Проблема разграничения психологических феноменов и психопатологических симптомов
Из вышесказанного можно сделать вывод, что простое наблюдение обнаруженных изменений в психической деятельности или поведении и оценка их как нарушений еще не является основанием трактовать их в терминах расстройства или болезни. Внешне психологические феномены (индивидуально-личностные особенности функционирования) и психопатологические симптомы имеют значительное сходство. Как, например, разграничить подозрения в измене, которые являются следствием чувства ревности в качестве психологической реакции на ситуации общения и взаимодействия супругов, и бред ревности, который также проявляется в подобных подозрениях? Или как разграничить а) поведение человека, борющегося за справедливость, соблюдение прав людей и законов; б) сутяжничество, которое заключается в стремлении получать удовольствие от процесса споров, тяжбы, конфликтов ради самого принципа, а не ради результата и в) бред отношения, который заключается в том, что окружающие негативно относятся к человеку и все время хотят нанести ему вред, что проявляется в естественном стремлении защититься от враждебного окружения через обращение в суд? Без анализа социальной среды, особенностей личностного развития и личностных факторов (переживания, мотивация и т. п.) поведения разграничить психологические и психопатологические феномены практически невозможно.
Наиболее удачное решение этой проблемы было предложено К. Ясперсом в начале XX в. Опираясь на феноменологическую философию Э. Гуссерля, он предложил использовать феноменологический подход в клинической практике. Любое психическое состояние К. Ясперс рассматривал как феномен, т. е. как целостное переживание текущего момента, в котором можно выделить два неразрывно связанных между собой аспекта: сознание окружающего мира (предметное сознание) и сознание себя (самосознание). Поэтому у врача и психолога есть два пути оценки психического состояния пациента, оба из которых являются исключительно субъективными:
а) представление себя на месте другого (вчувствование, достигаемое через перечисление ряда внешних признаков психического состояния);
б) рассмотрение условий, в которых эти признаки оказываются связанными между собой в определенной последовательности.
Для разграничения психологических феноменов и психопатологических процессов важно обнаружить логику, по которой пациентом строятся причинно-следственные связи в предметном сознании (как он видит реальность) и между предметным сознанием и самосознанием (что считает необходимым делать в так понимаемой реальности). Из этого указания К. Ясперса Куртом Шнайдером был выведен первый принцип разграничения:
Психопатологическим симптомом признается лишь то, что может быть доказано таковым.
Доказательство строится на основе общепринятых законов логики (закон тождества, закон достаточного основания, закон исключенного третьего) с применением критерия достоверности (убедительности) и вероятности (с применением рассуждения по аналогии). При таком подходе существенным в доказательстве будет не нелепость утверждения, а распределение спектра вероятности правильного умозаключения пациента на основании имеющихся фактов и социокультурных условий. Согласно принципу К. Шнайдера, всегда необходимо сравнивать две логики: внешнюю логику поведения пациента и логику объяснения этого поведения самим пациентом. Тогда перед психологом ставится одна задача: доказать, на основании каких признаков он признает субъективную логику пациента идущей вразрез с внешней логикой объяснения поведения.
Одной из наиболее широко применяемых для разрешения этой задачи является модель дедуктивно-логических объяснений событий. Нормальное объяснение событий должно удовлетворять так называемым условиям адекватности:
- аргументы (основания, на которые опирается психолог или пациент), объясняющие состояние и поведение пациента, должны быть логически корректны (т. е. не должны нарушать формальных законов логики);
- события, описываемые пациентом, должны иметь эмпирическое содержание (или быть вероятными событиями при определенных допустимых обстоятельствах; степень вероятности в клинической психологии часто определяется по принципу аналогии - событие тем вероятнее, чем больше сходства видит психолог в том, о чем рассказывает пациент, с тем, что бывает с большинством других людей, а также с тем, что ему уже известно о рассказываемых вещах);
- утверждения пациента должны быть убедительно доказаны.
Как видно из характеристики условий адекватности, в клинической практике трудно найти людей, утверждения которых могли бы удовлетворять последнему требованию - убедительности. Кроме того, серьезным ограничением является указание на то, что оценка адекватности привязана к наличному знанию о каких-то вещах, поскольку знание часто является неполным и постоянно изменяемым, конструируемым (т. е. ситуативно-условным, а не абсолютным).
В качестве дополнительных разграничивающих признаков К. Ясперс предлагает выделять следующие:
- наличие явно привлекающих внимание характеристик поведения и личности пациента (вычурность, демонстративность, эксцентричность);
- внезапность их появления в относительно короткий период (при этом подобные характеристики ранее в личности и поведении человека не присутствовали);
- появление дополнительных позитивных или негативных продуктов психической деятельности, а также соматических явлений, которые сопровождаются различными необычными толкованиями;
- снижение уровня критичности (частичная, отсроченная, вплоть до отсутствия).
Личностный смысл болезни.
Проблема перевода внутреннего состояния потребности в сферу перцептивного акта. Наиболее удачная в этом плане концепция А.Н.Леонтьева, далее развиваемая В.К.Вилюнасом. Главная идея- принцип предметности потребности (мотив - опредмеченная потребность – переводит из категории диффузного состояния нужды в целенаправленную «ориентировочную деятельность»). Предмет входит в семиотическое отношение с потребностью, означает её и становится мотивом (потребность – предметна).
В конкретной ситуации предметность реализуется в смыслообразующей функции мотива - порождении личностного смысла, в следующей фазе предметы и условия связанные с мотивом так же получают особую смысловую окраску.
Смысл- единица психического, субъекту открывается не объективные свойства отражаемых объектов и ситуаций, а та особая значимость которую они приобретают своей связью с актуальным мотивом. Смысл конкретизируется в значениях, может существовать в форме переживания эмоции ли интереса. Значение (шире чем у Леонтьева) смысл, рождаясь из жизни становится доступным сознанию лишь через систему значений. Культурные универсалии через функцию смысла обретают своё индивидуальное существования (может сильно отличаться от общепринятого).
Смысл – фантом, лишённый значения- он исчезнет.
Эмоция- ещё не смысл, смысл возникает вслед за эмоцией, в результате решения субъектом поставленной ею задачи. Основа смысла- эмоциональные отношения, само слово смысл – для концептуальной интерпретации этих отношений.
Через личностный смысл опредмечиваясь потребности манифестируют себя пристрастностью человеческого сознания. Пристрастность человеческого сознания существует в виде не совпадения смысла и значения (субъективного и объективного, эмоционального и когнитивного).
Источник пристрастности: проявление мотивации через размещение значения в контексте жизненных значений. Смыслоообразование осуществляется в наличной ситуации и определяется ценностными ориентациями, смысловыми образованиями. динамическими смысловыми системами и другими аспектами личностной регуляции.
Личностный смысл болезни есть жизненное значение для субъекта обстоятельств болезни в отношении к мотивам его деятельности.
Уровни смыслового опосредования:
1. интрацептивные ощущения и телесные функции могут стать средством выражения не собственных, природных потребностей, а прямо с ними не связанных ( напр. Коммуникативную: потребность в еде может иметь кроме прямого смысла - потребность в еде, коммун-й смысл - общения с матерью, тут же отказ от еды, тошнота- как отношение.
2. вторичное означение (мифологизация) - интрацептивные ощущения получают свой подлинный смысл. Частично смысл задаётся выбранным мифом (шаманские болезни - особый дар, блаженные – в отл от просто болезней).
Болезнь – это не просто неприятное состояние, она затрагивает основы существования человека. Существует целый спектр типов личностного отношения к болезни: болезнь как враг, наказание, слабость, способ решения жизненных проблем и др. Значение болезни для заболевшего формируется прежде всего через преломление ее субъективной картины в структуре его потребностей, мотивов, ценностных ориентаций и пр.
Личностный смысл болезни – это жизненное значение для субъекта обстоятельств болезни в отношении к мотивам его деятельности. Т.о. многообразие типов личностного отношения к болезни определяется многообразием ее личностных смыслов. Изменение смысла ощущений возможно из-за того, что само значение болезни неоднозначно включается в мотивационную систему и может наполняться различным смыслом.
Возможные варианты соотношения болезни и мотива:
1. Болезнь в качестве мотива: такое трудно представить, но если такие случаи и существуют, они требуют специального анализа.
2. Болезнь, как условие, препятствующее достижению мотива.
3. Болезнь как условие, способствующее достижению мотива. Здесь один из основных смыслов болезни – позитивный смысл.
4. Болезнь как условие, способствующее достижению одних мотивов и препятствующее другим.
Позитивный смысл болезни. Существует особый класс больных, извлекающих из своей болезни своеобразную выгоду (это происходит из-за того, что болезнь характеризуется не только психосоматическим страданием, но и формирует особую систему «индивид – общество»).
Вторичная выгода за счет роли больного может реализовываться по-разному.
Типология вторичной выгоды (Арина):
1) Материальная. Полусознательно существование симптома для получения материальной выгоды. В этом плане это почти симулятивная установка. Чем дольше вторичная выгода становится более сознательной, становится формой рентного поведения, формой манипуляции. Исходная вторичная выгода бессознательна и неуправляема.
2) Чаще всего – нематериальные выгоды. Почти материальная – выгода отказа от деятельности, выгода капитуляции, что-то не делать. Обычно – неделание чего-то в быту. В силу того, что это повседневная обязанность, это не прорывается в быту. Тхостов: «Полы моешь? Мужу носки стираешь?». Здесь нет самолюбования, это не доставляет нарциссического наслаждения. Вторичная выгода полностью раскрывает символическое содержание конфликта у истериков. Любование через ничего неделание.
3) Получение внимания и любви. Экзистенциализм: болезнь как оправдание (психическая болезнь снимает обвинения в неуспешной адаптации, а физическая может стать средство избавления от унизительного состояние более слабого, более низкого в социальном положении, средством добиться интереса и сочувствия у других людей).
Европейское общество: болезнь как легальная возможность отказа от индивидуальной ответственности за неудачи, возможность сохранения высокой самооценки, несмотря на отсутствие ее адекватного подтверждения. Человек не ответственен за свои болезни, его нужно жалеть (но: одновременно есть и общественная изоляция).
В восточных культурах болезнь не снимает ответственности с человека, демонстрация болезни – демонстрация собственной слабости.
Случаи «условной желательности болезни» очень опасны, плохо коррегируются и требуют своевременной профилактики.
В DSM-IV это явление вошло в виде 3-х пунктов:
• Существование временной связи между психологической проблемой и ухудшением симптома;
• Боль дает пациенту возможность избегнуть нежелательной деятельности;
• Боль дает пациенту право достичь определенной социальной поддержки, которая не может быть достигнута другим способом.
Позитивный смысл имеет именно болезнь, а не ее конкретная симптоматика, и больные обычно ограничиваются усвоением мифа болезни, тогда как система телесных значений остается мало проработанной и непропорционально неразвитой. Больные с позитивным смыслом болезни составляют основную категорию «трудных больных» и единственный эффективный способ коррекции – лишение болезни приносимых ею вторичных выгод, либо длительная психотерапевтическая работа по демонстрации больному «упущенных из-за болезни возможностей».
Рентные установки, условная желательность болезни приводит к:
• хронификации болезни;
• затруднению лечения (больные не мотивированы на сотрудничество), не усваивают и не принимают конечную цель реабилитационной программы – социальную адаптацию, а требуют постоянного повторения стационарного восстановительного лечения
Негативный личностный смысл болезни. В наиболее распространенном случае болезнь несет человеку страдания, сужает свободу человеческого существования, как в настоящем, так и в перспективе будущего. Болезнь изменяет отношение к больному со стороны общества. Особенную актуальность эти моменты приобретают в случаях тяжелого, смертельно опасного заболевания. Эксперимент Тхостова и Кощуг (1000 респондентов разных социальных групп): исследование отношения к онкологическим больным. Результат: существование сдержанного или негативного отношения общества к таким больным, вследствие бытующего представления о заразности, а также по экзистенциальным причинам (т.к. требуется моральное участие и сопереживание). + Около 30% населения считает онкологические заболевания неизлечимыми. Т.о. злокачественные новообразования фрустрируют основные потребности физического и социального существования и имеют преградный смысл самореализации человека. Этот преградный смысл, видимо, искажает восприятие болезни на всех уровнях: от способа ее мифологизации (замены концепции болезни на более безопасную) и означения до чувственной ткани. Вследствие этого отмечается большая распространенность анозогнозии у онкологических больных. Иногда можно видеть поразительное «невидение» объективных проявлений своего заболевания, игнорирование самой опухоли, ее размеров, подчеркивание «уменьшения узла». Восприятие поступающей информации о болезни очень селективно. Позитивные расцениваются как ясные, точные, негативные – как неопределенные. Эта тактика не зависит от уровня образования. Специфика анозогнозии в данном случае – она не снимает тревоги и депрессивных переживаний.
Исследование искажения смысла поступающей информации при помощи ТАТа: нарушение осмысления, структурации угрожающих символов (рассказы больных отличались значительно меньшей конкретностью и определенностью). Такой тип защиты назван «семантико-перцептивной» защитой. Она заключается в повышении степени неопределенности тревожных, угрожающих стимулов, переводе их в разряд «непонятных», «неясных». Особенность такого типа защиты: она приводит не столько к снижению негативной оценки угрожающего стимула, сколько к изменению степени его осознанности. В первую очередь это защита от содержания, смысла стимула, а лишь потом – отношение к нему.
Негативный смысл болезни порождает множество защитных механизмов. Наиболее часто встречающиеся:
1. сенсорная десенсибилизация или повышение уровня порогов;
2. отрицание реальности;
3. вытеснение – забывание обследований, необходимых анализов, запущенность;
4. регрессия (частые транзиторные псевдодеменции в диагностическом периоде у онкологических больных);
5. рационализация (псевдоразумное объяснение происходящего, подбор нейтральной концепции)
6. дискредитация: недоверие к врачам, считающим, что у больного тяжелое заболевание;
7. семантико-перцептивная защита: нарушение структурации угрожающих стимулов («неясный» симптом).
Конфликтный личностный смысл болезни. Конфликтный смысл болезнь приобретает тогда, когда она способствует достижению одних мотивов и препятствует достижению других. Он может реализовываться в случае требования ограничения активности в целях сохранения здоровья, что противоречит необходимости реализации других мотивов, связанных с достижениями. В зависимости от побудительной силы конфликтующих мотивов результатом будет либо игнорирование болезни, либо отказ от честолюбивых планов, либо постоянное колебание между ними.
Но гораздо чаще конфликтный смысл болезни приобретает, включаясь в более широкие смысловые образования, т.к. болезнь – не изолированный феномен.
Специфическая ситуация тяжелой соматической болезни актуализирует у больных мотив сохранения жизни, который становится главным побудительным мотивом их деятельности. Активность, целеустремленность, установка на самореализацию в ситуации тяжелого заболевания теряют свой смысл. Центральным психологическим механизмом личностных изменений в этих случаях становится «сдвиг цели на мотив», лишающий многие мотивы их собственной побудительной и смыслообразующей функции.
Меняются все ощущения, связанные с терапевтическим процессом. Самые тяжелые медицинские процедуры переносятся легко, т.к. это согласуется с ведущим мотивом сохранения жизни. Однако все, что противоречит этому мотиву отвергается и переносится тяжело, например, активные действия или общение. Вследствие этого возникают аутизация, замкнутость, отчужденность, эмоциональное обеднение больных, что в значительной степени обусловлено сужением круга актуальных мотивов. Меняется также самооценка таких больных (исследование Кощуг на онкологических больных). Фактор здоровья становится ее ведущим компонентом.
Т.о. конфликтный смысл болезни разрешается перестройкой иерархии мотивов, изменением ценностных ориентаций (в частности, изменение самооценки), которые сохраняют только внешнее сходство с аналогичными структурами у здоровых людей. В каждом конкретном случае результат разрешения конфликта между мотивом сохранения жизни и другими мотивами связан с характеристиками смысловых образований: их стабильностью, развитостью, включенностью в более высокие общекультурные ценностные системы, особенностями менталитета (например, на востоке болеть неприлично, а у нас – пожалуйста), типом отношения к жизни. Чем богаче, сформированнее и стабильнее смысловые образования, тем с меньшей вероятностью конфликтный смысл болезни будет приводить к сужению круга жизнедеятельности. Исследование смысловой регуляции деятельности при ипохондрических состояниях, И.А. Сапарова.
Гипотеза: один из психологических механизмов стабилизации ипохондрических состояний – отсутствие ценностно-смыслового уровня саморегуляции или его дисгармоничное развитие. Рекомендация: в психокоррекционной работе восстанавливать процессы смыслотворчества и смыслостроительства, не допускать превращения своего здоровья в единственное смысловое образование.
Чем более опосредованным является центральный мотив сохранения жизни, чем более развиты общечеловеческие смысловые образования, тем перспективнее реабилитационный прогноз.
При построении реабилитационной программы:
• Бесполезно призывать к «активной деятельности», это не сработает.
• Надо ставить конкретные цели перед больными
• Необходимость активности и трудовой деятельности не должна противоречить сохранению здоровья, надо связать эту необходимость с мотивом здоровья, чтоб она была субъективно оправданной.
• Деятельность и активность лучше сделать совместной, тогда появится возможность общения.
Итак, интрацептивное ощущение в структуре внутренней картины болезни, пройдя означение и обретя свое субъективное существование в категориях модальности и пространстве тела, через мифологизацию становится симптомом и получает смысл в контексте жизни. Смысл болезни есть жизненное значение для субъекта обстоятельств болезни в отношении к мотивам его деятельности. Это становится возможным потому, что болезнь несет человеку не толь ко болезненные ощущения, но и затрагивает основы его биологического и социального бытия, через смысл болезнь открывается всей сфере человеческого существования.
По качеству отношения к основным мотивам человеческой деятельности можно выделить 3 основных смысла болезни: «преградный», «позитивный» и «конфликтный». По форме своего существования смысл выражает себя через значения разного уровня (от мифа до эмоциональных значений) путем выбора или отвержения, ограничения или расширения семантического поля значения и его оформления.
Проблема смыслового опосредствования телесности и интрацепции в контексте внутренней картины болезни очень сложна и многообразна и мы постарались лишь наметить некоторые пути для дальнейших исследований.
Хотя большинством болезней управляют биологические события, становясь содержанием сознания, они превращаются в объекты иного рода, приобретая свое субъективное существование в категориях психического. Не говоря уже о том, что часть болезней рождается именно в категориях психического и существует в смыслах, мифах, языке, биологическое лечение не сможет полностью решить проблему лечения, если оно не сможет быть также транспонировано в субъективное. Вопрос о том, что истинно, реально, лишен смысла. Да, реальна биология болезни, но психология болезни реальна не менее ее. Для того чтобы этого не видеть, необходимо не желать открывать глаза. Биологический подход к лечению не может заменить психологического, как, впрочем, и наоборот.