Социальная динамика адаптации в статусных наборах

И последовательностях

Как известно, статусным набором называется комплекс различных положений, занимаемых индивидом в пределах одной или нескольких социальных систем. В статусном наборе, как и в ролевом, тоже имеются проблемы стыковки. В какой-то мере эти проблемы сходны, хотя и не идентичны, по своей структуре. По этой причине, а также потому, что, надо признаться, эта глава чрезмерно затянулась, я не дам здесь даже общего очерка того круга проблем, которые можно идентифицировать уже сегодня. Однако будет полезно остановиться на некоторых из них и при этом указать, какой характер примет их дальнейший анализ.

Статусные наборы, очевидно, обеспечивают одну базисную фор­му взаимозависимости между общественными институтами и подси­стемами. Это следует из того общеизвестного факта, что одни и те же люди входят в различные социальные системы. Кроме того, следует заметить, что подобно тому, как группы и сообщества различаются по числу и сложности социальных статусов (которые составляют часть их структуры), так и отдельно взятые индивиды различаются по числу и сложности статусов, составляющих их статусный набор. Ни у кого из тех, кто входит в «сложную социальную структуру», нет одинаково слож­ных статусных наборов. В качестве конкретного примера, иллюстри­рующего одну крайность, перечислим статусы, занимаемые в одно и то же время Николасом Мерреем Батлером, хотя на первый взгляд число их кажется бесконечным; в качестве гипотетического примера, иллюс­трирующего другую крайность, перечислим относительно небольшой перечень статусов, занимаемых ученым-рантье, который действитель­но преуспел в самоизоляции от большинства социальных систем: он работает, хотя формально числится «безработным»; он несостоит в браке; он не связан с политическими, религиозными, гражданскими, образовательными, военными и др. организациями. Проблемы сты­ковки ролевых требований в сложном статусном наборе (первый при­мер) и в простом статусном наборе (второй пример) — это скорее всего проблемы совершенно различного порядка. Сложные статусные набо­ры не только облегчают связь между подсистемами общества; носите­ли этих статусов, организуя свою ролевую деятельность, сталкиваются с затруднениями различных уровней сложности. Кроме того, в некото­рых статусах с характерной для них ценностной ориентацией первич­ная социализация может так сильно повлиять на формирование лич­ности, что затруднит для нее (иногда в большей, иногда в меньшей сте­пени) выход за пределы требований других статусов.


Нейтрализация таких затруднений (потенциально они свойствен­ны всем сложным статусным наборам) происходит благодаря несколь­ким разнородным социальным процессам. Прежде всего люди не вос­принимаются другими людьми только в качестве носителя одного-единственного статуса, даже если речь идет о статусе, определяющем их общественное-положение. Работодатели часто признают, что их ра­ботники тоже имеют семьи, а в некоторых специфических случаях даже связывают свои ожидания по поводу поведения работника с этим об­стоятельством. К работнику, о котором известно, что он перенес смерть близкого человека, члена своей семьи, естественно, какое-то время предъявляются более мягкие требования по работе. Социальное при­знание конкурирующих между собой обязательств, существующих в статусном наборе, помогает смягчать и модифицировать требования и ожидания членов ролевых наборов, связанных с некоторыми из этих статусов. В свою очередь, эта непрерывная адаптация связана с цен­ностями, существующими в обществе. Если имеется априорный кон­сенсус по поводу относительной «важности» противоречащих друг другу статусных обязательств, то прекращается внутренняя борьба, сопровождающая принятие решений носителями этих статусов, и облегчается оказание помощи со стороны тех, кто входит в связан­ные с ними ролевые наборы.

Разумеется, существуют силы, препятствующие такой легкой адап­тации. У тех, кто входит в ролевой набор, связанный с одним из стату­сов индивида, складывается свой собственный образ действий, кото­рый нарушается, если носитель этого статуса не выполняет своих ро­левых обязательств. Если бы чисто эгоистическая мотивация действи­тельно определяла все, это приводило бы к еще большим стрессам в статусных системах, чем обычно. В результате члены каждого ролевого набора то наступали бы на членов других ролевых наборов, то отступа­ли бы под их натиском, а между ними всегда находились бы носители некоторых статусов. Но чисто эгоистическая мотивация — это еще не все; тем самым обеспечивается разработка различных способов со­гласования взаимоисключающих требований.

С точки зрения психологии, сопереживание, умение поставить себя на место других, помогает уменьшить до минимума давление на людей, имеющих противоречащие друг другу статусные обязательства. Однако отнести сочувствие, сопереживание к сфере «психологии» — это еще не значит, что оно есть всего лишь индивидуальное личност­ное свойство, которым разные люди обладают в разной степени; то, в какой мере сочувствие, сопереживание свойственно членам общества, отчасти есть функция лежащей в его основе социальной структуры. Ибо те, кто входит в ролевые наборы индивида, имеющего противо-


речащие друг другу статусные обязательства, в свою очередь, являют­ся носителями многочисленных статусов, которые прежде или теперь, действительно или потенциально подвержены подобным стрессам. Эта структурная деталь по крайней мере облегчает появление сочув­ствия («Вот что было бы со мной, если бы не милость Божия»).

Социальные структуры не лишены способности ко все более со­вершенной адаптации, которая достигается благодаря последователь­ной смене исходящих от культуры «наказов». Это помогает уменьшить частоту и интенсивность конфликтов в статусном наборе. Ибо чем чаще в сложных статусах происходят структурные конфликты между обязательствами, тем вероятнее, что возникнут новые нормы, кото­рые будут управлять этими ситуациями, устанавливая приоритетные обязательства. Это значит, что каждый индивид, вовлеченный в по­добные стрессовые ситуации, не должен будет импровизировать, изоб­ретая новые приспособления. Кроме того, это означает, что члены его ролевых наборов в результате помогут ему уладить возникшие зат-руднения, одобряя и признавая его «решение», если оно соответству­ет функциональной эволюции стандартов приоритетности.

Социальные механизмы, сводящие подобные конфликты до ми­нимума, можно также рассматривать с позиций статусной последо­вательности, то есть последовательной смены статусов, через кото­рую проходит соответствующее число людей. Рассмотрим последова­тельность, которую Линтон назвал достижением статуса (говоря бо­лее обобщенно, ее можно назвать приобретением статуса: индивид переходит от статуса к статусу благодаря своим собственным достиже­ниям, а не в силу случайностей рождения; эту вторую модель можно назвать моделью предопределенного статуса). Здесь основная идея зак­лючается в том, что компоненты статусных наборов не комбинируются случайно. Процесс самоопределения — как социального, так и психоло­гического — действует таким образом, чтобы свести на нет перспективы случайного набора статусов. Ценности, интериоризированные членами изначально господствующих статусов, уменьшают вероятность (кото­рая в отсутствие этих ценностей была бы гораздо выше) того, что у них будут какие-либо побуждения занять статус, ценности которого не­совместимы с их собственными. (Повторяю, как делал это в обзоре механизмов стыковки: я имею в виду, что этот механизм никогда не действует с полной и автоматической эффективностью; но он суще­ствует.)

В результате процесса выбора последовательных статусов статус­ный набор в каждый данный момент времени интегрирован лучше, чем был бы в случае его отсутствия. Исходя из уже усвоенных ценно­стных ориентации, люди отвергнут некоторые статусы, которых они


могли бы достичь, потому что найдут их неприемлемыми для себя и выберут другие перспективные статусы, потому что будут считать их близкими себе по духу. Вот прекрасный пример, иллюстрирующий это общее теоретическое положение: те, кто готовился стать христи­анскими учеными и был предан этому учению, обычно не становятся врачами. Суть дела состоит в том, что это само собой разумеется. Эти два следующих друг за другом статуса — Христианская Наука и меди­цина — обычно не являются результатом процесса самоопределения. Но то, что действительно для этого яркого примера, по-видимому, сохраняет силу (хотя и не является таким наглядным и повторяющим­ся) и в других статусных последовательностях. В конечном итоге речь идет о той же самой теоретической идее, которую применил Макс Вебер, анализируя связь протестантской этики и частного предпри­нимательства. Он пришел к выводу, что благодаря процессу самоопре­деления в статистически наиболее частом статусном наборе принад­лежность к аскетическим протестантским сектам сочетается с капита­листическим бизнесом (основные направления подобных стыковок мы наметили выше). Кроме того, оба эти статуса, как и следовало ожи­дать, стали создавать все более совместимые определения социальных ролей. Короче говоря, они действовали таким образом, чтобы свести действительный конфликт между статусами в статистически частом статусном наборе к более низкому уровню, чем тот уровень, которого конфликт достиг бы в отсутствие механизмов самоопределения и пос­ледовательного переопределения статусных обязательств.

Те же самые механизмы дают возможность статусам, которые от­носятся друг к другу как «нейтральные», столь же часто встречаться в тех же самых статусных наборах. Под словом «нейтральные» я подра­зумеваю только то, что ценности и обязательства соответствующих статусов скорее всего не вступят в конфликт. (Разумеется, если гово­рить конкретно, то почти каждая пара статусов при определенных условиях может содержать противоречащие друг другу требования; однако некоторые пары легче вступают в подобные конфликты; дру­гие пары, как мы видели, могут усиливать друг друга; третьи могут быть просто нейтральными.) Например, в конкретной ситуации вполне воз­можно, что инженер-строитель локомотивов чаще будет встречаться с взаимоисключающими статусными требованиями, если он итальянец, а не ирландец по происхождению, но в определенной социальной сис­теме эта комбинация статусов может оказаться совершенно нейтраль­ной. Модель взаимно индифферентных статусов в какой-то мере обес­печивает многообразие статусов в статусных наборах и при этом не вызывает конфликта между статусами. Она помогает объяснить тот Постоянно наблюдаемый факт, когда статусы в статусном наборе, не


будучи подобранными чисто случайно, в то же время не являются пол­ностью интегрированными.

Понятия статусного набора и последовательности статусов помо­гают поставить перед функциональным анализом социальных струк­тур новые проблемы123. Тем не менее все вышеизложенное позволяет понять природу этих проблем. То, что они, в свою очередь, связаны с проблемами референтно-группового поведения, достаточно очевид­но, и здесь мы не будем исследовать эти связи.

Последствия референтно-группового поведения

В заключение этого описания связей между теорией референтных групп и социальной структурой я просто избирательно упомяну (ана­лизировать не буду) о некоторых последствиях референтно-группо­вого поведения. Чтобы рассмотреть этот вопрос детально (теперь это возможно), следовало бы написать целую книгу, а не предваритель­ное сообщение.

Проблема 8 Функции и дисфункции референтно-группового поведения

Как предполагалось в предыдущей главе и в первых разделах этой главы, «существует логическая связь между теорией референтных групп и концепциями функциональной социологии. Они, оказывается, ин­тересуются разными аспектами одного и того же вопроса: первая тео­рия концентрирует внимание на процессах, благодаря которым люди соотносят себя с группами, а свое поведение — с ценностями этих групп; вторая — на последствиях этих процессов, прежде всего для социальных структур, но также для индивидов и групп, вовлеченных в эти структуры»124. В предшествующих разделах мы уже идентифи-

123 Описание некоторых сопутствующих проблем увело бы нас слишком далеко в
сторону. Однако следует заметить, что ролевые градации (то есть постепенное, а не
внезапное изменение ролей в статусных последовательностях) позволяют смягчить
тот тип затруднений, который описан в: Benedict R., «Continuities and discontinuities
in cultural conditioning», Psychiatry, 1938, 1, pp. 161 — 167. — Примеч. автора.

124 Та же самая ориентация, будучи принята Эйзенштадтом, привела к интерес­
ным результатам. Он замечает: «Вместо того чтобы вначале ставить вопрос, каким
образом референтные группы влияют на поведение индивида, мы могли бы задаться
другим вопросом: почему такая ориентация вообще необходима и с точки зрения дан­
ной социальной системы, и с точки зрения человеческой личности. Какие функции


цировали (правда, предварительно) некоторые из социальных функ­ций референтно-группового поведения. Рассмотрим одну из них — функцию предвосхищающей социализации, то есть усвоение ценно­стей и ориентации, принадлежащих таким статусам и группам, в ко­торые человек еще не вовлечен, но куда он, вероятно, вступит. Она помогает подготовить индивида к будущим статусам его статусной последовательности. Эксплицитная, сознательная, а часто и формаль­ная сторона этого процесса, разумеется, задается образованием и вос­питанием. Но многое в такой подготовке имплицитно, неосознанно, не­формально; именно поэтому понятие предвосхищающей социализа­ции привлекает наше внимание.

Подобная неформальная подготовка к ролям, которые предстоит исполнить в будущих статусах, должна идти в определенном направ­лении. К ней обычно не привлекается специализированный персо­нал, предназначенный для того, чтобы обучить человека исполнять эти роли, или же такое умение воспитывается бессознательно и по­путно. Даже в школах предвосхищающая социализация переступает через формально отведенные для нее границы. К тому же предвосхи­щающая социализация не носит нравоучительного характера. Инди­вид реагирует на сигналы поведенческих ситуаций, более или менее бессознательно извлекает из них скрытый смысл, позволяющий ос­мыслить его ролевое поведение в будущем, и, таким образом, начи­нает ориентироваться на статус, который он еще не занимает. Обыч­но он не может четко сформулировать, какие ценности и ролевые тре­бования он усваивает.

Эту функцию предвосхищающей социализации помогает выпол­нить одна структурная деталь, которую можно назвать «ролевой гра­дацией». Индивид более или менее постепенно продвигается через последовательность статусов и связанных с ними ролей, причем каж­дая фаза этого продвижения не слишком отличается от той, которую он уже прошел раньше. Хотя его «официальный» (то есть социально признанный) переход в новый статус может показаться внезапным, чаще всего это происходит только потому, что неформальная пред­восхищающая подготовка прошла незамеченной. В последовательно­сти статусов существует гораздо меньше перерывов постепенности, чем может показаться на поверхности социальной жизни с ее праздничны­ми rites de passage* и официально объявленными изменениями стату­са. Адекватность исполнения индивидом ролей его текущего реперту-

вынолкяет такая ориентация в социальном жизненном пространстве индивида и его Деятельности как члена общества?» (см.: Eisenstadt S.N., Studies in reference group bel>aviour (Human Relations, 1954), 7, pp. 191—216, esp. p. 192). — Примеч. автора. * Ритуалы, отмечающие переход в новое положение. — Примеч. пер.


ара более или менее постоянно подвергается оценке со стороны других людей. Тенденция возврата к поведению, свойственному предшеству­ющей роли, подавляется благодаря постоянным подтверждениям его принадлежности к новообретенному статусу («Теперь вы большой че­ловек...»). Соответственно подавляются также тенденции «преждевре­менного» перехода на более перспективные роли («Со временем, разу­меется, но сейчас вы еще совсем не готовы...»). В итоге благодаря ори­ентации на нормы перспективных статусов индивид начинает вести себя как человек, находящийся на испытании, и стремится продви­гаться вперед с такой скоростью, которая регулируется отзывами дру­гих членов его текущего ролевого набора.

Совсем немного известно о тех статусных и ролевых ориентациях во времени, которые на каждой стадии жизненного цикла должны приобретаться под влиянием культуры, и еще меньше — о тех, кото­рые действительно приобретаются под ее влиянием125.

В своем расписанном по минутам описании поведения одного мальчугана в течение дня Баркер и Райт126 сообщают, что почти напо­ловину поведение мальчика явно ориентировалось на его текущие роли, очень небольшая часть (около четырех процентов «единиц по­ведения») была сориентирована на будущие роли и совсем незначи­тельная — на прошлые роли. Параллельные репрезентативные данные о людях из различных обществ и социальных слоев отсутствовали, так что исследование этого вопроса осталось на уровне предположений. Например, было сказано, что в юности представления о далеком буду­щем неясны и почти безграничны; кажется, что прошлым можно пре­небречь; таким образом, первостепенное значение приобретают насто­ящее и ближайшее будущее. В среднем возрасте сохраняется то же са­мое соотношение, только оно становится более сбалансированным. Старость ориентируется прежде всего на прошлое. Но все это остается на уровне догадок, и притом не самых поучительных. Структуры ори­ентации на статусы прошлого, настоящего и будущего на разных ста­диях жизненного цикла почти наверняка меняются в соответствии с изменениями культурного уровня и социального положения. Но си-

125 Одна статья, имеющая дело с четырьмя культурами, в какой-то мере пролива­ет свет на этот вопрос: Smith M.W., «Different cultural concepts of past, present and future: a study of ego extension», Psychiatry, 1952, 15, pp. 395—400. В другой статье начато иссле­дование о возможности существования «различных целевых ориентации во времени у различных социальных классов»: для этого в Соединенных Штатах были предварительно обследованы более сотни детей из низших и средних слоев (LeShan L. L., «Time orientation and Social class», Journal ofAbnormal and Social Psychology, 1952,47,pp. 589—592. —При­меч. автора.

ш Barker R.G. and Wright H.F., One Boy's Day (New York: Harper & Brothers, 1951). -Примеч. автора.


стематическое изучение всего этого еще впереди. Однако можно сде­лать следующее предположение: так как ориентации во времени ме­няются, то выбор референтных групп тоже меняется; следовательно, меняется их функция по обеспечению предвосхищающей социали­зации.

То, что снраведливо по отношению к одной этой функции рефе­рентных групп, по-видимому, сохраняет силу и для других функций, которые были идентифицированы в исследованиях референтно-груп­пового поведения, ранее процитированных в настоящей главе. Но исследование этих функций (и дисфункций) референтных групп еще только началось, и, судя по тому как обстоят дела в настоящее время, лучшие работы появятся гораздо позже127.

 

127 Основные материалы но теории референтных групп можно найти в: Sherif M. and Sherif C.W., An Outline of Social Psychology (New York: Harper & Brothers, 1956). К сожалению, эта работа попала в поле моего зрения только после того, как моя книга была уже напечатана. — Примеч. автора. .


XII. СТРУКТУРА ВЛИЯНИЯ:

ЛОКАЛЬНЫЙ И КОСМОПОЛИТИЧЕСКИЙ ТИПЫ

ВЛИЯТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ

Это исследование посвящено изучению места средств массовых коммуникаций в структуре межличностных влияний. Базируясь в ос­новном на интервью, взятых у восьмидесяти шести мужчин и жен­щин, принадлежащих к различным социально-экономическим сло­ям в «Ровере» (городке с населением 11 000 чел. на Восточном побе­режье), оно, в сущности, представляет собой скорее исследование единичного случая, нежели статистический анализ1 структуры влия­ний. Первоначально это пилотное исследование имело четыре основ­ные цели: 1) идентифицировать типы людей, которых их окружение считает влиятельными; 2) соотнести формы коммуникативного по­ведения с ролями этих людей (то есть лиц, оказывающих влияние); 3) проследить, по каким каналам к ним приходит влияние; 4) выдви­нуть гипотезы, необходимые для более систематического изучения межличностных влияний в местном сообществе.

Данная глава посвящена анализу принципиально различных ти­пов влиятельных личностей, — типов, которые мы можем обозначить как «локальный» и «космополитический». Но прежде чем мы обра­тимся к этому вопросу по существу, возможно, нам будет интересно бросить взгляд на два процедурных и методологических отступления, которые пришлось сделать по ходу дела. Первое отступление было сделано, когда в ходе прикладного социологического исследования, первоначально посвященного узкой практической проблеме, неожи­данно возникли теоретические конструкты. Хотя пилотное исследо­вание первоначально было предпринято для того, чтобы изучить фун­кции, выполняемые общенациональным информационным журна­лом для различных типов читателей (проблема, относящаяся к со-

© Перевод. Каганова З.В., 2006

1 Несмотря на то что цифры и диаграммы, в которых подводятся итоги нашего ис­следования, время от времени цитируются, они носят эвристический, а не демонстраци­онный характер. Они только позволяют указать источники интерпретационных гипотез, которые еще предстоит детально, систематически разработать. — Примеч. автора.


циологии массовых коммуникаций), очень скоро благодаря первым же впечатлениям и результатам оно было переориентировано. Ибо оказалось, что журнал по-разному использовался людьми, которые в разной степени испытывали межличностные влияния в своем сооб­ществе. Обращаясь ко второму отступлению, мы познакомимся с пре­пятствием, которое вынудило нас выдвинуть альтернативные схемы для анализа тех же самых качественных данных. Дело в том, что наш первоначальный анализ оказался совершенно непродуктивным. Од­нако с возникновением понятия локального и космополитического типов влиятельных личностей «те же самые» качественные данные ста­ли приносить полезные результаты, которые можно было разрабаты­вать в дальнейшем. После этого краткого процедурного обзора двух стадий нашего качественного анализа мы сможем лучше оценить опи­сание локального и космополитического типов влиятельных людей.

Превращение прикладного исследования в теоретическое

Практическая проблема, для решения которой появилось это исследование, была достаточно ясной2. Научно-исследовательский отдел общенационального информационного журнала хотел выяс­нить, каким образом можно локализовать зоны личностных влия­ний в сообществе. Он хотел также знать, каковы характерные осо­бенности влиятельных людей, в том числе читателей журнала. До­ходил ли журнал до этих людей, занимающих «ключевое» положе­ние в сети личностных отношений? Независимо от этого, каким образом журнал использовался влиятельными людьми и каким — рядовыми читателями?

2 Очень хочется проследить вытекающий из этой постановки вопроса последо­вательный ход нашего исследования. Первоначально клиентов главным образом (если не целиком) интересовала структура межличностных влияний, потому что «тема вли­ятельности» могла помочь им повысить спрос на рекламу. (Фрэнк Стюарт перечис­ляет 43 журнала общенационального масштаба, которые в разных вариациях исполь­зуют идеи о том, что их читатели — это люди, обладающие влиянием.) Эта практи­ческая задача, а также существование научно-исследовательского отдела обусловили необходимость проведения исследований в данной области. Но как только исследо­вание было начато, его цели стали гораздо более многообразными, так как оно вклю­чило в себя такие подпроблемы, которые только отдаленно были связаны с первона­чально поставленными задачами. Функции прикладного исследования, связанного с соответствующей теорией, следовало систематически изучить; некоторые исходные соображения по этому поводу изложены в главе V. — Примеч. автора.


Как только эта практическая проблема была сформулирована, сразу же в центре внимания оказался вопрос о создании методов идентификации личностей по уровням межличностного влияния. Очевидно, невозможно определить, было ли число тех, кого можно назвать «влиятельными людьми», пропорционально (или непропор­ционально) числу читателей, не располагая процедурами для лока­лизации и идентификации влиятельных лиц. Кроме того, сам факт, что эту проблему начали исследовать, указывал на то, что какие-то правдоподобные показатели влияния рассматривались клиентом не­адекватно. Такие внешние показатели влияния тех или иных чита­телей, как род занятий, доход, владение собственностью и членство в организациях, можно было узнать при подписке на журнал или получить с помощью опроса читателей. Таким образом, исследова­ние, имеющее своей целью создание более эффективных показате­лей влияния, исходило из следующей гипотезы: несмотря на то что люди, относящиеся к высокому «социальному статусу», могут ока­зывать относительно большое межличностное влияние, социальный статус не является адекватным показателем. Некоторые индивиды, занимающие высокий статус, очевидно, обладают небольшим меж­личностным влиянием, а некоторые индивиды, занимающие низ­кий статус, — большим. Требовалось новое качественное исследо­вание, чтобы создать более адекватные показатели межличностного влияния.

Но, как это часто бывает, предполагалось, что проблема изначаль­но была поставлена правильно. Действительно ли влиятельные лич­ности непропорционально представлены в составе читателей? Во вся­ком случае, действительно ли влиятельные личности пользуются жур­налом по-другому, чем рядовые читатели? На самом деле это была преждевременная постановка проблемы, но мы поняли это только пос­ле того, как пилотное исследование уже началось. Ибо, как мы поня­ли, дело не в том, чтобы идентифицировать влиятельных людей (и пользу, которую они извлекают из журнала), а в том, чтобы выявить типы влиятельных лиц (и, соответственно, их различное отношение к журналам как источникам информации, относящейся к обществу в целом, а не к их собственному сообществу).

Основной перелом в этом исследовании, как мы убедимся, про­изошел вместе с осознанием того, что практическая проблема была переопределена по сравнению с ее первоначальной формулировкой. Это переопределение со временем отвлекло наше внимание от броса­ющихся в глаза альтернатив исследования. Только когда первоначаль­ная проблема получила новую формулировку, только когда исследо­вание средств для идентификации влиятельных людей превратилось


в исследование типов влиятельных личностей, вероятно, различаю­щихся своим отношением к средствам коммуникации, — только тог­да исследование оказалось продуктивным и в прикладном, и в теоре­тическом аспектах. Только тогда данные, до этого не укладывавшие­ся в нашу интерпретацию, встали на свое место. Только тогда мы су­мели объяснить разнообразные и ранее не связанные между собой данные наблюдений с помощью небольшого числа понятий и пред­ложений.

Как мы увидим из описания основной части нашего исследова­ния, потребовалась новая постановка проблемы, прежде чем мы ока­зались в состоянии продвинуться к решению и прикладных, и теоре­тических задач.

Две фазы качественного анализа влиятельных людей

По-новому поставив проблему, мы заинтересовались разработкой процедур (хотя бы несовершенных), которые дали бы нашим инфор­маторам возможность выявить людей (помимо их непосредственно­го семейного круга), которые оказали на них большое «влияние» в ходе социальных взаимодействий3. Нас не интересовало косвенное влияние, оказываемое серьезными политическими, рыночными и другими административными решениями, которые влияют на боль­шое количество людей4. В пролонгированных интервью опрашивае­мых просили назвать людей, к которым они обращались за помощью или советом, когда принимали личное решение по тому или иному поводу (начиная с выбора работы и планирования образования для себя и своих детей и кончая выбором книг, игр или мебели). Кроме того, опрашиваемых просили указать, к кому, насколько им извест­но, люди вообще обращаются за советом в делах подобного рода. Та­кая пробная идентификация лиц, оказывающих межличностное вли­яние, разумеется, сопровождалась выяснением причин, по которым опрашиваемые выделяли тех, а не других индивидов.

3 В этой главе ничего не будет сказано по поводу предварительных процедур,
разработанных для идентификации людей, в разной мере оказывающих влияние на
Других. Что касается адаптации этих процедур в более поздних исследованиях, см.:
Stewart F.A., «Asociometricstudy of influence in Southtown», Sociometry, 1947,10, pp. 11 —
31. Необходимая методология была заметно усовершенствована в исследованиях по
проблеме влияний в сообществе Среднего Запада, проведенных Бюро прикладных со­
циальных исследований Колумбийского университета (см. Katz E. and Lazarsfeld P.E.,
Personal Influence (Glencoe, Ilinois: The Free Press, 1955). — Примеч. автора.

4 Что касается краткого обсуждения понятия межличностного влияния, приме­
нявшегося в этом исследовании, см. «Дополнение» к этой главе. — Примеч. автора.


В этих интервью восемьдесят шесть опрошенных упомянули 379 человек, которые оказали на них влияние в конкретной ситуации при­нятия решений. В этих опросах некоторые люди упоминались нео­днократно. (Всего было сделано 1043 «упоминания», относящихся к 379 человекам, причем на некоторых из них ссылались более чем в тридцати случаях.) Пятьдесятсемьиз379,или 15%, упоминались боль­ше четырех раз, и мы условно приняли это в качестве нашего рабоче­го критерия «влиятельности». Как мы вскоре убедимся, этот абсолют­но пробный и произвольный критерий позволил нам идентифици­ровать ситуации, в которых мы могли исследовать межличностное влияние. Тридцать из этих влиятельных людей были впоследствии опрошены по поводу их собственной оценки своего влияния, оценки влияния, оказываемого на них другими людьми, ситуаций, в которых они оказывали влияние их поведения по отношению к средствам ком­муникации, и т.п. Все это составило подлежащие анализу данные.

Здесь не место описывать в деталях первую, довольно непродук­тивную фазу нашего анализа поведения влиятельных личностей по отношению к средствам коммуникации. Но из краткого обзора того, как и почему он привел к разработке альтернативного анализа, мож­но извлечь кое-что полезное для кодификации методов качественного анализа5. Будет сказано ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы показать, каким образом собранный материал данных оказывал давление на исследователя, постепенно модифицируя его общие пред­ставления, так что исправление и переработка данных в свете новых идей шло рука об руку с появлением наводящего на новые мысли еди­нообразия на месте беспорядочной груды фактов.

На стадии, которая, как мы теперь знаем, была относительно бес­плодной первой фазой нашего анализа, мы не только выделяли влия­тельных личностей из общей массы, но и различали их сообразно с их

s Поэтому данная часть нашего исследования — это призыв ко всему социологи­ческому братству практиковать включение в свои публикации подробных описаний того, каким образом качественный анализ развивался в действительности. Только после того, как большая часть таких описаний станет доступной всем, будет возмож­но кодифицировать методы качественного анализа примерно с такой же четкостью, как и методы количественного анализа. Настоящее описание страдает оттого, что в нем опущены конкретные материалы, иллюстрирующие последовательность изме­нения категорий анализа; немногочисленные детали, приведенные здесь, извлечены из более обширной монографии, хранящейся в Бюро прикладных социальных иссле­дований. Однако этого может оказаться достаточно, чтобы подчеркнуть необходи­мость все более подробных описаний социологического качественного анализа, ко­торые сообщают сведения не только о конечном продукте, но также и о последова­тельных шагах, сделанных для того, чтобы получить этот продукт. С точки зрения Бюро, такая кодификация, очевидно, совершенно необходима и для сбора, и для ана­лиза качественных социологических данных. — Примеч. автора.


динамичным положением в местной структуре влияний. Различия про­водились следующим образом: между лицами, пользующимися влия­нием в настоящее время (предположительно занимающими устойчи­вое положение); потенциально влиятельными лицами (восходящи­ми звездами, все еще продолжающими свое восхождение); лицами, чье влияние слабеет (прошедшими свою точку зенита и начавшими дви­гаться по нисходящей); пассивными влиятельными лицами (обладаю­щими объективными атрибутами влияния, но не пользующимися ими для приобретения действительного влияния). Лица, не обладающие влиянием, в свою очередь, подразделялись на рядовых (имеющих ог­раниченное поле социальных контактов, в которых они обычно выс­тупают в качестве тех, кто получает, а не дает советы) и изолированных (людей, почти полностью отключенных от социальных контактов).

Как оказалось, эта классификация была логически безупречной, эмпирически применимой и фактически бесплодной. Конечно, наши данные легко можно было уложить в эти категории. Но достигнутое таким путем явно выраженное единообразие коммуникативного по­ведения или каких-то иных поведенческих моделей было совсем не­большим. Короче говоря, эти различия действительно существовали, но были относительно бесполезными для наших целей. Но посколь­ку, как однажды заметил Л. Дж. Гендерсон, «практически любая клас­сификация лучше, чем никакая», наша классификация позволила кое-что открыть относительно функций информационных журналов и других средств коммуникации для лиц, занимающих различное по­ложение в структуре влияний. Так, мы обнаружили, что некоторые влиятельные личности обычно пользуются информационным изда­нием не столько для того, чтобы выяснить что-то для себя, сколько для того, чтобы выяснить что-то для других, а именно для тех, кто обращается к ним за руководством и ориентацией. Кроме того, ка­залось совершенно очевидным, что функции информационных из­даний различны в среде рядовых и влиятельных читателей. Для пер­вых они выполняют частную, личную функцию; для вторых — об­щественную. Для рядового читателя информация, полученная бла­годаря журналу, — это продукт личного потребления, расширяющий его собственные представления о жизни общества, тогда как для вли­ятельного лица — это товар для обмена, увеличивающий его престиж, так как он дает ему возможность выступать в качестве интерпретато­ра положения дел в стране и за рубежом. Это помогает ему быть лиде­ром общественного мнения.

Но эта первая классификация в лучшем случае породила массу отрывочных впечатлений, почти не связанных друг с другом. Она не давала нам возможности объяснить различия в поведении влиятель-


ныхличностей. Например, больше половины влиятельных лиц чита­ли журналы, но наша классификация не давала систематического объяснения, почему остальные не читали их. Бесплодность этой фазы нашего анализа послужила мотивом для поиска новых рабочих кон­цепций, но только ряд наблюдений, случайно сделанных в процессе анализа, привлек наше внимание к действительным понятиям, кото­рыми мы начали оперировать.

Помимо всего прочего, один стратегически важный факт опре­делил вторую фазу нашего анализа. Интервью с влиятельными людь­ми касались только их отношений в пределах города. Однако в своих ответах на одни и те же вопросы некоторые влиятельные лица ограни­чивались рамками локальной ситуации в Ровере, тогда как другие ссы­лались на то, что происходило далеко за пределами этого города. Воп­рос о воздействии войны на экономику Ровера в одном случае осве­щался исключительно с точки зрения городских проблем, а в другом — включал в себя замечания о национальной экономике или междуна­родной торговле. Именно это характерное моделирование ответа — либо с точки зрения сугубо местных ориентиров, либо в более широ­кой системе координат, — моделирование, которое можно было пред­восхитить, но которое не было предвосхищено, привело нас к кон­цепции двух основных типов влиятельных лиц: «локального» и «кос­мополитического».

В то время как первая классификация имела дело с фазами в цик­ле персонального влияния, вторая была сформулирована в терминах ориентации^ влиятельных людей на местные и на более крупные со­циальные структуры. Одна концентрировала внимание на положении дел внутри структуры влияний; другая — на основаниях влияния и способов его употребления.

С появлением понятий локального и космополитического типов влиятельных лиц сразу же обнаружились новые формы единообра­зия. «Те же самые» данные приобрели совершенно новый смысл, когда были заново исследованы и проанализированы в свете этих понятий. Факты, которые не находили себе места в первом анализе, не только становились уместными, но приобретали решающее значение во вто­ром. Так, различные типы построения карьеры влиятельными людь-

6 Понятие «ориентации» нуждается в объяснении. Социальная ориентация отли­чается от социальной роли. Роль обозначает, каким образом начинают работать права и обязанности, присущие данному социальному положению; под ориентацией мы по­нимаем здесь специфическую характерную черту, лежащую в основе всего комплекса социальных ролей, разыгрываемых индивидом. Именно эта черта явно или неявно на­ходит свое выражение в каждом комплексе социальных ролей, в исполнение которых вовлечен данный индивид. — Примеч. автора.


*»m складывалась ли она главным образом в
ми - независимо от того, складу ись где.т0 ещС) _ стали

Ровере или только продолжись таМрого ^^^ тогда как в

интегральной составной^частью £ ^укладывавшимисявего
первомони были «интересными ц,^ различные ВОпросы, как гео­
общую схему. Такие н^ пе^ь ети межлич„0стных отношений
графическая мобильностьуча ращение возможности оказать
и в добровольных 0Рган^"И^2ееВНИе своего влияния, - все они
влияние в Действительное употр таций, начиная с исключи-
оказались проявлениями основны » & и кончая интересом к
тельной сосредоточенности на местнь
огромному миру за пределами гор • ^^ сообщения мы

Итак, в этом введен™^ процедурный и методологи-

отметили два вопроса, предетавл прикладное социальное

ческий интерес. Во-первых мы умимиР цели и за_

исследование, первоначально ™с^ ^^^ связанное с социо-
дачи, переросло в ^*^™^™^ А во-вторых, мы сде-
логической теорией ™™т™ которые вызвали модификацию
лали краткий обзор обстоятел^ котор е факты

качественных ™™™^£^£^ схемы. Благодаря это-
улеглись в последовательные и едиР ^ объяснению двух приНци-
му краткому введению мы подго свойственных им

пиально различных типов влиятельных форм коммуникативного поведения.

Типы влиятельных людей: локальный и космополитический

„ttv и «космополитический»7, разумеется, не Термины «°™ьн™^_^ распространяется межличностное относятся к регионам, нак°тоР ;ей деиствуЮт почти исключитель-влияние. Оба типа влиятельных людей д

------------------ " МЬНо к идентификации двух типов влиятельных людей

7 Эти термины применительно * ыи пользуется ими как переводом двух

были заимствованы у Карла Циммерман ^ ^ Теннис0м: Gemeinschaft (обшина) и
хорошо известных понятий, введен"" информнрованный читатель обнаружит, по
Gesellschaft (общество). Соииологиче ология при этом будет совсем другая, в

существу, те же самые различия, хотя^ р НесмотрянаточтоэтитерМины обычно
трудах Зиммеля, Кули, Вебера'Дкч>КГеИ^ных тип0в социальной организации и соци-
использовались для обозначения Разд к эмпирическим данным, характеризую-

альных отношений, здесь они примен^ ^ рмйаттЫ Cmcepts 0f Sociology (New
Щим типы влиятельных людей. Ср.. _ Gemeinschaft u Gesellschaft, сделанный

York, 1940), перевод его ™accH4ecKO"K" „ee более поздней статьи, носящей то же Лумисом (Loomis C.P.), и, что гораздо важнее, ooj


но в пределах местного сообщества. В Ровере имеется немного рези­дентов, чье влияние выходит за пределы этого сообщества*.

Главный критерий, позволяющий различать эти типы, обнаружи­вается в их ориентации по отношению к Роверу. У локального типа интересы замкнуты на этом сообществе. Ровер — это, по существу, весь его мир. Почти не думая о «большом мире», он занят по преиму­ществу местными проблемами и практически не интересуется собы­тиями общенационального и международного масштаба. Строго го­воря, он очень ограничен.

По-иному обстоят дела с космополитическим типом. Его интере­сы в какой-то мере связаны с Ровером, и, разумеется, он должен хотя бы в минимальной степени поддерживать отношения в пределах ме­стного сообщества, так как он тоже пользуется там влиянием. Но он ориентируется также на мир за пределами Ровера и считает себя ин­тегральной частью этого мира. Он проживает в Ровере, но живет в «большом мире». Если локальный тип ограничен, то космополити­ческий экуменичен.

Из тридцати влиятельных людей, давших подробное интервью, четырнадцать были отнесены тремя аналитиками8 независимо друг от друга к «космополитическому» типу (на основании материалов, характеризующих их ориентацию на сообщество города Ровера), а шестнадцать — к «локальному» типу.

название. См. также: Zimmerman С.С., The Changing Community (New York and London: Harper & Brothers, 1938), особенно р. 80 ft". Что касается компактной, сжатой характе­ристики употребления аналогичных понятий в социологической литературе, см.: Wiese, von, L. And Becker H., Systematic Sociology (New York: John Wiley & Sons, 1932), esp. pp. 223—226 n. — Примеч. автора.

* Понятие влиятельных людей рассматривалось в исследовании структуры вли­яний в пригороде, населенном людьми, имеющими репутацию и влияние общена­ционального масштаба. Авторы пишут: «Вряд ли стоит удивляться тому, что лично­стные характеристики этих «влиятельных людей» отличаются от личностных ха­рактеристик влиятельных людей космополитического типа в г. Ровере, занимающих более низкий ранг» (Adler K.P. And Bobrow D., «Interest and influence in foreign affairs», Public Opinion Quarterly, 1956, 20, pp. 89—101. См. также: Hunter F., Power Structure: A Study of Decision — Makers (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1953.) — Примеч. автора.

8 Вряд ли можно ожидать такого полного совпадения оценок в более масштаб­ном исследовании. Но в этом ограниченном по числу примеров случае космополити­ческий и локальный синдромы были так ярко выражены, что сомнений по поводу «диагноза» практически не было. В более зрелом исследовании были бы созданы бо­лее формальные критерии (в направлениях, заданных последовавшей дискуссией) и, соответственно, возник бы промежуточный тип, не тяготеющий ни к локальному, ни к космополитическому полюсам. — Примеч. автора.


Эти ориентации нашли свое выражение в самых разнообразных контекстах. Например, влиятельным людям было предложено изло­жить свои взгляды, ответив на квазипроективный вопрос: «Сильно ли тревожат вас новости?» (Была осень 1943 г., когда новости в боль­шинстве случаев были эквивалентны военным новостям.) Ответы, обычно очень подробные, легко поддавались классификации с точ­ки зрения фокусировки интересов влиятельных людей. Одна груп­па комментариев фокусировалась на проблемах национального и меж­дународного уровней. В них выражалось беспокойство по поводу труд­ностей, с которыми столкнется создание стабильного послевоенного мира, подробно говорилось о проблемах строительства международ­ной организации, обеспечивающей мир, и т.д. Во второй группе ком­ментариев военные новости в подавляющем большинстве случаев пре­ломлялись с точки зрения того, что они значили лично для опраши­ваемых или для тех, с кем они связаны в Ровере. Они трактовали воп­рос о «новостях» как повод для обзора того непосредственного круга проблем, которые принесла в город война.

Классифицируя влиятельных людей по этим двум категориям, мы обнаруживаем, что двенадцать из четырнадцати9 представителей кос­мополитического типа обычно давали ответы в свете международ­ных и общенациональных проблем, тогда как среди представителей локального типа только четверо из шестнадцати говорили в этом же духе. Каждый тип влиятельных людей выделял из потока событий совершенно различные элементы. Неясно сформулированный воп­рос позволил каждому из них выразить в ответах свои основопола­гающие ориентации.

Все остальные различия между локальным и космополитическим типами влиятельных людей, по-видимому, проистекали из различия их фундаментальных ориентации10. Групповая характеристика демон­стрирует присущую локальному типу верность локализму: вероятнее

9 Нужно еще раз повторить, что людей, которых мы цитируем в данном разделе и
По ходу всего исследования, не следует воспринимать как репрезентативных пред­
ставителей населения. Их мнения приводятся только для того, чтобы проиллюстри­
ровать определенную эвристическую цель: они помогли подобрать ключи к различ­
ным образцам межличностного влияния. Как это часто бывает при подведении ко­
личественных итогов в исследовании конкретного единичного случая, эти люди не
подтверждают каких-либо интерпретаций, а просто подсказывают их. Пробные ин­
терпретации, в свою очередь, обеспечивают отправной пункт для новых количествен­
ных исследований, базирующихся на адекватных образцах (см., например: Kats and
Lazarsfeld, op. cit). — Примеч. автора.

10 Здесь ничего не говорится об объективных детерминантах, определяющих раз­
личие ориентации. Установить эти детерминанты — еще одна, и притом очень важ­
ная задача, выходящая за пределы данного исследования. — Примеч. автора.


всего представители этого типа уже давно живут в Ровере, они очень заинтересованы в общении со многими другими жителями города, они не хотят уезжать из города, их вероятнее всего интересует местная политика и т.д. Такие моменты, которые лучше всего демонстрируют различие между двумя типами влиятельных людей, составят основ­ное содержание последующих разделов. Там мы обнаружим, что раз­личие основополагающих ориентации сопровождается многими дру­гими различиями: 1) различиями в структуре социальных отношений, в которые вовлечен каждый из этих типов; 2) различиями в способах и путях, которыми они пришли к своему нынешнему положению в структуре влияний; 3) различиями в использовании своего нынеш­него статуса для оказания влияния на других людей; 4) различиями в их коммуникативном поведении.

Структура социальных отношений

Корни в сообществе

Локальный и космополитический типы влиятельных людей до­вольно заметно отличаются своей привязанностью к Роверу. Лока-листы — большие местные патриоты, и мысль о том, чтобы уехать из Ровера, по-видимому, редко приходит им в голову. Один из них вы­разил это умонастроение следующим образом:

Ровер — самый великий город в мире. В нем есть что-то такое, чего больше нет нигде в мире, хотя я не могу сказать, что именно...

На прямой вопрос — «не думали ли они когда-нибудь уехать из Ровера» — тринадцать из шестнадцати влиятельных локалистов под­черкнуто твердо ответили, что никогда не думали об этом, а остальные трое решительно предпочитали остаться, хотя и предполагали, что при определенных условиях могли бы уехать. Никто не испытывал чувства, что жизнь в каком-нибудь другом сообществе могла бы принести им такое же удовлетворение, как жизнь в Ровере. У влиятельных космо­политов дело обстояло по-другому. Только трое из них заявили, что с Ровером связана вся их жизнь. Четверо выразили свое настоятельное желание жить где-нибудь еще, а остальные семеро при определенных условиях хотели бы уехать. Атаких ответов у влиятельных локалистов вообще не было:

Несколько раз я был на грани отъезда, чтобы найти другую работу.


* * *

Я жду только того, чтобы мой сын унаследовал мою практику, преж­де чем я уеду в Калифорнию.

Эти фундаментальные различия в отношении влиятельных лока-листов и космополитов к Роверу связаны с их различным жизненным опытом. Космополиты всегда были более мобильны. Локалисты в боль­шинстве случаев родились в Ровере или в его окрестностях. 14 из 16 локалистов прожили в Ровере больше двадцати пяти лет, а из космопо­литов это можно сказать меньше чем о половине. Космополиты — это обычно приезжие, которые раньше жили во многих сообществах в раз­ных частях страны.

По-видимому, это различие не связано с различием возрастного состава группы влиятельных локалистов и космополитов. Правда, космополиты обычно моложе локалистов. Но из тех жителей Ровера, кому за сорок пять, космополиты, по-видимому, приехали сравни­тельно недавно, а локалисты являются коренными жителями.

Из материалов исследования мы можем понять, на чем основы­вается подчеркнутая привязанность к Роверу, характерная для лока­листов. Добиваясь своих целей, влиятельные люди этого типа полно­стью приспособились к данному сообществу и стали сомневаться в воз­можности достичь таких же хороших результатов где-нибудь еще. С высоты своих семидесяти лет местный судья так описывает свое чув­ство полной инкорпорированности в сообщество:

Я не хочу даже думать о том, чтобы уехать из Ровера. Люди здесь очень добры, очень отзывчивы. Они любят меня, и я благодарю Бога за то, что, как мне кажется, люди доверяют мне и считают меня своим руководите­лем и лидером.

Таким образом, сильное чувство своей идентичности с Ровером, распространенное среди влиятельных людей локального типа, связа­но с их местным происхождением и построенной по меркам местно­го сообщества карьерой. И в экономическом отношении, и со сторо­ны своих чувств они глубоко укоренены в Ровере.

Что касается привязанности к Роверу, то космополиты отлича­ются от локалистов фактически во всех отношениях. Они не только относительно недавно приехали туда, но и не чувствуют себя укоре­ненными в этом городе. Привыкнув жить в других местах, они счита­ют, что Ровер, будучи «довольно приятным городом», все же только один из многих. Благодаря своему опыту они также сознают, что мог­ли бы сделать хорошую карьеру в других сообществах. Они, следова­тельно, не считают, что только Ровер обеспечит им безопасное и удов-


летворительное существование. Их более широкий опыт модифици­ровал их ориентацию на то сообщество, в котором они живут в насто­ящее время.

Способность к общению: сети личных отношений

Отвечая на вопросы интервью, влиятельные люди получили воз­можность выразить свое отношение к «знакомству со многими людь­ми», живущими в данном сообществе. Эти позиции четко подразде­лялись на два типа. Тринадцать из шестнадцати влиятельных лока-листов и только четыре из четырнадцати влиятельных космополитов проявили явный интерес к установлению частных контактов со мно­гими людьми.

Это различие становится особенно поучительным, когда дается его качественный анализ. Локалист из числа влиятельных людей обыч­но хочет знать какможно больше людей. В сфере социальных контак­тов он следует чисто количественному подходу. Он их считает. Вот слова влиятельного полицейского офицера (который вторит другому влиятельному локалисту-майору):

У меня множество друзей в Ровере, насколько я могу судить. Мне хо­чется знать всех и каждого. Когда я стою на перекрестке, то могу за два часа поговорить с пятью сотнями людей. Знакомство с людьми помогает, например, когда предстоит повышение по службе. Каждый упоминает тебя как подходящую кандидатуру на эту вакансию. Влиятельные люди, знако­мые со мной, говорят обо мне с другими людьми. Однажды Джек Флай (майор) сказал мне: «Билл, — сказал он, — у тебя больше друзей в городе, чем у меня. Хотелось бы мне, чтобы все твои друзья, в том числе те, о кото­рых ты даже не знаешь, стали моими друзьями». Это привело меня в хоро­шее настроение...

Эта типичная позиция хорошо вписывается во все то, что нам из­вестно о локальном типе влиятельных люде.й. Более того, она наво­дит на мысль, что «карьерная» функция личных контактов и отноше­ний хорошо осознается самими локалистами из числа влиятельных людей. Она не связана с каким-то одним родом деятельности. Биз­несмены, специалисты, чиновники — все одинаково прославляют желательность многочисленных и разнообразных контактов. Прези­дент банка воспроизводит точно такую же историю с позиций своего опыта и своих перспектив:

Я всегда любил знакомится с людьми... По-настоящему это началось, когда я стал кассиром. Что касается знакомства с людьми, кассир — это


самая важная позиция в банке. Будучи кассиром, ты должен соприка­саться со всеми. Ты должен научиться называть каждого по имени. Та­кой возможности познакомиться с людьми у тебя больше не будет. Как раз сейчас у нас есть очень способный кассир, но два или три человека уже приходили ко мне с жалобами на него. Он с ними недружелюбен. Я сказал ему, что он должен для каждого найти доброе слово. Это не толь­ко личный, но и деловой вопрос.

Эти ключевые слова позволяют выявить принципиальный инте­рес влиятельных локалистов к любым личным контактам, которые дают им возможность самоутвердиться, когда им необходима поли­тическая, деловая или какая-либо иная поддержка. В этой группе вли­ятельные люди в своей деятельности исходят из допущения, что они могут стать заметными и влиятельными людьми в данной местности, если там будет достаточно людей, которые их знают и, следовательно, хотят помогать им и, в свою очередь, получать помощь от них.

С другой стороны, влиятельные люди космополитического скла­да явно были меньше заинтересованы в том, чтобы их знакомыми ста­ло как можно больше людей". Они более избирательны в своем выбо­ре друзей и знакомых. Обычно они подчеркивают важность того, что­бы ограничить круг своих друзей людьми, с которыми «можно пого­ворить» и «обменяться мыслями». Если влиятельные локалисты — это сторонники чисто количественного подхода, то космополиты в этом отношении являются сторонниками качественного подхода. В рас­чет принимается не то, сколько людей они знают, а то, каких людей12.

Контраст с преобладающими позициями влиятельных локалис­тов проявляется в следующих замечаниях, сделанных влиятельными людьми космополитического склада:

Я не хочу знакомиться с людьми, если они ничего собой не пред­ставляют как личности.

Меня не интересует количество. Мне нравится понимать людей — это расширяет мое образование. Я люблю знакомиться с людьми знаю­щими и занимающими определенное положение. Меня не интересуют

11 Это получило любопытное подтверждение. Мы дали опрашиваемым состав­
ленный наугад список жителей Ровера и попросили идентифицировать каждого из
них. Влиятельные люди локалистского типа узнали больше имен, чем любая другая
группа опрашиваемых, а космополиты, в свою очередь, узнали больше людей, чем
опрашиваемые, не пользующиеся влиянием. — Примеч. автора.

12 В этом подробном исследовании мы ограничились только выявлением подхо­
дов к личным контактам и отношениям. Детальное исследование изучило бы дей­
ствительные количественные и качественные характеристики личных отношений у
Сиятельных людей локального и космополитического типов. — Примеч. автора.


людские массы. Мне нравится знакомиться с людьми, равными мне по уму, образованию и опыту.

Те же основополагающие позиции, что и у влиятельных людей данной местности, отмечены в сфере профессионалов, а также в сфе­ре образования. Например, профессионал космополитического скла­да, который только начинает заниматься своим делом, не подчерки­вает значение широкого (и постоянно расширяющегося) круга зна­комств. В противоположность юристу локалистского склада, который считает «преимуществом для себя знать как можно больше людей», юрист-космополит становится одновременно и поэтической, и ис­ключительной личностью, когда говорит: я никогда не гоняюсь за людьми. Я не испытываю никакого удовольствия от того, чтобы бе­гать за ними и созывать их. Как советовал Лаэрту По-лоний,

своих друзей, их выбор испытав, Прикуй к душе стальными обручами, Но не мозоль ладони кумовством С любым бесперым панибратом...*

В последующем разделе этого исследования мы поймем, что раз­личные ориентации локалистов и космополитов в сфере личных от­ношений можно интерпретировать как функцию достижения влия­ния разными способами. В данный момент достаточно заметить, что докалисты пытаются вступить в многочисленные личные отношения, тогда как космополиты находящиеся на точно таком же статусном уровне, явно ограничивают круг этих отношений.

Участие в добровольных организациях

Рассматривая способность к общению у локалистов и космопо­литов, мы подвергли исследованию их позиции по поводу неформаль­ных личных отношений. А что можно сказать об исполняемых ими ролях в более формальных органах социального контакта — добро­вольных организациях?

Как можно предугадать, оба типа влиятельных людей связаны с большим числом организаций, чем рядовые жители. Каждый влия­тельный человек космополитической ориентации в среднем являет­ся членом восьми организаций, а локалистской ориентации — шес-

* Шекспир У. Гамлет, принц датский. — Полное собр. соч. — М.: 1960. — В 8 т., т. 6, с. 26. — Примеч. пер.


ти. Это позволяет сделать следующее предположение: чтобы обрести влияние, космополиты чаще пользуются организационными канала­ми, тогда как локалисты в целом предпочитают личные контакты.

По отношению к организациям полностью можно применить вы­вод, сделанный нами по отношению к способности общения: каче­ственные данные гораздо поучительнее, чем количественные. Дело не в том, что на космополитов приходится больше организаций, чем на локалистов. Даже если тщательное исследование подтвердит это впечатление, то оно все же не выявит стратегических организацион­ных различий между ними. Дело скорее в том, что они принадлежат к организациям разного типа. И, повторяю, эти различия подкрепля­ют все то, что мы узнали о двух типах влиятельных людей.