Лучшие минуты жизни князя Андрея
«Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна — и все это вдруг вспомнилось ему».
В театроведении есть такой термин: зерно образа. Он означает нечто главное, определяющее в персонаже. В зависимости от того, что видится актеру и режиссеру зерном данного образа, они и трактуют роль. Толстой так же относится к своим героям, как режиссер — к персонажам пьесы. Вспомним слова самого Льва Николаевича: «Работаю мучительно. Вы не можете себе представить, как мне трудна эта предварительная работа глубокой пахоты того поля, на котором я принужден сеять. Обдумать и передумать все, что может случиться со всеми будущими людьми предстоящего сочинения, очень большого, и обдумать миллионы возможных сочетаний для того, чтобы выбрать из них 1/1000 000, ужасно трудно». Обратите внимание, что Толстой называет своих будущих героев: людьми. Для него они не персонажи, созданные его воображением и подчиненные его воле, но люди, самостоятельные личности, каждого должен автор разгадать, прежде чем этот герой станет литературным персонажем. Попробуем и мы с вами последовать за Толстым и разгадать его князя Андрея сразу и в главном, постичь зерно его образа.
Итак, лучшие минуты жизни — что это? Для каждого — свое. Кому-то лучше покажется минута удачи, кому-то— мгновения славы... Для князя Андрея это минуты, когда он осознает, что шел ложным, обманным путем, когда исчезает иллюзия и перед ним раскрывается возможность наново перерешить свою жизнь. Для большинства людей крах иллюзий — мгновения страшные, для князя Андрея — прекрасные, лучшие в его жизни. Ибо превыше всего он любит истину, к ней стремится. И каждый раз, отрекаясь от ложного пути, верит, что теперь он не обманется, теперь найдет свой истинный путь. Обратите внимание: ему западают в душу именно мгновения отречений от былых ошибок и заблуждений, минуты очищения, возрождения. За это и любит Толстой своего героя. И то, что сказано им о князе Андрее впрямую, относится и к Пьеру, и к Наташе, и к княжне Марье. Все любимые герои Толстого совершают страшные, трагические ошибки. Но автору важно, как они искупают свои вину, как сами себя осудят за эти ошибки.
На войну 1805 года Андрей Болконский идет, ибо устал от светского пустословия, ибо ищет истинного дела. Но не только поэтому. Именно там, на полях сражений, сможет он уподобиться своему кумиру — Наполеону, найдет «свой Тулон». И с психологической, и с исторической точек зрения очень важно, что Наполеон одновременно и враг князю Андрею, и предмет поклонения. Важно, ибо дает психологический анализ заблуждений эпохи, романтизировавшей войну, воспевавшей завоевателей и восхищавшейся красивой смертью на поле боя. Для Толстого же война — лишь кровь и грязь, боль и вынужденное убийство себе подобных. К этой правде ведет он своего героя (и читателей): через все хитросплетения военной кампании 1805 года— на поле Аустерлица. Неразрывная внутренняя взаимосвязь войны и ее воплощения — Наполеона — впервые явственно предстанет именно после аустерлицкого сражения. И, развенчивая культ войны, Толстой одновременно развенчивает и Наполеона, лишает его всех романтических покровов. В стремлении князя Андрея самореализовать по образу и подобию кумира, повторить его путь, Толстому ненавистно все: и сам кумир, и желание сбыться в чужой судьбе. И тогда к князю Андрею приходит ошеломляющее прозрение.
Толстой лукав. Он даст молодому Болконскому все, о чем тот мечтает, подарит ему повторение наполеоновского звездного часа. Как некогда неизвестный еще Буонапарте в битве при Арколе подхватил знамя и увлек за собой войска, князь Андрей в сражении при Аустерлице поднимает знамя. Но знамя это, в мечтах нашего героя так гордо реявшее над его головой, в реальности оказывается лишь тяжелой палкой, которую трудно и неудобно держать в руках: «Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко', бежал за батальоном». За этот-то миг готов был князь Андрей отдать жизнь! Для Толстого само представление о красивой смерти в бою— кощунственно. Поэтому так резко, так оскорбительно описывает он ранение своего героя: «Как бы со всего размаха крепкою палкой kto-tq из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно...»
Бежал, волоча знамя за древко; упал, будто его ударили палкой... И все ради того, чтобы маленький толстый человечек произнес над ним несколько напыщенных фраз?! Как бессмысленно.
Ибо бессмысленна эта война, ибо позорно стремление уподобиться Наполеону («не сотвори себе кумира»— одна из заповедей, постулат христианства!). И перед глазами князя Андрея раскроется чистое высокое небо — символ истины. И отрывистые, резкие фразы, порожденные сумятицей сражения, сменяются величавым, медленным и глубоким повествованием: «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал,— подумал князь Андрей,— не так, как мы бежали, кричали и дрались... совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба».
Вслушайтесь, каким торжественным гимном истине звучит отречение князя Андрея от обманного пути, от обольщений славой и ее живым воплощением — Наполеоном! Взамен былого кумира он обретает высокие и вечные ценности, которых не знал прежде: счастье просто жить, возможность дышать, видеть небо — быть.
Князь Андрей попадает в плен, выздоравливает и возвращается в Лысые Горы. Он едет к семье, оставленной им ради «наполеоновских» свершений. К семье, которую любит теперь иначе, чем любил, уезжая на войну, ценность которой в его теперешнем понимании неизмеримо высока. Он уезжал от женщины, глубоко ему чуждой, ставшей его женой лишь по молодому недомыслию. Он бежал от нее. Возвращается князь Андрей не к той раздражавшей его «маленькой княгине» с «беличьим выражением». Возвращается к своей жене, которую готов полюбить, с которой сознательно хочет разделить жизнь. К матери своего будущего ребенка. Возвращается слишком поздно: княгиня Лиза умирает от родов. Вина князя Андрея перед ней остается неискупленной навеки: нет страшнее тяжести на душе человека, чем неискупленная вина перед умершим -— не дай вам Бог это когда-нибудь испытать! Именно поэтому на мертвом лице жены князь Андрей читает: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» — ведь на лицах других мы читаем собственные свои мысли!.. И страшная эта минута— тоже среди «лучших»? Да, тоже. Ибо сейчас князь Андрей делает еще один шаг от Наполеона.
Помните, мы говорили, что любимые герои Толстого проходят в романе свой путь «от Наполеона к Кутузову»? Лучшие минуты жизни князя Андрея — вехи этого пути. Разочаровавшись в Наполеоне под небом Аустерлица, он отрекся от явного подражания своему кумиру. Он еще не осознал всех своих «наполеоновских» черт, еще не отрекся от них. Трагическое возвращение в Лысые Горы — логический итог его «наполеоновского» пути, результат его предательства. К новому витку своей жизни князь Андрей приходит не только с истиной, обретенной под небом Аустерлица, но и с вечно кровоточащей раной неискупленной вины, с обнаженной душой, с растревоженной совестью. Горькое признание сделает он Пьеру: «Я знаю в жизни только два действительные несчастья: угрызения совести и болезнь. И счастие есть только отсутствие этих двух зол». Под Аустерлицем князь Андрей узнал великую истину: жизнь есть бесконечная ценность. Но это — лишь часть истины. Не только болезнь и смерть — несчастье. Несчастье — и неспокойная совесть. Перед битвой князь Андрей за минуту славы готов был заплатить любую цену: «Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди — отец, сестра, жена, — самые дорогие мне люди, — но, как ни страшно и ни неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми...» Теперь, после смерти жены, князь Болконский знает: за свой карикатурный Тулон он заплатил ее жизнью. И это знание навсегда отвратит его от какого бы то ни было идолопоклонства: кумир требует жертвенной живой крови, в жертву ему надо нести свою совесть. А неспокойная совесть для нынешнего князя Андрея — истинное несчастье. И, как все в романе, новая веха его пути значима и в плане историко-национальном. Эту мысль прекрасно развивает Е.. А. Маймин: «Живая совесть Андрея Болконского — это факт не только психологический и индивидуальный. По Толстому, голос живой совести — это сильный и благотворный исторический фактор. Более сильный и несравненно более благотворный, нежели честолюбие, нежели другие общепризнанные двигатели исторической жизни. В соответствии с глубоким убеждением Толстого, велениями человеческой совести жизнь меняется скорее и в более нужном направлении, нежели с помощью так называемых исторических деяний великих мира сего» '.
Отрекшись от так дорого стоившего ему честолюбия, князь Андрей отрекается и от активной жизни. Теперь его цель— не приносить людям зла. Затворничество, уход в себя, внешняя остановка... Но не в этом для Толстого та истинная, великая простота, к которой ведет он любимых своих героев. Обособление от мира, угрюмое ему противостояние — да ведь это Наполеон в изгнании! И тогда к князю Андрею приезжает Пьер — Пьер, переживающий свой звездный час, вступивший в масонскую ложу, захваченный новыми идеями о смысле жизни, о добре деятельном и активном. Не успехи Пьера в обустройстве крестьянской жизни (они-то на поверку оказались сплошными провалами!), но его искренность, его живая энергия необходимы были князю Андрею. Разговор на пароме о смысле бытия, о назначении жизни человеческой возвращает князя в мир людей, вновь включает его в историю. И тогда становится возможной встреча с Наташей — еще не новая любовь для князя Андрея, но горячее желание слиться с миром людей, почувствовать себя вновь живым, деятельным — возродиться. Толстой позволяет себе абсолютно прямолинейную метафору: одинокий среди распускающейся зелени силуэт дуба— и дуб зазеленевший, воссоединившийся с окружающим миром. И сама прямолинейность этой метафоры, ее однозначная утилитарность доказывают, как важна сейчас автору мысль о единении человека с его эпохой и народом, мысль о естественной их неразрывности: настолько важна, что он готов даже погрешить против художественного вкуса, лишь бы донести ее до каждого читателя. Все дальнейшее течение жизни князя Андрея — сотрудничество и разрыв со Сперанским, любовь к Наташе, пересилившая эту любовь обида и новое, очищенное и возвышенное чувство,— все лишь непрямой, но единственно верный, тогда избранный путь к людям. Путь, приведший князя Андрея «к Кутузову». Он будет еще и ошибаться, и заблуждаться, и по высшему счету оплатит свои заблуждения — но так или иначе не померкнет перед ним небо Аустерлица, вечным укором и предостережением останется вопрос на мертвом лице жены и не потускнеет образ девочки Наташи, стремящейся к слиянию с миром, к счастью общности со всем живым.