ПОСЛЕСЛОВИЕ СЕМЬ ТРИДЦАТЬ ДВА НА ДВА СОРОК ЧЕТЫРЕ
...Лекэтуш, так удобно получив мяч под убийственную свою правую, резко рванул вперед. Наша защита среагировала на его маневр с мимолетным опозданием. Секунда времени и метр пространства — вот был выигрыш румына. С места правого полусреднего выкатился он на ворота Дасаева.
В сущности, ничего еще не случилось — и расстояние до ворот было не самым коротким, и угол для их обстрела — довольно острым, и, главное, вратарь на месте — чуть сместившийся, как в таких случаях и положено, к ближней штанге. И Лекэтуш всем своим видом начал показывать, что прикладывается пробить в дальний угол — единственное незащищенное место ворот. Замах его правой был резким — защита все не поспевала, и Дасаев сделал движение к открытому углу. И тут же получил убийственный удар в другой, тот, что мгновение назад он так надежно защищал. Игра ведь — это соревнование в искусстве обманывать, и выигрывает тот, у кого это получается естественнее.
Так начался и так закончился для Рината Дасаева его третий и последний чемпионат мира.
Он ехал на него привычно первым номером сборной. Несмотря на разноречивые отзывы о его игре на Пиренеях, на безудержное желание наконец-то сказать свое слово вечного его дублера Чанова, на неподражаемую игру в первой половине сезона-90 Уварова, для всех — тренеров, болельщиков, соперников — он по-прежнему оставался первым. И для себя — тоже.
Уверен: почувствуй Ринат, что сдает, от роли второго отказался бы непременно. Он, кстати, и говорил незадолго перед чемпионатом, что она ему совершенно незнакома и он не представляет, сможет ли в этом качестве оказаться полезным команде.
И все-таки игра его перед чемпионатом внушала некоторые опасения. (Я не имею в виду те телесюжеты, которые предоставлялись нам из Испании. Ибо по ним на Дасаеве как вратаре сборной можно было ставить жирный крест уже с первого дня его пребывания в «Севилье». Я ни разу не видел, чтобы нам показали, как он что-то поймал, все только пропускал и пропускал под ироничные комментарии тележурналистов. Видимо, в ту пору на ЦТ были в моде курьезные сюжеты.) При всегдашней надежности исчезла прежняя свежесть, все делалось добротно, но чуть натужно, как бы не в радость самому себе. Оно, собственно, было и понятно: наслоение усталости. Едва закончив сезон у нас, бросился, как головой в омут, в сезон испанский — два года, считайте, без намека на отдых. И вспомните еще: Севилья ждала не просто Дасаева, она ждала лучшего вратаря мира и на меньшее была не согласна.
Все свои годы в большом футболе Ринат был чрезвычайно жаден до игры. Порой создавалось даже впечатление, что пропустить один-единственный рядовой и ничего по большому счету не решавший матч для него — трагедия. С температурой, выбитыми пальцами, перетянутыми бинтом коленями, в самом тяжелом и худшем настроении — лишь бы играть. Быть освистанным, получать новые синяки и шишки, переживать и мучиться — но играть. Сама мысль о том, чтобы отдать кому бы то ни было во временное пользование свитер с единицей на спине, была бы для него уже поражением. Поэтому он ее и не допускал.
И в Севилье не мог он не рвануть с места в карьер и, приезжая из Испании по вызову тренеров сборной, никогда никому не жаловался на усталость. Но на самой игре она все-таки не могла не сказаться.
В Новогорске, перед самой Италией, Ринат выглядел каким-то отрешенным, ушедшим в себя. Как мудрый старик, который многое знает о жизни, а сейчас вот задумался о себе. Хотя нагрузки были дай бог и времени на размышления не оставляли. Мне казалось, он думал: сможет ли? (При взгляде со стороны Уваров выглядел предпочтительнее, да и Чанов в общем-то не уступал.) И, тысячу раз все взвесив, решил, что да, сможет.
И пропустил в первой игре мяч от Лекэтуша. Не смог, исправляя чужие ошибки, закрыть собой это громадное пространство ворот — семь тридцать два на два сорок четыре. И был объявлен виновником нашего фиаско в Италии номер один. Ну, может быть, номер два — пропустив вперед Лобановского. Вот так все рухнуло в один миг.
Когда он с досады выбивал мяч из сетки, можно, правда, было еще все исправить — уже не ему, но другим, футбол ведь — игра справедливая, в ней, выручая себя, выручают и товарищей, но в тот нежданно-негаданно оказавшийся роковым день справедливость эта была не на нашей стороне.
Впрочем, ее у нас особо и не искали: что-что, а с неудачников взыскивать у нас умеют. Наиболее ретивые «взыскатели» торопились целое футбольное поколение из жизни вычеркнуть, жестоко воздав вчерашним кумирам: Заварову, Хидиятуллину, Бессонову, Демьяненко, Дасаеву. Мы бы, мол, не проиграли, когда бы не было у нас таких игроков.
Но они вот были, как бы кто бы не пытался их скоропалительно забыть. И — есть ведь еще, в большинстве даже играют, на их счастье — за границей, иначе бы в своем отечестве озверели от напоминаний о том, кто они есть на самом деле. Любят у нас это — добивать оступившихся.
Хотя в чем они, собственно, оступились-то? В том оказавшемся неверным шаге Дасаева вправо, переписавшем вдруг всю нашу футбольную историю конца восьмидесятых — начала девяностых? Но на его ворота ведь, не из жэковской команды футболист вышел, а игрок, чей контракт с «Фиорентиной» тянет побольше, чем те деньги, что получают наши нынешние опальные, вместе взятые. Что-то я не слышал, чтобы в Италии так жестоко и изощренно казнили Дзенгу за то, что Каниджа, изловчившись, перебросил затылком мяч через него в сетку и надежды сборной Италии на «золото» после этого гола рассеялись как дым. Или Прюдома в Бельгии — за то, что не сумел уберечь свои ворота от удара Платта на 120-й минуте. Игра, в конце концов. Но мы в этой игре не намерены учиться достойно проигрывать, не можем мы признать, что в данной конкретной игре кто-то был сильнее нас.
Теперь-то задним числом легко говорить, что не стоило Лобановскому ставить Дасаева на первую игру. (Либо игрок должен был «отпроситься» у тренера, либо тот сам глубже прочувствовать ситуацию — не столь важно, это их дело.) Тем более что Уваров, стоявший два последующих матча, показал, что вполне был готов к роли первого с самого начала. Но Лобановский взял вот и доверился Дасаеву. Как доверял ему до этого бессчетное число раз. И возможно, ошибся. А может, и нет. Ну давайте предположим, что блестящего игрока Дасаева в ситуации, где нападающий, а не вратарь был хозяином положения, переиграл прекрасный игрок Лекэтуш. Боюсь, не сможем «опуститься» до объективности — не приучены.
А раз так, то и не заслуживаем мы рождения у нас своего ван Бастена — представляете, что ждало бы его после показанной в Италии игры, будь он нашим гражданином? А для голландцев вот ничего страшного как будто не случилось. Сумели они понять, что не пошла игра у человека. И нормальным к нему отношением помогли самому ван Бастену быстрее пережить неудачу. Так он сегодня забивает — не удержишь. А наши — до сих пор в депрессии.
Впрочем, для нас теперь они как бы и не наши — раз за рубежом играют. Иностранцы. И страну свою, как некоторые считают, они продали минимум дважды — когда уезжали в не наши клубы и второй раз — на итальянском чемпионате мира. Ох, не случайно, по-моему, устраивались эти телешоу с испанскими голами Дасаева. Это была своеобразная антиностальгия: уехал — получай теперь там. Позорь, позорь родину.
И в итальянском провале нашей сборной виноватых долго искать не пришлось. Ясно же как божий день — «иностранцы». Понюхали недеревянных денег — и честь флага для них уже ничто. Вместо работы отдых себе устроили. Римские каникулы.
Дасаев идеально подходил во всех этих ракурсах на роль козла отпущения — цепочка обвинений выстраивалась на редкость легко и плавно, и оставалось только ее замкнуть. Он сам это и сделал, выступив парламентером от команды к руководителям многострадального нашего футбола по поводу невыплаты игрокам сборной обещанного денежного вознаграждения за рекламную ее деятельность. Он прекрасно знал, чем грозит ему такой шаг (ярлык неудачника все-таки со временем стирается, а вот как припечатают тебе этикетку рвача — это уже навсегда). Знал — и сделал его, потому что за полтора десятка лет футбольной жизни не привык прятаться за чужими спинами. Он сам выбрал себе первую роль и играл ее до конца. Во всем.
Лидеры — они тем и хороши, что не довольствуются вторыми планами. Но и неудобны — этим же. Если такой человек раз в жизни сказал себе: «Хочу быть первым!», то он именно и будет — первым или никаким. Дасаев до Италии был безоговорочно первым. После нее его усиленно пытаются низвести до никакого. Так уж у нас принято.
Вот закончил бы он в 88-м, на мажорной серебряной ноте, тогда — да, оставайся у нас первым. А коль продолжил — извини, помнится последнее. И — не прощается.
Продолжил — изволь ловить все, что летит в эту прорву — семь тридцать два на два сорок четыре. А все-то, выясняется, поймать невозможно. Даже если в воротах стоит человек, которому этого хочется не меньше нашего. И которого мы лишили права на ошибку, для того чтобы, когда он ошибется, воскликнуть: «Ну вот, мы так и знали!» И остаться правыми, как привыкли.
Сколько он мячей поймал до злополучного удара Лекэтуша — принимали как должное. На то, дескать, и вратарь. А раз, один раз оказался обыгранным — и все хорошее вмиг было позабыто. Какое там «спасибо и прости», тут бы при заполошном визге «убирайся!» камнями в спину не начали бросать.
Вспомните, в какую ситуацию попал в 84-м году нынешний виновник провала номер один (все-таки эта «слава» принадлежит не Дасаеву) — Лобановский. Годом раньше сборная под его руководством проиграла в отборочном турнире первенства Европы один-единственный матч португальцам и лишилась путевки в финал, а заодно тут же лишилась и тренера, который затем не смог пробиться даже в группу специалистов, непосредственно наблюдавших финал. Какой он, в самом деле, специалист, если португальцам проиграл! (Те, если помните, едва не произвели фурор во Франции — лишь несчастный случай лишил их победы в матче с будущими чемпионами — французами, и никто, насколько мне известно, не посыпал за это головы проигравших пеплом у них на родине.)
И вспомните, каким веским и авторитетным звучало итальянским летом девяностого года слово Платини — тренера, не сумевшего вывести свою команду в финал чемпионата. Французские телекомпании развернули за Мишеля целую битву, чтобы иметь приоритет на привлечение его к эфиру. Для них он почему-то продолжал оставаться специалистом...
Удивительно, но, так немного одержав поистине больших футбольных побед, мы до глубины души прониклись нетерпимостью к людям, которые, по нашему разумению, все и всегда должны выигрывать. Угадывать с составом, ловить, забивать — все их действия должны быть абсолютно безошибочны и вести только к победе. Иначе пощады от нас не жди.
Дасаев должен был поймать тот удар Лекэтуша. Ну в крайнем случае — отбить. Призван. Обязан. Усталость, проблемы акклиматизации, чудовищное предстартовое напряжение, невероятная жара с высокой влажностью в придачу — это для нас не условия, а оправдания, которые нам до лампочки. Хоть зубами, но схвати. Иначе мы тут же запишем тебя в предатели, космополиты, враги народа и вычеркнем из списка вратарей. Навсегда. По нам — лучше бы вообще не было Дасаева, чем он есть, пропускающий голы в ближний угол. Оскорбил он нас очень этим поступком. А мы — обидчивые, мы такие оскорбления долго помним. Если не всю жизнь.
Но позвольте, а чем бы наша жизнь была богаче, если бы в ней не было Дасаева? Не было бы человека, который метался в этой чудовищной клетке — семь тридцать два на два сорок четыре, а мы метались вместе с ним. Да-да, хоть сегодня и не хотим себе в этом признаваться, потому как вообще не любим афишировать свои знакомства с «бывшими», а уж Рината-то мы проводили прежде, чем удачливый румынский форвард осознал, что хитрость его удалась. До свидания вот только сказать забыли, ну да до сантиментов ли тут, когда самих в лучших чувствах оскорбляют. Так вот, едва ли без него мы были бы лучше. Без человека, который столько лет на наших глазах честно и добросовестно делал свое дело. Не всегда удачно? Ну, так уж выходило. Победа — она все-таки одна и на всех не делится поровну, даже когда ее удается достичь. Потому что вклад каждого в успех не бывает одинаков.
А Дасаев почти всегда вкладывал больше, чем получал. И никогда не просил за это сочувствия. И оправданий себе тоже никогда не искал.
Он просто играл в футбол — всякий раз как умел. И мы играли вместе с ним. И если он уходит, то и какая-то частичка нас уходит тоже. Так неужели и с самими собой не жалко нам расставаться?..
Сергей МИКУЛИК
* Книга Шумахера «Свисток» вышла в издательстве «Физкультура и спорт» в 1988 году.
* Текст письма приводится дословно.