Гамильтонский Медицинский Центр
Поезд, идущий на юг
Фанфик по заявке №37
Малдер-pov . Небольшой фанфик. Время 9 сезон. Серия "Trust No One". А+.
Название: Поезд, идущий на юг
Название оригинала: Southbound Train
Оригинал: http://votespooky2002.tripod.com/stories/southboundtrain.txt
Автор: Rafferty
Переводчик: vladigora
Бета/гамма: Black Box, Nirva
Рейтинг: NC-17
Тип: гет
Пейринг: Малдер/Скалли (MSR)
Жанр: роман/ ангст/ драма
Размер оригинала: 10697 слов (миди)
Аннотация: Действие происходит во время эпизода "Trust no one". Малдер заполняет несколько пробелов по поводу "одной одинокой ночи" и своего отцовства.
Отказ: Ни на что не претендую
Комментарий переводчика: переведено на «Shooter Fest»
Января 2002 года
Идущий на юг поезд №112
Одиннадцать часов двадцать восемь минут. Через тридцать две минуты я увижу Скалли, впервые за несколько месяцев. Я измотан напряжением, тревогой и многочасовым путешествием, но по-прежнему начеку и подмечаю каждую мелочь.
В вагоне слишком жарко. Воздух пропитан мускусным запахом влажной шерсти и прошлогоднего пота, из-за чего я дышу через рот. Хорошо, что попутчиков немного, потому что меня одолевает нехорошее предчувствие надвигающейся опасности, а чем меньше людей окажется рядом, когда все полетит к чертям, тем лучше.
Кто-то дремлет под ритмичный стук колес, кто-то смотрит в черную пустоту за окном, кто-то пытается читать при свете тусклой лампы. Недалеко от меня сидит мужчина. Видно, что он нервничает, и я украдкой наблюдаю за ним. Все остальные кажутся вполне безобидными. Поэтому я пускаюсь в небольшое путешествие по волнам памяти.
Сперва я вспоминаю электронное письмо Скалли, которое получил вчера поздно вечером:
"На меня вышел человек, который говорит, что у него есть информация для тебя. Возможно, он работает в АНБ, но не думаю, что с ними заодно. По его собственным словам, шпионил за нами еще до рождения Уильяма. А с тех пор, как ты уехал, отслеживал нашу переписку; наверняка прочтет и это письмо. Еще он утверждает, что знает людей, которых ты ищешь, но даст их имена только, если вернешься в Вашингтон и встретишься с ним. Буду ждать тебя на нашем месте. Пожалуйста, будь осторожен. Навсегда твоя, Дана."
Я подозревал, что рано или поздно кто-нибудь воспользуется Скалли, чтобы выманить меня, и даже не удивился, что мы были под колпаком. Но одно дело подозревать, а другое - знать, что наши жизни больше не принадлежат нам, и скорее всего, никогда не принадлежали.
Я почти слышал в ее словах знакомый тон усталости, беспокойства и страха. Она измотана так же, как я.
Именно ради нее и Уильяма я иду на эту авантюру, которую иначе как ловушкой и не назовешь. Без них я бы давно уехал куда-нибудь к черту на кулички,где прожил бы длинную, тихую уединенную жизнь и умер прежде, чем колонизация добралась до этой глуши. Но кому-то надо бороться. И я один из немногих, кто знает о последствиях и хочет остановить вторжение.
К тому же, ради Скалли я готов на всё. А она уверена, что мы обязаны сохранить цивилизацию во имя будущего нашего сына. Лично я думаю, что расти в джунглях или тундре с любящими родителями не так уж и плохо для ребенка. Но мои представления о жизни и человеческих потребностях всегда отличались наивностью.
Я охочусь, на меня охотятся; и все ради человечества, ради рыжеволосой женщины и ребенка, которого я видел в последний раз, когда ему было лишь три дня отроду и которого с удивлением и гордостью называю своим сыном.
Мой нервозный попутчик буквально клюет носом, уткнувшись подбородком в костлявую грудь. Он храпит и пускает слюни. Я жалею и презираю этих людей. И завидую им. Жалею, потому что они даже не подозревают, как хрупка их жизнь, как сами они ничтожны в великой схеме вещей. Презираю, потому что они отрицают угрозу и когда придет время, будут бессильны защитить даже самих себя, не то что человеческий род. И завидую, потому что они блаженны в своем неведении, а мне знание принесло лишь несчастье.
Я бы отдал что угодно, лишь бы жить со Скалли и Уильямом в доме за городом, иметь пару джипов в гараже, безопасную скучную работу с девяти до пяти и таких же скучных друзей. Да, я завистлив. Но разве я не имею на это право?
Я дергаю коленями в нетерпении, как мальчишка, который не может дождаться окончания нудной воскресной проповеди. Интересно, Скалли так же нервничает перед нашей встречей? Даже после всего пережитого мне все еще трудно поверить, что она любит меня так же сильно, как я ее. Да, я не глуп, внушаю доверие и, по мнению Скалли, недурен собой. Но она, несомненно, самая умная, самая благородная и самая красивая женщина и достойна большего. Конечно, у нее есть недостатки и слабости, как у любого человека. Я знаю о них и все равно хочу провести со Скалли всю оставшуюся жизнь. Не важно, ладим мы или нет. Пока она рядом, все прекрасно.
Некоторые бы решили, что я одержим, и были бы правы. Но не я один восхищаюсь Скалли. Среди ее поклонников Фрохики, Доггетт и даже Скиннер. Сначала меня это забавляло, но в последнее время начало бесить.
Из-за этой одержимости я частенько попадал впросак, вел себя как идиот, и ни в чем не мог отказать Скалли. Не поймите превратно, я конечно, могу сказать "нет". Когда она задает обычный вопрос: "Хочешь обезжиренный тофутти?" или "Не думаешь, что твоя теория немного фантастична?". Но когда она просит о чем-то значительном, например, стать донором для ЭКО, или помочь забыть боль, переспав с ней, я даже не хочу говорить "нет". Я хочу, чтоб она нуждалась во мне. Хочу быть ее защитником, утешителем и героем. Хочу значить для нее столько же, сколько она для меня.
Я стал подозревать, что мои чувства взаимны, когда Скалли попросила стать отцом ее ребенка. И убедился в этом окончательно, когда однажды ночью она позвала меня в свою постель.
Середина мая 2000 года
Квартира Скалли
Мы сидели на диване, склонившись над кучей бумаг, и составляли отчеты о расходах для очередной канцелярской крысы, которой вряд ли хоть раз в ее скучной, наполненной цифрами жизни, приходилось работать в воскресенье ночью.
Мы корпели уже несколько часов, и все это время я пытался флиртовать со Скалли, отпуская двусмысленные реплики: "Только один билет на самолет. Ты можешь сидеть у меня на коленях"; "А разве химчистка берет меньше за полупрозрачные блузки?".
Она подыгрывала мне, удивленно приподнимала брови и улыбалась, пытаясь записать мои комментарии в отчет, но в более подходящей для официального документа форме.
- Хочешь отдохнуть? - спросил я, наклонившись к журнальному столику, чтобы добавить к куче документов еще один.
- Пока нет.
Я взял очередную папку и, повернувшись к Скалли, снова положил руку ей на бедро, заняв то же положение, в котором сидел с момента, как мы начали работать. Еще давным-давно я придумал миссию: прикасаться к ней при любом удобном случае. Да, я эгоистичный ублюдок. Можете подать на меня в суд.
Я взглянул на обложку дела, на которой обычно писал город или имя человека, связанные с ним, и замер. Там стояла фамилия Генри Вимса. Интересное, но ничем не выдающееся дело, на первый взгляд. Однако было кое-что, что не попало в примечания и отчет: во время этого расследования мы ждали результатов ЭКО.
Я посмотрел на Скалли и стало ясно, что она тоже помнит, что означали те несколько дней в прошлом ноябре. Она уставилась в никуда, ее лицо побледнело, а уголки губ опустились. Я открыл рот, но не успел ничего сказать.
- Кажется, мне действительно надо отдохнуть, - отрешенно произнесла она.
Я легко могу вынести, когда Скалли сердится и даже грустит. Но не могу спокойно наблюдать, когда ее охватывает безнадега.
Она встала и поплелась на кухню.
Черт! Надо было спрятать эту папку и закончить отчет самому. Именно так я поступил с делом Пфастера. Я должен был пробиться через отчуждение, которое появилось между мной и Скалли после пролетного ЭКО. Должен был заставить ее обсудить неудачу, выплакаться, прийти ко мне за поддержкой. Моё семя должно было быть плодороднее.
Я нарочно подольше держал Скалли в офисе во время ожидания результатов ЭКО, пытаясь отвлечь документами и бессмысленными исследованиями. Думал, что если мы останемся в Вашингтоне, Скалли будет спокойнее. Все равно в то время наши мысли были далеки от расследования очередного секретного материала.
Но потом подвернулось дело Вимса, и Скалли настояла на участии в расследовании, заявив, что, если ЭКО окажется удачным, она не собирается сидеть дома, наблюдая, как ее живот округляется, а лодыжки отекают все больше и больше в то время, как я делаю всю работу. Когда она говорила это, я видел, как ее бездонные голубые глаза наполнились мечтательностью. Пусть в течение всего лишь одиннадцати дней, но она верила, что скоро станет матерью, и я не мог ей отказать.
Все прошло спокойно и нашим жизням ничто не угрожало. Скалли послушно ела овощи, пила витамины и излучала такую надежду, что я всем сердцем желал, чтобы в этот раз удача, судьба и бог оказались на нашей стороне. А потом один анализ крови перечеркнул все надежды и мечты.
Я расстроился не меньше Скалли, хоть и не подал виду, потому что не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой. Я убеждал ее не переставать верить в чудо. И это при том, что единственное чудо, которое я видел в жизни - это сама Скалли. Она плакала у меня на груди несколько минут. Потом попросила оставить ее одну. И больше мы не обсуждали это.
Очевидно, та рана все еще кровоточила.
Я бросил папку на стол и поплелся следом. Скалли стояла у раковины, сгорбившись и оцепенело глядя на струйку воды, наполнявшую чайник. Она была без каблуков и казалась такой маленькой и хрупкой.
Заметив меня в дверном проеме, Скалли распрямила спину, пытаясь взять себя в руки. Я подошел и начал массажировать ей плечи. Через несколько секунд, услышав сопение, я выключил воду, взял у нее из рук чайник и поставил в раковину.
- Поговори со мной, Скалли.
Она вздохнула и прислонилась ко мне. Я обнял ее и положил подбородок ей на макушку. Скалли заговорила только через несколько минут.
- Я врач и знала, что шансы невелики, - она смотрела вниз, на свои руки. - Но все равно надеялась...
Я наклонился и прошептал ей на ухо:
- Ты всего лишь человек, Скалли.
Что еще я мог сказать?
Она повернула голову и уткнулась в мою щеку, словно ища убежища. Я чувствовал ее дыхание и запах волос - два аромата, которые я всегда связывал с доверием и близостью.
- Извини, - услышал я шепот. - Не надо было втягивать тебя в это.
- Я бы обиделся, если бы ты попросила кого-то другого, - сказал я шутливо чистую правду.
Скалли шумно выдохнула, повернулась и обняла меня за талию. Я в очередной раз был поражен ее красотой: невероятно гладкой бледной кожей, большими выразительными глазами, грустной улыбкой на полных губах, которые так и хотелось поцеловать...
- Знаешь, я не стала бы просить кого-то другого.
Нет, этого я не знал. Ее слова льстили моему самолюбию, и в то же время рациональная часть меня все еще пыталась отрицать нашу зависимость друг от друга. Но я не собирался отказываться от редкого удовольствия обнимать Скалли. В тот момент пропасть между нами исчезла, и если Скалли хотела тепла и поддержки, я был готов дать их. Хотя я сделал бы это даже вопреки ее желанию.
- Я думала о том, каким мог быть наш сын...
Я тут же представил мальчугана лет пяти-шести с рыжими волосами, веснушками, ярко-голубыми глазами и большим носом.
- У него был бы твой блестящий ум... и мой здравый смысл.
Я нахмурился в ложном негодовании на ее шутливую подколку.
- Твоя фигура, мои волосы и твои глаза...
Скалли замолчала, внимательно рассматривая мое лицо. Я искал в ее взгляде насмешку или отвращение, но нашел лишь осторожную женскую оценку. Казалось, мир вокруг словно исчез. Осталась только Скалли и я, очарованный ее близостью, хриплым голосом и гипнотизирующим взглядом.
Я моргнул пару раз, отгоняя чары:
- И... кхм... - прочистил вдруг пересохшее горло. - И твой нос?
Скалли усмехнулась:
- Нет, не мой.
Я представил описанный портрет и тихо ждал, давая Скалли время закончить, но она молчала.
- Неплохое сочетание, - сказал я.
Она медленно моргнула в присущей только ей соблазнительной манере, которую я считал настоящим искусством и которая каждый раз напоминала, что Скалли - женщина на все сто. У нее на глазах выступили слезы, которые она, конечно, считала признаком слабости. Но для меня они всегда были знаком открытости и полного доверия.
- Он был бы красивым... - ее голос сломался, и мое сердце мучительно сжалось. - Если бы все получилось, у меня уже был бы внушительный живот. - Она опустила голову и сморгнула слезы, которые побежали вниз по щекам, оставляя за собой следы. - Я бы уже чувствовала его толчки...
Боже. Меня всегда накрывало беспомощное отчаяние, когда Скалли плакала, и я был готов сказать и сделать что угодно, лишь бы унять ее боль.
Я взял ее лицо в ладони и наклонился, чтобы смахнуть губами одну из слезинок в уголке губ.
- Еще не все потеряно. Ты не должна сдаваться.
Мои губы проследили соленую дорожку с другой стороны ее лица. Я стоял, вбирая в себя прерывистое дыхание Скалли, словно в нем был источник ее мук, который я мог иссушить до дна. Я почувствовал, как ее мягкие приоткрытые губы задели мои. Так мимолетно, что я решил, будто мне почудилось.
Мое возбуждение росло. Губы Скалли были всего в миллиметре от моих, почти непреодолимое искушение. И я не устоял.
Я почти чувствовал вкус Скалли, хотя наши губы еще не соприкасались. Я преодолел мизерное расстояние между нами, осторожно и нерешительно, боясь отпугнуть. Наши губы встретились. Ощущения были новы, но так знакомы и прекрасны. Я положил руку ей на затылок и притянул к себе еще ближе, чуть наклоняя в сторону голову, чтобы углубить поцелуй. Я почувствовал волну возбуждения, медленно текущую от затылка к паху.
Наши губы слились, языки переплелись, а дыхание стало резким и прерывистым. Свободной рукой я обхватил Скалли за ягодицы и сильно прижал к себе, готовясь исследовать тайны этой женщины, всю ее сущность, начиная с восхитительного рта.
Скалли не подгоняла меня, но и не возражала, когда я поднял ее, усадил на край раковины и встал у нее между ног. Она не отстранилась, когда я запустил руку ей под рубашку и начал ласкать живот и гладкую кожу груди прямо у кромки лифчика. И только когда я ловко открыл одну клепку на ее джинсах и раздался характерный звук, Скалли удивленно и шумно вздохнула.
Осторожно отстранившись, я взглянул ей в глаза и увидел желание и страх. Скалли хотела меня, но в то же время боялась, что я ее оттолкну. Я напомнил себе, что Скалли уязвима как никогда. Но мое тело горело желанием. Прошло шесть долгих лет с тех пор, как я был с женщиной. И сердце подсказывало, что если Скалли нуждалась в человеческом тепле, лучше этим человеком буду я, а не кто-то другой.
- Было бы так легко взять то, что ты предлагаешь.
Я не узнал собственный голос, настолько он стал грубым и хриплым.
Скалли дрожала, но набралась достаточно храбрости, чтобы дать честный ясный ответ:
- Ты нужен мне, Малдер.
Проклятье. Она знала секретный пароль.
Я шагнул в глубокие бурные воды ее пристального взгляда и почувствовал, что тону. Никакого воздуха, никакой силы тяжести, никакого чувства времени и пространства. Только Скалли и мои оживающие фантазии.
Я снова взял ее лицо в ладони, лаская бархатную кожу подбородка большим пальцем.
- Никаких сожалений?
Я увидел, как волна дрожи пробежала по ее телу, когда она вторила эхом:
- Никаких сожалений.
Да будет так. Эта ночь – только для нее. Я хотел дать Скалли то, в чем она нуждалась. Все остальное подождет.
Охваченный волной желания я не мог рассуждать здраво. Мой разум решал дилемму: взять Скалли прямо здесь, на кухне, или проверить свою выносливость и самоконтроль и попытаться добраться до постели.
Как обычно, Скалли все решила за меня.
- Спальня, - сказала она, обвивая ногами мои бедра.
Назад дороги нет, - подумал я, поднял Скалли и направился в спальню.
Я положил Скалли на кровать и медленно раздел. Только девственник или холостяк с шестилетним "стажем" могли оценить трепет момента. Ее фигура была превосходной: сексуальной и женственной. Не идеальной, но каждый изъян делал Скалли еще красивее в моих глазах. Казалось, я знал каждый шрам на ее сливочной коже, запомнил размер и положение каждой веснушки, что не видел до этого, родинку в форме полумесяца на ее левом бедре, треугольник завитков между ног.
В памяти навсегда остался образ Скалли, лежащей на белой хлопковой простыне, ее приоткрытые губы и твердые соски того же розового оттенка, золотой крестик в ложбинке на шее, румянец, слегка окрасивший ее лицо и грудь.
Скалли помогла мне раздеться. Жадные руки начали исследовать мое тело, зажигая огонь страсти и успокаивая нежностью. Я сходил с ума и был готов умолять о большем.
Когда ее рука добралась до моего паха, Скалли посмотрела мне в глаза, и я застонал.
- Ты не против? - спросила она, поглаживая большим пальцем основание моего члена. Боже. Как что-то могло быть настолько приятным и мучительным одновременно...
Я не смог ответить на вопрос, а лишь стиснул зубы, пытаясь сдержаться.
Скалли изучающе провела пальцами от основания к головке члена. Потом повторила движение, плотно обернув руку. Обнаружив капельку влаги, она размазала ее по головке члена круговыми движениями.
Я понятия не имел, что Скалли так любит работать руками, но, признаюсь, был очень рад. Меньше чем через минуту я уже знал, что не смогу сдержаться, если она продолжит в том же духе, и прервал ее поцелуем.
Мои губы и язык проложили влажную дорожку от ее рта к груди. Потом я переключился на другую грудь, отдав ей должное с тем же почтением. Скалли возбужденно ёрзала, будто не зная, куда деть ноги. Поэтому я раздвинул их коленом, и моя рука прокралась вниз, в глубину тайны, скрытой между ее бедер. Она была горячей, гладкой и такой чувствительной.
Скалли простонала мое имя, и я поднял голову, чтобы взглянуть ей в глаза. Мои пальцы начали ласкать ее, чуть касаясь клитора. Она приподняла бедра, и стала покачиваться в такт с моими движениями, пытаясь направить меня прямо к чувствительному комочку нервов. Я не мешал, но продолжал дразнить, уже чувствуя ее аромат и представляя, как мой язык придет на смену пальцам.
Я хотел попробовать Скалли на вкус, но боялся напугать, потому что не знал, как она относится к оральным ласкам.
- Малдер... - прошептала она хрипло.
Кажется, с нее было достаточно поддразниваний.
Я погрузил один палец в нее и закрыл глаза, чтобы полностью насладиться первым разом, когда я оказался внутри Скалли. Мой большой палец нашел разбухший клитор, наконец, уделяя внимание и ему. Несколько круговых движений, и Скалли снова начала двигаться, чуть приподняв бедра.
Я продолжал ласкать, но не собирался доводить дело до конца, желая чтобы Скалли кончила вместе со мной, внутри нее.
Пару минут спустя она прерывисто прошептала:
- Малдер, пожалуйста...
Я убрал руку, понюхал и облизал пальцы, смакуя и запоминая запах и вкус, потом взял Скалли за руки и поднял их над головой. Я полностью лежал на ней, и наши тела подходили друг другу идеально.
Было невозможно скрывать свои эмоции и переживания. И в ту минуту Скалли видела в моих глазах все, что я чувствовал. Мое сердце билось так дико, что она, наверняка, слышала его грохот.
- Если меня хватит сердечный приступ, забери моих рыбок.
Скалли приподняла бровь, в ее глазах блеснула озорная искорка:
- Если тебя хватит сердечный приступ, я смою твоих рыбок в унитаз.
Боже, мне так нравится, когда она думает, что владеет ситуацией.
- Я люблю, когда ты командуешь, Скалли. Но будет еще лучше, если поднимешь колени.
Она подчинилась, согнула ноги, и мой член оказался прямо у входа в ее влажную глубину. Я дрожал, пытаясь удержаться от того, чтобы немедленно погрузиться в нее. Я хотел увидеть, как Скалли теряет контроль.
Я целовал ее, вторгаясь в рот так, как хотел вторгнуться в ее тело. Затем медленно вошел в нее, наслаждаясь острым экстазом нашего первого слияния. Дикарь внутри меня восторгался тем, как Скалли задержала дыхание и выгнула спину.
Мы оба замерли, когда я полностью погрузился в нее. Поцелуй закончился, но наши губы все еще соприкасались. Я был поражен, почувствовав стук сердца Скалли и плотные стены, пульсирующие вокруг моего члена.
Она немного расслабилась, и я начал двигаться. Наши губы все еще соприкасались, и я впитывал каждый ее выдох и стон.
Я обнаружил, что ей нравится звук моего голоса, и начал бормотать слова любви, не стесняясь грубых выражений, когда мои низменные инстинкты вступили во власть. Она не возражала. К моему удивлению и восхищению, ее собственный контроль начал таять.
Я отпустил ее руки и потянул одно из ее колен выше, чтобы войти глубже. Если бы я мог проникнуть ей под кожу, то так бы и сделал. Если б мог потребовать признаний в вечной любви, то не колебался бы ни секунды. Я был полностью очарован и готов продать душу в обмен на возможность заниматься со Скалли любовью до конца наших дней.
Она напряглась, и я знал, что ее оргазм близок. С хищным пристальным взглядом я наблюдал, как Скалли кончила, подгоняемая моими плотскими откровениями и пальцем на ее клиторе. Она задрожала всем телом и издала гортанный стон, который я запомнил на всю жизнь.
Я больше не мог сдерживаться и уткнулся в подушку, пытаясь приглушить резкие стоны. Когда я сдался, и мое семя хлынуло, я чувствовал, как нирвана поглощает меня целиком и полностью.
Мы лежали, даже не пытаясь отстраниться друг от друга. Руки и ноги дрожали после самого удивительного интимного опыта в моей жизни. Думаю, Скалли чувствовала тоже самое.
Впервые после секса мне не хотелось встать и сразу пойти в душ. Наоборот. Я чувствовал, что случившееся между нами было самым прекрасным и священным актом в мире. Мы заслужили это и не хотели уничтожать "улики". Мне нравилось, что на мне остались следы того, что не так давно я был внутри Даны Скалли.
Через несколько минут я начал подниматься с кровати, чтобы потушить свет, но Скалли остановила меня, обняв еще крепче.
- Не уходи, - вяло произнесла она.
Я поцеловал ее в висок.
- Только выключу свет.
- Ладно.
Скалли отпустила меня, и, когда я вернулся, она почти спала. Я лег под одеяло и обнял ее за талию. Через минуту она заснула. Я почувствовал, как ее теплое гибкое тело окончательно расслабилось.
Хорошо, думал я, дело сделано. То, чего я жаждал и боялся прошлые семь с половиной лет, свершилось под предлогом утешительного секса. Теперь мы должны быть очень осторожны. Одно неверное движение, и самые важные отношения в нашей жизни, могут рухнуть.
При этой мысли я еще крепче обнял Скалли и поцеловал в плечо. Она заерзала и пробормотала мое имя. Я печально улыбнулся.
Будет так трудно притворяться, что ничего не случилось, видеть Скалли каждый день, зная, каково это - заниматься с ней любовью, сколько невероятного удовольствия может подарить ее тело. Но я готовился вынести эту пытку без жалоб. Наше партнерство, наша дружба всегда были на первом месте. И если ради них я должен принести в жертву физические потребности – так тому и быть.
Я уехал на рассвете, так и не заснув. Мне не хотелось бросать тень неудобной утренней сцены на прекрасные воспоминания о проведенной вместе ночи.
И мы никогда не обсуждали то, что произошло.
Января 2002 года
Идущий на юг поезд №112
Я гляжу на часы. Всего лишь одиннадцать сорок, хотя могу поклясться, что прошло не меньше получаса. Еще двадцать минут до конца пути. Я заметил: когда нас со Скалли разделяет время, часы превращаются в орудие пыток. Они - как чайник, который никогда не закипит.
Воспоминания о ночи, проведенной вместе, еще больше распалили нетерпение и страх, которые превращают мои внутренности в поток лавы.
Мои попутчики поддерживают статус-кво, наивно не замечая потного и бледного, как ощипанная курица, человека с подозрительно оттопыренным карманом пиджака, наводящем на мысли о спрятанном пистолете. Интересно, они бы наложили в штаны со страху, достань я пушку и пальни в потолок?
Если Скалли настолько умна, как я думаю, Уильяма не будет на станции. Скорее всего, он останется с идеальной няней и второй самой прекрасной женщиной, которую я знаю - Мегги. Интересно, Скалли все еще кормит грудью, и если да, то пользуется ли той штуковиной для сцеживания молока, о которой я читал в книге "Первый год жизни ребенка". Спит ли Уильям всю ночь не просыпаясь, ползает ли? Показывает ли ему Скалли фотографию, которую сделала в день моего отъезда?
Зернистые снимки, которые я взял с собой, потрепались от частого использования. Больше всего мне нравится смотреть на фотографию Скалли. Она сидит в кресле-качалке и держит у груди Уильяма. Его рыжеватая макушка чуть выглядывает из голубого одеяльца. Утренний свет льется через окно, освещая лицо Скалли. Она без макияжа, и ее волосы все еще растрепаны после бессонной ночи, которая превратилась в одно сплошное кормление. Она смотрит в камеру, ничуть не злясь на то, что я нарушил интимный момент. В ее глазах лишь тоска по тому, что я снова уезжаю. Я видел эту печаль в ее невероятно голубых глазах сотни раз. Мне больно смотреть на снимок, но так я чувствую себя ближе к Скалли.
Кроме того, это фото напоминает мне о том, что ей пришлось вынести в одиночку. Скиннер был немногословен, рассказывая, как Скалли переживала мое исчезновение. Он так же сказал, что в жизни не встречал никого, кто боролся бы за истину так отчаянно, и что только беременность держала ее на плаву. Я благодарен Скиннеру за помощь и поддержку. И всегда буду задаваться вопросом, какую роль сыграл Джон Доггетт в жизни Скалли в те нелегкие времена.
По правде говоря, первое время после выписки из больницы я вел себя как последний козел. Я чувствовал себя лишним даже в собственной квартире, которую, к моему удивлению, Скалли сохранила после моих похорон. Я не знал, как вести себя со Скалли, ибо гадал, перебирая всевозможные варианты, как же она забеременела. Мне было неудобно в своей собственной шкуре.
Никогда не пойму, как Скалли терпела мои истерики и метания. Но она терпела, достаточно долго для того, чтоб я наконец вынул голову из задницы и взял на себя ответственность за ребенка, которого она носила. Вопросы, конечно, оставались. И остались до сих пор. Но где-то за месяц до родов я решил, что нужен Скалли как никогда, и неважно, как был зачат Уильям. Я должен дать ей все, в чем она нуждалась.
И еще одна фотография. Та, которая чаще всего вызывает у меня улыбку. На ней - лицо Уильяма крупным планом. Снимок немного расплывчатый, потому что мы не хотели пугать малыша вспышкой. Уильям сосредоточено смотрит вправо, туда, откуда раздается ласковый голос мамы. Возможно, я слишком предвзят, но наш сын - удивительно милый ребенок. Я вижу в нем и свои черты, и черты Скалли. И больше не сомневаюсь, кто его родители. Мои сомнения касаются вопросов "как" и "почему".
Я впервые увидел Уильяма, когда агент Рейс вручила мне его в том полуразрушенным доме в Джорджии. Я все смотрел на Скалли, искал и находил в ее взгляде и чертах лица отступающую боль, облегчение и истощение. И вдруг в моих руках оказался красный морщинистый комочек, завернутый в белую простынку.
- Держи его, а я закончу с Даной, - сказала Рейс мягко, но тоном, не терпящим возражений.
Так я понял, что у меня родился сын. Хотя в тот момент было трудно почувствовать отцовскую связь с созданием, больше похожим на опухоль, которую Скалли могла бы извлечь во время заурядного вскрытия трупа.
Несколько минут спустя Рейс обмыла Скалли и ребенка, и мы полетели на вертолете в больницу Дэлтона.
Так начались три последних дня, которые судьба мне позволила провести с любимой женщиной и сыном.
Весна 2001 года
Гамильтонский Медицинский Центр
Дэлтон, Джорджия
Со Скалли и ребенком все было в порядке. Врачи собирались понаблюдать за ними сутки и отпустить домой. Доггетт и Скиннер прилетели в Дэлтон, и вместе со мной и агентом Рейс несли посменную вахту у палаты.
Я так волновался из-за новой роли отца, что не мог ни есть, ни спать, а только расхаживал из угла в угол, не находя себе места. Я то метался по коридору, то застывал у двери палаты, глядя через окошко на Скалли и Уильяма, который все это время был у нее на руках или в кроватке рядом с ее постелью.
- Разве вы не должны угостить нас сигарами? - послышался за спиной голос Скиннера. Я повернул голову и хмуро уставился на него, давая понять, что не в настроении для шуток. – Он так похож на вас, Малдер. Если все еще сомневаетесь по поводу отцовства, мне придется дать вам по шее.
Он говорил серьезно.
- Перестаньте, Уолтер. Я не слепой.
- Рад слышать.
В воздухе повисла напряженная тишина, и мне внезапно захотелось семечек.
- Кажется, вы не особо рады, - сказал Скиннер еле слышно.
Я тоже понизил голос:
- Я рад. Просто пытаюсь придумать, как обеспечить им безопасность.
Скиннер с минуту обдумывал мои слова, затем осмотрелся по сторонам, чтоб убедиться, что Доггетт и Рейс не слышат.
- Знаете, никто бы не стал вас осуждать, если бы вы втроем просто... исчезли.
Можно подумать, эта мысль не приходила мне в голову по крайней мере раз сто за последние несколько часов.
- Они заслуживают большего.
Скиннер кивнул.
- И что думаете делать?
- Пока не знаю, мне сейчас не думается. Мы со Скалли только что стали родителями!
Скиннер поглядел через мое плечо на живую картину, которой я восхищался последние несколько минут: новоиспеченная мать держала у груди своего новорожденного малыша. Через несколько минут он смущенно отвернулся, будто почувствовав себя соглядатаем.
- Вы такой счастливчик, Малдер, - заявил он уверенно прежде, чем отойти от палаты.
Я наблюдал за Скиннером. Его дорогие ботинки отбивали дробь, громко и навязчиво отдающуюся в тишине больничного коридора. Сунув руки в карманы и стараясь не звенеть ключами, я наконец расслабился и оперся о стену рядом с дверью. Я встретился взглядом со Скалли, смотревшей на меня с любовью и благодарностью. И с вопросами, на которые у меня не было ответов.
Я просто стоял и смотрел, успокоенный ее безмятежностью, до тех пор, пока она не закончила кормить, и они с малышом легли спать.
***
Назавтра я нанял тот же вертолет, чтобы вернуться в Вашингтон. Стрелки встретили нас и остались приглядывать за Скалли, пока я ездил к себе, чтобы помыться и переодеться. Когда я вернулся, а парни уехали, Скалли принесла мне Уильяма. Ее щеки горели румянцем, а на лице читалась гордость.
Это был только второй раз, когда я держал Уильяма на руках. Теперь он был чистым, и я с удивлением почувствовал связь между нами. Я был не в своей тарелке, но уверенность Скалли передалась и мне. И я неловко, но с охотой принял роль отца.
С присущей лишь Фоксу Малдеру манерой я ляпнул что-то о возможностях и истине, которую мы оба знали. Нормальные слова вылетели из головы, а Скалли не хотела гадать и домысливать мои загадочные и странные умозаключения. Наконец, я сдался, и поцеловал ее, выразив этим действием то, чего не смог словами.
И думаю, не прогадал.
Час спустя Уильям проголодался, и Скалли устроилась в куче подушек, прислонилась к спинке кровати.
- Есть еще одно местечко? - спросил я от изножья.
- Конечно.
Иногда я поражаюсь собственным извращениям. Самому непонятно, как меня могло завести одно только предвкушение лицезреть обнаженную грудь Скалли. Но так оно и было. Типичный самец.
Я растянулся на боку, подперев голову одной рукой, и искоса наблюдал, как Скалли обнажила грудь и Уильям отчаянно захватил ртом розовый сосок. Скалли поморщилась, и все мои неуместные фантазии как ветром сдуло.
- Больно?
Скалли посмотрела на меня, и ее лицо смягчилось.
- Мы пока учимся.
Я пропустил главу по грудному вскармливанию в книге "Первый год жизни ребенка", поэтому лишь сделал вид, что понял, о чем говорит Скалли.
Вдруг я решил, что сейчас самое подходящее время, чтобы испытать свои заржавевшие навыки флирта.
- Знаешь, если тебе нужно попрактиковаться, пока Уильям спит, я рад помочь.
Она улыбнулась и приподняла брови.
- Чувствую, ты займешь все мое свободное время.
- Надеюсь на это!
Несколько минут мы молча наблюдали, как Уильям жадно сосет грудь и причмокивает.
- Тебе неудобно, что я пялюсь?
- Нет. Но боюсь, это не очень опрятное зрелище.
- Опрятное?
- Молоко подтекает.
Как всегда, моя фантазия включилась в самый неподходящий момент. Я дотронулся указательным пальцем до ладошки Уильяма, и он рефлекторно схватился за него. Теперь мы были подельниками в преступлении.
- Ты слышишь, Уилл? Еды много. Хватит на всех.
Скалли закусила губу, с трудом сдерживая смех.
Я покачал пальцем, за который Уильям держался.
- Посмотри на эту хватку, Скалли. Он рожден, чтобы держать биту.
- Это в нем от мамы, - ответила она гордо.
Да, а мама получила это от папы.
Скалли дала Уильяму другую грудь, делая вид, что не замечает, как заворожено я смотрел на каплю полупрозрачной жидкости, появившуюся на соске. Разве молоко не должно быть белым? Зря я пропустил ту главу.
Когда Уильям счастливо высосал вторую грудь, мне вдруг подумалось, что я не желаю пропустить ни одного кормления. Не хочу быть типом, который приезжает к ребенку лишь на час в день, а потом возвращается в свою холостяцкую квартиру. Не хочу пропускать ничего интересного в жизни сына: ни ночных укачиваний, ни его первое "агу", ни его кормлений.
- Можно остаться на ночь? - спросил я как можно беззаботнее.
Скалли удивленно распахнула глаза и сглотнула.
- Ты же знаешь, что мне пока нельзя...
Хорошо, эту главу в книге я прочитал очень внимательно.
- Расслабься, Скалли. Я не об этом.
Она смерила меня задумчивым взглядом, и я постарался изобразить невинность. Наконец, она сказала:
- Я хочу, чтоб ты остался.
Так просто. Одна короткая фраза, и у меня появился новый дом.
Небольшой известный факт: новорожденные малыши спят очень плохо. По крайней мере, наш почти не спал. Казалось, Уильям просыпался каждый час для смены подгузника и кормления, которое длилось сорок пять минут. Скалли была невероятно терпелива, и я старался помогать, чем мог. Она доставала Уильяма из кроватки, а я приносил всякие мелочи, которые могли понадобиться, чтобы переодеть малыша.
Всю ночь и следующие полтора дня мы провели в этом сумасшедшем режиме. У нас было достаточно времени, чтобы поговорить, и вскоре я понял, как сильно Скалли волновалась о нашей безопасности. Она знала, что Стрелки следят за домом, но это не уменьшало ее беспокойства.
Именно на следующее утро Скалли сказала, что мне придется уехать. Не только из ее квартиры, но и из Вашингтона. Она боялась, что, хотя Билли Майлз и его соратники не забрали Уильяма в Джорджии, у них все еще была какая-то миссия и они могли вернуться. И если бы она и Уильям поехали со мной, нас могли отследить через чип в ее шее.
Я был готов рискнуть, потому что сама идея бросить Скалли и Уильяма казалась отвратительной. Тогда она подняла больную тему, и я просто не мог отказать. Она это прекрасно знала.
- Малдер, ты нужен нам живым. Я не могу потерять тебя снова.
Конечно, мне это не нравилось. Но я согласился, твердо решив выследить группу Билли Майлза, и найти способ остановить их. Все это походило на дурацкий научно-фантастический фильм, но они представляли угрозу. И именно она и разлучила нас со Скалли.
Сразу после нашего разговора приехала Мэгги. Я вежливо откланялся и позвал Стрелков помочь перевезти мебель на склад, а аквариум – в квартиру Скалли. Пока нас не было, Скиннер приглядывал за ее квартирой.
Мы не знали, надолго ли я уеду. Поэтому было бессмысленно продолжать набивать кошелек владельца дома, пока квартира превращалась в пыльную гробницу Тутанхамона. В благодарность за помощь я отдал парням свою дорогую видеоколлекцию. Фрохики чуть не расплакался.
Если бы выбор стоял за мной, я бы отложил отъезд на неопределенный срок. Но Скалли была непреклонна. И мы договорились, что я уеду следующим утром.
Ночь прошла почти спокойно, нам даже удалось поспать. Мы уже привыкли друг к другу и походили на супругов со стажем. Всю ночь мы провели в объятиях, и если бы Скалли была в состоянии, то наверняка бы занялись любовью.
На следующее утро Скалли поднялась, приняла душ и спокойно оделась, пока два ее самых преданных обожателя все еще спали. Я проснулся вместе с Уильямом и направился прямиком в душ, а Скалли занялась малышом. Невероятно, но она даже нашла время сварить овсянку. Если б я уже не был влюблен в нее по уши, это стало бы последним толчком.
Когда я вошел в кухню и увидел, как Скалли, наклонившись, добавляет сахар в кашу, у меня чуть не отвалилась челюсть.
- Скаллли... - мне пришлось откашляться. - Ты знаешь, что твоя грудь выросла раза в два?
Она чуть опустила голову и улыбнулась той самой улыбкой, которая обычно появлялась на ее губах, когда Скалли удивлялась моей дерзости.
- Молоко пришло.
- Хочешь сказать, грудная фея посетила тебя прошлой ночью?
Она закатила глаза. Я осторожно подошел сзади и, положив подбородок Скалли на плечо, с интересом посмотрел вниз на самый прекрасный пример женственности, который я когда-либо видел.
- Ты пялишься, Малдер.
- Ничего не могу с собой поделать. Это все равно, что смотреть на автокатастрофу. Хочешь оторвать взгляд, да не можешь.
Она огрела меня кухонным полотенцем по голове и отошла.
- Веди себя хорошо и ешь овсянку.
- Где Уильям?
- Спит.
- Пойду разбужу и нажалуюсь, что его мама не разрешает мне поиграть с ней.
- Тогда готовься объяснять ему, что есть еще рановато.
Я потер глаза. Только так мне наконец удалось оторвать взгляд от груди Скалли. Черт побери, она такая красивая, податливая и пахнет просто божественно. А ее восхитительная грудь так и требует моего внимания. Почему я должен уехать именно сейчас? Ответственность - сущий ад.
Позавтракав, мы устроились на диване. Я дал Скалли адрес и пароль ее нового электронного ящика, и инструкции на случай, если мне срочно придется вернуться.
- Не проверяй почту на работе или дома, делай это в общественном месте. Надо придумать какое-то кодовое слово, чтобы ты знала, что письма действительно от меня. И чтобы я был уверен в подлинности.
- Например?
- Что-то неброское, но нетипичное для нас. То, что мы вряд ли напишем при обычных обстоятельствах.
Она задумалась.
- Ты бы мог называть меня Даной.
Для меня ее имя содержало так много значений.
- Хочешь, чтобы я называл тебя Даной?
- Я не против. Но мне нравится, как ты произносишь "Скалли".
Я игриво улыбнулся.
- Подставное лицо тоже может обратиться к тебе по имени. Как на счет "Дорогая Дана"?
- Хорошо. Тогда я буду подписывать письма "Навсегда твоя".
- Ты бы не могла написать мне такого при обычных обстоятельствах?
- Может, и могла бы. Тебе пришлось бы задержаться у меня подольше, чтобы узнать точно.
Один-ноль в ее пользу.
Скалли лукаво посмотрела на меня, и мне захотелось просто посадить ее к себе на колени и умолять позволить мне остаться. Но дела не ждали.
- Тебе нужны деньги? - спросил я, уже собираясь дать ей доступ к своим счетам.
- Нет. А тебе?
- Нет. И ты знаешь это лучше меня. Ты ведь скажешь, если понадобятся деньги?
Она неловко кивнула, и в ее глазах появились слезы. Думаю, тогда мы впервые осознали, на что идем.
- Я буду скучать, - сказала она спокойно и медленно моргнула. И не в силах бороться с желанием, я обнял ее и не отходил ни на шаг, пока Уильям не проснулся.
***
Мы сделали несколько фотографий. Скалли упаковала мне обед. Мы откладывали расставание, как могли, но час настал. Уильям спал в своей кроватке, я подошел и погладил его по голове. Он проснулся.
- Эй, силач, ты остаешься за главного на некоторое время. Спи по ночам как следует и позаботься о своей маме, хорошо? Если увидишь, что за ней кто-то увивается, скажи, что она не свободна. - Я с трудом говорил из-за кома в горле. - Не торопись расти, пока меня нет. Дождись моего возвращения, и будем расти вместе.
Я наклонился, поцеловал сына в макушку и направился к Скалли в гостиную, где меня уже ждал багаж.
- Я вернусь. Обещаю.
Она кивнула. Ее непролитые слезы разрывали мне сердце. Я обнял Скалли так крепко, как мог. Мы стояли обнявшись несколько минут, и, наконец, я услышал ее хриплый приглушенный голос:
- Я люблю тебя.
Я отстранился в удивлении, посмотрел ей в глаза и заправил за ухо рыжую прядь.
- Знаю. Я тоже тебя люблю.
Я поцеловал ее дрожащую улыбку, открыл дверь, взял сумки и покинул своего сына и свою любовь.
Января 2002 года
Идущий на юг поезд №112
По селекторной связи сообщили, что поезд достигнет места назначения через пять минут. Мои попутчики встрепенулись. Одиннадцать пятьдесят три.
Люди начинают суетиться, собирать вещи, поправлять прически. Одна женщина решает подкрасить губы. Нервозный мужчина смотрит на свою рубашку и, заметив влажное пятно от слюны, начинает вытирать подбородок.
Я выгляжу хреново, но надеюсь, что пословица права, и любовь действительно слепа.
При самом благоприятном раскладе, Скалли будет ждать меня на перроне одна. И я точно не смогу удержаться и не поцеловать ее. Потом мы заберем Уильяма и вернемся в ее квартиру. И возможно, только возможно, она позволит мне заняться с ней любовью, впервые после той ночи вместе. Мечтать не вредно, правда?
Но вряд ли нам так повезет. Скорее всего с ней приедут Скиннер и агент Доггетт, и будет неудобно выставлять наши чувства напоказ. Они обязательно захотят, чтобы я встретился с тем парнем для обмена информацией. Вот тут и начнется цирк. Ложь раскроется, жизни людей окажутся в опасности, и все кончится тем, что я снова, как затравленный волк, убегу в ночь. Мы это уже проходили, и не раз.
Время тянется мучительно медленно, но наконец поезд начинает тормозить. Слава богу. Я выглядываю из окна и вижу впереди огни. Сердце бешено колотится: меньше, чем через минуту, я увижу Скалли. Поезд продолжает тормозить, и до освещенной платформы уже рукой подать. Вдруг мне кажется, что я слышу шум, или, скорее, не шум, а тихий скрежет, будто что-то попало в поезд или поезд что-то задел. И мы снова начинаем набирать скорость.
Что за черт? Остановите, чтоб вас! Мне надо выйти!
Я встаю в тот момент, когда поезд проносится мимо платформы, продолжая ускоряться. Кажется, я видел Скалли на перроне, но не уверен. Люди в вагоне начинают чертыхаться.
- Остановите поезд! - кричу я, но машинист слишком далеко.
Я выглядываю в окно и вижу только темноту.
Мать вашу! Вот дерьмо!
Я снова плюхнулся на сидение и откинулся на спинку: разочарование вышибло вон весь адреналин. Мне не дает покоя тот скрежет. Почему мы не остановились? Но я слишком удручен, чтобы прямо сейчас пуститься в расследование.
Несколько минут спустя в соседнем вагоне появляется лысый мужик с усами. Я замечаю его через окошко в двери. Он уверенно направляется к нашему вагону, и кажется, смотрит прямо на меня. Похоже, цирк начнется раньше, чем ожидалось.
Итак, что у меня есть? Вариант А: заняться любовью со Скалли, а потом встретиться с таинственным информатором. Вариант Б: заняться любовью со Скалли, а потом разобраться с плохими парнями, если будет надо. Ну и Вариант В, тот, что я как раз и имею: подраться с плохими парнями, так и не увидевшись со Скалли. О, как я ненавижу этот вариант! Но в нем есть один плюс: он поможет проверить одну сомнительную теорию, как можно уничтожить этих существ. Где-то, в каких-то камнях есть какой-то минерал, который разрушает их тела на клеточном уровне. Черт! Без Скалли и ее научных знаний я похожу на жалкого дилетанта.
Однажды я уже это видел. Несколько дней назад один тип из породы Билли Майлза засек меня, когда я следил за их лагерем. Мне пришлось спасаться бегством в скалах неподалеку, а он преследовал меня. Я полез наверх, а когда обернулся, то увидел как тот тип вдруг упал на колени, с жутким воплем пролетел по воздуху, со всего размаху врезался в скалу и разбился. Нет, даже не разбился, а рассыпался в прах. Я взял часть порошка, который от него остался, и несколько камней, для анализа. Порошок оказался неизвестного состава и происхождения. А камень содержал большое количество магнетита, который часто находят в составе метеоритных обломков. Судя по названию, у этого минерала сильные магнитные свойства.
Изучая маршрут этого поезда, я отметил, что неподалеку есть подходящий карьер. Я мог только гадать, достаточно ли там магнетита и действительно ли это то самое вещество, которое уничтожило того типа. Но это - все, что у меня есть. Тот карьер и стал Вариантом В.
Лысый доходит до тамбура и открывает дверь в мой вагон. Жду, когда он поймет, что я его засек. Наши взгляды встречаются, я встаю и иду к другому тамбуру. Всего несколько секунд, чтобы определиться на местности, и я выпрыгиваю, поднимаюсь и бегу в сторону скалистого карьера Мэнвиль.
Карьер Мэнвиль
Ночи
Кажется, прошла целая вечность, пока я добежал до карьера, хотя я несся изо всех сил. Сердце снова колотится по полной, адреналин бурлит в венах. Ничто не бодрит так, как беготня от того, кто хочет тебя убить.
Лысый действительно попер за мной. Хорошо это или плохо - скоро узнаю. Я спрятался за валунами и наблюдаю. Очень не хочется снова играть роль наживки. Лысый продолжает идти на встречу своей погибели, медленно вышагивая по краю карьера. Осматривается, ищет меня.
Внезапно слышится рев мотора, и появляется автомобиль. Лысый его тоже видит. Машина останавливается неподалеку от карьера, оттуда выходят трое. Озираются. Похоже, не замечают нас. Я узнаю Скалли сразу же, и почти уверен, что двое других - агенты Доггетт и Рейс. Господи! Им же нельзя сюда! Я не хочу, чтобы Скалли вляпалась в это дерьмо! Но она возвращается в машину и едет ко входу в карьер.
Нет, все же придется поиграть в кошки-мышки. Я выхожу из укрытия и бегу. Слышу, как Доггетт зовет меня. Игнорирую. Но оглянувшись, вдруг вижу, что Лысый уже не бежит за мной. Его нигде нет. Доггетт и Рейс начинают спускаться в карьер.
Я мысленно ругаюсь на чем свет стоит, и иду на звук автомобильного двигателя. Следую за огромными облаками пыли, прикрывая рубашкой нос. Когда двигатель замолкает, я останавливаюсь, приседаю и пытаюсь что-то разглядеть сквозь пыльную завесу. А вот и Лысый неторопливо идет к какому-то сооружению, видимо, складу.
Я продолжаю следовать за ним, пригибаясь и стараясь держаться поближе к камням, чтобы спрятаться, если что. Удается дойти до склада незамеченным. Продолжаю наблюдать изнутри через окно, и вижу, как Лысый загнал Скалли в ловушку. Бешенно колотящееся сердце вдруг замирает. Нащупывая пистолет, я так же незаметно выбираюсь и прячусь за каким-то большим ящиком, собираясь отвлечь Лысого и дать Скалли возможность бежать. Я слышу, как Лысый говорит, что я или Уильям должен умереть. Скалли начинает что-то кричать, а я целюсь в голову Лысому. По крайней мере, это даст ей пару минут форы.
Когда я уже собираюсь нажать на спусковой крючок, Лысый падает на колени, а пару секунд спустя влетает прямо в насыпь. Скалли еле успевает пригнуться. Она встает и убегает прежде, чем я успеваю убрать палец с крючка.
Сердце опять начинает биться, кажется, впервые за последний час.
Скалли вернется через пару минут, чтобы собрать образцы, как только найдет Рейс и Доггетта. Те наверняка скажут, что видели меня, и она пустится на поиски. Убил бы их за то, что позволили Скалли приехать сюда в одиночку.
Дрожащими руками я закрываю лицо и прислоняюсь к ящику. Надо убираться отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Если я выйду к Скалли, заговорю с ней, окажусь близко, то уже не смогу снова уехать. А я ведь должен. «Они» уже заполучили возможность добраться до Уильяма, и не сделали этого только потому, что им нужен только я.
Я достаю потрепанную фотографию, ту самую, где Скалли и Уильям в кресле-качалке: только так я могу дать понять, что был здесь. Я кладу снимок рядом с тем, что осталось от Лысого, и прижимаю камнем размером с кулак. Потом снова захожу на склад, чтобы незаметно наблюдать за Скалли.
Десять минут спустя Скалли действительно возвращается с Доггеттом и Рейс. Она идет позади и озирается, высматривая меня. Они подходят к месту, куда врезался Лысый. Скалли нагибается, поднимает фотографию, смотрит на нее, а потом устремляет взгляд прямо на склад. У меня по спине пробегают мурашки: кажется, что она глядит прямо на меня.
Предоставив Доггетту и Рейс разбираться с уликами, Скалли достает фонарик и медленно входит в помещение. Она останавливается в десяти шагах от места, где я прячусь. Я отчетливо вижу ее, чувствую запах ее духов. У меня перехватывает дух: усталая, с ног до головы в пыли, но боже, как она прекрасна! Если бы не Уильям, я бы забрал ее, и всю оставшуюся жизнь мы провели бы в какой-нибудь Тмутаракани.
- Малдер? - еле слышно произносит она, блуждая взглядом от тени к тени.
Я не отвечаю, вопреки своему желанию.
Она поворачивается ко мне в профиль, и я вижу слезы в ее глазах.
- Ты здесь?
Поверь, Скалли, так будет лучше.
С минуту она все еще ищет меня, потом опускает голову и теребит угол фотографии.
- Я должна увидеть тебя.
Эта мольба почти ломает меня. Я мысленно даю клятву работать не покладая рук, чтобы быстрее вернуться домой.
Ее всхлип звучит как раскат грома в тишине, и я сглатываю слезы. Я знаю, что рано или поздно получу от Скалли письмо, что "они" забрали Уильяма и готовы обменять на меня. И ей придется выбирать между мной и нашим сыном. Это неизбежно. Она не захочет делать выбор, но я сделаю это за нее. И если мне придется принести себя в жертву во имя ее и Уильяма, значит, так тому и быть.
Наконец Скалли кивает пару раз, понимая что меня либо нет на складе, либо я не хочу выходить из укрытия. Она достает ручку из кармана, подходит к рабочему столу поблизости и пишет что-то на обороте фотографии. Потом кладет снимок на стол, прижимая его каким-то инструментом. В дверном проеме появляются Доггетт и Рейс. Они смотрят на нее с пониманием и беспокойством, и я мысленно прощаю их.
Потом все трое покидают склад.
Я остаюсь на месте, опасаясь что они могут вернуться. К тому же, не уверен, что ноги меня удержат после нескольких минут со Скалли.
Только услышав хруст гравия под шинами, поднимаюсь из укрытия, подхожу к столу и беру фотографию. На обратной стороне снимка знакомым подчерком Скалли написано простое короткое предложение, которое пронзает мое сердце раскаленной стрелой: "Я тоже скучаю по тебе. Навсегда твоя, Дана".