманить.

 

Мифология, являющаяся хранилищем сакральной истории культуры, также

указывает на непосредственное значение и универсальный характер опыта смерти

и возрождения. Многие древние и современные культуры обладают живописными историями,

рассказывающими о героях, спускавшихся в мир мертвых и преодолев немыслимые

препоны, вернувшихся на землю наделенные сверхъестественными способностями.

Столь же часты упоминания о богах, полубогах или героях, умерших или убитых,

а затем возвращенных к жизни для новой роли, омоложенными или ставшими

бессмертными вследствие переживания уничтожения. В менее отчетливом виде та

же тема выражается в образе героя, заглатываемого и перевариваемого

колоссальным чудовищем, а впоследствии либо извергнутым им назад, либо

совершившим чудесный побег.

Во многих частях света эти мифологические темы явились концептуальной

основой для священных мистерий, в ходе которых неофиты испытывают в

ритуализированной форме смерть и возрождение. Вавилонские и ассирийские

обряды, связанные с Таммузом и Иштар, вращаются вокруг одной из самых ранних

аллегорий умирающего бога, относясь, возможно, к 4000 году до н.э. Миф,

лежащий в основе ритуального действа, -- это история Матери Богини Иштар и

ее нисхождения в подземный мир в поисках священного эликсира, который

единственный мог бы вернуть к жизни ее мертвого сына и мужа Таммуза. Она

сама была заключена в дом мрака хтонической богиней Эрешнигаль, царицей

подземного мира, и подверглась различным заболеваниям. В отместку она,

будучи богиней плодородия, остановила созревание урожая и всякий рост на

земле. В конце концов, благодаря вмешательству других богов, напуганных

произошедшим, Иштар была исцелена с помощью живой воды и вызволена из

подземного мира. Согласно эзотерическому толкованию, миф об Иштар

представляет собой заключение сознания в материю и его освобождение путем

животворного и освобождающего действия тайного учения. В храмах Исиды и

Осириса в Древнем Египте кандидат в посвященные под руководством иерофантов

проходил через ряд тяжелых испытаний с целью преодолеть страх смерти и

обрести доступ к эзотерическому знанию о природе. Вселенной и человеке.

Мифологической основой для ритуала трансформации служила история убийства и

расчленения Осириса братом Сетом и последующего воскресения после

мифического действа, выполненного его сестрой Нефтис вместе с женой и

сестрой Осириса Исидой.

Древняя Греция изобиловала мистериальными религиями и священными

обрядами. Элевсинские мистерии, проводившиеся

 

 

каждые пять лет в Аттике, основывались на эзотерическом толковании мифа

о Деметре и ее дочери Персефоне. Похищенная хто-ническим богом Плутоном

Персефона была вынуждена каждый год проводить шесть месяцев в подземном

мире. Этот миф, рассматриваемый как аллегория, касающаяся сезонных циклов

природы, стал для посвященных в Элевсинские мистерии символом духовных битв

души.

Орфический культ основывался на легенде об обожествленном фракийском

певце Орфее, предпринявшем неудачную попытку освободить свою возлюбленную

Эвридику из тьмы подземного мира. Он сам трагически погиб, будучи разодран в

клочья кикони-анскими женщинами за вмешательство в вакханалию. Согласно

легенде, его оторванная голова, выброшенная в Гебр, продолжала петь и

предсказывать будущее. Вакхические и дионисийские обряды концентрировались

вокруг истории молодого Вакха, расчлененного Титанами, а затем воскрешенного

Афиной Палладой после того, как та спасла его сердце. В дионисийских обрядах

их участники стремились к отождествлению с убитым и воскресающим богом,

достигая этого с помощью употребления пьянящих напитков, ритмических танцев,

пожирания сырого мяса животных. Самофракийские мистерии корибантов или

кабиров были тесно связаны дионисийскими празднествами. Ритуальная драма

представляла убийство Кадмилла тремя его братьями.

Фригийские мистерии справлялись во имя бога Атиса, оскопившего себя под

сосной, умершего и воскрешенного великой матерью Кибеллой*.

Ритуальная процедура, практиковавшаяся во Фригии, включала в себя

сакральный прием пищи, во время которого неофит ел из барабана и пил из

цимбал. Потом он натирался кровью быка;

посвящаемого поили исключительно молоком. Мистерии Адониса ежегодно

справлялись во многих частях Египта, Финикии и Библоса. Согласно легенде,

Адонис родился из миррового дерева, в которое боги превратили его мать

Смирну. Его рождению помогал дикий вепрь, ставший таким образом повитухой

Адониса;

__________________

* Согласно некоторым исследователям мифологии, данная легенда содержит

языческие корни христианской традиции, связанной с рождественским деревом,

 

 

однако он же принес ему смерть. Адонис скончался после того, как его

смертельно ранил, пронзив клыками, этот зверь. В ходе мистерий Адониса,

неофит проходил через символическую смерть бога и воскресал с помощью

жрецов. Он вступал в благословенное состояние возрождения и искупления,

ставшее возможным в результате страдании Адониса.

В нордической традиции убиваемым и воскресающим богом был любимый сын

Одина -- Бальдр. Согласно мифу, он был молод и прекрасен, а также являлся

единственным миролюбивым божеством Валгаллы. Обманщик Локи,

персонифицированное зло, подсунул слепому богу судьбы Хеду омеловую стрелу,

единственное оружие, могущее причинить вред Бальдру, которой тот и был

сражен. После многих усилий убитые горем боги нашли способ воскресить своего

любимца. В процессе мистерий Одина неофит выпивал освященный мед из кубка,

сделанного из человеческого черепа. Подобно Бальдру, посвящаемый проходил

через тяжелые сакральные испытания в девяти подземных палатах и, в конце

концов, мог открыть тайну Одина, наиболее хранимую из тайн природы и

человеческой души. В друидических мистериях Британии, граница между

символической и физиологической смертью была весьма зыбкой. После помещения

испытуемого заживо в гроб, последний укладывали в открытую лодку и

сталкивали в море, изображая таким образом смерть бога Солнца. В этом

необычном и тяжелом испытании гибли многие посвящаемые. К тем же, кто

переживал этот суровый ритуал, относились как к заново рожденным.

Приведенные выше примеры, безусловно, не исчерпывают описание

мистериальных религий. Схожие ритуальные действия, акцентированные на смерти

и возрождении, существовали также в различных видах в митраизме, в

герметической традиции, в Индии, на Тибете, среди африканских племен, в

доколумбовых и современных обществах американских индейцев, а также во

многих других культурах мира. Подобные ритуалы практиковались также в ходе

посвящения в разные секретные общества всех времен.

Несколько конкретных примеров событий, происходящих во время мистерий

смерти и возрождения покажут, насколько сильно они напоминают феноменологию

психоделических сеансов с перинатальным содержанием. Эдуард Шюре в "Великих

посвященных" приводит яркую реконструкцию процесса посвящения в

 

 

египетские мистерии Исиды и Осириса. Согласно Шюре, суровые ритуальные

испытания начинались с прохождения по узкому коридору тайного убежища,

освещаемому факелами. С обеих сторон этого зловещего помещения располагались

устрашающие статуи с человеческими телами и звериными головами. В конце

коридора находилась мумия и человеческий скелет, охраняющие дыру в стене.

Неофиту вручался небольшой зажженный светильник, и он проникал в это

отверстие, которое было столь узко, что приходилось карабкаться на

четвереньках. Затем дверь за ним затворялась, и дальнейший путь пролегал в

темноте. В конце прохода находилась дыра наподобие ствола шахты, ведущая к

лестнице, исчезающей в вертикальном отверстии. Спустившись к нижней из

перекладин, неофит обнаруживал, что висит над ужасающей бездной. Тревожно

размышляя о своем весьма затруднительном положении -- о невозможности

вернуться наверх и о таинственной черноте внизу, -- он замечал справа

расщелину и ступени. Он избегал пропасти; спиральная, высеченная в скале

лестница вела его в огромный зал, расписанный символическими фресками, а

пастофор, хранитель священных символов, объяснял ему значение изображений.

Далее фаза испытания начиналась в длинном узком коридоре, в конце

которого светилась раскаленная докрасна печь. Дверь за неофитом

захлопывалась, и перед ним вставала задача пройти сквозь огонь. Обретя

достаточно мужества и приблизившись к пылающему горнилу, он видел, что это

-- оптическая иллюзия, создаваемая горящими чередующимися смолистыми

поленьями, положенными на железную решетку. Путь, пролегающий между

поленьями, позволял быстро миновать их.

Затем следовало испытание водой. Посвящаемый сталкивался в бассейн,

наполненный черной, стоячей водой, после чего два помощника вытаскивали его

в слабо освещенный грот. Здесь его купали, досуха вытирали и умащали

изысканными благовониями.

Отдыхая, он слушал игру арф и флейт. Нубийка, одетая в темнокрасное

одеяние и украшенная прекрасными драгоценностями, приближалась к нему,

символизируя самое женскую чувственность. Если он уступал искушению и не

выдерживал испытания, то на всю жизнь оставался рабом в храме. Если же

успешно проходил эту последнюю стадию, его с триумфом препровождали в

святилище Исиды, где он должен был принести обет молчания и покорности перед

колоссальной статуей богини.

 

 

В "Обелиске франкмасонства" Джон Е. Вейсс приводит описание Элевсинских

мистерий древней Греции. Он изображает обстановку начала мистерии, как

пронизанную чувством абсолютного хаоса и ужаса, сопровождаемую слепящими

вспышками света и оглушающими раскатами грома. Согласно рисуемой им картине,

помещение словно трясется и охвачено огнем; отвратительные приведения

скользят по воздуху, вопя и стеная; всюду слышны пугающие звуки и завывания.

На фоне этих инфернальных сцен появляются таинственные призраки,

представляющие посланников различных яростных божеств: Мучения, Безумия,

Голода, Болезни и Смерти. В то время как трепещущие новообращенные

продвигаются среди ужасающего представления, отражающего страдания этой

жизни, а также муки, испытываемые в Тартаре, они слышат торжественный голос

иерофанта, демонстрирующего и объясняющего символы высшей божественности.

Внезапно все меняется, и вместо ужасных образов появляются ясный свет и

различные знаки блаженства. Таким образом, община посвященных в Элевсинские

мистерии пережила в короткое время и на ограниченном пространстве "беды

Земли, мучения Тартара и счастье Элизиума".

В приведенном Шюре описании посвящения в мистерии Исиды и Осириса

сходство между различными фазами этого испытания и эпизодами

психоделического переживания смерти и возрождения особенно поразительно. Оно

включает в себя испытания смертью, огнем, испорченной водой и сексуальным

искушением. Все это четко соответствует перинатальной матрице "отсутствие

выхода", а определенные стороны борьбы смерти и воскресения включают огонь,

скатологические моменты и сексуальное возбуждение. Приводимое Вейссом

описание Элевсинских посвящений вполне могло бы быть описанием ЛСД-сеанса с

акцентированным перинатальным уровнем. Как соприкосновение с наиболее

пугающими сторонами человеческого существования, так и резкий переход от

крайней степени мучений и страданий к трансцендентальному блаженству

относятся к числу наиболее часто возникающих в ходе психоделической терапии.

Повсеместное историческое и географическое распространение

трансформирующих ритуалов, концентрирующихся на проблеме смерти и

возрождения, и их психологическое значение для отдельных людей, групп и

целых культур предполагает, что они должны отражать фундаментальные

потребности, коренящиеся в человеческой природе. Таким образом, изучение этих ритуалов и

углубленное понимание процесса смерти-возрождения представляет большой

теоретический и практический интерес. Исследования, проводимые в этой

области, были связаны со специфическими проблемами. Основные данные о

характере таких обрядов, как правило, считались священными, содержались в

секрете и передавались немногочисленным посвященным. Если что-то и

открывалось окружающим, то обычно в виде различного рода иносказаний и

шифров. Реконструкция действительного протекания ритуалов на основании

исторических описаний или археологических находок представляется делом

довольно трудным, а точность восстановления -- весьма проблематичной.

Антропологи, изучающие виды ритуалов, практикуемых в различных

современных культурах, сталкиваются с довольно сложной задачей получения

доступа к сути таких действ. Поскольку большинство подобных исследований

проводилось в культурах, относящихся к незападному миру, это еще больше

усложнило положение, вследствие существующих культурных и лингвистических

барьеров. За некоторыми исключениями, антропологические исследования

сосредоточивались, в основном, на внешних сторонах обрядов перехода, -- они

легче поддаются наблюдению, -- а не на субъективных переживаниях

участников*.

Судя по всему, психоделические исследования предлагают уникальный поход

для изучения процесса ритуальной трансформации в будущем. Аналогии между

ЛСД-сеансами и ритуальным процессом смерти и возрождения настолько

поразительны, что первые могут применяться для экспериментального

моделирования вторых. Используя людей, относящихся к нашей культуре, чьи

биографии известны и которые согласны поделиться свощиеся в человеческой природе. Таким образом, изучение этих ритуалов и

углубленное понимание процесса смерти-возрождения представляет большой

теоретический и практический интерес. Исследования, проводимые в этой

области, были связаны со специфическими проблемами. Основные данные о

характере таких обрядов, как правило, считались священными, содержались в

секрете и передавались немногочисленным посвященным. Если что-то и

открывалось окружающим, то обычно в виде различного рода иносказаний и

шифров. Реконструкция действительного протекания ритуалов на основании

исторических описаний или археологических находок представляется делом

довольно трудным, а точность восстановления -- весьма проблематичной.

____________________

* В последние годы многие исследователи указывали на то, что

субъективные аспекты ритуальных событий представляют важный ключ к пониманию

трансформирующего процесса. Они защищают точку зрения, согласно которой

антропологам следует не только собирать данные самонаблюдения других людей,

но и прямо участвовать в процедурах, обретая непосредственное знание о

действии употребляемых препаратов и безлекарственных методик. Данное

направление получило название "визионерской антропологии". Представителями

подобного подхода являются Карлос Кастанеда, Майкл Харнер, Барбара

Мейерхофф, Марлен Добкин де Риос, Джоан Хэлифакс и Ричард Кац.

 

Антропологи, изучающие виды ритуалов, практикуемых в различных

современных культурах, сталкиваются с довольно сложной задачей получения

доступа к сути таких действ. Поскольку большинство подобных исследований

проводилось в культурах, относящихся к незападному миру, это еще больше

усложнило положение, вследствие существующих культурных и лингвистических

барьеров. За некоторыми исключениями, антропологические исследования

сосредоточивались, в основном, на внешних сторонах обрядов перехода, -- они

легче поддаются наблюдению, -- а не на субъективных переживаниях

участников*.

Судя по всему, психоделические исследования предлагают уникальный поход

для изучения процесса ритуальной трансформации в будущем. Аналогии между

ЛСД-сеансами и ритуальным процессом смерти и возрождения настолько

поразительны, что первые могут применяться для экспериментального

моделирования вторых. Используя людей, относящихся к нашей культуре, чьи

биографии известны и которые согласны поделиться своими переживаниями, исследователь может преодолеть некоторые трудности,

присущие как историческому научному подходу, так и полевым исследованиям

антропологов. Углубленное понимание процесса трансформации, основывающееся

на объединении исторических, антропологических и экспериментальных данных,

могло бы иметь важные последствия для самых различных областей, включая

психиатрию, искусство, философию, религию и образование.

____________________

* В последние годы многие исследователи указывали на то, что

субъективные аспекты ритуальных событий представляют важный ключ к пониманию

трансформирующего процесса. Они защищают точку зрения, согласно которой

антропологам следует не только собирать данные самонаблюдения других людей,

но и прямо участвовать в процедурах, обретая непосредственное знание о

действии употребляемых препаратов и безлекарственных методик. Данное

направление получило название "визионерской антропологии". Представителями

подобного подхода являются Карлос Кастанеда, Майкл Харнер, Барбара

Мейерхофф, Марлен Добкин де Риос, Джоан Хэлифакс и Ричард Кац.

 

ДИАЛЕКТИКА ЖИЗНИ И СМЕРТИ

 

Тема смерти играет ведущую роль в религии, мифологии и искусстве многих

культур, не относящихся к западной цивилизации. И потому вызывает удивление,

насколько мало внимания западные психологи, психиатры и философы уделяют ей

в своих теоретических построениях. Однако существовало несколько серьезных

исключений, наиболее интересным из которых является Зигмунд Фрейд, чьи

взгляды, касавшиеся психологических аспектов смерти, претерпели резкие

изменения на разных этапах его работы над теорией психоанализа. В своих

ранних трудах Фрейд делал акцент почти исключительно на сексуальность.

Смерть играла относительно малую роль и не находила отдельного выражения в

рисуемой им картине человеческого подсознания. Страх смерти

интерпретировался как производное от тревожности, связанной с разлукой, или

страхом кастрации, и коренился, с его точки зрения, в предэдиповых и

эдиповых стадиях развития либидо. Большинство последователей.Фрейда приняли

данный подход, внеся в него свои изменения и дополнения. Отто Феникел,

суммируя данные психоаналитической литературы, выразил сомнение в

существовании такого феномена, как нормальный страх смерти. С его точки

зрения, сама идея собственной смертности является субъективно бессмысленной,

и потому этот страх просто скрывает другие подсознательные идеи. Случается,

что последние по своему характеру относятся к либидо, и тогда их можно

понять через историю пациента. Чаще же определенные воспоминания детства

трансформировали страх утраты любви или кастрации в страх смерти. Кроме

того, идея смерти может отражать боязнь наказания за ее пожелание, либо

страх перед собственным возбуждением, особенно перед сексуальным оргазмом.

 

 

Сам Фрейд в результате клинических наблюдений довольно-таки решительно

изменил взгляды на смерть. Указания на подобную перемену можно обнаружить в

его теоретических построениях, выполненных между 1913 и 1920 годами и,

особенно, в его анализе пьесы Шекспира "Венецианский купец" (Тема трех

ларцов), а также в эссе, озаглавленном "Мысли на случай о войне и смерти". В

этих работах он выказал явную тенденцию к пересмотру раннего тезиса о том,

что понятие "смерть как таковая" не присутствует в человеческом сознании.

В 1920 году Фрейд свел воедино свои различные взгляды на смерть и

придал им законченный вид, сформулировав обширную биопсихологическую теорию

человеческой личности. В работе "По ту сторону принципа удовольствия" он

постулировал существование двух типов инстинкта: служащего сохранению жизни

и стремящегося вернуть ее туда, откуда она произошла. Фрейд видел

существование глубоких взаимоотношений между названными группами

инстинктивных сил, а также наличие двух противоположных тенденций в

физиологических процессах человеческого организма -- анаболизма и

катаболизма. Процессами анаболизма называются те, которые способствуют

росту, развитию и запасу питательных веществ. Процессы же катаболизма

связаны с потреблением запасов и расходом энергии. Фрейд также связал два

этих вида деятельности с двумя типами клеток в человеческом организме:

половыми -- потенциально вечными, и образующими тело, которые неизбежно

погибают. Раньше практически все проявления агрессивности он оценивал, как

форму сексуальности, и определял, как садистские по существу. В новой

концепции Фрейд соотнес их с инстинктом смерти. Согласно данной точке

зрения, такой инстинкт действует в человеческом организме с самого начала,

постепенно превращая его в неорганическую систему. Разрушительная сила может

и должна быть частично отвлечена от своей основной цели и переключена на

другие организмы. Судя по всему, для инстинкта смерти не важно, действует ли

он по отношению к объектам внешнего мира или против самого организма, но

важно достижение главной цели -- разрушения.

Поздние замечания, касающиеся роли инстинкта смерти, появляются в

последней значительной работе Фрейда "Очерк психоанализа" (1938). В ней

коренная дихотомия между двумя могучими силами: инстинктом любви (Эросом) и

инстинктом

 

 

смерти (Танатосом) становится треугольным камнем понимания Фрейдом

ментальных процессов. Данная концепция была для него ведущей в последние

годы жизни. Эта важнейшая ревизия психоаналитической теории не вызвала

большого энтузиазма со стороны его последователей и не была полностью

включена в основное русло психоанализа. Рудольф Брун, выполнивший обширный

статистический обзор работ, связанных с теорией Фрейда, предполагающей

существование инстинкта смерти, обнаружил, что большинство из таких работ

явно враждебны этой концепции учителя. Многие авторы расценивали интерес

Фрейда к проблемам, связанным со смертью, и введение Танатоса в теорию

влечений, как чужеродное образование в его психологической

кон-цептуалистике. Были также упоминания о том, что основой для столь

неожиданного аспекта мышления Фрейда явились, возможно, личные факторы.

Некоторые из авторов интерпретировали его поздние идеи, как вытекающие из

его собственной озабоченности смертью, как реакцию на начавшееся раковое

заболевание и гибель близких членов семьи. В своем упомянутом выше обзоре

Брун предположил, что на возникновение теории Фрейда о существовании

инстинкта смерти, вероятно, глубоко повлияла его реакция на первую мировую

войну.

В своем эссе "О психологии бессознательного" Карл Густав Юнг возразил

против концепции Фрейда о существовании двух основных инстинктов -- Эроса и

Танатоса. Юнг также не согласился с тезисом о том, что целью Эроса является

создание возможно большего числа связей и сохранение их, а целью Танатоса

-- их разрыв и, таким образом, уничтожение. Юнг аргументировал это тем,

что подобный выбор противоположностей отражает точку зрения сознания, а не

движущие силы подсознания. Согласно Юнгу, логической противоположностью

любви является ненависть, а Эроса -- Фобос (страх). Однако психологическая

противоположность любви есть воля к власти, сила, доминирующая в теориях

Альфреда Адлера*. Там, где царит любовь, нет воли

_____________________

* На жизнь и деятельность Адлера, согласно его собственным словам,

повлияло пережитое им соприкосновение со смертью. В пятилетнем возрасте он

заболел тяжелым воспалением легких, и лечащий врач нашел его состояние

безнадежным. Выздоровев, он решил изучать медицину, чтобы быть во всеоружии

для борьбы со смертью. Хотя Адлер явно и не ввел страх смерти в

 

 

к власти, а там, где воля безмерна, нет любви. Таким образом, то, что

заставило Фрейда назвать в качестве противоположности Эросу разрушительный

инстинкт или инстинкт смерти было, с одной стороны, уступкой

интеллектуальной логике, а с другой, -- психологическим предубеждением.

Согласно Юнгу, Эрос не эквивалентен жизни, но для того, кто думает так,

противоположностью Эроса, конечно же, будет смерть. Все мы ощущаем -- то,

что противостоит нашим высшим жизненным принципам, должно быть

разрушительным и дурным, -- и, будучи не в состоянии соотнести это ни с

какой позитивной жизненной силой, мы избегаем и боимся его.

Особый вклад Юнга в танатологию состоит в его глубочайшей уверенности в

том, насколько могуче в подсознании представлены мотивы, связанные со

смертью. Он и его последователи привлекли внимание западной психологии к

величайшему значению всех символических вариаций темы смерти и возрождения в

нашем наследии архетипов. И все это было проиллюстрировано многочисленными

примерами, взятыми из различных культур и исторических эпох -- от мифологии

австралийских аборигенов до алхимии.

Проблемы, связанные со смертью, играли также важную роль в

разработанной Юнгом психологии развития индивидуальности. Он рассматривал

сексуальность в качестве доминирующей силы первой половины жизни, а проблему

биологического дряхления и приближения к смерти -- как основную во второй ее

половине. В нормальных условиях озабоченность проблемой смерти возникает в

более поздние десятилетия жизненного пути, проявление же ее на ранних этапах

обычно связано с психопатологией. Становление индивидуальности, описанное

Юнгом, приводит к психологической полноценности личности и включает в себя

разрешение проблемы смерти. Вопрос смерти занимает также важное место в

теориях экзистенциалистов, особенно в философии Мартина Хайдеггера. В

выполненной им работе "Бытие и время" (Sein und Zeit) анализе существования

кончина играет ключевую роль. Со

_______________________

 

свою теорию, его деятельность на протяжении всей жизни стимулировалась

опытом пережитой угрозы жизни. Основной акцент в разработанной Адлером

терапии делается на смелость и способность открыто смотреть на опасные

стороны жизни. (Botteme, 1939).

 

 

гласно Хандеггеру, сознание собственной бренности, ничтожности и смерти

неуловимо присутствует в каждом миге человеческой жизни еще до

действительного наступления биологического конца или соприкосновения с ним.

Не имеет значения, обладает ли индивид фактическим знанием смерти, ожидает

ли он ее приход или сознательно задумывается о бренности существования.

Экзистенциальный анализ подтверждает, что жизнь -- это "бытие, обращенное к

смерти" (Бытие и время). Всякое онтологическое теоретизирование должно

учитывать всю совокупность существования и, следовательно, тот факт, что

часть его еще не проявилась, включая и самый конец. Осознание смерти

является постоянным источником напряженности и экзистенциональной тревоги в

организме, но оно также образует фон, на котором само бытие и время

приобретают более глубокий смысл.

Важно отметить, что Хайдеггер следовал указаниям своего учителя Эдмунда

Гуссерля, о том что философу следует переключить внимание с окружающего мира

на мир внутренний. Таким образом, самоуглубление -- это существенная

необходимость для нашего постижения мира и размышлений о нем. Хайдеггер

заявляет, что ему удалось описать фундаментальные переживания, лежащие в

основе повседневного восприятия мира и все же находящиеся вне сферы действия

традиционного научного метода. Судя по всему, именно в результате подобного

подхода его взгляды оказались столь близки прозрениям, достигнутым в

различных необычных состояниях сознания*.

В последнее десятилетие наблюдался резкий рост интереса к роли, которую

смерть играет в человеческом подсознании. Во многом это было связано с

клиническими и лабораторными исследованиями разного рода необычных состояний

сознания. В настоящее время используют психоделики, сильнодействующие

методики изменения сознания, не включающие в себя применение препаратов, а

также некоторые эмпирические техники индивидуальной и групповой психотерапии; стало возможным активизировать те

уровни подсознания, которые в прошлом редко удавалось непосредственно

наблюдать*. Определенные явления, которые при их возникновении у лиц,

страдающих шизофренией, привычно рассматривались как нарушения, вызванные

психотиче-ским процессом, ныне стойко вызываются у обычных добровольцев при

помощи вышеописанных методов. Исследователи работы органов восприятия,

изучавшие данные состояния с феноменологической точки зрения, не могут

пренебречь той важной ролью, которую переживания смерти (и рождения) играют

в этом контексте. Данные этой области исследований в самом широком смысле

подтверждают мнение Фрейда, Юнга и некоторых философов-экзистенциалистов,

выражавших их каждый по-своему, о том, что смерть играет важнейшую роль в

человеческом подсознании.

___________________________

* Мы уже упоминали при обсуждении перинатальных переживаний, что взгляд

на мир, присущий экзистенциалистам, господствует в мышлении и чувствах

людей, находящихся под воздействием матрицы "отсутствия выхода" и не

способных найти единственное существующее решение, лежащее, видимо, в

трансцендентности. Атеизм, присущий философам-экзистенциалистам,

подтверждает такую связь.

 

 

Последовательное переживание агонии, кончины и возрождения -- одно из

наиболее частых явлений в психоделических сеансах. Они возникают довольно

неожиданно вне какого-либо специального программирования, иногда даже к

вящему удивлению неопытного и неинформированного человека. Нередко

переживания подобного рода представляют ключевую часть психодели-ческого

сеанса, что может служить иллюстрацией не только существования в подсознании

матриц такого переживания, но и выявляет значительную потребность и

стремление человеческих существ экстерриторизировать данный глубинный

материал. Это, видимо, объясняет повсеместный характер различных ритуалов

смерти-возрождения и значение, придаваемое им посвященными, религиозными

группами и целыми культурами.

_______________________

* Драматичные переживания смерти и воскресения могут наблюдаться в

группах активного исследования и групповой психотерапии, при проведении

сеансов длительного воздействия, при гештальттерапии, биоэнергетическом

подходе, базисной терапии, а также при гипнозе. Они могут иногда возникать

при проведении лабораторных исследований, включающих в себя сенсорную

депривацию, сенсорную перегрузку, саморегулирование биологических функций, и

различного рода кинестетические устройства. Многие западные последователи

восточных духовных практик, типа дзэн-буддизма, ваджраяны, кундалини-йоги,

переживали глубокие состояния подобного рода в результате своих занятий.

Роберт Мастерс и Джин Хьюстон в книге "Игры ума" описали несколько весьма

действенных упражнений, включающих элементы проигрывания смерти-возрождения.

 

 

Параллели между ЛСД-сеансами и эзотерическими действами,

сосредоточенными на опыте смерти, носят не только феноменологический

характер. Физиологические, психологические, философские и духовные

переживания хорошо разрешившихся ЛСД-сеансов также похожи на описания

трансформаций посвященных и неофитов всех времен, которые соприкоснулись со

смертью и возвратились к жизни. Согласно нашим данным, люди, пережившие

смерть и возрождение в ходе сеансов, выказывали специфические изменения в

самовосприятии и в восприятии мира, в присущей им шкале ценностей, принципах

поведения и общих воззрениях. Те, кто до переживания испытывал в различной

степени всевозможные виды эмоционального и психодинамического дискомфорта,

как правило, ощущают значительное облегчение. Депрессивность исчезает,

уровень тревоги и напряженность снижаются, чувство вины снимается, а

самовосприятие и самооценка значительно улучшаются. Люди говорят, что

ощущают себя как бы заново родившимися и очищенными. Предшествующее ощущение

отчуждения сменяется чувством полной гармонии с природой. А во внутренней

жизни начинают преобладать глубокая ясность и радость. Все это обычно

сопровождается повышением вкуса к жизни в целом и чувством физического

здоровья и хорошего физиологического функционирования.

Некоторые говорят, что переживание смерти-возрождения как бы сняло с их

чувств тонкую пленку, мешавшую полноценно осознавать реальность. Образы,

воспринимаемые органами чувств в этом состоянии, -- свежие и яркие, почти

ошеломляющие, люди чувствуют, что до переживания возрождения они никогда

по-настоящему не воспринимали цвета, не чувствовали все разнообразие запахов

и ароматов, не ощущали тысячи оттенков вкуса в пище, вообще не знали

потенциальных возможностей восприятия, скрытых в их теле. Сексуальная жизнь

может стать свободнее, и потенция у мужчин" наряду со способностью к оргазму

у обоих полов, часто значительно повышается. Многие начинают глубоко

интересоваться природой, обнаруживая у себя способность экстатического

восприятия ее красоты, зачастую впервые за всю свою жизнь. То же самое

происходит в отношении искусства, особенно музыки; нередко в результате

психоделического переживания подобного типа у людей, не интересовавшихся

музыкой, развивается ярко выраженная тяга к ней, другие же находят

совершенно новые способы наслаждаться ею. Агрессивные импульсы и чувства обычно резко снижаются, значительно возрастает терпимость

в межличностных отношениях и к иным точкам зрения. Люди испытывают новые для

них эмоции -- сочувствие и тепло по отношению к другим; они воспринимают,

мир, как поразительное и в основе своей благоприятное место. Все в нем

кажется совершенным, точно таким, каким должно бить.

Почти всегда происходит определенная переориентация в отношении

времени. Реже вспоминаются травмирующие стороны прошлого, будущее

принимается более спокойно, отсутствует ажиотаж, и все это сопровождается

усилением эмоционального акцента на пребывание здесь и сейчас. Отношения

между явлениями, считающимися тривиальными, и теми, что рассматриваются, как

жизненно важные, резко меняются. Люди обнаруживают смысл и красоту в

предметах повседневного окружения. Граница между чудесным и банальным

исчезает. Ценности, к которым ранее человек стремился с ярко выраженной

настойчивостью, затрачивая на их достижение массу сил и энергии,

представляются теперь неважными. Избыточное стремление к власти, положению,

материальным приобретениям начинает казаться ребячеством и признаком

духовной слепоты. Самая глубокая мудрость обнаруживается в житейской

простоте. Уменьшение нереальных амбиций зачастую сопровождается возросшей

способностью к смирeнию.

 

. . .

 

Другим частым изменениям, возникающим после полноценного и хорошо

усвоенного опыта смерти-возрождения, является значительный рост интереса к

философии, религии и мистике. Новые духовные чувства обычно носят

космический либо пантеистический характер. Индивид обретает способность

видеть много новых духовных измерений в человеческой жизни и чувствовать

присутствие духовной творческой силы за явлениями повседневной реальности.

Многие также испытали пробуждение сильного интереса к восточным или древним

религиям и философиям. У некоторых этот интерес принял чисто

интеллектуальную форму, у других -- связался с глубокой вовлеченностью в

систематические занятия духовной практикой. Часто люди обнаруживали у себя

новую способность понимать универсальные религиозные символы и метафоры,

используемые в святых писаниях и других сакральных текстах, а также

определенные сложные философские эссе. Если переживание смерти и возрождения

сопровождается переживанием космического единства, люди обычно начинают

воспринимать себя и мир в виде духовной энергии, участвующей в

божественной игре, а обыденную реальность, -- как священную в своей основе.

Подобные превращения обычно ярко выражены в течение нескольких дней или

недель после глубокого и хорошо прошедшего ЛСД-сеанса, включавшего в себя

опыт смерти-возрождения. Изменения, как правило, столь разительны, что

врачи, проводящие эти сеансы, называют их на профессиональном жаргоне

"психо-делический отсвет". Раньше или позже они ослабевают. Под влиянием

давления и требований со стороны социального окружения многие более или

менее утрачивают связь со своими космическими переживаниями. Однако

обретенное в результате постижение философских и духовных параметров

окружающей нас реальности имеет тенденцию присутствовать неопределенно

долго. Проявляя волю, можно использовать глубокие знания, полученные в итоге

переживания смерти-возрождения, как руководство для изменения всей своей

жизни. Некоторые люди могут таким путем создать для самих себя положение,

при котором для них потенциально доступны, чаще всего не только прозрения,

связанные со знанием, но и новые духовные ощущения.

Было бы опасным сверхупрощением представлять процесс смерти-возрождения

лишь с одной стороны, делая акцент на его потенциальной пользе и ничего не

говоря о серьезных опасностях, существующих в данной области. Сеансы ЛСД, в

которых активизирован перинатальный материал, не только способствуют

глубоким позитивным изменениям, но и являются потенциальным источником

наиболее частых затруднений, происходящих в ходе ЛСД-процедуры. Плохо

прошедшие сеансы, содержавшие перина-тальные компоненты, могут привести к

глубоким заторможенным и ажитированным депрессиям с суицидальными

тенденциями, разрушительным и саморазрушительным побуждениям,

параноидаль-ным состояниям или претенциозным и мессианским проявлениям.

Намеки на некоторые из этих опасностей часто обнаруживаются в связи с

происходящим в рамках различных обрядов перехода процессом трансформации.

Согласно мистической литературе, устной традиции коренных культур,

различного рода мифологическим описаниям, беспечному и неопытному искателю

или духовному авантюристу, грозит опасность физических болезней, безумия и

даже смерти. Надлежащие приготовления, поддержка и

 

 

руководство абсолютно необходимы для вступающего в эти области

человеческого сознания*.

У душевнобольных лечебное действие, вызываемое опытом смерти и

возрождения настолько важно, что мы остановимся на этой теме подробнее.

Видимо, в перинатальных матрицах коренятся глубинные истоки самых явных

сторон многих психопатологических синдромов. Такие ключевые симптомы, как

тревога, агрессивность, подавленность, напряженность, чувство вины, наряду с

ощущениями типа чувства беспомощности и неполноценности, судя" по всему,

содержатся в переживаниях перинатального уровня. Аналогично, часто можно

проследить озабоченность различными физиологическими функциями или

биологическими субстратами, ипохондрические переживания и широкий круг

психосоматической симптоматики вплоть до компонентов, входящих в процесс

смерти-возрождения. Это верно в отношении обычных головных болей и мигреней,

невротического ощущения нехватки кислорода и удушья, нарушений сердечной

деятельности, тошноты и рвоты, различных видов двигательных нарушений и

мышечной напряженности, болей и тремора.

Довольно часто в ходе психолитической терапии с использованием ЛСД

случалось, что пациенты выходили за пределы психодинамического уровня,

однако не раз