С взаимным предвкушением праздника, ваш Фрэнки

Итак, Дамы и Господа

Уверен, что, купив эту уникальную в своем роде книгу, все, кто по той или иной причине не смог выиграть фирменный диск с моими жизнями, будут более чем удовлетворены!

Надеюсь также, что эти тексты-загадки, лишенные яркости моей актерской подачи и музыкального оформления моего гениального Маэс­тро, а также интерактивной игровой интриги, все же имеют свою само­стоятельную ценность! По крайней мере, Татьяна Орлова (автор этой замечательной идеи - издать лучшие сценарии отдельной книгой) дер­знула меня в этом убедить!

И действительно - шикарное оформление! подборка лучших сценариев! плюс ваше, готовое вспыхнуть даже от искры, воображение! -адская смесь, чтобы воссоздать фантастический колорит, сокрушительную динамику и убойную игру смыслов, каковые, собственно, и со­ставляют этот, уже ставший культовым бренд, известный в современ­ном мире как Фрэнки-шоу!

С взаимным предвкушением праздника, ваш Фрэнки.

СЕРЕБРЯНЫЙ ДОЖДЬ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ: ЧРЕЗМЕРНОЕ ПОТРЕБЛЕНИЕ «ФРЭНКИ-ШОУ» НАНОСИТ НЕПОПРАВИМЫЙ ВРЕД ВАШЕМУ ПСИХИЧЕСКОМУ ЗДОРОВЬЮ!

 

 

Спасибо, спасибо, дорогие мои, за это шумное приветствие! Приятно, ничего не скажешь, вы­ходить на сцену под такие громоподобные ова­ции... Итак, дамы и господа, сегодня миру при­дется немного потесниться, и это еще очень большой вопрос, вместит ли он моего сегодняш­него гения, мое сегодняшнее безумие! Итак, до­рогие мои, чудаки появляются на свет довольно -часто, почти каждое столетие! Их опасные вы­ходки, увлечение разными сортами магии, их неумеренные сексуальные аппетиты и разного рода шокирующие публику перегибы... Или, на­против, неизбывные комплексы, одиночество и страхи! О чем они вообще думают, когда позволяют себе свои, не укладывающиеся в головах обычных статистов жизни, выходки - странные, капризные, дикие, да просто безумные?.. И сегодня, когда традиции и бюрократический поря­док с жестокой коммерческой неумолимостью диктуют нам каждое движение, каждое сло­во... эти безумные чудотворцы продолжают вышибать стулья из-под наших мягких мест, опрокидывая миры с ног на голову, или даже выворачивая их наизнанку! Итак, дамы и гос­пода, сегодня я - одна из таких раковых опухо­лей на теле культуры, тот, кто до неприличия любит яркие, вычурные, помпезные краски жизни, любит азартно смешивать самые раз­нообразные ингредиенты и смотреть, что по­лучится, любит все спутывать, выворачивать и расщеплять! И играть с миром таким скан­дально-наглым образом я начну уже чуть ли не во чреве матери, в шесть или семь месяцев, точно не помню... Помню только, что там бы­ло очень тепло, мягко и тотально тихо. «Это и есть рай», - говорю я себе, как вы слышите! Но вот я рождаюсь и вижу, что вокруг меня мир, на 99 % населенный сумасшедшими, которые ходят почему-то на головах... Но ветер здесь тих, небо ясно, Средиземное море спокойно, и на его гладкой поверхности играет солн­це, как на рыбьей чешуе. И я неожиданно по­нимаю, что с моим рождением во Вселенную должно прийти что-то очень-очень важное. И именно я явлюсь тем единственным светлым пятном на теле перевернутого вверх ногами мира, ради которого, собственно, и оттягивает­ся на некоторое время наступление Армагед­дона? Да, посмейтесь, дорогие мои, и можно в голос! Это ваше право, на это я и рассчитываю! А лучше даже поаплодируйте и чем гром­че, тем лучше! Ведь родиться мне было ни­чуть не легче, чем Творцу - создать Вселен­ную! По крайней мере, он потом отдыхал, на меня же обрушились все краски всех возмож­ных миров... И если во всем этом бреде, вы, дорогие мои, еще находите что-то важное, зацепочку там какую-нибудь, то немедленно активизируйте свои поисковые сайты... И как говорится - ваши версии!

Шоу-тайм!

Итак, дамы и господа, сегодня я - поистине многокрасочный гений! И отыскивая меня настоящего, вы, несомненно, заплута­ете в лабиринтах моего бесконечного, вычурно-помпезного шу­товства, кривляний, сарказма, лживых личин и многого другого, чему до сих пор еще не даны определения! Виртуознейший жон­глер и иллюзионист от искусства, клоун, фокусник и фатальный мракобес...

••

Маэстро, начните, пожалуйста, с праздничной увертюры, мощной,

злобной, как цунами! Прошу вас...

 

Прекрасно! Чудесно! Фантастично! И вот он, бурный океан, неукротимая стихия творческой мысли, творческой потенции! И все апеллирует, как вы видите, не к тому, что есть, а к тому, что может быть! Итак, дорогие мои, прошу вас на пестрый кар­навал моей сегодняшней жизни, на которой лица будут менять­ся со скоростью песочных часов, и каждая падающая песчинка -это новая грань моей безудержной многоликости! И вот оно -11 мая 1904 года в самой красивой из возможных стране, в са­мой респектабельной и довольно влиятельной адвокатской се­мье рождаюсь я! Божественный чудо-мальчик, призванный ни больше ни меньше, но осчастливить сначала своих родителей, потом всех женщин и наконец все человечество (включая насе­комых, животных, птиц и вообще все живое)! Итак, дорогие мои, дело в том, что первенец, появившийся у моих родителей до ме­ня, умирает в раннем детстве, и убитый горем отец страстно же­лает, чтобы второй ребенок стал его утешением и продолжате­лем древнего рода! И вот он я, - уже в раннем детстве демонстрирующий неудержимую энергию и крайнюю эксцентричность характера! Сверхчастые капризы и истерики приводят моего отца в ярость, и только Богу известно, как часто он прокручивал в сво­ем мозгу одну и ту же картину - как он берет маленького злодея за ноги, размахивается и...

И мозги мои уже стекают по камню, или по стволу дерева, или по углу кирпичного дома! И больше ни звука... И тишина... бесконечное блаженство... Но мама, к счастью, всегда ус­певала вырвать любимого мальчика из рук от­ца и всячески старалась угодить ненаглядному сыночку... О, я был обцелован с ног до головы, от пальчиков на ногах, через макушку, до пя­ток... весь облюблен, обласкан! Она прощала мне даже самые отвратительные выходки... и, более того, помогала мне их реализовывать... В итоге, как вы уже догадываетесь, отец в мо­ем изощренно-капризно-истеричном сознании превратился в некое воплощение зла, а мать, напротив - в символ вечной любви и добра... Трудно не догадаться - верно? Да, я был край­не оригинальным мальчиком, любившим привлекать к себе абсолютное внимание, даже ес­ли для этого приходилось падать с высокой лестницы, лишь бы вызвать эффект, шок, эк­стаз, катарсис, АПЛОДИСМЕНТЫ! Мое люби­мое место отдыха в это время - большая кад­ка в помещении для стирки белья, где я часа­ми сижу, изображая дерево, разговаривая сам с собой и рисуя в своем воображении карти­ны Страшного суда и нечеловеческих стра­даний. И вот (смотрите внимательно!), в од­ной из кадок я уже создаю великий потоп, без­жалостно уничтожающий все живое, и сле­зы неизгладимого страдания текут по моим раскрасневшимся, мальчишеским щекам... И вот в шесть лет мой ненасытный и до все­го охочий ум уже привлекает образ Наполео­на, я познаю прелесть и вкус властных жестов и интонаций... Самое большое наслаждение я испытываю, надевая на себя маскарадные костюмы королей и королев... И, любуясь на себя в зеркало, закатываю глаза от только мне одному понятно­го наслаждения... Одним словом, будучи мальчиком, я, как де­вочка, без конца кручусь перед зеркалом, ищу повод покрасо­ваться в разных костюмах (а то и без них!) перед другими деть­ми... И когда мне исполняется пятнадцать, меня с треском вы­гоняют из монастырской школы - за непотребное поведение, разумеется. В отместку я рисую на одной из стен монастыря ле­тящих голых муз в полную величину... И немножко более фри­вольно, чем это позволяли себе мастера прошлого... Ваши вер­сии, друзья...

Шоу-тайм!

 

Итак, дамы и господа, сегодня я тот, кто был гением уже во чре­ве матери! Хотя всю мою жизнь меня оценивали, оценивают и будут оценивать по-разному, но одаренность моя всегда была, есть и будет, как говорится, - на лице!

••

Маэстро, какой огромный холст вы сегодня заготовили... А это что за

ведра? Краски? О-о-о... Сегодня, судя по всему, вы хотите, чтобы мир

ослеп от яркости вашего дарования? Ну тогда, Бог в помощь,

приступайте!

 

О, Бог мой! Потрясающе, шедеврально! Какие мощные жесты, какие фантастические мазки!

«Ты, Моцарт, - бог, и сам того не знаешь!» Я знаю, я! Итак, вот оно, дорогие мои - это чудо из чудес! Тот, чей вид неизменно шо­кирует обывателей, что, как в детстве, неизменно приводит меня в неописуемый восторг! Чего только я на себя не напяливаю... И здесь, как вы понимаете, даже нет смысла конкретизировать: вы только представьте, во что меньше всего хотели бы увидеть оде­тым человека - именно в этом я и появляюсь на публике! Итак, вот он - стопроцентный Нарцисс! Тот, кто больше всего на свете любит себя самого! Но при этом, запершись в своей комнате, не­истово, не покладая рук, работает, забывая даже спускаться в сто­ловую на обед и ужин... И кто, несмотря на свою редкую одарен­ность, учится до изнеможения и так трясет своих учителей, требуя от них фатального внимания, что те просто убегают прочь! Да, тщеславие - это, наверное, основный рычаг одаренности! И я дергаю за него безостановочно - с той же ярос­тью, с какой одиннадцатилетний мальчик изу­чает орган своего воспроизводства... И вот, в 1926 году, меня уже изгоняют из Академии: за то, что на экзамене по истории искусств я заяв­ляю комиссии из трех почтенных профессоров, что знаю больше их всех вместе взятых! И вот, тотально уверенный в свое богоизбранности, не говоря ни слова по-французски при этом, я уже еду в Париж, падаю в обморок от вида мет­ро, шикарных парижских женщин и их арома­тов... Но в богемных кругах мою тотальную закомплексованность моментально признают ве­ликой... Я же продолжаю боготворить свою исключительность и ничего не могу с собой поде­лать! И вот я уже заявляю на одной из своих вы­ставок: «Наше время - это эра кретинов, эра Его Величества Потребителя!» И я был бы послед­ним идиотом, если бы не научился вытрясать из кретинов этой эпохи все, что только возмож­но, верно? Итак, дорогие мои - гений саморек­ламы, тот, кто откровенно плюет на всех вокруг себя! Бог мой - как я прекрасен, вы только посмотрите! Каждое утро я просыпаюсь, испы­тывая высочайшее наслаждение, это наслаж­дение - быть мной: упоительно-обворожитель­ным, магически-бесконечным и фатально-гениальным! С искренним удивлением я смотрю на себя в зеркало и мне все труднее и труднее представить, как могут жить другие люди, ес­ли им не выпало счастье родиться мной! Ваши нерсии, дорогие мои! И не забывайте про аплодисменты, бесконечные, океанические, все­ленские! ЕЩЕ БОЛЬШЕ! ЕЩЕ ГРОМЧЕ!

Ш-ш-ш-оу-тайм!

И вот на часах XX века уже 30-й год... Мои картины (неизменными темами которых являются разрушение, тление, смерть, а также безграничная все­ленная сексуальных переживаний человека) начинают прино­сить мне кое-какую известность... Я появляюсь в обществе, изва­лявшись в меду и перьях, нарочно выливаю кофе на изысканный наряд соседки за столом и заявляю, что объелся толченого стек­ла... Даю интервью сидя в ванной с тростью в руке... Дохожу даже до того, что встречаю гостей абсолютно голым, в окружении прелестного гарема... Но чего-то, как мне кажется, не хватает во всей этой царственной драматургии, вы не находите? Какого-то основного ингредиента...

••

Маэстро, будьте добры мягкий, романтический пассаж...

 

Прекрасно, просто замечательно... Итак, все вроде бы идет хо­рошо, как вы видите... Я на взлете... и даже более чем... Но, как это обычно и бывает, для того чтобы действительно воспарить ввысь, не хватает малюсенького нюанса, верно? И теперь, по­жалуйста, будьте особенно внимательны, вот она - моя личная жизнь, которая не имеет никаких ярких моментов (если не счи­тать многочисленные увлечения виртуальными женщинами). У меня, несомненно, есть определенные проблемы с сексом, к сво­им двадцати пяти годам я еще девственник... Не зря же Великий Мастурбатор - одна из основных тем моего творчества. Возмож­но, кое-кто вспомнит и мою нежную дружбу с гомосексуалистом Гарсиа Лоркой... И вот он - 1929 год, когда я встречаю одну да­му - жену Поля Элюара. И мгновенно понимаю, что это то самое недостающее звено в моем восхождении на вершины мира! Она родилась в Казани, на Волге. Это где-то у вас, в России, насколько я помню... На десять лет старше меня, с решительными, глубоко посаженными темными глазами. В семнадцать лет врачи обнаружива­ют у нее туберкулез и отправляют на лечение в Швейцарию. Там, в санатории, она знакомится сЭлюаром и в феврале 17-го уже стоит с ним у алтаря в свадебном платье. В начале 20-х с мол­чаливого согласия Элюара она крутит роман с немецким скульптором Максом Эрнстом... Ка­кое-то время Элюар, Эрнст и она делят постель на троих. Муж часто фотографирует ее обнаженной и демонстрирует снимки всем своим друзьям (включая меня). Ей это нравится: она прирожденная эксгибиционистка. Но, несмот­ря на либеральное отношение к сексу и непо­мерную любовь к мистификации, она, тем не менее - одна из тех немногих женщин, которую богемный мир Парижа принимает всерьез и да­же прислушивается к ее мнению. Да, она, как вы видите, знает, чего хочет! Ее не интересуют политика и философия, но она страстно желает наслаждений для всех пяти чувств, компанейс­ких отношений с гениями и ДЕНЕГ, ДЕНЕГ, ДЕ­НЕГ! Оценивает людей по их эффективности в реальном мире и жесточайшим образом устра­няет от себя всех посредственных и бедных! Но при этом, как вы видите, она обладает неверо­ятной, непостижимой, просто сногсшибатель­ной способностью - разжигать творческие си­лы выдающихся мужчин! Таких, например, как Эрнст, Элюар, ну и я - впоследствии. Так что, не спешите осуждать этот тип женщины, до­рогие мои! У каждой, судя по всему, свое пред­назначение в этом мире! Поистине за каждым великим мужчиной стоит великая женщина. И для меня таковой оказалась эта русская... да­леко не красавица... но облик которой неожидан­но совпал с образом девочки, которая так час­то виделась мне во сне, и которая оформилась с годами в придуманный мной идеал «элегантной музы», что за­тянув меня в омуты своих глаз, породила тот самый ПЕРСОНАЛЬ­НЫЙ МИФ ИМЕНИ МЕНЯ! Ни слова больше... Ваши версии...

Шоу-тайм!

Что ж, вот он я - непревзойденный мастер эпатажа, наглый, ци­ничный, любое явление мира раздирающий и расчесывающий в кровь... Тот, кто так и не ответит на основную загадку - чем бы­ли мои провокационные выходки - сумасшествием или шутовс­кой маской, диагнозом или комплексом... При жизни меня час­то клеймят как человека, которого больше интересуют деньги, чем искусство. И я скажу вам жгучим языком рецепта: простей­ший способ освободиться от власти золота - иметь его в избыт­ке, хе-хе...

••

Маэстро, нарисуйте нам катакомбы моего подсознания.., Прекрасно,

просто умопомрачительно...

 

Добро пожаловать еще глубже, дорогие мои, - в подземелье мо­его вдохновения... Ведь у меня сегодняшнего на самом деле нет секретов... Вот, берите факелы, мы их специально заготовили... Зажигайте и вперед - только осторожно, не провалитесь туда, от­куда выхода уже не будет! Итак, дорогие мои, вдохновленный сво­ей музой, в 1936 году я уже пишу одну из самых известных своих картин и одновременно с этим формулирую теорию параноидаль­но-критического метода; восхищаюсь инквизицией и Адольфом Гитлером... Потом, уже в 51-м. накануне холодной войны, разра­батываю теорию атомарного искусства, в ней ставлю перед со­бой цель донести до зрителя, то есть до вас, идею о постоянстве духовного бытия даже после исчезновения материи... И иллюст­рирую свою логику «Взрывающейся головой Рафаэля»! Громад­ные холсты, написанные мной в 60-е, оцениваются такими сум­мами, что покрыть холст чистым золотом (причем в несколько слоев) гораздо дешевле!

Моя жизнь уже самый дорогой культ XX века, как вы видите! Я уже безусловный Монстр Индустриальной Эпохи, чудовищ­ные полотна которого с редкостной дерзостью и кощунством по­вествуют о мире и человеке с невыразимо-восторженным бесстыдством, расцарапывая глаза и сдирая слизистую, цинично обнажая восприятие челове­ка XX века, как говорится, до хрусталика, в ко­тором изображение могло бы перевернуть­ся обратно и встать с головы на ноги! И вот, за свою творческую жизнь, продолжавшуюся поч­ти шесть десятилетий, я создаю боле двух тысяч художественных полотен, из которых более трехсот просто ГРАНДИОЗНЫ! Пишу и иллюст­рирую книги, создаю поэмы и очерки, напри­мер «Об искусстве пука», делаю декорации для спектаклей, балетов, работаю в рекламе... И к чему бы ни прикасались мои руки, я во всем изуверски самобытен и колоритен! И кажет­ся, что мои руки - это руки волшебника, одно мое прикосновение - и совершенно невзрач­ная вещица получает пропуск в Вечность (кста­ти, с ценником в шестизначную цифру)! И, ко­нечно же, более всего это имеет отношение к моей жене! Я рисую ее постоянно, возвожу в ранг Мадонны, и если бы существовал еще бо­лее высокий образ, то я воплотил бы ее и в нем тоже... И вот, благодаря мне она уже становит­ся едва ли не самой дорогой моделью века, и сегодня ее тело не менее знаменито, чем тело самой Венеры Милосской, ну вы знаете... Моя привязанность к ней уже почти патология... Я не могу расстаться с ней даже на сутки... И вот ей уже почти семьдесят, но чем больше она стареет, тем больше хочет любви... И в конце 60-х, по ее насто­ятельному требованию, я покупаю ей замок-храм, который она набивает десятками молодых мужчин самой разной ориентации, которые ежедневно устраивают перед ней удивительно-изыс­канные зрелища, беспрестанно развлекая стареющую ценитель­ницу молодости красками своей, бьющей копытом, физиологии... Я разрешаю ей иметь столько любовников, сколько ей хочется.

Она же раздаривает мои картины, покупает своим моделям дома, студии, машины. Мое одиночество также скрашивают молодые фа­воритки (Аманда Лир, к примеру), от которых мне не нужно ниче­го, кроме их красоты и юности. На людях я, конечно же, делаю вид, что мы любовники. Но, на самом деле, все это лишь игра... Женщи­ной моей души по-прежнему остается одна-единственная демонес-са моего гения! И вот на часах XX века уже бьют в колокол срамные 80-е... у меня начинаются проблемы со здоровьем... Моя крылопо-добная муза стареет все больше и больше, но я, как кажется, не за­мечаю этого и маниакально твержу повсюду: «Она становится все прекраснее и прекраснее...»

И вот она, эта страшная дата - 10 июня 1982 года - когда Господь безжалостно распаковывает мой бедный череп и изымает из него одно из полушарий, повергая меня в тотальное смятение: моя воз­любленная умирает! И вся моя, так тщательно выстроенная систе­ма мироздания, рассыпается в пыль! И вот она уже лежит, как Бе­лоснежка в гробу с прозрачной крышкой, я же стою над ее безжиз­ненным телом и шепчу себе под нос: «Эй ты, мерзавец, смотри, я не плачу... не плачу... не плачу... » Говорят также, что с тех пор мои гла­за беспрестанно будут слезиться...

Ваши версии…

И снова вот он я - некогда несносно высокомерный и много­образно порочный! Стопроцентный пособник анархии! Если уж берущий, то всегда перебирающий! Тот, у кого уйма врагов, но ни одного достойно­го! Вечно ищущий сильных и вычурно-заум­ных соперников! Вечно нарывающийся! Ведь не будь у меня врагов и завистников, я не стал бы тем, кем стал, верно? Но после смерти же­ны все мое творение вдруг берет и рассыпается, и моя жизнь в одно мгновение превращается с серую и однообразную череду будней! В одино­честве я брожу по комнатам огромного дома, бормочу бессвязные фразы о счастье и о том, какая она была красивая... Ничего не рисую, только часами сижу в столовой с закрытыми ставнями...

••

Маэстро, откройте окно, пожалуйста, а то дышать нечем... Спасибо... да,

так очень хорошо...

 

Итак, дорогие мои, вот, оставшись один, я, конечно же, пробую что-то делать, но вкус к жизни, как кажется, навсегда уходит по ту сто­рону портретов моей развратной музы... Это очень трудно объяснить... но простор и широта творческих возможностей, питавших мой мозг на протяжении всей моей жизни, после смер­ти этой женщины как бы схлопнулись, пони­маете? Ведь я не лукавил, когда говорил, что мы всегда творили вместе и что мы - сдвоен­ное божество. В

августе 84-го из-за короткого замыкания в звонке для вызова слуг загорает­ся мое постельное белье. Ослабевшего, с тяже­лыми ожогами меня перевозят во

флигель му­зея. Меня поражает болезнь Паркинсона (ну, вы знаете, это когда у стариков начинают тряс­тись разные части тела)... И вот я уже прикован к инвалидной коляске, есть могу только через трубочку... Руки, создавшие десятки художес­твенных шедевров, уже не слушаются меня...

Секретари и агенты продают мои авторские права по всему миру, и большая часть доходов оседает в их бездонных карманах... Но я почему-то совершенно равнодушен ко всем этим обма­нам и уже совершенно нескрываемым кражам. И вот, к концу 83-го, старость окончательно берет верх над гениальным разумом. Я уже не способен контролировать слезные желе­зы, и мои глаза постоянно стекают по щекам... Я почти совсем перестаю есть, кричу и плюю в медсестер, не успевающих вытирать мои сле­зы и слюни... Царапаю их лица ногтями... Говорю с огромным трудом, то и дело захлебыва­ясь в старческих рыданиях... Могу часами не­членораздельно мычать... В ноябре 88-го меня, как старую рухлядь, отвозят в клинику с диа­гнозом «сердечная недостаточность», опутывают сетью трубок и проводов... За два дня до смерти что-то находит на меня, и я переписы­ваю завещание, указывая, чтобы меня похоро­нили не рядом с женой, а в Фигейрасе - городе, где я родился... И вот оно - 23 января 1989 го­да... я просыпаюсь, как вы видите, в очень хоро­шем настроении... и даже прошу дать мне кис­ти... я растираю краски в дрожащих пальцах, нюхаю их... Потом прошу вывести меня в сад... служанка вытирает мои запачканные краска­ми руки, нос и губы... И вот, глядя в пустоту, я как бы задумываюсь... Сентиментальная медсестра расскажет потом, что не заметила, как я умер. «Просто слезы перестали течь», - ска­жет она... И вот, спустя пару часов, один ста­рый слуга, который в это время работал в са­ду моего дома, обращает внимание на какое-то странное многоцветное облако... Он расскажет также, что оно вошло в дом, и он пос­ледовал за ним, и своими собственными глаза­ми якобы видел, как оно опустилось на ящик с красками и растворилось в нем... Сейчас, конечно же, совер­шенно не важно, верите вы рассказу этого слуги или нет... Воз­можно, вы вообще не верите во все эти байки... и правильно... И дай бог... Спустя сутки мое тело бальзамируют, как вы види­те, облекают в белоснежную тунику, кладут в гроб, который ус­танавливают в центральном зале под геодезическим куполом в музее-театре Фигейраса. И тысячи людей тоненькой струйкой, как муравьи, уже текут мимо, смотря на того, кто, как ни старал­ся продать всего себя, так и не смог это сделать, так и не продал, так и не раскрыл своей самой главной тайны... И правильно, ведь тайны существуют не для того, чтобы их раскрывать, верно? Да и не в силах это человека, даже такого необычного как я - сегод­няшний. Ведь тайны на то и тайны, чтобы ими можно было толь­ко наслаждаться... И бесконечно возвращаться... И трепетать... И заливаться слезами... Или у вас другие версии на этот счет?

Шоу-тайм

 

Представляю вам, дамы и господа, мой любимый трюк! - как говорится, никаких секретов, прямо на ваших глазах, благода­ря волшебному мастерству актера, который меня играет, я в оче­редной раз материализую в ваших сердцах новую, и, возможно, невиданную ранее эмоцию...

••

Маэстро, прошу вас, положите свои божественные руки на клавиатуру и

оживите этого благородного зверя... Прекрасно, спасибо огромное...

 

Итак, виртуознейший художник XX века, основным шедевром которого является невероятное, необъяснимое, крупномасш­табное полотно, созданное из глазах обалдевших жителей мира! Стопроцентный шедевр - миф о самом себе! Тот, кто с потряса­ющей виртуозностью балансирует на грани здоровья и болезни! И если у вас появится когда-нибудь желание войти на мою территорию, то вот вам совет: всегда помните, что комар, ранним ут­ром впивающийся в вашу ляжку, может послужить молнией, что способна озарить в вашем черепе неизведанные еще горизонты! И если вы идете по миру с таким предвосхищением, значит, вы способны опрокинуть меня на себя, способны познать мощь моего гения! И скажу честно, сейчас мне совершен­но плевать на то, что вы думаете о моем творе­нии, умещаюсь я или не умещаюсь в вашем осмыслении или оправдании! Возможно, вы счи­таете меня ненормальным... Но уверяю вас, го­раздо более ненормален тот, кому неинтересно, который час на моих вечно растекающихся ци­ферблатах! И еще: величайшие психологи - и те так и не смогли понять, где кончается гениаль­ность и начинается безумие! Или этот вопрос, -где же, черт побери, кончается притворство и начинается искренность, так трогающая серд­ца людей по всему миру? Где кончается игра и начинается жизнь? Нет ответа на это... Во всем, что бы я ни делал и что бы ни говорил, всегда была, есть и будет крупица никакими слова­ми не объяснимой правды... Саркастично-ци­ничной, горькой, жестокой, как, собственно, и весь XX век, вывернувший все возможные смыслы наизнанку, и пронзительно точной! И вы знаете (и за этим так смешно наблюдать), пока дураки и ротозеи ухохатывались над мо­ими усами и, тыкая пальцами, качали голова­ми над моими выходками, я, укрывшись за ни­ми, кропотливо делал свое дело! Но самое главное - я смог выгодно продать им свое безумие! Вот в чем фишка! И они возбоготворили меня! И если вы не знаете, как продать свое безумие, лучше не входите сюда! Иначе мир просто посадит вас в сумасшедший дом! Так что - будьте осторожны! Хе-хе... Итак, дорогие мои, сегодня я - одна из самых фееричных личностей в искусстве XX века, чье имя - ярчайшее свидетель­ство тому, что мир таков, какой он есть! Непостижимо-бездон­ный, неохватно-необъяснимый, ярко-фантастичный... мир, в ко­тором возможно все! Не верите? Тогда посмотрите на этот гран­диозный холст реальности, что вас окружает; на всех этих пуб­личных шутов; надувшихся индюков в танках на колесах; моло­дых придурков, яростно и надрывно протестующих против то­го, чем сами станут через пару десятков лет; посмотрите на всех этих дешевых лицедеев, с натужной бездарностью строящих из себя успешных и счастливых; на всю эту трагикомедию, в кото­рой каждый из нас в погоне за теплом, вниманием, нежностью, и, если повезет - любовью, превращается в обезумевшего хищ­ника, готового платить за любовь любую цену... И глядя на этот смешной и такой слишком человеческий круг игр, на рулетке ко­торого мы так трагикомично пытаемся выиграть, делая ставки на большую, и чем больше, тем лучше, игру, - действительно за­ливаешься слезами... Ведь на самом-то деле - ломаного гроша эта игра не стоит, верно?! Или у вас другие версии на этот счет? Все на этом... А теперь уходите, это моя территория!

 

 

Итак, дамы и господа, сегодня, как, собственно, и всегда, начинаем с чистого листа! И это поисти­не будет жизнь-катастрофа! Жизнь - САЛЬТО-МОРТАЛЕ! Именно поэтому прошу вас заранее не относиться ко всему происходящему слиш­ком уж серьезно - только как к игре, метафоре, иносказанию...

••

Маэстро, прошу вас, что-нибудь из вашей мело­дично-драматичной

коллекции... Прекрасно... Просто замечательно...

 

Все сегодня строим на диссонансе. И, чем дра­матичнее музыка, тем радостнее должен звучать мой голос, верно? Чтобы с самых первых тактов в воображении возникла эта грозовая туча траги­ческого финала... И вот оно - улыбающееся лицо моей мамы, все только что произошло, как вы ви­дите... Пуповина уже перерезана, и я, влекомый базовым инстинктом, уже припадаю к ее груди.

«Тебе не хватало этого, да? Тебе не хватало этого...» - повторяет счастливая мама... И можно действительно расплакаться, гля­дя на это чудо из чудес... На эту икону, ни больше ни меньше... Сакральность события усиливает еще тот факт, что во время бе­ременности мама была уверена, что вынашивает близнецов... Но врач не поверил ей и после моего появления решил, что все закончено, и стал приводить в порядок инструменты... Но ма­ма продолжала кричать - схватки продолжались, и через не­сколько минут родился мой брат-близнец... Он был мертв... И с этим фактом множество моих, психологически ориентиро­ванных биографов, связывают фактически всю дальнейшую мою историю. И на эту тему действительно многое можно ска­зать, как вы понимаете! И я обязательно скажу, но чуть поз­же... Итак, дорогие мои, в этой своей роли я появляюсь на свет 8 января 1935 года. Мои родители очень набожные люди, и цер-ковно-хоральную среду я всасываю, как говорится, с молоком. Едва начав ползать, я знакомлюсь также с народными корня­ми пьяного, пружинистого кантри, с разбитной музыкой, кото­рую играют многочисленные друзья моего отца, посещавшие наш дом, а чуть позже - и с блюзом... Одним словом, моя сегод­няшняя роль специально создана для того, чтобы разорвать ва­ши черепные коробки прямо сейчас, не сходя с этого места! И если в течение предстоящей минуты в вашей голове не мель­кнет это имя, а во вторую вы не пробьетесь сквозь фатально за­нятую линию моего автоответчика, то вы беспросветно опозда­ли! И вам остается утешаться только своим чувством юмора... Но продолжим. С самого начала важно сказать, что меня сегодняшнего, как, возможно, и кого-то из вас, ве­дет по жизни один ангел-хранитель, сыграв­ший в моей судьбе и карьере очень важную роль... И, конечно же, как это обычно и быва­ет, он воплощен в теле очень незаметного и вполне реального человека, который всегда рядом... Настолько рядом, что в определенный момент он начнет олицетворять в моем созна­нии саму СТИХИЮ СУДЬБЫ, ИЛИ ДАЖЕ - РО­КА! Именно безграничная любовь этого Анге­ла, его безграничная вера в мой талант и силу, будут держать меня на своих ладонях и вооду­шевлять, и защищать на протяжении всей мо­ей, так злобно кишащей искушениями жизни, хранить от всех бед и злосчастий... До момен­та, когда в силу определенных обстоятельств будет вынужден оставить меня, что превратит мою жизнь в настоящий Ад! И я очень наде­юсь, что вы понимаете о чем я?

Ваши версии, дорогие мои…

 

Что ж, для тех, кто еще не отгадал, но уже поз­вонил и для тех, кто уже отгадал, но еще не поз­вонил, подбросим пару полешков в костер иг­рового воодушевления...

••

Маэстро, ваша дирижерская палочка уже на взлете, как я вижу,... будьте

добры - мой выход! Прекрасно, просто превосходно...

 

Вот он - мой взлет к вершинам массовой ис­терии, подобный вертикальному подъему сов­ременного боинга! Он начинается с момента, когда меня покупает оптом один из монстров грамзаписи! Дамы и господа, пристегните гла­за ремнями безопасности, иначе они просто выпрыгнут из глазниц вашего черепа от того, что вы сейчас увидите! Вот он я! Не выхожу на сцену, а возникаю на ней, словно из пустоты! Обряженный в жел­тые и розовые тряпки, похожий на павлина... Мои глаза ярко на­крашены, волосы взлохмачены... Ноги вибрируют, как две электро­дрели, а голос - о, это голос одержимого! Тысячи поклонниц рвутся к сцене, чтобы собрать пыль из-под моих ног, концерты сопро­вождаются побоищами и жертвами, плач, стоны, вопли, рев тол­пы, похожий на грохот реактивных двигателей - и над всем этим мечется парень, подобный пиротехнической канонаде, разры­ваясь трассирующими спецэффектами и заливая небосвод са-лютообразными фейерверками! Вот он я - стопроцентный нова­тор и революционер, который первым стал использовать яркий сценический грим, по-театральному подводить глаза, используя тушь для ресниц, например... Сегодня вид накрашенных мужс­ких глаз уже никого не удивляет, конечно же, но для Америки 50-х это было супервызывающим событием! Тем, что просто не уме­щалось в черепной коробке, вытекало через глаза, из носа, выва­ливалось из всех других отверстий человеческого тела! Это было явление-катастрофа! Чудо-юдо, в золотом пиджаке и в брюках-дудочках, обтягивающих мужское достоинство так, что женские глаза завязывались в узелок от постоянных перескоков с лица на чуть ниже пояса и обратно на лицо, и опять чуть ниже пояса! Кошмар! В мое время даже негры так не одевались! Сегодня мас­штаб той революции, которую я совершил в манере поведения, даже не вообразить. Долой скучные серые костюмы - да здравс­твуют яркие, живые цвета жизни! «Мир полон красок!» - ору я в микрофон, - и молодежь визжит так, что у старух сносит парики, а у стариков вылетают изо рта вставные челюсти! Стоит ли говорить, с какой яростью они обвиняют меня в вульгарности, без­вкусице, бордельном поведении... А молодежь тем временем гра­бит булочные и аптеки, только бы купить билет на мой, кипящий красочными переливами революционно-социальный карнавал, основным элементом которого, несомненно, являюсь я, - шедев­рально обаятельный, фантастически магнетичный, безумно эро­тичный и потрясающе талантливый! Одними глазами срывающий с девушек лифчики и другое нижнее белье и нанизывающий все это на легкое движение нижней части своего позвоночника! Итак, дорогие мои, вот он я! Тот, кто изменил не только ход музыкальной истории, но и развитие всей культуры второй половины прошло­го столетия! Символ и образец и не только музыкального стиля, но и образа жизни. Воплощение самого духа протеста! Джон Леннон говорит обо мне: «До него не было ничего! Ничего!» И если вы сом­неваетесь, тогда сравните музыку до и после моего появления - то есть до и после второй по­ловины 50-х, и - найдите десять отличий! Прос­то закройте глаза и представьте себе Америку полувековой давности... Расистская, консервативная, черно-белая, затянутая в смокинги... И вдруг вот он - я! Яркий, пружинистый, стиль­ный, свободный! Сейчас у меня даже в голове не укладывается, насколько смелым челове­ком я должен был быть, чтобы устроить на сце­не американского общества своего времени, сотканного из миллиона всевозможных «НЕ­ЛЬЗЯ!», такое сумасшествие! Ведь именно в 50-х произошел слом в умах человечества - ког­да оно вдруг поняло, что нужно меняться и освобождаться от всех загибов устаревшей мора­ли! И молодежь носом учуяла, что появился, на­конец, тот, кто крутанул страну в сторону гло­бальных перемен не только музыкальных, но и социальных! Недаром она встала за меня го­рой и уже объявляет, как вы видите, неприми­римую войну трухлявым, сгнившим понятиям старшего поколения! «Значит, все-таки мож­но чувствовать себя свободными!» - начинают думать люди! И ориентируясь на меня, как на знамя, уже на тер­ритории своих персональных жизней, шаг за шагом отвоевыва­ют это право на самоопределение! Вот кем я был для людей свое­го времени. Ваши версии,

Шоу –тайм…

Итак, дорогие мои, вот он я - уверенно и ритмично взбегаю­щий вверх по лестнице, ведущей, как многие из вас уже могут интуитивно предположить, - вниз, все больше и больше закуты­ваясь в мантию истерично восхищенных глаз!..

••

Маэстро, бурю аплодисментов и грандиозный марш, создающий атмосферу предгрозового крещендо... Прекрасно! Просто блистательно­ Еще больше истерии и безумия! Восхитительно...

 

И вот я опять на сцене, извергающий из себя смесь, помесь, или, лучше, восторженный акт любви афроамериканского блю­за и спиричуэле с кантри-мьюзик белых американских поселен­цев... У этой музыки, как вам, возможно, известно, есть более звонкое название. И ее просто невозможно слушать сидя на од­ном месте! Она уже с первых тактов подбрасывает вас со стула и начинает дергать за ниточки нервных окончаний, диктуя са­мые что ни на есть непристойные движения! Наверное, имен­но поэтому, выступая, я обычно трясу коленями и активно дви­гаю местом, которое находится у всех у нас чуть ниже пупка... Именно за эти вульгарные движения я получаю довольно обид­ное прозвище, которое сейчас мало кто помнит, и которое в пе­реводе на русский означает «прыгающая тазобедренная косточ­ка»... Но, честно говоря, до сих пор некоторые врачи, во избежа­ние преждевременной импотенции у мужчин, рекомендуют им как можно чаще танцевать именно так, как танцевал в те годы я! Этому можно верить, можно не верить... Лично я ничего не знаю о страхе импотенции и просто двигаюсь в ритме современной мне жизни! Молодежь это чувствует и двигается вместе со мной! И это, несомненно, поражает, - как одному артисту удалось со­единить в своем творчестве столько музыкальных направлений?

Потрясающая смесь из - госпела, спиричуэле, блюза, кантри, поп-музыки, и, конечно же, -под приправой моей собственной, до безумия харизматичной сексапильности! Одним сло­вом, бесспорная гениальность меня сегодняш­него, моя уникальность и непостижимость за­ключаются даже не в том, что я - бесспорный революционер, но в том, что я невольно ока­зался в той точке пространства, где волею об­стоятельств пересеклось множество туго на­тянутых к этому времени струн, самых разных музыкально-социальных течений и запросов, благодаря чему и выкристаллизовался тот фе­номен, которому впоследствии будет суждено оказать такое мощное влияние на все последу­ющее культурно-социальное развитие челове­чества, что сравниться с ним может, пожалуй, только теория относительности! И я скажу вам без тени иронии - некоторые творческие лич­ности всю свою жизнь стараются постичь эти механизмы и найти эту точку в пространстве, в которой все сходится... Работают как лошади... Приносят в жертву все, что только возможно, но - ничего не получается... Я же - родился из этой точки! Из этого прокола, из этой небесной матки, которая питалась соками всех необхо­димых социальных обстоятельств! Говорят да­же, что такие личности, такие артисты, способные, волею судьбы, оказаться в нужном времени и месте и, бо­лее того, - блистательно выдержать эту избранность, рождают­ся не чаще чем раз в сто лет! И, несомненно, являются пассио­нариями, толкающими сонное человечество по руслу цивилиза­ции... И при всем желании, при всем таланте, вам не понять, не пережить, не прочувствовать, уверяю вас, - до какой степени это большой вес! Какая эта непомерная тяжесть! Ваши версии...

Шоу-тайм!

 

Сегодня я, несомненно, мифологический персонаж, который сохранен в вашей памяти в невероятно широком диапазоне ка­честв: для одних я - стопроцентно американский парень, предан­ный сын, образцовый солдат, верный друг и суперталантливый музыкант! Другие видят меня монстром с навязчивыми мысля­ми о смерти и необоримым пристрастием к наркотикам и извра­щенному сексу... И, тем не менее, никто не отрицает, что я - в ко­горте основных явлений XX века! Узел, альфа и омега, центр, точ­ка, в которой преломились, сошлись в одно целое фактически все социально-музыкальные дороги столетия...

••

Маэстро, дальнейший путь, судя по всему, лежит через зеркальную

комнату, и не пройти через нее мы уже не можем, верно? Прекрасно...

Просто замечательно...

 

Итак, дорогие мои, если вы помните, в начале своего расска­за я обмолвился о некоем ангеле-хранителе, под защитой кото­рого я прожил большую часть своей жизни... И это совершенно реальная история. В детстве, слушая его бесконечные сказки, я даже засыпаю в его кровати... Когда пойду в школу, он будет провожать и встречать меня, и этот ритуал будет соблюдаться до са­мого окончания школы... В старших классах это начнет меня не­много смущать и я попрошу, чтобы он шел не рядом со мной, а по другой стороне улицы... И, как известно, все на свете могут наши ангелы... Только не умеют не стареть... И вот наступает момент, когда врачи обнаруживают у него острый вирусный гепатит... Он начинает таять прямо на глазах, как бы высыха п., сжимать­ся в маленькую точечку... И вот, в определенный момент просто исчезает, аннигилирует в пустоту... Ей, или ему (это как кому будет угодно), в этот момент бу­дет 46 лет... Он умрет на моих руках, и я, ко­нечно же, просто потеряю голову от горя! На кладбище я несколько раз падаю в обморок... Мои глаза - это разбухшее, разъеденное солью слез месиво, как вы видите... Словно обезумев­ший я бьюсь о гроб, рыдая и восклицая: «Бо­же! Боже! За что... За что ты так наказываешь меня?! Ты отнял у меня все, ради чего я жил!» И вот, глядя в зеркало, я уже признаюсь одному из друзей, что не узнаю себя! Ведь, как извес­тно, все мы становимся по-настоящему взрос­лыми только после смерти своих родителей... 31 июля 1969 года я уже начинаю свою знаме­нитую серию концертов в международном оте­ле в Лас-Вегасе. Побиты все рекорды посеща­емости. На мои представления приходит бо­лее 160000 зрителей. Концерты выматывают меня до предела, и я постоянно обращаюсь к стимуляторам для поддержания сил... Потом я начинаю очень быстро полнеть, и приходит­ся глотать таблетки для снижения аппетита... Мне повсюду сопутствует безумный успех, од­нако концерты уже не приносят того удовлет­ворения, какое так воодушевляло меня ранее.

Среди лиц, мелькающих в зале, нет одного единственного... Того самого... Я все больше, и дальше, и глубже ухожу в какой-то свой, зеркально-нарциссичный, с миллиардами моих собственных от­ражений, иллюзорно-безумный мир! Моя кровь к этому времени уже фатально перенасыщена «кислотой». И этот демон все боль­ше и больше опутывает меня своей искусной болтовней... К со­рока годам моя жизнь уже полна невообразимых и крайне трудно понимаемых обычным сознанием извращений... В Голливуде, например, Паркер устраивает меня и всю мою команду, которую называют «мафией из Мемфиса», в особняк Бель-Эр, который до отказа набивается молоденькими девочками и обязательно та­кими, какие соответствуют моему вкусу! Кастинг проходят толь­ко миловидные ангелочки с маленькими попками и идеальны­ми пропорциями, не выше 155 сантиметров и не тяжелее 50 ки­лограммов. И, что особенно важно, девушки должны быть чем моложе - тем лучше, но не старше шестнадцати лет, и желатель­но девственницами. Я требую также, чтобы все они были в бе­лоснежном белье... И просто обожаю разрывать все это прямо на них... Но самая веселая забава - далеко не безобидные выход­ки моего шимпанзе по кличке Скуттер. Я пью его виски и тре­бую, чтобы девочки были с ним максимально ласковы! Обезья­на же - большая выдумщица и умеет веселить меня на полную катушку! Все эти развлечения снимаются на камеру. И, возможно, когда-нибудь эти материалы появятся в Интернете... В январе 1975-го мне уже 40! Меня буквально раздувает от лишнего веса. В конце 76-го у меня начинают выпадать волосы, а тело и мозг уже настолько пропитаны наркотиками, что нарушаются функции внутренних органов и кишечника, и мои ассистенты вынуждены перед выступлением подкладывать под мой расшитый золотом костюм памперсы. Я регулярно лечусь в клинике из-за вздутия живота и болей в печени, но беспорядочный образ жизни сводит все усилия врачей на нет... И если вы заинтригованы вопросом, - как долго все это может продолжаться, то дождитесь моего сле­дующего выхода, и вы все узнаете, уверяю вас...

Итак, дорогие мои, сегодня я - обычный человек, из плоти и крови... Который уже в 21 год заработал свой первый миллион. Но вскоре, и это очень непросто понять обычным людям (ведь всем нам, до поры до времени, кажется, что это выдумки зажравшихся и исковерканных избытком денег богачей), - я начну задыхаться от того количества золота, которое буду зарабатывать!

••

Маэстро, будьте добры - золото! И чем больше, тем лучше...

О господи, - что это?

Маэстро, я же пошутил... Господи! Повсюду золото! Как много!

Настоящий дождь из золотых монет! И там, и там, и под ногами! Ой, и за

шиворот сыплется! Маэстро, мы уже по колено в золоте! По пояс! О,

Маэстро, я слеп­ну... Стоп, стоп! Хватит! Остановитесь, а то вы сейчас весь

офис Дож­дя засыплете этим коварным металлом! И что нам потом делать

со всей этой бутафорией? Вам ведь только дай волю, насколько я

понимаю! Ха-ха-ха!

 

Итак, дамы и господа, для вас, людей с обычным, нормальным доходом, это может прозвучать смешно и неубедительно, но да­же еда, к которой я прикасаюсь, даже воздух, которым я дышу, непрерывно превращаются в золото... Я начинаю во всем ви­деть подвох и обман... И разве может быть иначе, ведь все вок­руг меня хотят денег? И я, естественно, начинаю платить друзь­ям за дружбу, возлюбленным - за любовь, но меня предают и те и другие, потому что все на свете я измеряю золотом... Меня все больше терзает мания преследования, превращая меня в плен­ника моих собственных банковских счетов! И вот я уже нанимаю десятки телохранителей, окружаю себя электронными забора­ми... Проходя мимо зеркал, кривляюсь и разговариваю со свои­ми собственными отражениями... Иногда стреляю в них... У ме­ня появляется странная, уродливая страсть систематически хо­дить в морги, лицезреть мертвых, трогать их и даже (заткните уши те, кто сейчас обедает!) ложиться рядом с ними... Не говоря уже о более чудовищном... И вот она, моя знаменитая вилла близ Мемфиса! В каждой комнате по телевизору, а в гостиной - целых три. Я стреляю по ним, кидаю в них подсвечниками и вазами, когда вижу других певцов и певиц, безостановочно извергаю аг­рессивную, грязную брань... И ем, ем, ем! Перед смертью я пос­тоянно рассказьшаю о том, что мне часто снится один и тот же сон: я вижу свою, так горячо любимую маму, - молодую, в белом платье, она подходит к моей постели и как бы делает манящий жест... «Everything allright, mum...», - отвечаю я и просыпаюсь заплаканным. В виде призрака я иногда заха­живаю сюда, в мой старый дом... Прохажива­юсь по своему собственному самолету, оседлы­ваю свой осиротевший «харлей»... Часами си­жу в своем розовом, как мечта, «кадиллаке»... Итак, вот оно, 15 августа 1977 года: около двух часов дня моя невеста Джинджер просыпает­ся - меня рядом нет... Она заглядывает в ван­ную комнату на втором этаже особняка... И ви­дит меня, лежащего на полу возле унитаза, утк­нувшегося лицом, похожим на багровую маску, в ковер... Она тут же вызывает моего личного врача Джо Эспозито. Тот обнаруживает, что мое сердце еще подает вялые признаки жизни... Он приоткрывает мои веки и видит, что глаза зали­ты кровью. Он пытается привести меня в чувс­тво, тормоша и делая искусственное дыхание, и безостановочно приговаривает: «Давай, дыши, дыши, жирный черт!» В половине четвертого, выбившись из сил, он констатирует смерть... Конечно же-крик, конечно же слезы! Рыдаю­щие телефонные звонки... И вот уже через пол­часа мою виллу окружают полицейские, репортеры и машины скорой помощи... Джинджер. Нервно теребя свою мокрую от слез блузку, рассказывает о том, как еще несколько часов назад я обсуждал с ней свадебные планы... О том, что обещал подарить ей на свадьбу хрустальные туфельки и свадебное платье, заткан­ное розовыми бутонами, и в каждом из них будет сверкать сердечко из чистого золота. И миллионы девушек по всей стране уже видят себя на месте Джинджер, обливаясь ниагарскими водопа­дами горючих слез! В больнице в моей крови находят тринадцать видов наркотиков, в носовом проходе - свежий антигистамин, а также препараты, содержащие морфий... Инспектор по здра­воохранению штата Теннесси Стив Бельски заявляет, что в многолетней практике он не встречал ни одного пациента, который бы в таких дозах, как я, принимал весь этот «шит»... И что край­не странно, что я еще жил, с таким химическим составом внутри... Вот она, дорогие мои, - моя последняя премьера! Я - в гробу, в бе­лом костюме, голубой рубашке и серебряном галстуке... Меня хоро­нят в моем собственном имении «Грейсленд» под Мемфисом, и на несколько недель окрестности превращаются в безумный «лагерь скорби» для бесчисленных поклонников... Сотни тысяч фанатов разбивают палатки, жгут костры, поют мои песни, безмерно пьют... А вот и надгробная плита, на которой написано, как вы видите: «Он был лучом света в нашем доме», - абсолютный шизофреник, осо­бенно в последние годы, неисправимый наркоман, гомосексуалист и фатальный извращенец, - ЛУЧ СВЕТА в домах миллионов и мил­лионов людей! Но разве эта реальность сейчас кого-нибудь интере­сует? И какой бы ни была правда о моей жизни, сегодня для всех нас важно только то, что я - стопроцентный Король рок-н-ролла! Или у вас есть более оригинальные версии?

Шоу-тайм!

 

Итак, дамы и господа, смерть, как известно, самое значитель­ное событие в жизни каждого человека... И, несмотря на то коли­чество дерьма, с которым многих из нас смешивают при жизни, она, как самое справедливое и безмерно сострадательное сущес­тво, обладает силой воскрешать поруганные имена!

••

Маэстро, пора наконец, вывести на сцену эту легендарную фигуру, А и

пусть все увидят, какая она на самом деле красивая... Пожалуйста,

надорвите ткань реальности... Да-да... Вот в этом месте - или нет,! лучше

вон в том... Прошу вас...

 

О, бог мой! Какой ослепительный свет! II надеюсь, вы, дорогие мои, видите это за­вораживающее зрелище? Маэстро, напусти­те еще больше дыма и ветра... И еще больше света, пожалуйста... И пусть кто-то и скажет сейчас, что это совершенно не соответствует их видению... Плевать, и еще раз плевать! Она пришла не за вами, а за мной! Так что заткни­тесь все! Заткнитесь и смотрите! Смотрите во все глаза! Когда вам еще представится возмож­ность узреть все это воочию?! Вот она - самая прекрасная Фея, которая, как по мановению волшебной палочки, уже превращает весь мой прижизненный кошмар в царственную ЛЕГЕНДУ! И с этих самых пор все, к чему прикасались мои руки при жизни: гитары, костюмы, маши­ны, женщины, тарелки, унитазы, простыни... имеют просто ритуальное значение! Мои до­ма превращаются в музеи, образ - в символ, а мое имя - в легенду, уже неотделимую от моей, такой наивной, родины! Итак, дорогие мои, в американском народном сознании есть два неискоренимых мифа - первый, что в нью-йоркской канализации водятся крысы размером с крокодилов; второй - что я, сегодняшний, никогда не умирал! Ведь до сих пор не прохо­дит и месяца, чтобы в каком-нибудь штате не появилась бы публикация, что меня видели там-то и там-то! И плевать, что скептики, которых, как извест­но, везде пруд пруди, твердят, что за меня, скорее всего, прини­мают моих бесчисленных имитаторов, которые кружат по Аме­рике тысячами, и которыми кишмя кишит, например, Лас-Ве­гас. Но у тех, кто находится в маниакальном убеждении, что я непременно жив, есть несколько особенно неопровержимых до­казательств. Во-первых, мое имя на надгробии написано с ошиб­кой... Лишняя буква «А»! Мой отец Верной не мог не заметить этот изъян, но почему-то никак не отреагировал... И на самом де­ле, - я просто не мог допустить, чтобы мое имя было начертано на пустой могиле и поэтому приказал написать его с ошибкой... Теперь могила вроде бы как и не моя! Это же ясно, ясно, ясно?! Более того, и это всем известно - спросите любого американца - у меня, покойного, отвалился один бакенбард, и накануне похо­рон парикмахер приклеивал его... Кого хотели обмануть?! Труп же был ряженый, или восковой, и это абсолютно неопровержи­мый факт! И самое главное - через два часа после моей смерти некий мужчина, вылитый я, купил билет до Буэнос-Айреса, назвавшись Джоном Бэрроузом. А известно, что я еще при жизни не раз пользовался именно этим псевдонимом! Как говорится -нет предела нашей наивности! И всех нас хлебом не корми, но дай попасться на крючок какого-нибудь очередного мифа! «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад!» И сегодня все мы сами решаем - за кого хотим, чтобы нас держали в этом, перенасыщенном самыми невообразимыми мифами, химичес­ком растворе современного мира! И кому, собственно, нужны сегодня реальные люди? Правильно - никому! И это действитель­но так! На кой черт они нам сдались? Такие неуправляемые, та­кие циничные, тотально заблудившиеся в своих абсурдных иде­ях, такие неадекватные в своих пристрастиях, жестокие и чудаковатые... Такие затравленные, глупые, извращенные, ненасыт­ные в вечной жажде денег, истеричные и откровенно больные... Нет, жить в мире живых людей - не дай бог! Лучше - миф, лучше легенда, хорошо придуманная сказка, виртуальный застенок, в котором человек вроде и не такой ужасный!

И не такой жалкий!

И не такой смертный!

Или у вас на этот счет, как всегда, другие версии?

Шоу-та-а-а-аа-а-й-м-м-м!

Итак, дамы и господа, лейдис энд джентльмен, в эфире «Сильвер Рэйн Рэйдио», снова, как всегда, и точно вовремя, скандально-известная, гламурно-пафосная история болезни, под названием -Фрэнки-шоу! И сегодня, накануне такого празд­ника, я конечно же, выбираю жанром моей сегод­няшней истории - стопроцентную мелодраму! И если сегодня с вашего кончика носа, как, собственно, было уже не раз, будут капать соленые капельки одна за другой, то не стесняйтесь и не прячьтесь... а если кто спросит, скажите, что так, соринка в глаз попала... Ведь сегодня мы будем говорить о женской доле... И тут поплакать, как говорится, сам жанр велел, верно?

••

Маэстро, будьте добры, что-нибудь подходящее сентиментальной

торжественности момента... О, прекрасно, то, что надо... и сегодня мы

действительно зальем слезами наших слушателей весь мир, ни больше ни

меньше... И опять интересно, как мне удастся исторгнуть их из ваших

сердец и, как следствие, из глазных яблок?

 

Итак, дамы и господа, смотрите, завидуйте, вот он - яркий свет этого мира, который уже об­жигает мои глаза! Я щурюсь и агукаю что-то на своем языке... пытаясь рассказать маме о том, как больно мне было в тисках самого святого и самого грешного на свете органа! Это происхо­дит 1 июня 1926 года. И фактически это все, что известно обо мне достоверного. Все остальное -жизнь, смерть, любовные похождения, мифы и фантазии, окутывающие мое детство и отрочес­тво, полны непролазных тайн, загадок и недо­молвок, слухов и легенд, и некоторые настоль­ко тесно переплелись с действительностью, что сегодня уже совершенно невозможно отличить правду от вымысла, фантазию от лжи... Итак, дамы и господа, сегодня я представляю вашему вниманию итедевр любовной лирики, потряса­ющую слезливую мелодраму, с элементами эпи­ческой трагедии, конечно же... И ваше право са­мим решить, необходимо вам это приключение, или нет. Одним словом –

Шоу-тайм!

 

Сегодня я невероятного масштаба личность, и можно смело сказать, что ни одна фигура в истории зрелищного бизнеса XX века, не вы­зывала столь разноречивых суждений, как я в этой своей роли... Маэстро, продолжаем, в интонации слезоречивой пафосной мелодрамы... и если этот стиль покажется кому-то слишком сопливым, то и бог с ним, в конце концов, есть законы жанра... и мы всегда (или почти всег­да) сами выбираем, что смотреть и слушать, верно?

••

Прекрасно, дорогой мой, просто замечательно! Только чуть помед­леннее,

пожалуйста, а то у меня уже зарябило в глазах от вашего вальсирования...

или это весна!? Ах да, весна!

 

Итак, дорогие мои, как я уже сказал, тело этого сногсшибатель­ного мифа благословило мир в самом конце весны, или, вернее -в самый первый день лета, в небольшом, но всемирно известном пригороде Лос-Анджелеса... я третий ребенок в семье (двое дру­гих умерли очень рано, поняв, что в обстоятельствах, в которых им пришлось родиться, их ждут только страдания нескончаемой нужды). Первый муж моей мамы изменял ей как свинья, и я даже не знаю, как его звали... имя второго было Эд, и он тоже сбежал от нас, оставив нам только фамилию, хотя на самом деле, скажу вам по секрету, не он был моим отцом, им был некий Стенли -коммивояжер со студии «РКО», где мама работала в то время кос­тюмером. Но его я тоже так никогда и не увижу. Мама говорит, что он погиб в автокатастрофе, когда я была еще совсем малень­кой, и всю дальнейшую легенду о нем я сочиню сама. Уж очень мне хотелось, чтобы он был реальным... Играя с детьми на ули­це, я говорю всем, что он был автогонщиком, был похож на Клар­ка Гейбла... обладал невероятным благородством души, силой и бесстрашием... безумно меня любил... но, честно говоря, я была бы рада любому, даже самому захудышному... лишь бы он толь­ко был... Говорят, что именно мама заложила во мне неуемно-ма­ниакальное стремление вырваться из рутины однообразной жиз­ни... В свое время она тоже пыталась это проделать, но для нее, довольно неуравновешенной особы, это стремление выбраться наверх завершилось лечением и смертью в клинике для душев­нобольных... Итак, дамы и господа, вот на дворе уже танцует Ве­ликая депрессия... я оседаю в сиротском приюте, который нахо­дится совсем недалеко от студии «Парамаунт пикчерс»... ну и... (любая девчонка меня поймет), конечно же, смотрю все фильмы, которые привозят в приют... потом все это проигрываю... обяза­тельно перед зеркалом... Особенно мне нравятся драматические сцены со слезами и неутешным страданием... вокальные номе­ра... На прогулках, я, естественно, развлекаюсь тем, что «приме­ряю» на свои ручкииножки отпечатанные в мягком гипсе голливудского БУЛЬВАРА ЗВЕЗД «следы великих», ну и так далее... И вот, любуясь на себя в зеркало, и открывая рот под треск запиленных пласти­нок... (как бы это я пою...) я все больше и боль­ше утверждаюсь в том, что непременно долж­на стать артисткой... и так проходит детство. И вот я уже смотрю на себя в зеркало и вижу лицо, пока еще совершенно бесплатно, укра­шающее этот чудовищно-прекрасный мир разрезом томных миндалевидных глаз и потрясающе затягивающей улыбкой... Мою женствен­ность и непреодолимую манкость мужчины замечают и оценивают очень рано,., уже ре­бенком я знаю, что таится в глазах присталь­но пожирающих меня взглядами самцов... в 13 прохожу через опыт знакомства с их руками... и это не на шутку беспокоит хозяек тех се­мей, в которых мне приходится сиротствовать. И, скорее всего, именно поэтому я и не прижи­ваюсь в этих домах... мужья этих женщин поче­му-то ведут себя на удивление одинаково, и од­на и та же история повторяется снова и снова... В итоге, в последней семье, где я живу, как только мне исполняется 16, меня (только бы побыстрее!) отдают в жены некоему Джиму, рабочему на военном заводе... и наспех про­чтя книгу «Подготовка к счастливому браку» и усвоив несколько ключевых правил семейной жизни: чаще менять ночные сорочки и меню, а самое главное - постараться побыстрее понять, что настоящая любовь приходит с годами, - я выхожу замуж и обретаю, нако­нец, столь желанный социальный статус... Ваши версии, дамы и господа... Вальсируем, вальсируем... весна, черт побери... скоро улицы зазвенят цоканьем обнаженных женских ножек и пирсин­гами в пупках...

Шоу-тайм!

 

Итак, дамы и господа, как известно, искусство не имеет отно­шения к нравственности. Моральные темы могут присутство­вать в искусстве, но лишь как вторичные, как туман, который ху­дожник напускает, дабы скрыть свои абсолютно безнравствен­ные следы... Ведь бесконечные убийства и катастрофы (которы­ми полны наши кинотеатры и телеэкраны) включаются в них не ради морального урока, но ради удовольствия, как естественный ответ на некий (и я бы даже сказала - более чем естественный) запрос... разве нет?

••

Маэстро, нарисуйте нам муравейник самой большой киностудии в мире...

Прекрасно, сразу видно, что вы там были... и, как говорится, - сменим

вальс на танго...

 

Итак, дорогие мои, вот я уже замужем, но своим неуемным же­ланием быть на виду (ведь в свои семнадцать, я уже «звезда» вечеринок и танцевальных клубов) - я невольно привожу в бе­шенство и заставляю бесконечно ревновать моего бедного мужа! Но с собой я тоже ничего поделать не могу, я уже вошла во вкус! Мне нравится, что мужчины встречают мое появление свистом и улюлюканьем... и неизвестно, чем бы все это кончилось, ес­ли бы не война-матушка... Джима призывают на службу, я устраиваюсь на фабрику по пошиву парашютов, где меня замеча­ет фоторепортер одной армейской газеты, чьи снимки должны поднимать боевой дух солдат. И вот, на следующий день, после довольно долгого, конфиденциального собеседования и модель­ном агентстве, я уже бросаю прежнюю работу и мужа-солда­та, естественно... И вместо двадцати долларов в неделю начи­наю зарабатывать по пять в час! И вот мои фотографии, как оттепельный разлив, уже заполняют собой облож­ки таких журналов как: «Кайф», «Пик», «Сэр», «Лав»... я с наслаждением позирую, изгиба­ясь на спинке дивана, или живописно располо­жившись на лоне природы... здесь мой талант -пробуждать и заводить воображение мужчин очень быстро оценивают... и я впервые в жиз­ни начинаю ходить на работу с удовольствием, добросовестно выполняя возложенную на ме­ня великую миссию: поднимать и укреплять боевой дух мужской половины человечества... И вот смотрите внимательно, вот один из «ки­ношных» боссов того времени уже берет в ру­ки один из таких журналов и опытным, масля­нистым глазом уже проникает под легкую блуз­ку, и уже скользит оком своего развитого вооб­ражения все ниже и ниже... сквозь все возмож­ные и невозможные запреты и приличия... пря­мо к цели, естественно... На первой встрече у меня не хватает ума понять, чего он действи­тельно хочет... И вот я уже без конца езжу на встречи с разного рода режиссерами, терпе­ливо выслушиваю их самовлюбленный бред и стараюсь понять, почему дальше подписания разных договоров дело не идет... почему все так медленно, так заторможенно... В этот пе­риод, кстати, я начинаю брать уроки актерско­го мастерства, учусь петь и танцевать, особен­но люблю проводить время в парикмахерских и массажных кабинетах... Ведь нужно держать себя в форме, лю­бая начинающая актриса вам это скажет! Но вот через неделю уже заканчивается срок оплаты за квартиру, и уже завтра я бу­ду вынуждена отдать свой старенький автомобиль... а как без не­го? На счету в банке всего 26 долларов... и как мне жить дальше? Нет, я легко могу заработать недостающие мне деньги прямо сейчас!, достаточно позвонить по одному из сотен голливудских предложений... А что делать? Маэстро, дайте пожалуйста телефон... И вот, дамы и господа, - тот самый момент, с которого колесо фортуны закрутится с невероятной, чудовищной, просто ошело­мительной силой! И кажется, что ничтожным, скандально-слад­ким фотографиям и фильмам нет конца и края! Мои изображе­ния уже украшают легендарный «Плейбой»!, (кстати, в 1988 го­ду и вам, наверное, это известно, «Пентхаус» опубликует сенса­ционный материал о том, что найдена некая серия порнографи­ческих фильмов, снятых в 44-м, со мной, естественно, в глав­ной роли; и скандальные документы якобы подтверждающие, что в первый год своего пребывания в Голливуде я зарабатыва­ла деньги, будучи девушкой по вызову). Так это или не так, су­дить вам... но не забывайте, это Голливуд, дорогие мои! Здесь достоинство девушки стоит не дороже, чем ее макияж... Это место, где вам платят тысячу долларов за задранную выше колена юбку и пятьдесят центов за душу... И в ваше время с этим гораздо про­ще, это уже естественная, защищенная, оправданная и, более то­го, возведенная в культ часть профессии!, а тогда, в середине XX столетия... Да и какая кому разница, давала я продюсерам и ре­жиссерам, или не давала?! Ну давала!, и не одному, и я бы солга­ла, если бы сказала иначе! И я знаю также, что была третьесорт­ной актрисой!, и чувствовала этот недостаток таланта, как чувс­твуют на себе дешевые, затасканные до дыр трусы. Но, бог мой, как я хотела измениться!, как хотела учиться! Я не хотела ничего другого!, ни мужчин!, ни де­нег!, ни любви!, но только - умения потрясать своей игрой!, стать большой актрисой! А-а-а-а!

Ваши версии, дамы и господа...

Итак, дамы и господа, сегодня я - женщина, фотомодель, певица и легендарная киноактри­са с иконостаса тех, что принадлежат публи­ке и миру, не потому что талантливы или даже прекрасны, а потому что никогда не принадлежали и не могли принадлежать чему или