И. Бабель: искусство небольшого рассказа

Биография Бабеля имеет ряд пробелов и неточностей, связанных с тем, что автобиографические заметки, оставленные самим писателем, во многом являются приукрашенными, изменёнными, или даже «чистым вымыслом» в соответствии с художественным замыслом или политическим диктатом времени.

В период обучения впервые опубликовал своё произведение — рассказ «Старый Шлойме» — в киевском журнале левого направления «Огни» (1913, подпись «И. Бабель»). Бабель опубликовал в журнале «Летопись» рассказы «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла». Они привлекли внимание, и Бабеля собрались судить за порнографию (1001-я статья), чему помешала Революция. По совету М. Горького, Бабель «ушёл в люди» и переменил несколько профессий.

Осенью 1917 года Бабель, отслужив несколько месяцев рядовым на румынском фронте, дезертировал и пробрался в Петроград, где в начале 1918 года пошёл работать переводчиком в иностранный отдел ЧК, а затем в Наркомпрос и в продовольственные экспедиции. Печатался в газете «Новая жизнь». В рядах 1-й Конной он стал участником Советско-Польской войны 1920 года. Писатель вёл записи («Конармейский дневник», 1920 год), послужившие основой для будущего сборника рассказов «Конармия». Печатался в газете Политотдела 1-й Конармии «Красный кавалерист».

Позже работал в Одесском губернском комитете, был выпускающим редактором 7-й советской типографии, репортёром в Тифлисе и Одессе, в Госиздате Украины. Согласно озвученному им самим мифу в автобиографии, в эти годы не писал, хотя именно тогда начал создавать цикл «Одесских рассказов».

В июне 1921 года в популярной одесской газете «Моряк» был впервые опубликован рассказ Бабеля «Король», ставший свидетельством творческой зрелости писателя. В 1923—1924 годах журналы «Леф», «Красная новь» и другие издания поместили ряд его рассказов, позднее составивших циклы «Конармия» и «Одесские рассказы». Бабель сразу же получил широкое признание, как блестящий мастер слова. Его первая книга «Рассказы» вышла в 1925 году в издательстве «Огонёк». В 1926-м увидело свет первое издание сборника «Конармия», в последующие годы многократно переизданного.

Советская критика тех лет, отдавая должное таланту и значению творчества Бабеля, указывала на «антипатию делу рабочего класса» и упрекала его в «натурализме и апологии стихийного начала и романтизации бандитизма». «Под пушек гром, под звоны сабель от Зощенко родился Бабель» (эпиграмма, цитируется по В.Катаеву)

В рассказах цикла «Конармия» интеллигентный автор-повествователь Кирилл Лютов, со смешанными чувствами ужаса и восхищения, описывает насилия и жестокость красноармейцев. В «Одесских рассказах» Бабель, в романтическом ключе, рисует жизнь еврейских уголовников начала XX века, находя в обиходе воров, налётчиков, а также мастеровых и мелких торговцев экзотические черты и сильные характеры. Самым запоминающимся героем этих рассказов является еврей-налётчик Беня Крик (его прототип — легендарный Мишка Япончик), по выражению «Еврейской энциклопедии» — воплощение бабелевской мечты о еврее, умеющем постоять за себя.

Мастер короткого рассказа, Бабель стремится к лаконизму и точности, сочетая в образах своих персонажей, сюжетных коллизиях и описаниях огромный темперамент с внешним бесстрастием. Цветистый, перегруженный метафорами язык его ранних рассказов в дальнейшем сменяется строгой и сдержанной повествовательной манерой.

В 1927 году принял участие в коллективном романе «Большие пожары», публиковавшемся в журнале «Огонёк».

В 1928 Бабель опубликовал пьесу «Закат», в 1935 — пьесу «Мария». Перу Бабеля принадлежит также несколько сценариев, он сотрудничал с Сергеем Эйзенштейном.

С ужесточением цензуры и наступлением эпохи Большого террора Бабель печатался всё меньше. Занимался переводами с языка идиш. Несмотря на свои сомнения относительно происходящего, не эмигрировал, хотя имел такую возможность. С сентября 1927 по октябрь 1928 и с сентября 1932 по август 1933 жил за границей (Франция, Бельгия, Италия). В 1935 году — последняя поездка за границу на антифашистский конгресс писателей.

Первые же публикации рассказов цикла «Конармия» оказались в явном контрасте с революционной пропагандой того времени, создававшей героические мифы о красноармейцах. У Бабеля появились недоброжелатели: так, Семён Будённый был в ярости от того, как Бабель описал жизнь и быт конармейцев, и в своей статье «Бабизм Бабеля в „Красной нови“» (1924) назвал его «дегенератом от литературы»[15]. Климент Ворошилов в том же 1924 году жаловался Дмитрию Мануильскому, члену ЦК, а позже главе Коминтерна, что стиль произведения о Конармии был «неприемлемым». Сталин же считал, что Бабель писал о «вещах, которые не понимал»[3]. Своеобразно выразился Виктор Шкловский: «Бабель увидел Россию так, как мог увидеть её французский писатель, прикомандированный к армии Наполеона»[11]. Но Бабель пребывал под покровительством Максима Горького, что гарантировало публикацию книги «Конармия». В ответ на нападки Будённого, Горький заявил: «Читатель внимательный, я не нахожу в книге Бабеля ничего „карикатурно-пасквильного“, наоборот: его книга возбудила у меня к бойцам „Конармии“ и любовь, и уважение, показав их действительно героями, — бесстрашные, они глубоко чувствуют величие своей борьбы». Дискуссия продолжалась до 1928 года.

Бабелю, также как и Фурманову ("Чапаев"), Фадееву ("Разгром"), Островскому ("Как закалялась сталь"), не надо было выдумывать сюжеты. Но автор "Конармии" пошел несколько дальше своих предшественников: он не столько описывает остро-динамичные эпизоды, сколько размышляет о целесообразности многочисленных жертв. В этом отношении он ближе к автору "Донских рассказов" М.Шолохову. Бабелевский Лютов - прежде всего гуманист, и поэтому его возмущают дикие расправы над людьми. В Конной Армии он оказался белой вороной, так как не может быть такими же, как бойцы Красной Армии, для которых существовала только одна дилемма: "если не мы окажемся сильнее, то нас поставят к стенке". Так, впрочем, рассуждали и белые.

Жестокость порождает новую жестокость. Когда-то барин Никитинский приставал к жене Матвея Павличенко, Насте. И вот Павличенко, став красным командиром, мстит своему обидчику - топчет его конем, ибо, как он говорит: "Стрельбой от человека... только отделаться можно: стрельба - это ему помилование, а себе гнусная мягкость, стрельбой до души не дойдешь, где она у человека есть и как она показывается" ("Жизнеописание Павличенки, Матвея Родионыча"). Исаак Бабель излишне натуралистично описывает картины жестокости, пытаясь тем самым показать полнейшую деградацию "псов и свиней человечества". Мальчик Вася Курдюков в письме мамаше рассказывает, как папаша-белогвардеец убивает сына Федора, попавшего ему в плен. "И папаша начали Федю резать, говоря - шкура, красная собака, сукин сын и разно, и резали до темноты, пока брат Федор Тимофеевич не кончился" ("Письмо"). А вот как мстит молодой кубанец Прищепа своим сельчанам, разграбившим его дом после расправы белогвардейцев над его родителями: "Прищепа ходил от одного соседа к другому, кровавая печать его подошв тянулась за ним следом. В тех хатах, где казак находил вещи матери или чубук отца, он оставлял подколотых старух, собак, повешенных над колодцем, иконы, загаженные пометом". В конце самосуда он поджег родительский дом, вскочил на лошадь и исчез в неизвестном направлении.

Революции, свершающиеся ради "основания будущей светлой жизни" не могут не быть жестокими, особенно когда перерастают в гражданские войны. Видавший всякое на своем веку старик Гедали из одноименного рассказа, рассуждает: "Революция - это хорошее дело хороших людей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди..." В самом деле, где начинается добро и когда оно кончается, превращаясь в зло? Сама по себе революция начиналась из благих побуждений, ради просвещения и освобождения обездоленного народа от угнетения толстосумов. Народ встал на защиту власти, посулившей в специальном Декрете землю и мир. Труднее обстояло дело с интеллигенцией: сочувствовавшие народу, вставшие с ним по одну сторону баррикад, приняли действительность такой, какой она была на самом деле. Другие же, подобные Лютову, Мечику ("Разгром" Фадеева), Юрию Живаго (Б.Пастернак) даже в условиях гражданской войны, находясь в рядах Красной Армии, оставались верны принципам гуманизма, правда, отстаивали они эти принципы довольно пассивно.

Лютов уже при первой встрече с начдивом Савицким ("Мой первый гусь") почувствовал, что он оказался не в том мире, в котором мечтал быть. Красный командир встретил корреспондента газеты "Красный кавалерист" ошарашивающе: "Ты из киндер-бальзамов... и очки наносу. Какой паршивенький. Шлют вас, не спросясь, а тут режут за очки". Не нашлось силы мужества у корреспондента достойно выглядеть в бою, зато в полной мере проявился приспособленческий талант Лютова. Дабы влиться в ряды борцов "светлого будущего", он собственноручно убивает гуся и в грубой форме требует от хозяйки зажарить птицу. Однако несмотря на хитрость корреспондента, красноармейцы видели в нем чужака. Акинфиев вполне резонно упрекал "товарища" за то, что тот "шел в атаку и патронов не залаживал... где тому причина?" ("После боя").

В рассказе "Смерть Долгушева" изображена неординарная ситуация. Смертельно раненый боец просит Лютова "строить" патрон, добить его, телефониста Долгушева, чтобы шляхта над ним "насмешку сделать" не могла. Интеллигент даже в такой ситуации не захотел рук марать, а переадресовал этот антигуманный шаг взводному Афоньке Биде. Афонька выполнил просьбу умирающего, а потом с гневом обратился к Лютову: "Уйди! - говорит он ему, бледнея, - Убью! Жалеете вы, очкастые, нашего брата, как кошка мышку..." Кто прав в этой ситуации? Оправдана ли здесь идея гуманизма Лютова?

Исаак Бабель, создавая характеры, показывая поступки таманцев, использует неожиданные, яркие эпитеты и метафоры, фигуры речи ("хриплый восторг", "страстные лохмотья", "робкая звезда зажигалась в оранжевых боях заката", "В Новоград-Волынске, в наспех смятом городе, среди скрюченных развалин", "Нищие орды катятся на твои древние города, о Польша, песнь об единении всех холопов гремит над ними, и, горе тебе, Речь Посполитая, горе тебе, князь Радзивили, и тебе, князь Сапога, вставшие на нас..."). Это придает его повествованию романтическую окраску.

15 мая 1939 Бабель был арестован на даче в Переделкино по обвинению в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже.

Военной коллегией Верховного Суда СССР он был приговорён к высшей мере наказания и был расстрелян 27 января 1940.

С 1939 по 1955 г. имя Бабеля было изъято из советской литературы[35]. В 1954 году посмертно реабилитирован.

Творчество Бабеля оказало огромное влияние на литераторов так называемой «южнорусской школы» (Ильф, Петров, Олеша, Катаев, Паустовский, Светлов, Багрицкий) и получило широкое признание в Советском Союзе, его книги переведены на многие иностранные языки.

Всего Бабелем написано около 80 рассказов, объединённых в сборники, две пьесы и пять киносценариев