МУЖСКОЕ И ЖЕНСКОЕ СОЗНАНИЕ 2 страница

ГЛАВА IV

ДАРОВАНИЕ И ГЕНИАЛЬНОСТЬ

Приступая к изложению этой главы, я считаю не лишним предпослатьнесколько предварительных замечаний. Делаю я это во избежание всякихнедоразумений, которые могут возникнуть, благодаря самому разноречивомупониманию сущности гениальности со стороны различных писателей. В ряду этих замечаний первое место должно быть отведено вопросу осоотношении между гением и талантом и о полнейшем разграничении этих двухпонятий. Широкая публика этого различия не признает. Для нее гений являетсятолько высокой или высшей степенью таланта. Подчас под гением понимают лицо,совмещающее в себе целый ряд всевозможных талантов. В крайнем случаедопускают существование между ними промежуточных ступеней. Подобноепредставление совершенно превратно. Действительно, мы различаемразнообразные степени гениальности, тем не менее эти степени ничего общего сталантом не имеют. Человек может с первого дня своего рождения обладатьярким, сильным талантом, так, например, математическим. Этот человек всостоянии без малейшем труда усвоить самые сложные разделы этой науки. Нодля этого ему совершенно не нужно обладать гениальностью, которая вполнеидентична оригинальности, индивидуальности. Она же - условиеизобретательности. И наоборот, существуют высокогениальные люди, которые необладают никаким значительным талантом. Примеры: Новалис, Жан Поль. Итак,гений совершенно не является какой-либо степенью таланта. Оба понятия - двенесоизмеримые, совершенно различные категории, между которыми лежит целыймир. Талант - наследственное, подчас родовое имущество (семья Бахов), генийже не переходит по наследству. Это имущество не родовое, а индивидуальное(Иоганн Себастьян). Посредственность, легко поддающаяся ослеплению, а посредственностьженщины в особенности, совершенно не отличает блестящего ума от умагениального. Женщины не понимают гениальности, хотя на первый взгляд моглобы показаться иначе, на самом деле ее половое тщеславие вполнеудовлетворяется всякой экстравагантностью, которая выделяет мужчину средиокружающих его людей. Драматург для них то же, что артист, между художникоми виртуозом они не делают никакого различия. Блестящий и гениальный ум, поих мнению, два совершенно тождественных понятия: Ницше для них - тип гения!Однако все, что только жонглирует причудами ума, всякое изящество духа неимеет даже отдаленного сходства с истинным духовным величием. Великие людиcерьезно ставят проблему своего "я" и вдумчиво относятся к окружающим ихвещам. Но они делают это не с целью казаться одаренными в наиболееподходящий момент, а с целью быть таковыми во любое время. Люди. которыетолько сверкают своим умом, лишены духовного благочестия. Это все лица,которые далеки от искреннего и серьезного интереса к окружающему, так каквопрос о сущности бытия не в состоянии ими овладеть, лица, у которыхпобуждение к творчеству вяло и мимолетно. Все силы их сосредоточены на том,чтобы мысль их искрилась и сверкала, как блестяще отшлифованный алмаз, ноони совершенно не стремятся к тому, чтобы она что-нибудь освещала! Этовполне понятно, так как они всегда думают только о том, что "скажут" другие- соображение, которое далеко не всегда заслуживает уважения. Есть люди,которые в состоянии жениться на женщине, лишенной для них всякойпривлекательности, исключительно лишь потому, что она нравится другим. Иподобные же "браки" люди очень часто заключают и со своими мыслями. Я говорюздесь об одном авторе, который отличается злобной, грубой, оскорбительнойманерой писать: ему кажется, что он рычит, как лев, на самом деле он тольколает. К сожалению, кажется, что и Фридрих Ницше в своих последнихпроизведениях особенно отчетливо выделяет именно то, что, по его мнению,сильно должно было бы задеть и шокировать людей (насколько он во всемостальном стоял неизмеримо выше упомянутого уже писателя?). И он наиболеетщеславен именно там, где проявляет столь сильное невнимание и пренебрежениек человеческому роду. Это тщеславие зеркала, которое с настойчивым упорствомтребует признания: "смотри, как хорошо, как беспощадно я отражаю!" Вмолодости, когда человек чувствует свою полнейшую неустойчивость, каждыйстарается укрепить свое "я" тем, что набрасывается на других, но лишь однанеобходимость заставляет великих людей быть страстно-агрессивными. Это неони являются подобием молодой лисы, ищущей драки во что бы то ни стало, илимолодой девицы, которой нравится новый туалет только потому, что он всостоянии возбудить зависть среди ее подруг. Гений! Гениальность! Каких только чувств не вызывает у большинствалюдей этот феномен! Беспокойство, ненависть, зависть, недоброжелательство,жажда унизить! Сколько непонимания - и вместе с тем сколько подражания! "Какон харкает и как он плюет". Отрешимся от всего псевдогениального с тем, чтобы перейти кистинно-гениальному и к высшим проявлениям его. И в самом деле: с чего бы ниначиналось наше исследование, неисчерпаемое богатство и глубина содержанияэтой темы представляет исследователю полнейший произвол в выборе исходнойточки. Рассмотрение отдельных качеств, принимаемых нами за признакгениальности, обрекает наше исследование на непреодолимые трудности: все этикачества до того тесно связаны между собой, что изучение каждого из них вотдельности не дает и не может дать нам общего представления. При подобномспособе изучения этого вопроса нам грозит двоякое зло: с одной стороны мырискуем преждевременно выдвинуть конечные результаты нашего исследования сдругой - изолированное изучение каждого признака в отдельности можетзаслонить от нас целое. Все высказанные соображения о сущности гениальности носят илибиологически - клинический характер или характер метафизический. В первомслучае люди с забавной самоуверенностью утверждают, что незначительныепознания в этой области дают нам вполне надежный ключ для объяснения самыхсложных психологических проблем, во втором случае метафизика с высоты своеговеличия взирает на гениальность с тем, чтобы включить ее в свою систему.Если же эти пути не ведут к достижению всех целен этого исследования, тообъяснения этого прискорбного явления следует искать в природе этих путей. Постараемся вникнуть в то, насколько великий поэт глубже и прочнеевселяется в души людей, чем человек среднего уровня. Следует только подуматьо том необычайном количестве характеров, которые создал Шекспир или Эврипид,о бесконечном разнообразии типов, нарисованных в романах Золя. Генрих фонКлейст создал два совершенно противоположных типа: сначала Пентезилею, азатем - Кетхен фон Гейльбронн. Фантазия Микельанджело воплотила образы Ледыи дельфийской Сибиллы. Иммануил Кант и Иосиф Шеллинг произнесли самоевдумчивое и правдивое слово об искусстве, а вместе с тем только оченьнемногие люди уступают им в области изобразительного творчества. Необходимо прежде всего понять человека для того, чтобы познать иизобразить его. Для того же, чтобы понять человека, нужно иметь какое-либосходство с ним. Необходимо быть таким же, как и он. Только тогда можно изобразить иоценить поступки людей, когда все психологические предпосылки, вызвавшие тотили иной образ действий, известны нам из собственных переживаний. Понятьчеловека - значит носить его в себе. Надо уподобиться тому духовному миру,который хочешь постигнуть. Поэтому плут великолепно понимает только плута,простодушный - простодушного, но он никогда не в состоянии понять плута.Позер видит объяснение поступков людей только в позе и вернее поймет другогопозера, чем наивный человек, существование которого кажется в свою очередьпозеру неправдоподобным. Словом, понять человека - значит быть этимчеловеком. Из всего сказанного нужно было бы вывести заключение, что каждыйчеловек лучше всего понимает самого себя. Но это ошибочно. Ни один человекне в состоянии самого себя понять. Для этого субъект познания долженодновременно фигурировать в качестве объекта, иными словами, человек долженбыл бы выйти из рамок своего собственного духовного мира. Это так женевозможно, как невозможно объяснить универсальность. Для объясненияуниверсальности следует найти точку, лежащую вне пределов ее, а этопротиворечит понятию универсальность. Если бы кому-нибудь выпало на долюпостичь себя, тот мог бы понять всю вселенную. Дальнейшее изложение покажет,что в этих словах кроется глубокий смысл, что это - не одна толькопараллель. В этой стадии нашего изложения следует считать доказанным, что понятьсвою глубочайшую, истинную природу человек не в состоянии. Это бесспорныйфакт: мы можем быть поняты только другим, но никогда себя постичь не можем.Этот другой несомненно должен обладать некоторыми чертами сходства с нами,хотя во всех других отношениях может далеко отличаться от нас. Эти чертысходства являются предметом его исследования, и в результате он в состояниибудет познать, отразить, понять себя в нас или нас в себе. Понять человеказначит - быть этим человеком и вместе с тем быть самим собою. Но, как видно было из приведенных примеров, гений объемлет в своемпонимании гораздо большее количество людей, чем средний человек. Гете будтобы сказал о себе, что нет того порока и преступления, к которому он не питалбы некоторой склонности и которого он не мог бы вполне понять в какой-нибудьмомент своей жизни. Гениальный человек сложнее, богаче. Он - личностьмногогранная. Чем больше людей человек вмещает в своем понимании, тем онгениальнее, и следует прибавить, что тем отчетливее, интенсивнее отражены внем эти люди. Слабое, лишенное яркости отражение духовного мира окружающихлюдей не приведет его к созданию сильных, могучих образов, охваченныхпламенным порывом. Его образы будут бледны, без мозга и костей. Творчествогения всегда направлено к тому, чтобы жить во всех людях, затеряться в них,исчезнуть в многообразии жизни. В то время как философ стремиться найтидругих людей в своем собственном духовном мире, свести их к единству,которое неизменно будет его собственным единством. Природа гения - природа Протея, но эту природу не следует, как ибисексуальность, представлять себе беспрерывно действующей. Даже величайшемуна свете гению не дано одновременно, скажем, в один и тот же день, постичьвсех людей. Духовное богатство и широта постижения раскрываются у человекане сразу они проявляются в процессе постоянном развития всей его сущности.Получается представление, что они появляются по мере истечения определенных,закономерных периодов, эти периоды по своему характеру являются различными.Они никогда не повторяются в той форме, и каждый последующий периодпредставляет собою, так сказать, высшую фазу в сравнении с прошедшим. Нетдвух моментов индивидуальной жизни, которые были бы совершенно похожи другна друга. Между позднейшими и прежними периодами существует только то жесоответствие, что и между гомологичными пунктами высшего и низшего оборотаспирали. Отсюда совершенно понятно, что многие выдающиеся люди еще в юностинамечают себе план своего произведения, затем готовая таким образом мысльостается долгое время в течение зрелого возраста без разработки и только вглубокой старости снова приступают к осуществлению раз задуманного плана:это все различные периоды, по очереди выступающие в их жизни, исполненныесамого разнообразном содержания. Эти периоды существуют у всех людей сразличной степенью интенсивности, с различной "амплитудой?" Так как генийвмещает в себе с ослепительной яркостью большинство людей, то "амплитуда"каждого периода будет находиться в полнейшем соответствии с богатствомдуховного содержания человека. Поэтому даровитые люди еще в детстве нередкослышат от своих воспитателей упрек в том, что они "из одной крайностивпадают в другую". Словно они делают это из собственного удовольствия!Именно у выдающихся людей подобные переходы носят характер ярко выраженногокритического переживания. Гете как-то говорил о "повторной зрелости" ухудожников. Его мысль неразрывно связана с нашей темой. Именно периодичность гения с его резкими переходами способна объяснитьнам, почему у него годы величайшей продуктивности сменяются годамиполнейшего бесплодия, годами, когда он ни во что себя не ставит. Большетого, когда он склонен психологически (не логически) превознести любогочеловека над собою: так как его мучает воспоминание о творческом периоде, ав особенности, какими свободными в сравнении с ним кажутся ему люди,лишенные этих мук! Насколько порыв восхищения сильнее у гения, чем усреднего человека, настолько беспощаднее его подавленность. У каждоговыдающегося человека существуют подобные более или менее продолжительныепериоды, исполненные ужасающего отчаяния в самом себе, бесконечных мыслей осамоубийстве. Он не относится безучастно к окружающей жизни: многие предметывозбуждают его внимание и интерес. Они несомненно явятся предметом будущейжатвы, но непосредственно не влекут к творчеству и не манят могучими,ослепительными тонами, как в периоды продуктивной деятельности. Словом нетбури. Это времена, когда гений, продолжающий все-таки свое творчество,неизменно слышит: "Как он пал! - "Как он выдохся!" - "Как он повторяется!" ит.д. Не только само по себе творчество, но и другие качества гения, а такжематериал, над которым он работает, дух - исходный пункт его творчества, -все это подвержено смене и резкой периодичности. Временами он болеерасположен к рефлексиям и научной деятельности, а временами кхудожественному творчеству (Гете), то его внимание сосредоточено на культуреи истории человечества, то оно снова возвращается к природе (сравните"Несовременные размышления" и "Заратустру" Ницше) Он то мистичен, то наивен(примеры этого дали нам в новейшее время Морис Метерлинк и Бьернсон). Да, дотакой степени велика в выдающихся людях "амплитуда" периодов, когдараскрываются многообразные стороны их существа, когда в их духовном "я"последовательно проходит с интенсивной яркостью целый ряд людей, чтопериодичность эта находит свое выражение и внешним образом. Этим я объясняюто весьма странное явление, что у людей одаренных выражение лица гораздочаще меняется, чем у посредственности, что в различные моменты их лицо нераспознаваемо. Для того стоит сравнить портреты Гете, Бетховена, Канта,Шопенгауэра в различные периоды их жизни! Количество всевозможных выраженийлица какого-нибудь человека можно принять за критерий его дарования. Люди,неизменно сохраняющие одно и то же выражение лица, стоят очень низко винтеллектуальном отношении. Физиономиста поэтому не удивить, что особенностьлюдей, проявляющих в общении с себе подобными все новые черты и темзатрудняющих возможность высказать какое-либо суждение о них, ярко иотчетливо отражается на внешнем выражении их лица. Весьма возможно, что развитое здесь, поразительное суждение о учениибудет отвергнуто с глубоким возмущением на том основании, что исходя изнего, мы с необходимостью должны признать за Шекспиром всю пошлостьФальстафа, низость Яго, грубость Калибана. Тем самым мы как будто унижаемморальное достоинство великих людей, приписывая им понимание всегоотвратительного и мелкого. И следует признать, что согласно этому взглядувсе великие люди, действительно, исполнены многочисленных, самых сильныхстрастей и низменных влечений (подтверждением чего, впрочем, могут служитьих биографии). Однако, этот упрек не основателен. Это ясно станет по мере дальнейшегоуглубления в сущность разбираемого вопроса. Пока же я замечу, что толькоповерхностное размышление могло сделать такое заключение из приведенныхпредпосылок, мне представляется более, чем вероятным, что они приведут нас кдиаметрально-противоположному выводу. Золя, столь хорошо понимающий мотивыубийства из страсти, тем не менее ни одного подобного убийства не совершилбы сам, а именно потому, что в нем таится еще так много другого.Действительный убийца этого рода является жертвой своей страсти, в художникеже, изображающем его, искушению противится все богатство его духовного мира.Это духовное богатство и есть причина того, что Золя знает этого убийцу изстрасти лучше, чем этот убийца знает самого себя, но познать он в состояниибудет только тогда, когда он лично испытает на себе всю силу влечения убийцыотсюда - художник стоит лицом к лицу с искушением, с полной готовностьюподавить и защититься от него. Таким образом одухотворяется преступноевлечение в великом человеке, возносится в степень мотива к художественномутворчеству, как у Золя, или к философской концепции "радикального зла", каку Канта, а потому не толкает его на путь преступного деяния. Из огромного числа возможностей, присущих высоко- одаренным личностям,вытекают весьма важные последствия, возвращающие нас к развитой нами впрошлой главе теории генид. То, что мы включаем в себя, мы замечаем сбольшей легкостью, чем то, чего мы не понимаем (будь это иначе, немыслимобыло бы никакое общение между людьми они большей частью совершенно не знают,как часто они друг друга не понимают). Гений же, который значительно большепонимает чем обыкновенный человек, будет также и больше подмечать. Интриганбез труда заметит человека, сродственного ему. Страстный игрок сразузаметит, когда другой чувствует сильное влечение к игре, в то время, как тоже обстоятельство ускользнет совершенно от внимания прочих людей. "Der Artversiesht du dich besser", - говорит вагнеровский "Зигфрид". Относительно жеболее одаренного человека было сказано, что он поймет каждого человекалучше, чем последний самого себя, при том предположении, что он кроме этогочеловека вмещает в себе нечто большее, точнее, если он воплощает в себеэтого человека и его противоположность. Двойственность является необходимымусловием восприятия и понимания. Примером служит психология, которая навопрос. что является решающим условием сознания, "самоотрешения", ответит:контраст. Если в мире все решительно было бы серо, то люди совершенно лишеныбыли бы представления цвета, не говоря уже о понятии цвета. Шум, полныйоднообразных звуков, легко вызывает сонливое состояние в человеке:двойственность (свет, разъединяющий и различающий вещи)- вот причинабодрствующего сознания. Потому никто не в состоянии себя понять, хотя бы он всю жизньбеспрерывно и зорко следил за собою. Человек же всегда может понять другого,с которым он, правда, сходен, но сходство это не исчерпывает всех сторон егодуховного мира. У него столько же общего с его противоположностью, сколькообщего у последней с ним самим. В этом подразделении лежат наиболее выгодныеусловия понимания: вышеприведенный пример Клейста. Итак, понять человеказначит - иметь в себе этого человека и его противоположность. Для того, чтобы дойти к сознанию одного только члена какой-нибудь пары,человеку необходимо вместить в себе целый ряд противоположных пар. Этоположение вполне подтверждается физиологическими доказательствами учения оцветовом ощущении глаза. Я приведу здесь только всем знакомое явление, чтосветовая слепота простирается на оба дополнительных цвета. Человек, лишенныйспособности воспринимать красный цвет, не воспринимает также и зеленого, сдругой стороны, нет человека, воспринимающего голубой цвет и одновременно нереагиругощего на желтый цвет. Этот закон вполне приложим и к областидуховной жизни человека: это основной закон всякого сознания. Например,человек жизнерадостный сильнее поддается удрученному состоянию, чем человекуравновешенный: меланхолика может спасти только могущественная, сильнаямания. У кого чувство тонкого и изящного столь сильно развито, как уШекспира, тот скорее других воспримет и поймет, как некоторую опасность длясебя, всякую отвратительную грубость. Чем больше типов и их противоположностей объединяет в себе человек, темменее ускользнут от его внимания (так как за пониманием следует способностьвосприятия) активные и пассивные действия людей, тем глубже он проникает вих помыслы, истинные желания и чувства. Нет гениального человека, который быне был великим знатоком людей. Значительный человек озирает с первого разасамые отдаленные тайники души человека и он нередко готов тотчас же датьполную характеристику его. Среди большинства людей каждый проявляет определенную, более или менееразвитую склонность к какому-либо предмету. Этот прелестно знаком с миромптиц и мастерски различает их голоса, а тот с самого утра вперил свойлюбовный пристальный взгляд в окружающие его цветы, одного потрясаютнагроможденные друг на друга теллурические осадки, и звезды мелькают передним в виде радушного привета, и только (Гете), - другой застывает в каком-тобезотчетном предчувствии от веяния холодного ночного звездного неба (Кант).Иные находят, что горы безжизненны, и чувствуют себя околдованнымибеспрерывно переливающимися морями (Беклин), а другие ровно ничего ненаходят в этом непрекращающемся движении и ищут удовлетворения подвозвышающей властью горных громад (Ницше). Совершенно также каждый, дажесамый простой человек, находит в природе нечто такое, что его больше всегопривлекает, по отношению к предмету своего влечения, чувства его становятсяострее и восприимчивее, чем ко всему прочему. Как же гениальному человеку,который в идеале вмещает в себе духовную сущность всех людей, не впитать всебя вместе с их внутренним миром все их склонности и разнообразноеотношение к окружающему. Не только всеобщность духовной сущности человека, но и всеобщностьестественно природного начала пустила в его душу прочные глубокие корни. Он- человек, стоящий в самых близких интимных отношениях к вещам. Всепривлекает его внимание, ничто от него не ускользает. Он в состоянии всепонять, вместе с тем его понимание обладает особенной глубиной уже потому,что он может каждый предмет сравнить с самыми разнообразными вещами ипровести между ними соответствующее различие. Он лучше других измеритпредмет и укажет его надлежащие границы. Все это с яркой отчетливостью исилой отражается в сознании гениального человека. Отсюда несомненно и егочувствительность является наиболее утонченной. Ее не следует смешивать с тойчувствительностью, которую односторонний взгляд приписывает художнику, когдаговорит об остроте зрительного восприятия у живописца (или у поэта) или обутонченности слуховых органов у композитора. В последнем случае подчувствительностью понимают чрезвычайно утонченное развитие сферы чувственныхощущений. Мера же гениальности определяется не столько чувственной, сколькодуховной восприимчивостью к различиям. С другой стороны эта восприимчивостьи направлена преимущественно внутрь. Таким образом, гениальное сознаниенеизмеримо далеко отстоит от стадии гениды. Оно обладает сильнейшей яркостьюи наиболее отчетливой ясностью. Гениальность является здесь некоторойстепенью высшей мужественности, а потому-то Ж и не может быть гениальной.Это является вполне последовательным применением вывода предыдущей главы,что М живет сознательнее, чем Ж, к результатам, полученным нами в настоящейглаве. Отсюда - общее положение: гениальность идентична более общей, апотому и высшей сознательности. Но интенсивная сознательность достигаетсяпутем неизмеримого количества противоположностей, которые вмещает в себявыдающийся человек. Потому универсальность является характерным признаком гения.Гениальности в какой-нибудь специальной области - нет. Нет ниматематических, ни музыкальных гениев. Гений - универсален. Можно датьследующее определение гения: человек, который все знает, не изучив ничего.Под этим "всезнанием", естественно, следует разуметь не какие-либо теорииили системы, по которым наука распределяет факты действительности. Сюдатакже не подойдет ни история войны за испанское наследство, ни опыты,произведенные над диамагнетизмом (?). Точно также цвет воды при облачном илилучезарном небе художник познает, не знакомясь предварительно с принципамиоптической науки, и вовсе не нужно особенно углубляться в учение очеловеческом характере для того, чтобы создать законченный цельный образчеловека. Чем даровитее человек, тем больше он самостоятельно думал овсевозможных предметах и, таким образом, выработал себе определенное личноеотношение к ним. Теория о гениях-специалистах, с точки зрения которой позволительноговорить, например, о "музыкальном гении, невменяемом во всех другихобластях", опять-таки смешивает понятия талант и гений. Музыкант если ондействительно велик, может на языке, указанном ему особого рода талантомего, быть столь же универсальным, так же совершенно охватить внутренний ивнешний мир, как поэт или философ. Таким гением был Бетховен. Вместе с темон может вращаться в такой же ограниченной сфере, как посредственный ученыйили художник. Таков был Иоганн Штраус, которого называют, к нашему великомуизумлению гениальным, хотя его живая, но очень ограниченная фантазия исоздала прелестные цветы. Итак, повторяю, существуют различные таланты, ноодин только гений, может выбрать себе определенний талант, чтобы в этойсфере развивать свою деятельность. Есть нечто общее у всех гениальных людейкак таковых, как бы сильно не различались между собой великий философ ивеликий художник, великий музыкант и великий скульптор, великий поэт ивеликий творец религиозной догмы. Талант, этот медиум, при помощи которогораскрывается истинная духовная сущность человека, играет менее значительнуюроль, чем это привыкли думать. Его значение большей частью переоценивают втой узкой перспективе, в которой, к сожалению, так часто производитсяхудожественно-философское исследование. Не только различные оттенкидарования, но характер и мировоззрение не расходятся соответственно границамразличных искусств. Эти границы как бы стираются, и для непредубежденногоглаза получаются самые неожиданные сходства. Вместо того, чтобы копаться впоисках аналогий в истории музыки или вообще в истории искусства,литературы, философии, можно смело сравнить, например, Баха с Кантом, КарлаМарию Ф. Вебера с Эйхендорфом, Беклина поставить наряду с Гомером. Подобноеисследование не только выигрывает в смысле огромной плодотворности его, нооно приносит неизмеримую пользу глубине психологического анализа, отсутствиекоторой так болезненно ощущается в трудах по истории искусства и философии.Вопрос о том каковы те органические и психологические условия, которыепревращают гения то в мистического духовидца, то в великого рисовальщика,должен остаться в стороне, так как существенного значения для данной статьион не имеет. Эта гениальность, которая при всевозможных различиях, часто оченьглубоких у различных гениев, всегда остается неизменной и которая, как мывыше указали, везде и всюду проявляется, совершенна недосягаема для женщины.В одном из последующих отделов я подвергну рассмотрению вопрос о том, могутли существовать чисто научные и практические гении, а не толькохудожественные и философские, тут же я замечу, что следует весьмаосмотрительно награждать людей эпитетом "гениальный" - положение, которое досих пор совершенно не соблюдалось. Мне еще представится случай доказать, чтоженщина должна быть признана не гениальной, если мы хотим постигнутьсущность и понятие гениальности. Тем не менее несправедливо будет упрекатьизложение в том, что оно по отношению к женскому полу выдвинуло произвольноепонятие и объявило это понятие сущностью гениальности с той целью чтобысовершенно исключить из нее женщину. Здесь можно вернуться к соображениям, высказанным в самом начале главы.Женщина не проявляет никакого понимания гениальности, за исключением разветого случая, когда оно направлено на живого еще носителя ее. Мужчина,наоборот, питает к этому явлению то глубокое чувство, которое с такойяркостью и увлекательностью описано Карлейлем в его до сих пор еще малопонятой книге "Hero-worship" (Почитание героев). В этом почитании героев ещераз сказывается та особенность, что гениальность тесно связана смужественностью, что она является идеальной, потенциированноюмужественностью. Женщина лишена оригинальности сознания. Последнее оназаимствует от своего мужа. Она живет бессознательно, муж сознательно,сознательнее всех гений.

ГЛАВА V

ДАРОВАНИЕ И ПАМЯТЬ