Мы уже подъезжали к Освенциму. Когда мы подошли к входу, я посмотрела на надпись «Arbeit macht frei», «Труд освобождает». 6 страница
- Мия, ты сможешь, ты все можешь.
Я быстро кивнула, а сама пыталась не расплакаться.
- Все будет хорошо.
И Эми погрузилась в темноту.
В этот момент прибежали врачи с носилками, они попросили отойти всех. Они делали свою работу, а я стояла и смотрела с открытым ртом.
Через какое-то время доктора уже затащили ее в машину, а сами пытались успокоить подругу.
- Я – ее самый близкий человек! Я! Как вы не понимаете? – у нее началась истерика.
В конце концов, врач сдался. Они сели в скорую и уехали. Я решила не терять ни минуты, так что бегом подбежала к нашей машине, и никакие каблуки меня не остановят.
- Мия...- мама обратилась ко мне.
- Нет, мама! Никаких «Доченька, подожди»! Папа, ты немедленно садишься в эту машину, вы с Рейчел на заднее сидение. И мы сейчас же едем за ними. Ясно? Быстро!
Семья решила не спорить со мной.
***
Эми Картер Уильямс умерла в больнице доктора Литермана. Подруги убиты горем. Да весь мир убит горем, сейчас, когда я наконец-то получила телефон, социальные сети кишат всякими различными постами про нее, арты, хэштеги, все для нее. Жаль, что она этого не видит. После этой новости, я упала в обморок, а затем три дня пролежала без сознания. И мои опасения подтвердились. Я проснулась, не чувствуя ног, и увидела перед собой коляску.
- Как ты? – спросил Литерман.
- Отвратительно.
- Мне жаль.
- Я не хочу ничего слышать. Уйдите. Просто уйдите.
В одиночестве я провела еще дня четыре, может, меньше, я даже и не знаю. Я потеряла счет времени, я не знала, сейчас ночь или день. Мои шторы всегда плотно закрывали окна, а часов не было. У меня не было ни телефона, ни ноута, ни моего дневника. Ровным счетом были только мои мысли, которые убивали меня. Кроме медсестер и доктора никто не входил в мою палату, потому что я не желала кого-либо видеть.
Думаете, мне было больно и плохо? Но я была готова. Готова к такому повороту событий, готова к потери ног, готова к этой злополучной коляске. Конечно, к этому никто не может быть готов. Но мне было просто все равно на это. Я не хотела про это думать. До меня еще дойдет эта ситуация, но смерть Эми поразила меня больше.
Мою душу разрубили на куски. Эми писала в своей книге, что ее мать умерла от болезни крови, только не уточнила, что это болезнь наследственная. А она знала. Она все время знала, что скоро умрет, что ей осталось жить совсем немного, а что она? Она продолжала изнурять себя тренировками, ездила в туры, постоянные какие-то шоу, все это наверняка утомляло, но она любила это всей душой. Она любила свое дело, она умерла, улыбаясь от счастья, которое подарили ей эти годы работы, подарили зрители. Уильямс, как ты могла так подарить мне надежду, а затем уйти, но все равно подарив еще большую веру? Как ты это сделала? Почему ты пришла ко мне таким вот чудесным подарочком в мою жизнь? Чем же я заслужила такое отношение? Спасибо. Спасибо тебе за все. Мне жаль – это просто ничто по сравнению с тем, что я чувствую. Почему же моя жизнь так тесно переплетается со смертью? Патрик, который на моих глазах вонзил нож в живот. Венди, с которой я даже не успела попрощаться. Эми, которая так отчаянно хотела, чтобы я верила. Она хотела, чтобы у меня была надежда так же, как и у нее. Никто не может умереть с достоинством, потому что мы умираем по причине чего-то, нас что-то ломает. И нам просто остается умереть счастливыми.
И тут мне как осенило. Я забыла еще одного человека, который хотел помочь мне, который говорил правду, правильные советы, а я его не послушала. Я его забыла.
Харпер.
Я немедленно позвала медсестру, чтобы она привела мне доктора Литмермана. Я отложила телефон на тумбочку, подтянулась повыше и начала ждать. Наконец-то врач вошел в палату.
- Что с ней? – я сжала челюсть от волнения, а мои губы сложились в тонкую линию.
- С кем? – либо доктор реально не понял, либо прикидывался.
- Что с Харпер? – я выкрикнула эти слова из-за всех сил.
Он опустил голову и прошептал какие-то проклятья. Он не хотел, чтобы я вспомнила. Они все не хотели, чтобы я помнила. Меня отвлекали от этих мыслей. Меня заперли в клетке, прутьями которой стали мои близкие. Они заставили меня забыть. А хуже всего то, что я повелась на этот фокус.
- Я жду ответа!
- Она умерла, когда ты была в центре.
Я открыла рот от удивления, мне показалось, что мою грудь сжали, а мне перекрыли воздух. Слезы сами полились рекой.
Ты ушла. А я не вспомнила о тебе.
Ты заботилась обо мне. А я была занята своими делами.
Ты хотела, чтобы я жила свободно еще тогда, в июне. А я послушала тебя только в декабре.
Ты доверилась мне тогда, когда впервые увидела меня.
Мы даже не попрощались.
Я посмотрела на коляску, на провода торчащие из меня, на капельницу, на аппараты, на доктора, на свои ноги. Ну, что, Рак? Поиграем? Кто же следующий из нас, а? Не надо, не отвечай мне. Я знаю, что это я. Она заслуживала жизнь больше, чем я. Но ее ты забрал первой. Венди была второй. Ты заставил меня чувствовать, как она умирает. Заставил ощутить боль. А моего друга Патрика ты свел с ума. И не дал мне спасти его. Эми умерла от болезни крови. Но ты и тут замешан. Я видела ее документы, я знаю правду. Я знаю, что у нее была не просто болезнь, а рак крови. Кто же пятый в твоем списке из нас? Не сложно догадаться. Это буду я. Хочешь поиграть со мной? А я не хочу. Но мне придется. Вот теперь мы живем по твоим правилам.
***
- Оставь меня, - Джереми послушался меня и отошел от коляски подальше, к Оливии и Бриджит.
Я выдохнула, а затем дотянулась рукой к плите.
- Привет. Я пришла. Прости, что заставила тебя ждать. Я и не думала о тебе. Прости. Но я пришла, чтобы попрощаться, просто поговорить, не знаю. Мне доктор сказал, что ты умерла возле своих родителей. Они были рядом, а ты перед этим со всеми попрощалась. Он сказал, что ты была храброй. Ну, ты знаешь его, иногда ему просто рот не заткнуть. Я уверена, что ты бы сейчас посмеялась. Но я не услышу твой смех. Я принесла тебе лилии, мне сказали, что ты их любила, - я опустила на могилу цветы. – Ты бы права, наверное, ты всегда права. Мне надо было отказаться от всего этого еще давно, но я же «я сама», господи, надо было, чтобы ты была рядом и закрыла мне рот в тот момент. А ты ведь пыталась. А я не слушала. И вот где мы обе оказались. Но я не хочу говорить о наших ошибках. Я хочу, чтобы ты, где бы ты ни была, просто была свободна. Летала как птица. Была свободной птицей. Будь свободной птицей. Мы с тобой свободные птицы. И чтобы ты не забывала, я принесла тебе еще кое-что, - я достала брелок с летающей птицей и закопала в землю настолько, насколько могла наклониться, - Вот и все. Лети, Харпер, лети. Прощай.
Я развернула коляску и поехала к своим друзьям, а Джереми подбежал, чтобы помочь мне. Все молчали несколько минут, а затем Бриджит спросила:
- Мы можем ехать домой?
- Да, едем домой, - я сказала это с улыбкой, чтобы немного успокоить друзей.
Оливия взяла коляску в свои руки, позволив немного отдохнуть нашему другу. И мы пошли к машине родителей.
***
Наконец-то мы оказались дома, пережив все эти жуткие процессы «достань Мию из машины». Джереми и Бриджит я отправила домой, хотя они очень этого не хотели, но со мной спорить бесполезно. Я хотела, чтобы они отдохнули, я их мучила несколько недель, хватит со мной возиться, как с малышом. Хотя я достаточно долго не подпускала никого и близко к себе. Однако от Оливии мне не удалось избавиться, так как ее родители хотели приехать к нам на ужин. Меня завезли в дом, а я попросила, чтобы меня оставили.
Дом. И снова я не могу так тебя назвать. Вроде бы все также, те же обои, тот же мягкий диван, разбросанные мягкие игрушки. А на кухне привычный постоянный запах кофе и шоколада. Возле лестницы на второй этаж вроде тот же цветок, который мама когда-то привезла из-за границы. Но все было совсем по-другому для меня. Я больше не буду бегать по дому и не ударюсь лбом об стол. Не врежусь в дверь. Не ударюсь мизинцем о тумбочку. Не споткнусь об игрушки. Не почувствую пушистый ковер под ступнями. Не потянусь наверх, чтобы обрызгать водой листья того цветка. Ничего из этого больше не мое. И больше никогда не будет моим.
Я решила проехать в свою новую комнату. Родители решили, что удобнее всего будет разместить меня на первом этаже, дабы не чувствовать неудобства со ступеньками. Для меня оборудовали мою комнату, отдельную ванну, а если мне понадобится чья-то помощь, то я могу просто крикнуть или сказать в детскую рацию. Нет, все определенно решили, что я помолодела.
Теперь стены моей комнаты были сиреневого цвета, а еще появились белый шкаф и белый туалетный столик, а также белый рабочий стол. Моя кровать была очень большой и мягкой, одеяло было расшито разными лоскутками ткани из персикового и розового цветов. И никакого пушистого ковра. А еще на окнах были жалюзи, а на подоконник постелили легкий матрасик и набросали подушек, а в стене радом был встроенный книжный шкаф. Над кроватью красовался плакат. Мой любимый плакат.
Когда мне исполнилось тринадцать, я решила отпраздновать это событие дома с друзьями. Хотя сначала мы должны были пойти погулять, а затем вернуться с набережной и поесть уже у меня. Это был первый раз, когда мы хотели переночевать у кого-то, то есть у меня. Все так и случилось. Только на месте встречи их всех очень долго не было, они опаздывали. А сами писали мне, чтобы я не переживала и успокоилась, они говорили, что скоро будут. В итоге сзади мне закрыли глаза, я быстро вынырнула из объятий человека, обернулась и увидела их всех. Несколько людей держали в руках шарики, на которых были написаны маркером личные пожелания друзей, а еще у них в руках были пакеты с подарками. Мои глаза разбегались, а затем я обратила внимание на плакат. Там были распечатаны фото с моими близкими. Помимо этого различные смешные и близкие мне надписи. Сказать, что я была в шоке – сказать ничего. Я прикрыла руками рот и нос, соединив ладони, и все поговаривала: «О, Боже!». Я обняла каждого из них, набросившись со счастливыми криками. Я была безумно рада и была безумно счастлива. Я обожала плакат, но после ремонта в июне его куда-то спрятали, а я не интересовалась куда, ибо мне не было дел до него.
Но это произведение искусства для меня нечто великолепное, настолько теплое и родное, что я не могу передать словами свои эмоции. Зато про него не забыли мои родные и, видимо, решили напомнить мне о нем. Напомнить мне, как сильно они любят меня. Я заметила, что они привнесли свои старания в эту комнату, максимально сильно стараясь сохранить уют. Эти смешные изрисованные Рейчел полочки умиляли меня. Сами по себе они были белые, только Рейчел дали карандаши, маркеры, акриловые краски и ее понесло. И солнышко, и тучки, и трава, и милые мотивирующие надписи. Все, что только могло прийти ей в голову. Также над столом висела тоненькая ленточка с фотографиями, которые были прикреплены с помощью прищепок, в стиле полароида. Бриджит и Блэр, они знают, как повысит настроение. Еще мальчики принесли всякие цветы в горшках, оставив смешную инструкцию «Мия, не дай им умереть». Оливия оставила поцелуй на зеркале в туалетном столике, а еще подписала помадой свое имя. И я не сомневалась в том, что «книжный уголок» придумали бабушки и дедушки.
- Нравится? – я вздрогнула от неожиданности.
- Рози и Мэйбл!
- Можно просто бабушки, - вставила бабушка Рози. – Так тебе нравится?
- Вы еще спрашиваете?
- Надо было с самого начала ее отдать на воспитание нам, смотри, чему Дженнифер с Лео научили. Отвечать вопросом на вопрос, - возмутилась бабушка Мэйбл.
- Вы ее наругаете?
- Ой, обязательно. Кому-то же нужно готовить ужин. Мы безумно устали, - улыбнулась Рози.
- Веселый был денек?
- Ооой, ты знаешь, твой дед...- начала Мейбл.
Мне так нравилось просто вот так болтать с бабушками ни о чем. Иногда мне кажется, что эти спокойные деньки были только до мая, до того, как приехали родители, моя болезнь и еще куча причин. Но мне душевные разговоры нравились. Я скучала очень сильно.
***
Я позировала перед фотографом у себя дома. Ну, как позировала. Поворачивала голову туда-сюда. Хотя старалась работать корпусом и руками. Меня усадили на специальный стул. Мисс и мистер Муви, несмотря на мои ноги, хотели со мной работать. Они решили устраивать мне только портретные фото. Кроме них и одного фотографа, никто не знал о моей проблеме. Агентство выкладывало фото также и в социальные сети. Меня удивлял тот факт, что некоторые интересовались моими работами, писали комплименты, специально подписывались на меня. После фотоссесии меня забрали родители в магазин, а я сидела в Instagram-е. И я наткнулась на комментарий: «А почему сейчас у Мии большинство фото без ног? У нее же они такие классные. Хотелось бы снова посмотреть на них». И еще за этим вопросом последовало обсуждение моих ног, нового фото, ожидание фотоссесии и так далее. Я уже выключила телефон и продолжала думать про этого человека. Чего ему на месте не сидится? Без ног и все тут.
Меня и вправду трогают за душу такие комментарии. Да, человек не знает о моей травме, но мне все равно горько. Каждый раз, когда я слышу слова «ноги», «ходить», «бегать», мне кажется, что я чувствую вкус пепла во рту. Хотя Эмма сказала, что я справилась лучше, чем она думала. Ну, да. Истеричка, которая постоянно была чем-то недовольна, рыдала сутками напролет, вредничала, то она хочет жить, то передумала, то депрессия, то ржет, то еще что-то. Затем истеричка вдруг так относительно нормально принимает свою невозможность ходить. Просто мне надоело ныть, говорить, какая бедная я, какие бедные все мы. Мне жутко надоело вспоминать центр и думать: «А если бы...», это все было в прошлом и не касается меня уже. И сейчас для меня есть только я и мои ноги. Мне предложили экспериментальные лекарства, на этот раз я решила не перечить матери, так что периодически мне ставят уколы. Мне просто уже все равно, что со мной случится, потому что я оглянуться не успела, как оказалась на самом дне. На дне той самой пропасти, о которой все время думала. Птичке подрезали крылышки. И теперь она находится на земле и ждет, когда же придет повар, чтобы ее убить, общипать, а затем приготовить и подать уважаемым людям на ужин. Только в моем случае: убить – меня сломали морально, общипать – скоро я стану такой худой, что буду влезать в вещи моей сестры, приготовить – ох, операционный стол меня ждет, подать уважаемым людям – подать прямо в лапы смерти. Ну, вот и снова я думаю и думаю над смертью из-за простого невинного вопроса, где мне еще и комплимент сделали. «Так, все, надоело!» - я не хотела больше думать, так что взяла наушники, взяла телефон и начал слушать музыку, мою любимую песню. Все, больше мне ничего не надо.
***
Я сидела за обеденным столом и пыталась съесть приготовленный мамой обед, но мне жутко не хотелось есть суп с лапшой.
- Ешь, я сказала! – ну, Рейчел, вся в мать.
- Не хочу. Оно не вкусное.
- Я же как-то съела.
- Потому что ты в своей Японии постоянно такое ешь, привыкла.
- О, Боже, может, хватит про Японию? Куда не пойду: «Ой, а там правда зеленый «КитКат»? А там, где ты жила, много сакур? А они ходят в масках же, да? А почему? А ты в японской школе учишься?». Та, господи! – кажется, я нащупала больное место.
- А они ходят в масках? – я уже видела злобный взгляд сестры и приготовилась к злобной лекции, в ходе которой я спокойно смогу вылить суп обратно в кастрюлю.
- Хватит пудрить мозги ребенку. Ты поешь суп! - Я услышала знакомый голос, хотя в данной ситуации он показался мне самым противным на свете.
- Джереми, заставь эту вредную ворчунью съесть суп.
- Предатель, - я могла бы убить его взглядом.
- Ты съешь его, иначе мы не съедим две пиццы, блинчики, торт, пару шоколадок, упаковку конфет, пончики, а еще много чего вкусного, - он поднял вверх два огромных пакета с едой.
Знают, чем меня шантажировать! Я все-таки съела этот злосчастный суп и уже уплетала за обе щеки шоколадки. Рейчел постоянно смеялась надо мной, потому что я не умею есть нормально шоколад, выгляжу как поросенок. Еще мы включили любимый наш общий мультик. Я еще не встречала такого человека, который не любил бы «Зверополис». Затем мы смотрели разные фильмы допоздна. Рейчел уснула, зажав в крепких объятьях своего мишку. Джереми отнес сестру на второй этаж и уложил спать, а потом вернулся ко мне вниз.
- С тобой все хорошо?
Я лишь кивнула. Мне и вправду не здоровилось.
- Ты прям позеленела! Не смей мне врать!
Я хотела ответить ему острой шуткой, но тут поняла, что меня тошнит. Я зажала рот рукой, пытаясь подавить рвотный рефлекс.
- О, нет, нет, только не на ковер твоей мамы, - Джереми мигом подлетел ко мне, взял на руки и побежал в мою ванную.
Мы успели как раз во время, Джереми усадил меня в удобную позу, придерживал, а еще откинул мои волосы назад и пытался быстрее сделать пучок на голове с помощью резинки, которую я оставила здесь с утра. Когда все закончилось, я выскользнула из рук друга, подползла к стиральной машинке, взяла сверху салфетки и вытерла лицо. А потом облокотилась на машинку, мне было настолько плохо, что я хотела заснуть именно там.
- Все-таки не надо было заставлять тебя есть тот суп. Ты как?
- Мерзко.
Я вообще не могла говорить, у меня крутило живот, хотя я очень сильно хотела поблагодарить Джереми. Он взял меня руки и потащил в мою комнату, уложил на кровать, укрыл одеялом, в общем, я теперь в его глазах точно малыш.
- Мия, ты же вся дрожишь, - он немедленно побежал в гостиную, принес еще несколько пледов. А еще набирал мою маму, пытался узнать, где лекарства, потому что от меня мало толку.
- Я позвонил твоей маме. Они с мистером Портер застряли в отеле и никак выехать из того города не могут. Я останусь тут, чтобы с тобой ничего плохого не случилось, - Джереми стоял на пороге моей комнаты.
- Стой.
- Что?
- Останься.
- Ты уверена? – он вопросительно посмотрел на меня, а затем отодвинул от моего рабочего стола кресло и сел возле меня. – Ты вообще спать будешь?
- Буду, - я говорила дрожащим голосом.
- Могу рассказать тебе смешную историю.
- О, нет.
- Та ладно. Эта история тебе понравится. Однажды жили себе мальчик и девочка, которые с самого первого взгляда ненавидели друг друга. Хотя потом они помирились, дружили, вместе гуляли и общались. Но они также и постоянно ссорились. Однажды мальчик разозлился на девочку, ведь она выдала его секрет. И он подумал, что она специально. Он постоянно обдумывал план мести. То толкнет, то кинет кожуру от банана на пол, но жвачка в волосах девочки. Но она тоже не отставала. Разрисованные тетради, горчица в его кроссовках, постоянные ложные обвинения. А вскоре мальчик разозлил девочку не на шутку. Он показал всей школе видео, где девочка танцевала как клоун и пародировала некоторых нехороших людей. Девочка расплакалась, хотя никому не показала свои слезы. Вся школа всегда следила за этой войной, никогда и никто не презирал мальчика и девочку. Все с ними общались. Но на пару дней многие перестали замечать девочку. Если она подходила к кому-то незнакомому, то они сразу начинали смеяться и говорить, как же классно она пародирует людей. Девочка разозлилась очень сильно. Она придумала план мести для мальчика. И сделала это в самый неожиданный для него момент. Он стоял и шутил с друзьями, разговаривал со своей первой девушкой, как тут кто-то схватил его за рюкзак, толкнул в школьные шкафчики, а затем держал в центре коридора так крепко, что невозможно было сбежать. Девочка подговорила самого сильного парня в школе крепко держать мальчика. Затем вышла девочка, кивнула парню, который опустил мальчика на колени. Девочка каждый раз давала ее заклятому другу смачную пощечину, поговаривая за что ему это. Потом она велела отпустить мальчика, у которого щеки стали красными, как помидоры. И вот сейчас ей очень холодно и больно, потому что она съела несъедобный суп по его приказу, она, как идиотка, лежит и смотрит на него влюбленным глазами. А он, как идиот, смотрит на нее влюбленными глазами.
- Это не смешная история.
- А по-моему здесь есть скрытая ирония...
- Джереми, - я перебила его, - как ты узнал? Ты же понимаешь, что...
- А теперь моя очередь тебя перебивать. Во-первых: я все-таки не совсем дурак, поэтому тот факт, что тебя тянет ко мне очевиден даже мне. Во-вторых: ты мне начала нравится с того самого момента, как влепила те пощечины, потому что я заслужил их больше всего на свете. И как я не пытался выкинуть эту девочку из головы, у меня не получилось. И вот, когда я уже спокойно общался с Эндрю, Тоби, Бриджит, Оливией и Блэр, ты никак не могла забыть то, что было, и реально негативно ко мне относилась. Я миллионы раз выслушивал нытье Тоби по поводу того, как он сильно любит Бриджит и как боится ей сказать. В таких ситуациях я говорил ему: «Чувак, твоя хотя бы считает тебя лучшим другом. А у меня я – самый ужасный враг в мире». Я просто строил планы, как завоевать твое доверие. Подговаривал девочек, парней. Но в мае, когда я увидел твой внешний вид, руку, я понял, что все планы уйдут в никуда. Я, правда, благодарен самой отвратительной учительнице в школе за то, что упала тогда. Потому что тогда ты решила дать мне еще один шанс, хотя всегда давала его мне, когда мстила за мои проделки намного меньше, давала время на извинения. И ты их дождалась. Прости, я немного медленный. И ты бы знала, насколько я был зол, когда ты рассказала про рак. Я не был зол на тебя, я солгу, если скажу так. Я был зол на себя за то, что не заставил тебя раньше пойти к врачу, за то, что не защитил, за то, что причинил боль. Я понимаю, что мы полюбили друг друга, но не сможем встречаться, как нормальные пары, не поженимся, не заведем детей. Это я так, ты серьезно последние два пункта не принимай, - я усмехнулась, а он продолжил. – Просто потому что есть болезнь. Потому что ты считаешь себя бомбой. Считала себя монстром. И ты не сможешь быть со мной, потому что будешь бояться причинить мне боль. Даже, если Эми сказала тебе те слова, все говорят тебе только о жизни. Ты сама себя переубедила. Но ты не сможешь, иначе бы давно бы все произошло уже.
- Джереми, я не верю в то, что сейчас я реально скажу это. Но ты прав. Пойми, я не хочу, чтобы ты запомнил меня, как девочку, которая рассказала твои секреты, - я сказала последнее предложение со слезами на глазах, потому что это всегда причиняло мне боль, я ненавидела себя за тот поступок.
- Ой, замолчи. Ты не виновата была тогда. Все уже прошло. Я обижал девочку. Девочку, которая была мне лучшим другом. Да, мы ругались и спорили, но это всегда было так весело. А я испортил все. Все, что случилось с нами за последний год, я запомню навсегда. Это то, за что я полюбил тебя еще сильнее.
- Прости, если бы я могла, я бы...
- Я знаю, ты сделала бы все. А теперь просто поспи. Тебе надо просто поспать.
И я провалилась в глубокий сон, как только закрыла глаза.
***
В церкви зал забит полностью. Многие люди пришли поскорбеть. Девушки, парни, женщины, мужчины и дети, которые не знали ее лично, но успели полюбить. Им было очень плохо. А уж как плохо было ее самым близким.
Оливия сидела вместе с остальными на первых скамейках, внимательно слушала слова священника и не могла остановить слезы. Впрочем, никто из них не мог этого сделать, хотя парни держались. Девушку душили слезы, душил этот черный цвет повсюду, душил вид гроба, душила эта речь. А еще более убивал вид мертвой подруги, которая лежала там. Она хотела покинуть это место, но в то же время не хотела бросать ее самого родного человека. Наступила очередь говорить последние слова об умершей. Нет-нет, только не сейчас. Она не может попрощаться, не может. Она не хочет. Оливия не скажет и слова, как расплачется и убежит. Ну, почему она не может ее успокоить, почему она не здесь, не с ней, не сидит и не говорит, что все будет хорошо. Голос отца Мии заставил Лив поднять глаза, потому что она подумала, что слова помогут разделить боль с кем-то еще:
- Мия. Три буквы, а столько в ней всего было. Она была невероятной дочерью, восхитительным человеком, просто той, кого я любил. Моя дочь, которая всегда понимала меня, которая порой помогала советом, которая была моей малышкой. Знаете, ее вера в лучшее помогала мне. Я всегда надеялся, что не окажусь здесь. Но она привела меня сюда. Мне так жаль, что мы уехали от нее на достаточно большой срок. Бросили. Но она говорила постоянно, что иначе бы не стала сильной. Моя малышка умела успокаивать, как никто другой. Но я понимаю ее. Она захотела уйти, потому что не могла выдержать всю ту боль, которую ей прислали. Она ее не заслуживала. Поэтому имела право уйти. Я хочу, чтобы она знала, что я понимаю. Что я люблю ее. Что она навсегда останется моей малышкой.
Иногда Оливии казалось, что все слезы уже выплаканы. Но нет. Очередной ливень в виде женских рыданий. Лив также плакала и над словами матери Мии: «Моя девочка, куда же ты ушла?». Как же ее цепляли все воспоминания, о которых говорили ее друзья. Как ей было жаль, когда Бриджит говорила и плакала, но не могла остановиться, а Тоби пытался поддержать ее, но и сам был готов заплакать. Когда Блэр говорила про все их девчачьи посиделки, про советы их подруги. Эндрю, которого так больно видеть серьезным, который сам готов лечь в тот ненавистный гроб. Он едва смог высказать все, что у него на душе, потому что его голос постоянно дрожал. И Оливия оглянуться не успела, как Джереми идет говорить речь. Значит, скоро и она. Последняя. Соберись, Лив, потому что ты обещала Мии, она слышала твою речь, ты обещала ей это сказать, ты посветила те слова ей. Ты пообещала.
Джереми тяжело вздохнул, начал говорить и слова сами понеслись. Он наизусть запомнил все то, что хотел сказать своей возлюбленной. У него на глазах у всех разрывалось сердце на маленькие кусочки, но он говорил. Он должен был сказать до конца, чтобы при всех дать ту клятву, которую он сказал Мие. Он поклянется и никогда от своего не отступит.
У Оливии дрожали ноги, вот-вот и она упадет. Девушка не могла остановить всхлипывания, а плач ее подруг, ее матери, ее родных только усугублял ситуацию для нее. Ну, давай же. Лив, ты обещала ей. И ты сдержишь свое слово, потому что по-другому быть просто не может.
После своей речи, она не успевала вытирать все слезы, а потом и вовсе бросила их. Она взяла пульт, включила видео, а затем села на свое место, чтобы вместе со всеми попрощаться с Мией вновь. Она помнила, как сидела тогда за кадром, как слушала все то, как отчаянно рыдала, как у Джереми в тот момент дрожали руки. А Мия говорила, говорила много, пыталась успеть сказать про все и про всех, потому что боялась, что именно это – ее последний момент. Она то смотрела в камеру, то отводила взгляд, потому что ей казалось, что там на нее смотрят тысячи любящих глаз. Как в ее светлую голову пришла эта идея с видео напоследок? Она понимала, что может не успеть попрощаться со всеми. В ее горле стоял огромный комок печали и боли. В ее глаза была видна вся скорбь и горе, которое она испытывала. Было видно, что ей больно и морально, и физически, но она пыталась держать себя в руках, хотя в глазах блестели слезы.
***
Я проснулась, быстро дышала, пыталась успокоиться, хотя сердце бешено стучало, я думала, что оно выпрыгнет. Я протерла глаза, смахнув капельки сна с них. Огляделась по сторонам. Пощупала себя. Так, ноги на месте, руки вот, голова на плечах. Вроде цела и жива. Значит, то был всего лишь сон. А дыхание все никак не успокоится.
- Эй, брысь, вон, я на тебя в суд подам! – Джереми стал размахивать огромным плюшевым медведем, пытаясь открыть глаза после сна.
- А я тебя закрою в клетке со львами.
- А, это ты. Просто шум услышал, подумал, что грабители.
- И ты собирался их напугать Тедди? – я кивнула в сторону игрушки.
Джереми опомнился, будто только увидел медведя и выронил его из рук, а затем опустил его там, где взял.
- Ты спал здесь всю ночь?
- Нет. Только пару часов. Ты так ворочилась во сне, постоянно бегал за шприцом с лекарствами.
- Ты серьезно спал в кресле?
- А где мне еще спать?
- Мог бы попроситься и в кровать.
- Да?
- Ну, если бы ты приставал, поверь, я не церемонилась, локтем в живот и спихнула бы с кровати.
Я засмеялась над лицом Джереми, когда он понял, что мог спать со всеми удобствами. А он кинул в меня мишку, потом сам начал смеяться.
- Эй, вы чего смеетесь, а? У вас ребенок голодный!
- Ой, сейчас иду, иду, - друг лениво подтянулся и встал с кресла.
- Кажется, я нашла твоего грабителя, который шумел на кухне.
- Какой грабитель? Господи, какие же вы, взрослые, все-таки странные! – Рейчел закатила глаза и побрела на кухню.
- Ты точно в порядке? Что-то случилось во сне?
- Ничего, - Джереми посмотрел на меня а-ля «ага, кому ты рассказываешь?». – Ничего такого, чтобы я хотела рассказать. Все в порядке. Это всего лишь сон.
Друг вышел, а я плюхнулась обратно на подушки и начала думать о том, что было вчера. Как же все меняется за одну ночь. Теперь мы с Джереми оба знаем, что любим друг друга, но не можем быть вместе. Оба наверняка знаем, что простили. Теперь мы с ним оба свободные птицы.
Глава 11
«Ты дала мечту, в которую мы погрузились»
С утра я пыталась привести волосы в порядок, но у меня никак не получалось. Я решила потянуться за резинкой, чтобы сделать пучок, но у меня никак не получалось. Из-за физической боли и этой глупой коляски. От усилий мне становилось просто неудобно, даже неловко перед самой собой. Я прекратила попытки, а через секунду со всей силы ударила ладонью об стол. На мой крик боли прибежала Оливия.