Живопись и графика Дауда Оздоева
То, к чему так долго и так неотвратимо шло Ингушское искусство в веках, вновь и вновь, словно Феникс, возрождаясь с пепелищ истории, неизменно стремясь в своем высоком служении духовности выразить всю боль и все величие судеб древней и вечно юной земли ГIалгIайче, нашло сегодня одно из ярких своих воплощений в творчестве Дауда Оздоева.
Достойный преемник лучших традиций европейского и национального реалистического искусства, Дауд Оздоев один из тех, кто своими творческими исканиями, нравственным самостояньем, верностью идеалам гуманизма укрепляет веру в человека, в будущее мира.
Появление этого художника в культурном пространстве России в преддверии нового века и нового тысячелетия знаменательный факт, зримое свидетельство нерасторжимости, глубинности связей духовности, единства и взаимопронизанности мирового художественного процесса.
Многотруден и неоднозначен путь Оздоева в искусство.
Дауд Оздоев родился в 1959 году в Казахстане, в селе Алексеевка Целиноградской области. Вскоре, после рождения Дауда, семья его возвращается на родину в поселок Карца Пригородного района СОАССР. В детстве, не проявляя особенного интереса к рисованию, увлекался больше художественным чтением и спортом. И уже, будучи 15-летним подростком, пришел он в художественную школу.
Здесь и произойдет встреча Дауда с Н.М. Сухиновым, которая предопределит всю его творческую будущность. Заметив незаурядные способности мальчика, педагог, сам талантливый художник (выученик тбилисской школы), много и успешно работает с ним. Всего через год обучения в мастерской Сухинова, в 1975 году Дауд участвует в республиканской художественной выставке в г. Орджоникидзе и получает Диплом «За лучшую работу» за живописное полотно «Призыв», о чем писала газета «Молодой коммунист». Серьезный успех в первой же большой выставке укрепляет юношу в мысли стать профессиональным художником и после окончания средней общеобразовательной школы в 1977 году, по совету своего наставника, едет в Ленинград.
Оздоев Д. «Священная груша»
Но на вступительные экзамены в Академию художеств им. Репина, куда он первоначально намеревался поступить, Дауд опоздывает. Не обескураженный этим обстоятельством, полный восторга от встречи с величественным городом Петра, где из каждого камня глядела на него история, плененный им (впоследствии петербургская тема не раз прозвучит в его творчестве), он с жадностью окунается в художественную жизнь культурной метрополии.
Оздоев Д. «Зимний пейзаж с деревом»
Весной 1978 года его забирают на срочную военную службу. По возвращении из армии, через два года, возобновив свои творческие занятия, Оздоев посещает художественную студию Суворова, где под руководством этого авторитетного педагога-художника (ученика М. Ларионова) проявляется у него редкий дар рисовальщика, о чем свидетельствует мощная графическая культура созданных в те годы серии рисунков «Наброски танцующего», акварели «Гапурчик» и др. Тогда же, несмотря на ограниченность средств, он берет частные уроки у других мэтров реалистической живописи.
В 1984 году профессиональные искания сближают Оздоева с известными мастерами Санкт-Петербургской школы Т.К. Добровольской и Н.Г. Лебедевым, которые сыграли огромную роль в дальнейшем творческом становлении молодого художника. Именно с этого времени начинает раскрываться во всей своей многогранности талант Оздоева. Продолжая совершенствоваться в живописном мастерстве, Дауд пробует себя в скульптуре, делает успехи в области пластики малых форм. Особенно значительны его достижения в доминирующем на этот период в его творчестве графическом искусстве. Замечательные акварели «Натюрморт с подсвечником», «Павловский пейзаж» – характерные работы этого времени.
Оздоев Д. «Осень»
Но истинными учителями Оздоева являются великие мастера прошлого. Много лет постоянно копируя работы художников Ренессанса, представленные в собраниях Эрмитажа и Русского Музея, тщательно изучая их манеру, шлифует художник свою технику, доводя ее до совершенства.
Масштабность дарования, преданность избранному делу, необычайное трудолюбие позволили Оздоеву самостоятельно овладеть высокой профессиональной культурой.
Начавшаяся в СССР перестройка, апогей которой пришелся на 1990 год, резко меняет общий фон художественной жизни страны. Художники получили, наконец, возможность свободно выставляться и знакомить со своими произведениями зарубежного зрителя.
Работая теперь с огромным творческим подъемом, за короткий срок Оздоев напишет многочисленные произведения в масляной и акварельной технике: пейзажи, портреты, натюрморты. Среди них высокохудожественные полотна «Ущелье реки Ассы», «Натюрморт с вазой и котом», в которых художник предстает во всем блеске зрелого мастерства. В это же время написан и «Портрет матери».
Оздоев Д. «Ущелье реки Ассы»
В начале 90-х Оздоев начинает успешно выставляться в Санкт-Петербурге.
Трагические события на родине 1992 года потрясли художника. Он откликается созданием ряда графических работ. Начинает одновременно работу над несколькими большими живописными картинами, посвященными теме Родины.
Картина-аллегория «Священная груша» – повествует о скорбных событиях в судьбе народа. Воплощая тему национальных бедствий: глобальной катастрофы 1944 года, поставившей на край гибели ингушский этнос, и 1973 года, когда тоталитарный режим вновь начисто обрубил появившиеся было ростки национальной культуры и, затмившей все пережитое, трагедии осени 1992 года – художник все же полон веры в будущее своего народа.
Ствол дерева спилен, но тысячелетние корни остались в земле. Они дадут жизнь новым побегам. Вновь возродится гордая ингушская культура. Жив дух народа и пребудет вечно.
Оздоев Д. «Рассвет»
Тема национального возрождения будет продолжена художником в монументальном полотне «Ингушетия», работа над которым завершится в 1996 году. Под торжественной, увенчанной прекрасными цветами и всем богатством даров ингушской земли, Триумфальной Аркой Священного Храма Тхаба-Ерды стоит первый Президент Республики Руслан Аушев в нарядных, белых с золотым, национальных одеждах, при традиционном ингушском оружии, высоко держа Государственный Флаг. При всем живом сходстве портретного образа и модели художник не ставит цель передать правду характера (здесь нет прямого психологизма, не дается «жизнеописание»), но монументализируя образ, наделяет его возвышенными чувствами и чертами былинного героя – защитника народного.
Уходящая вглубь картины панорама – сколажированные пейзажные фрагменты – суть символы тысячелетней национальной культуры. Вдали видны очертания Священной горы Мятлом, ближе различима архитектура древнего Буру и юного Магаса. В правой стороне от Мятлома, словно ступени, ведущие в небо, стоят на уступах скалистых гор удивительнейшие творения рук человеческих - величавые башни Вовнашке, чуть ниже, стрелой вознесшаяся одинокая боевая башня. И затем, уже совсем ясное, что можно рассмотреть малейшие детали, изображение храма Тхаба-Ерды, этого ингушского Парфенона.
Наверное, невозможно дать более высокую оценку произведению искусства, чем почитание его как национальную реликвию. «Ингушетия» – художественный символ вновь обретенной государственности.
С дивной силой воспел художник в «Кавказкой легенде» благословенную красоту родного края. Открывающийся пейзаж кажется фантастикой. Пиршество красок, великолепие живописных форм, артистизм рисунка, – все поражает воображение зрителя в этой картине. Природа, представшая во всей грандиозности своего бытия, во всем торжестве своего величия, будто взывает человека к присутствию духа.
В 1994 году художник несколько месяцев живет в США, выставляется в двух галереях: «DIZAIN-ART» (Хьюстон) и «WEB-GALERY» (Кросби), где его искусство встречено с живым интересом и имеет большой успех.
В 1996 году вместе с другими петербургскими художниками Оздоев выставляется в Финляндии и ФРГ. Огромен успех его произведений и в этих странах.
Но на родине мало кто знает о художнике и его творчестве.
И вот, готовившийся к очередной творческой поездке в США, Оздоев получает официальное письмо из Ингушетии. Художника приглашают выставиться.
Незамедлительно выезжает он в Назрань.
Трудно описать то действо, что протекало в залах Государственного музея изобразительных искусств в г. Карабулак в те ноябрьские дни 1996 года.
Ликовала вся художественная Ингушетия.
Трудно было сдерживать волнение Мастеру.
А ведь позади были выставки в престижных галереях мира, успех, признание, известность...
Так триумфально для ингушского зрителя и самого художника завершилась 20-летняя творческая одиссея Оздоева.
Вдохновленный встречей с отчей землей, создает он новые совершенные произведения.
В жанровой композиции «Старинная мелодия» творческое воображение художника переносит нас в античную Ингушетию. Перед нами предстает чудесный осенний пейзаж, освещенный заходящим солнцем. Тема картины раскрывается через образ матери, Мадонны, этого вневременного идеала искусства, исполненного в самом правдивом, глубоко национальном его звучании. Одежда, аксессуары персонажей остро актуализируют национальную действительность далекого прошлого. Глубина художественной мысли, гармония пластических форм, колористическое мастерство - все призвано передать высокое представление о душевной красоте человека. Тонким лиризмом проникнута вся атмосфера картины.
Картина «Прометей» посвящена памяти мыслителя современности, поэта и художника А. Хашагульгова. Темы ключевого мифа человеческой культуры вечны и не меняются со временем. Вечно противостояние Мрака и Света, Лжи и Истины, Плоти и Духа, Толпы и Гения.
Раскрывая тему постоянства памяти, не случайно обратился художник к хрестоматийному образу Мцыри Лермонтова.
«Мцыри» Оздоева – это образ человека, не смогшего забыть Родину, презревшего все опасности и лишения на пути к ней; глубоко страдающего в критический момент своей жизни, но не потерявшего внутреннего величия души.
Картина полная трагической экспрессии, аллегорическим языком отражает известные события 1992 года.
Впервые в национальном изобразительном искусстве историческая тема разработана по существу в «Битве за Назрань» («Нана-Наьсарен даьнна оарц»), не как иллюстрация факта, а во всей художественной полноте.
Сюжет этой композиции взят из истории становления Назрани. Динамичная, драматически напряженная сцена развернута на фоне панорамы окрестностей Назрани. Запечатлен момент, когда ингушские воины, возглавляемые легендарным народным героем Орцха Карцхалом, начали теснить полчища врагов. Священен гнев защитников Назрани, стойки и едины они перед лицом опасности.
Живые индивидуальные образы определяют художественную выразительность произведения, глубину его содержания. В исторической достоверности событий убеждает тщательная выверенность костюмной атрибутики, оружия, доспехов воинов.
В процессе подготовительных работ к картине были сделаны многочисленные эскизы и этюды, целью которых было выявить специфику особенностей ландшафта местности. Среди них замечательная акварель «Старая мельница», живописная картина «Мечеть в Барсуках».
Всеохватывающей, проникновенной любовью к отчизне, благоговейным преклонением перед ее историческим прошлым звучит тема картины «Чудесный источник Ховра-хий».
Спокойно, величественно развертывается панорама ландшафта – комбинированные мотивы местности расположения источника, легенда о котором и легла в основу замысла произведения. В чертах и одеяниях двух всадников-воинов, сопровождаемых собаками, что изображены в центральной сцене композиции, узнаваемы образы далеких предков ингушей. Особое возвышенно-поэтическое настроение полотна передает гармонию жизни человека и природы.
С удивительным художественным чутьем воссоздана этнографическая сторона жизни давно отошедшей эпохи. Через максимальное совершенство исполнения деталей одежд, снаряжения, конского убранства, художник стремится передать искусное мастерство ремесленников прошлого.
Колорит построен на соотношениях теплых желто-охристых, золотистой травы и холодных, изображенных в глубине, голубовато-синих гор. Завораживает внимание зрителя алые плоды шиповника и барбариса на переднем плане.
Лаконизм и выразительность изобразительных средств придает классическую ясность композиции. Тончайшие светотеневые моделировки подчеркивают динамику красочной фактуры, привносят в изображение особую остроту.
За время пребывания на родине, в результате постоянных натурных штудий, художник сумел создать правдивый «портрет» ландшафта равнинной и горной Ингушетии. С глубоким проникновением дух родной земли запечатлевает художник неповторимую красоту и своеобразие мотивов национального пейзажа. Каждая работа, будь то этюд, эскизный набросок или законченное полотно, несет в себе ощущения свежести и непосредственности восприятия окружающего мира. Полнота и цельность видения природы, умение почувствовать и верно передать ее различные состояния делают картинные образы Оздоева живыми фрагментами действительности.
Достижения художника оценены по достоинству, в 1998 году Оздоеву присвоено высокое звание «Народный художник Ингушетии».
Высока энергия творческого воздействия произведений мастера. Глубинен и духовен мир его художественных образов. Подлинностью обаяния «живой» живописи, светлостью духа творца притягивает к себе искусство Оздоева.
Пожелаем же художнику новых творческих высот!
Сновидение и думы
"Наперекор крикам злобы и зверствам мы старались сберечь в своих сердцах воспоминания о спокойном, беззаботном мире, о заветном холме, об улыбке на милом лице".
А. Камю
Чем больше всматриваешься в эти картины, тем обнаженнее становится собственная душа. Вспоминаются слова Метерлинка о прирожденной невинности души, ее непричастности к человеческим порокам и преступлениям. Впечатление волшебства, сказочного сна. Человек здесь – дома. Высокая поэзия души, покинутая нами, но не покинувшая нас, при встрече с прекрасным вновь дарует нам веру в неизбежное спокойствие человека.
«Лунная ночь» – перед нами лицо Вечной Ночи. Мир, освобожденный от дневной суеты, от делового фанатизма дня, предстает в своем настоящем виде: бескрайний, светлый, скорбный... Чарующая картина родного пейзажа разрешена художником в задумчивом колорите меланхолии. В причудливых очертаниях холмов, в тенях, отбрасываемых мягким лунным светом от стогов сена, в ручье, сбегающем откуда-то сверху, в одиноком деревце, застывшем в стороне – везде и во всем присутствует незримый, но осязаемый дух природы. Стихийное веяние космического пронизано элегическими мотивами. Трагические тона тьмы приглушены. В мудрой тишине, в священной уединенности всматриваемся в загадочные глаза жизни... Получим ли ответ? Дано ли нам узнать правду? Ночь хранит свою тайну.
У Дакиева редкий дар сочетать конкретность с эфемерным. Стремление предельно интеллектуализировать образ связано с тяготением художника вообще к темам большого, обобщенного смысла.
В картине «В горах. Башня» на выступающем фоне гор мы видим огромную величественную башню, занимающую почти всю картину и маленькие, едва намеченные черным, две человеческие фигурки, поднимающиеся к ней.
Цельная пространственная организация картины, блестящее решение колорита говорят об органичности образного видения художника. Картина выполнена в светлых, оттененных золотистых тонах. Прекрасно передана свето-воздушная среда: свет пронизывает и объединяет все части изображенного. «Говорящие» позы фигурок выражают внимание, удивление увиденным. Задумчиво-созерцательное состояние природы усиливает значительность переживаемых героями чувств. Контрастностью объемов художник как бы противопоставляет вечное – преходящему, далекое, ушедшее – сегодняшнему дню. Тема преемственности поколений актуализируется антиномией бесследности и памяти, мгновенья и протяженного. «Человек живет не в природе, а в истории», – заметил Б. Пастернак.
Башня здесь самостоятельный художественный образ, символизирующий непреложную связь между тайной жизни и тайной искусства. Оторванный от родных корней, от времени, томимый тоской по «дому», человек ищет дорогу к своему очагу, дорогу в еще не родившийся вчерашний день...
Картины Дакиева, проникнутые духом современности, передают ее тревожное мироощущение. Напряженно-внимательный взор художника обращен к миру человеческой души. Состояние отчужденности и сознание трагического одиночества проходят сквозными мотивами почти во всех его картинах.
Обращаясь к темам неживописного происхождения, художник разрешает их живописными ассоциациями. Пейзажи Дакиева – это изображение чувствуемой мысли. Передавая эмоциональные, интеллектуальные переживания героя, он усиливает их моментами психологизма.
Особое значение Дакиев придает цвету. Убедительное выражение ощущения, переживания мотива он ставит в зависимость от точности цветовых соотношений в изображаемом.
Так, нарастающий драматизм в «Красной горе» передан благодаря умению художника образно решать в цвете. Цветовые диссонансы – суть различно-множественные состояния мира – переходят в устойчивый консонанс, рождая ощущение постоянно длящегося глубинного страдания. Сложная метафоричность образа, который соединяет в себе эпическое и лирическое начала, тянет за собой ассоциативную цепочку скорбных видений. Красные пятна на теле поверженного Человека-горы – следы человеческих преступлений. В конце XX века Природа и Человек изнемогают под грузом цивилизации... «Красная гора» – символическая картина трагической вины, посчитавшего себя мерою всех вещей на Земле.
Особенностью каждого художника, его метода, его идейные, эстетические принципы всегда зависят от тех задач, которые ставит перед нами его время. Работы Дакиева, отмеченные высокой степенью индивидуальности, своеобразием художественных решений, отличаются особой наглядностью художественного отражения действительности. Дакиевым найден необходимый художественный ориентир. Сформирован свой эстетический принцип: все понять и все принять. Мир еще не кончен, а значит, коль скоро он не завершен, человек может и должен искать дальше сущность и смысл, почву и свет человеческой жизни,
«Домик у пруда». Влекомый тоской по красоте и власти духа, художник возвышенного, Дакиев, уводит нас в мир мечты. Необыкновенная чистота красок, лучезарность видимого вносит в нашу мрачную действительность какую-то внутреннюю праздничность. Светлые, нежные тона создают мажорное настроение. И, кажется, что каждого из нас где-то ожидает такой домик у пруда, лодка, оставленная у берега, и самое чудесное, – это розовая зовущая даль – мечта...
Пролагатель пути
Творчество выдающегося ингушского поэта и художника Али Хашагульгова – явление необычное, уникальное в мире современного искусства.
Поэт-самородок и художник-самоучка, в смысле школы, пришедший ниоткуда, он поражает стихийной мощью и органической цельностью своего удивительного дара.
Хашагульгов А. «Некрополь»
Более трех десятилетий, начиная с первых своих творческих шагов, будучи искусственно отторженным от своего потенциального читателя и зрителя, Али Хашагульгов пребывал в национальной культуре экстерриториально. Все эти годы художник отстаивал свое право на свободное сознательное творчество, являя собой пример гражданского мужества и высокой духовности. Сегодня, когда культурное пространство становится все более открытым, стал наконец возможным выход мастера к своим современникам. За последние несколько лет состоялись первые выставки художника в Москве. Чуть раньше (после 1985 года) начали выходить его книги и уже успели стать библиографической редкостью. Но в целом, пока остается сожалеть, что представлена только малая часть того, что создано этим удивительным художником слова и кисти.
Живопись Али Хашагульгова, как и вся его поэзия, посвящена одной большой теме – теме Родины. Большинство картин художника – это пейзажи. Все они связаны с горной Ингушетией, где художник часто и подолгу жил.
Хашагульгов А. «Ночь»
«Дыхание гор» – так называется экспозиция настоящей выставки, в которой представлено свыше 100 живописных произведений автора. Все работы входят в один из живописных циклов, над которым художник работал все последние годы. Вообще цикличность – это характерная особенность как живописного, так и поэтического творчества Хашагульгова. Наверное, все богатство мыслей, чувств, ощущений художника не может быть передано в каком-то одном конкретном образе, мотиве и поэтому выливается каждый раз в могучие, вдохновенные симфонии красок и звуков.
Хашагульгов А. Из серии «Дыхание гор»
Живопись для Хашагульгова – это возможность сотворчества с природой, сопереживания с ней. Краски нужны природе, чтобы творить, созидать – точно так же использует их Хашагульгов. Художник ищет смысл живописи не в цвете и не в линии, но находит этот смысл в правде видимого им и ослепляет красотой этой правды. Он дает возможность увидеть горы так, как никто другой и никогда не видел их до него. Он стремится передать не только и не столько стихийную силу первобытной природы, а скорее лиризм материи, материнство земли. Природа как бы сама раскрывается нам в своей внутренней жизни, в своих интимных переживаниях, в своем историческом содержании.
Впечатление, будто эти каменные гряды живут, растут, мыслят – подобно живым существам. В напряженнейшем переживании полноты бытия художник дает тему творчества природы во всем ее космическом размахе.
Хашагульгов А. Из серии «Дыхание гор»
В образной системе Хашагульгова переплелись фантастика и действительность, глубочайшая архаика и современность. Несомненно, своим творчеством Хашагульгов расширяет мир возможностей изобразительного искусства. Через бессмертие природного духа он провозглашает бессмертие национального.
Пожалуй, Хашагульгов один их немногих в живописи, кто сумел понять горы, кто приблизился к ним настолько, чтобы почувствовать их плоть и обнажить ее. Чувство красок и художественный инстинкт никогда не изменяют живописцу. Он одинаково чувствует и тяжесть плоти камня, и тающую мягкость облаков. У него все говорит: облака, камни, деревья, башни, черные зевы пещер. И все движется, поет, переливается. Необыкновенная светоносность красок, подвижность цветовой поверхности создает впечатление игры света. В богатстве сложных ритмических отношений, в пульсирующей активности цвета, в декоративно-абстракт-ной аранжировке проявляется стремление художника к слиянию красочных и звуковых гармоний. Хашагульгов синтезирует в своем творчестве бытийные начала природной стихии. Он видит природу в ее непрерывном становлении, в ее постоянной динамике. Художник живых чувств, виртуоз колора, он дает жизнь краскам столь естественную, столь свободную, что нигде не замкнутый мир его картин предстает как царство непосредственной эмоции. Образное видение художника, пропущенное через призму мифо-поэтической эстетики, «оприроднено» настолько, что чувственная сторона живописи достигает своего апофеоза.
Правда Духа
Поэт – один...
Райнер Мария Рильке
Несколько поколений, выброшенных из исторического времени, разрушение гражданских, национальных начал, стихия произвола, культурное одичание – и через этот хаос духовного небытия к нам пришло сильное и страстное слово поэзии Али Хашагульгова, зовущее к человеческому присутствию, благоговению перед жизнью.
Поэт приходит в мир уже присутствующим, принадлежащий тому, что мы называем тайной бытия, и принимая себя в своем нечеловеческом происхождении, чуждый мелкому эгоистическому существованию, он бесконечно верен одной лишь жизни, одному лишь бессмертию.
...Варфоломеевская ночь не раз бросит
еще тень на пророков жизнь.
Но силу духа жутью не убить.
Не из догм ад и рай известны нам...
Возвращение к истине неминуемо в силу самого устройства бытия – истина не может существовать вне человека, а если так, то главное для художника «суметь не исказить голоса жизни». (Б. Пастернак).
Проблема «поэт и время», «поэт и власть» стоит извечно; избежать государственных притязаний, быть «обязанным Отечеству лишь правдой», – задача, оказывающаяся выполнимой лишь для немногих, весьма немногих.
В годы глухого молчания, почти тридцать лет работая «в стол», Али Хашагульгов сумел сохранить уникальную самобытность своего поэтического дара, остаться верным гуманистическому предназначению поэзии, гражданскому бескорыстию. Нужно обладать нечеловеческой волей, особой духовной, творческой вооруженностью, чтобы преодолеть себя, свое историческое время и, поднявшись над ним, нести миру человеколюбивую, всеосвобождающую правду духа.
Творчество Али Хашагульгова, чудесным образом явленное нам, остается заповедным местом для современной философской, лингвистической, этической, литературоведческой мысли.
Понимание языка, лежащее в основе поэзии А. Хашагульгова, самым непосредственным образом перекликается с сакраментальными вопросами: «Находимся ли мы исторически в нашем здесь бытии, у истока? Ведома ли нам сущность истока, внимаем ли мы ей?» (М. Хайдеггер), – как никогда остро стоящих перед людьми, перед обществом.
Явление поэзии А. Хашагульгова собственно в ингушской литературе представляет чрезвычайный момент не только внутри самой литературы, но и национальной культуры в целом – это, по сути, момент зарождения традиций, отход от специфически русской почвы.
В лице поэзии Хашагульгова, неповторимо своеобразной в своей национальной специфике, неожиданно для современников (неожиданно из-за робости ожидания, неверия в собственное национальное), вдруг заговорил, материализовавшись, ингушский дух, непозволительно долго дремавший.
Хашагульгов закладывает в основание творческого поиска художника новый художественный код – язык как самосознание культуры. Это, прежде всего, глобальная постановка проблемы символа, вскрывание внутреннего содержания слова – демиургийной силы имени (мир – как имя).
Вводимые в литературный обиход целые лексические пласты опосредствуют отвлеченный язык бесконечно большого, изначально присутствующего в народном сознании, подпитывающийся его глубинными интуициями.
Широта художественных исканий, обращенность к ценностным проблемам бытия, подлинно народный характер поэзии А. Хашагульгова поднимают ингушскую литературу на общечеловеческую высоту, ставят ее в ряд самодостойно существующих литератур.
И все же приходится с горечью констатировать, что творчество Хашагульгова не стало еще в полной мере достоянием читателя, не освоено им. Готовые к изданию рукописи множества его книг десятилетиями пылятся на полках издательства. Ингушский читатель лишен того, что ему кровно принадлежит, автор – читательской аудитории. Ситуация абсурдна! Но как бы там ни было, ни царящее тупоумие, ни всеоковывающий страх, породивший глухоту времени, не способны заставить жизнь перестать быть жизнью. Она «в глубинах своих, в своих подземных течениях осталась и всегда будет прежней с жаждой настоящей правды, тоскующей о правде; жизнь, которая, несмотря ни на что, имеет же право на настоящее искусство, на настоящих писателей». (Б. Шаламов).
Эта статья, бесспорно, всего лишь слабая попытка дать сколько-нибудь серьезную оценку творчеству А. Хашагульгова. Информативная емкость прочтения художественных творений зависит от их рассмотрения в контексте всего творчества писателя. В отношении же Хашагульгова такая возможность сегодня отсутствует. Не представляется возможным дать и внутритекстовый анализ, что очень важно для понимания художественной специфики произведений А. Хашагульгова, в силу невыработанности в ингушском языке самодостойного понятийного аппарата для такого анализа. Думается, национальная критика, обретя в будущем профессионализм, скажет еще свое веское и значимое слово об этом выдающемся таланте современности.
Итак, как начиналось творчество поэта? Как становилось его поэтическое мастерство? Чтобы ответить на эти вопросы нам нужно вернуться в конец 50-х годов – время, явившее надежды на политическое обновление 1/6 части мира. Ингуши с нетерпением ждут возвращения домой. Спецпереселенцам уже разрешено относительно свободное передвижение по стране. Но только не в сторону Кавказа. Семья Хашагульговых, несмотря на строжайший запрет, тайно выезжает на родину. По дороге, в поезде 14-летний Али пишет поэму «Возвращение на Родину». Подросток детской душой пытается запечатлеть всю чудовищную жестокость и несправедливость содеянного с народом. Позже, в 1963 году, в деле «особо опасного государственного преступника Хашагульгова» детская поэма будет фигурировать как основное доказательство его «преступной деятельности». Поэта приговорят к 4-м годам лишения свободы. Поэма и другие накопленные к этому времени рукописи бесследно исчезнут в КГБ.
Так, у порога тюрьмы начинал свой путь в Поэзию Али Хашагульгов. Всю безмерность трагизма дикой эпохи поэт воплотит в своих последующих произведениях. Летописью безвременья станут стихотворные циклы «Стихи из-под грифа» («Грифа кIалара стихаш»), «Стихи, написанные в тюрьме» и примыкающий к ним общностью идеи крупный цикл «Время виселицы» («ТангIалкха ха» – «Сердало», 1991, №№ 9, 10, 11). Все три цикла образуют единый лиро-эпический комплекс. Высокий байронически гражданственный пафос, глубинный психологизм, исполненность человеческим значением определяет силу их художественного воздействия. Трудно поверить, что автор этих стихов – юноша, едва вступивший в жизнь – столь высоко его поэтическое самосознание, глубока продуманность гражданского мировоззрения.
СВИДЕТЕЛЬСТВО
Фамилию, имя, отчество надписав,
ему повесили на грудь дощечку,
сфотографировали.
– Это свидетельство твоей смерти, - сказали ему.
– С сегодняшнего дня и вечно,
под грифом “секретно”
имя твое станет тайной.
Отныне никто из живущих
тебя не увидит.
Не будут знать даже, что ты был.
– Это свидетельство моей жизни, - подумал он.
– С сегодняшнего дня и вечно
я буду в будущем жить.
(“Свидетельство”. Подстрочный перевод).
МИР
– На две части раскололся мой мир, – сказал он.
– По одну сторону – я, по другую – враг.
Посмотрим, увидим, кто победит.
Враг силен. Это он сделал эти стены, замки, цепи.
У него есть оружие, злоба, жестокость, ложь, коварство.
А у меня что? Нежное сердце, юное тело,
горячая любовь, правдивое слово.
Посмотрим, увидим еще – кто победит.
(“Мир”. Подстрочный перевод).
Решающим фактором формирования личности поэта явилось глубокое осознание ирреальности происходящего. Время стремилось заставить человека забыть о том, что он человек. Трудно сказать, было ли в человеческой истории время, более сложное для служения искусству. В атмосфере отсутствующего культурного пространства, всяческого извращения человеческих смыслов, не могло пребывать что-либо нравственно-чистое. Все было обречено на немоту.
ХУДОЖНИК
Только две краски на твоей палитре сегодня:
белая и черная
Черная – судьба – удел твой,
белая – вера – надежда.
Смешиваешь ты их, рождается новый цвет.
Цвет стен, тебя окружающих,
цвет одежды на тебе – серый цвет.
(Подстрочный перевод).
Но песнь Хашагульгова не стала унылой песнью узника. Тюремные стены не смогли оторвать мысль поэта от мира. И именно в этой обращенности к миру, примиренности с миром, в своей мудрой любви ко всему живому поэт не досягаем для отчаяния, обиды. Стоически перенося физические страдания, муки одиночества, он сознает изначальную трагичность мира, вечное противостояние антагонистических сил – Добра и Зла. Жуть тюремного бытия не застилает для него светлые начала жизни. Биологическая природа преодолена творческим воображением. В пустынной вечности камеры беспрерывно возникают образы живой природы, освещенные внутренним светом души героя, незыблемостью его веры в святость предначертанного человеку, неутолимой жаждой жизни. («Тополь, держащий солнце», «Цветы», «Запах дождя», «В ином мире»).
Поражает стихийная, естественная мощь лирического голоса Хашагульгова, и в оковах цепей проникновенно поющего жизнь. Трогателен образ в стихотворении «Листочек» («ГIа»), передающий внутреннее величие поэтической души, ее несломленность во мраке заточения.
Ему показалось сегодня
будто железные прутья в окне зацвели.
Зеленая бабочка с прозрачными крылышками
Проникла сквозь щель.
(Подстрочный перевод).
Самопроизвольно зарождающиеся языческие мотивы безмерно расширяют поэтическое пространство. Образы античных, библейских мифов у Хашагульгова перерастают в символы, носители вневременных идей («Прометей», «Крест»). Необыкновенно сжато, гармонически воплощена идея тернистости подвижнического пути в стихотворении «Окошко».
Сосредоточенное философствующее слово поэта требует особого пытливого внимания от читателя.
Всего лишь с тетрадный лист
было окошко.
Но каждый день
на нем висело
распятое солнце.
Кровью исходило
тело солнца,
а на груди человека
отсвечивался крест.
(Подстрочный перевод).
Обобщая исторический опыт человечества, художник последователен в своем утверждении беспредельности человеческого духа. Идя вслед за своими великими предшественниками в прошлом, он противоставляет тираническому произволу безвременья могущество духовного. Показывая всю разрушительную силу антинародного государства, Хашагульгов сознательно вводит тему исторического бессилия человека. «Никто не был для другого человеком. Зло торжествовало». («Пирамиды»).
Само название цикла «Время виселицы» указывает на состояние подвешенности героя. С огромной трагической силой воспроизведены страшные в своей обнаженности картины действительности. Прорывающиеся ноты отчаяния не диссонируют с общим стоическим пафосом стихов, лишь глубже передают всю боль и всю безысходность страданий человеческой души. Изображая триумф сил зла, рисуя все оттенки существующей пошлости, поэт все же неизменно оптимистичен в своей непоколебимой вере в торжество правды и свободы. Вечно горит на земле солнце свободы. Об этом стихотворение «Песня про Мордовию» («Мордовех дола илли»), которое написано в 1964 г. в застенках Мордлага:
...ХIай, Мордва, Мордва, – набахтений мохк!
Даим латт хьа лаьтта молха сира дохк.
Даим лег хьа лаьтта ховха кегий нах.
Топаш яьлча хоз-кха: «Боже! Я-АллахI!»
Топаш яьлча хоз-кха делха селасат...
ХIайя, Мордва, Мордва, – миллионий боарз.
Эшалургбац хьона дега уйлан низ.
Хьа бухьа тIа кастта, аламбекъа мо,
урагIхьоргья байракх къамий къовсамо,
урагIхьоргья байракх, мукъле къоабалъеш,
массанахь а лаьтта керда вахар деш.
Исполнилось вещее слово поэта. Поднято знамя свободы! Но донесем ли мы его до конца, закалила ли нас достаточно горечь поражений 44-го, 92-го гг.? Осознаем ли мы, живущие сегодня, всю ответственность за будущее ингушского народа.
Распахнутой пастью Сфинкса стоят эти вопросы перед нами. Где взять силу, чтобы выстоять?
В послетюремный период в мучительных раздумьях о судьбах времени, о судьбах поколения, поэт обращается к историческому прошлому родины. В стихотворении «Эбане» образ башни олицетворяет собой духовный строй предшествовавших поколений, их мировосприятие, их стремление и чаяния. Легшая в основу стихотворения легенда-быль рассказывает о далеком прошлом, полном трагических событий, о беспримерном мужестве и самоотверженности ингушских женщин, которые не имея возможности уйти от неприятеля, вместе с детьми бросались в бездну пропасти, чтобы не испытать позора рабства.
Хьажал, дIа ягIа
Эбана гIала
Байракх санна...
Цу тIара ахка ихаб
ГIалгIай ноаной
Шоай берашца,
Лаьй ца хилар духьа,
Есараш ца хилар духьа,
Мукъабалар духьа.
Хийла цун гIапа тIа
Лаьттав со цхьаь
Уйлане ваха...
Ма хала хиннад-кха
Мукъа ваха,
Мукъа вала...
Главную сущность идеи стихотворения составляет не только и не столько историческая тема, а намеченный наряду с ней мотив трагедийности сознания современности. Свободолюбию предков, их верности нравственному долгу бытия противоставляется безволие, бездумность поколения, порабощенного государством.
Показывая пропасть между прошлым и настоящим, художник стремится пробудить в современнике гражданские чувства. Самодовлеющие гражданские мотивы в поэзии Хашагульгова определяются историческим временем, животрепещущими проблемами эпохи, характеризуемой отчужденностью от национального, потерей исторической памяти.
Особое место в дальнейшем творчестве А. Хашагульгова займет пейзажная лирика. Цикл «Страна гор» («Лоаме», 1978-1983 гг.), вышедший отдельной книгой в 1985 году, счастливое воплощение монументального великого через конкретное малое. Непосредственность впечатлений, переживаний, свежесть языка, моментальная точность импрессионистских зарисовок являет нашему взору знакомые с детства, бесконечно дорогие сердцу ингуша образы страны гор.
КIайча шифона ткъам санна
Iоулл бердах шовда.
Лакхера лоама дукъ сийна
ира аьрша ов да.
(Къоалам хьакхаб анайисте,
баьддеш йиIий цацкъам).
Укхаза – массе а метте –
хьалха даьхад са къам...
Величественно просто дан здесь образ Родины. Прозрачность стиха рождается чистотой и строгостью очертаний, органическим единством идеи и образа. Поэтическая речь приниженно буднична, нетребовательная рифма звучна своей естественностью. Поэт не сочиняет, не привносит себя, когда это не является внутренней необходимостью. Рисуя непосредственно наблюдаемые им факты, узревая тайным даром их поэтическую суть, он являет обычное окружающее нас волнующе-высоким.
Хашагульгов, живописуя природу, одновременно одухотворяет ее человеческим началом, обнаруживает кровную связь человеческого сердца и природной стихии. Чувство узнает себя. Радостно, удивленно вдруг понимаешь ты, что именно здесь, среди отрогов этих древних гор, в стенах и поныне гордо высящихся башен, стояла твоя колыбель, зачинался твой род.
Стихи словно причащают читателя к святому и великому таинству первобытия, рождая у него ответное благодарное чувство светлой всеохватывающей любви к Отчизне.
В стихотворении “Вблизи Галми” (“ГIалми йисте”) воспевается вечность красоты, героические будни предков. Прошедшее и настоящее настолько живо переплетено, что и природа предстает перед нами в своем первозданном, нетронутом виде.
Укхаза шовда мела
ийттаб, йоах, гIал...
Берда тIа яьгIай гIала -
гIалгIачун гIал.
Укхаза а вай даьхад
кхычахьа мо...
Хьогделча – е ахк мийнад
вай, чаIа мо
наьрташа е орстхоша...
Философия Хашагульгова вытекает из самого поэтического созерцания. Яркий пример тому стихотворение «Ненастье» («Йоачан»), где природное явление превращается в символ человеческих чувств.
Необыкновенно сильное впечатление производит стихотворение «БIаргаяйра хьона хьанз...» – тщательно отшлифованная поэтическая миниатюра несет в себе материал для глубоких размышлений. Разграбленный храм, разрушенные могильники, камни, заросшие мхом, следы костров являют картины поруганности бытия. Законна здесь скорбящая грусть поэта.
БIаргаяйра хьона хIанз хьай даьй гIала...
Цу чу баь
кIомала фаччагIа сенна бола
бовна бIи...
Малхара кашара арадоагIа
аьпа эр...
ГIалан керан корга тIе дагIа
кера кер...
Дейха элгац... Iов тIа баьнна кхерий...
Хатараш
туристо даь... Яьгача цIерий
хьаттараш.
Мировоззрение, сложившееся при сопряжении европейской и народной культур, предопределило характер творческих исканий Хашагульгова, его поэтический кругозор. Глубоко сознавая высокое назначение поэзии, не только в контексте сегодняшнего дня, но и вообще в человеческой истории, он формулирует ее задачи в своем программном стихотворении «Мой стих» («Са стих»), выразившем всю органичность литературных и жизненных исканий поэта.
Са стих –
пхьор доацаш багIарашта – пхьор е марта.
Са стих –
мохк боацаш бахарашта – мохк е мата.
Са стих –
боацачарна – къовсам, бувца наьна мотт.
Са стих –
баьцачарна – тешам, бувша зизай мотт...
Са стих –
хозача кхалсага чухьакха качмат...
Са стих –
Маьтлоама чхарах вийхка латта Пхьармат.
Поэзия Хашагульгова явилась воссоединяющим звеном в прерванной связи духовных традиций народной культуры. В его творчестве мы можем наглядно проследить проблему существования языковой картины мира у человека. Поэт расшифровывает законы времени, как бы доставая и показывая истины, сокрытые в непереваренном прошлом. Мировидение художника, изначально близкое языческой концепции мира, особенно ярко выражено в больших лирико-символических стихотворениях, почти поэмах «Праздник Солнца» («Маьлха цIей»), «Стихи, написанные в Лейми» («Лейме язъяь стихаш») («Утро гор», 1988, № 3). Автор, посвященный в закон названности, в своих философских поисках уходит вглубь к интимным корням, первоистокам народного самосознания.
Даьлаша кхелла лоамаш
Сигала мара кхачац,
ХIаьта са даьй – гIалгIай –
Малхага кхача гIийртаб,
Цудухьа яьй цар гIалаш,
БIарг ца кхоача вIовнаш...
ВIов – къонахчун яхь, денал, сий,
Цун Маьлхацар бувзам, цо Малхаца буа безам.
ВIов – сура кий, саь кур, курхарс,
ГIалий сук, истара муI, Iада саькх...
ВIов – малхаца дIаув дега цIера ала,
Iамала алам, текъама цIе цIогIа.
Собственный словарь поэта, выходящий за рамки действующего актива языка, определенно сложен для понимания современного читателя. Здесь мы сталкиваемся с общими глобальными проблемами, стоящими перед нашей национальной культурой, емко выраженными самим поэтом в другом большом философском стихотворении «К сыну» («ВиIийга»).
Малав хой хьона хьа да?
Хаций?
Цунна шийна а хац ше малав.
ЦIи йолаш вац из.
ГIала йолаш вац из.
Мохк болаш вац из.
Мотт болаш вац из.
В языке народа сосредоточена вся его духовность. Сегодня же пространство его постижения несвободно. Потенциал языка остается нераскрытым. Но должен сработать закон вечного внутреннего возрождения. Душа хочет узнать себя, хочет суметь назвать узнанное.
«Творение зодчества, – пишет М. Хайдеггер, – храм ничего не отображает. Посредством храма бог пребывает в храме. Бог изображается не для того, чтобы легче было принять к сведению, как он выглядит: изображение – это творение, которое дает богу пребывать, а потому само есть бог. То же самое и творение слова».
Ингушская башня – ВIов – «памятник служению» Богу, «неистовый крик моленья» страждущего духа. Ставя перед собой задачу возродить, оживить миф, поэт, перевоплотившись в языческую стихию, безраздельно сжился с ней духом. Отсюда безмерное «оприроднение» лирического героя. Символика вступает в полные права. Заданный своей телесно-духовной формой, человек соотнесен со всем космосом.
«...Страсть человека в том, чтобы осуществиться. Но осуществиться можно лишь в пространстве языка, его свободы». (М. Мамардашвили).
Поэзия Али Хашагульгова – это начало освоения большого пространства, начало пути...
Тамашийна низ
Поэт. Малав из? Мичара воалл из? Мичара волалу? Мишта отт цун кхоллама никъ? Кхычарна ца гу хозне бIаргайоврцеи? Цецвоале цун тамашнех, из ювца гIертачеи? Е кхоачара хиле шедолчунна, боча дегаца адамий бала, адамий ираз шийна тIаэцарцеи? Хьанна хов из? Бакъда, белгга цаI ала йиш я поэт мелволчох – уж багIац лаьтта «духхьал бахар духьа», шоай тайпара хул «цар вахар, валар, цар уйлаш, цар наькъаш, цар кхел, цар тоба».
I985-ча шера Шолжа-гIалий тIарча зарбанче арадаьлар «Лоаме» цIи йола, еррига бIаь совгIа йоккха йоаца стихотворени юкъеяха книжка. Автор вар: Iаьла Хашагульгов. Дешарашта (дукхагIчарна) цу хана духхьашха яйзар из цIи. «Лоамен» тIехьарча оагIон тIа еннача лоаццача аннотаце тIа белгалдора: «Укх книжках “Лоаме” аьнна цIи тиллай. Цун бахьан да укханна юкъеяха стихаш (дукхагIъяраш) Лоамех язъяь хилар… Цудухьа кхыча темаех йола произведенеш автора укх сборника юкъейоалаяьяц…»
Тараяцар «Лоаме» тIара стихаш хьалха йовзаш хинначарна. ГIалгIай супа Даьхе – Лоаман мохк эггара хьалха байзача санна хеталу уж йийшача. Хеталу лоаман бухь баьккха лакхера Iочухьежаш латташ санна…
Кхоачашде аттагIчарех дац «Лоамен» авторо шийна хьалхашка увттаду декхараш а. Къаьгга довзийт цо уж «Са стих» яхача стихотворенеца…
Са стих –
пхьор доацаш багIарашта – пхьор е марта.
Са стих –
мохк боацаш бахарашта – мохк е мата.
Са стих –
боацачарна – къовсам, бувца наьна мотт.
Са стих –
баьцачарна – тешам, бувша зизай мотт…
Са стих –
хозача кхалсага чухьакха качмат…
Са стих –
Маьтлоама чхарах вийхка латта Пхьармат.
«Лоаме» хувцабалийтар гIалгIай литературах бола кхетам, йийлар керда лоархIамегIа йола цун оагIув. ХIаьта цу книжка тIара ха йиш яцар малагIча «кхы» темаех язъяьй Хашагульгова ший кхыйола произведенеш. Иштта ха йиш яцар Хьоашалнаькъан Татара Iаьлий кхоллама биографи цу книжкаца йолаенна йоацилга. Итташ шерашка поэта цIи къовлам билла хинналга. Стихаш бахьан, ший мохк, ший мотт, ший нах безар бахьан набахта чувелла воаллавар, дуккха кхыдар а. Из деррига а гучадаьлар вайна укх тIеххьарча шерашка, Iаьлий вахара а кхоллама цхьаццайола оагIув йовзийташ хиннача публикацех.
Поэта кхел. ХIана хул из селла бIарза, селла къиза? Хинна а йий цIаккха а цхьанне а цу тоабах волчун (хила йиш а йий?) къахетаме? Даим отт уж хаттараш поэтах дола дош хьоадича. Гаьнара да из дош, гаьнайоаккх цо уйла...
Эзар-эзар шерашка, адамий меттала «вахар» цIи йолча меттазча къайлено дунен тIа ваьлча хIане вуг саг, хьежавеш Iоажала шийлача, унзарча бIаргашка, чаккхе йоацача баьдеча наькъа тIа гIолла. Мича? Сенна? Из хац. Бакъда, укх доккхача, хозача лаьтта ше дунен чу йоаккха ха-зама дIахьош цахаддаш дог доах цо дикага, сатувс иразага. Дех Даьлагара – эзар мехкара, эзар меттала, моцагIа-моцагIа денц, – тешаш ше эрна вена ца хиларах дунен чу. Иштта диллад из сага. Сага тешамо хьалкхоаб дуне, кхеллаб безам. Из тешам ца байта, лаьттара вахар ца хадийта, кхоллара бехказлонна яйтай адамленна исбаьхьале. Йоаг цун цIи азалера денца, боадон кхерама кIал ца дуташ адамаш, низ телаш царна Iоажалца къувса, дагакхоабийташ даим мукъленах йола уйла, цунца совбоахаш вахарцара безам.
Супа да исбаьхьален ду Iамал. КIезига ба цунна хьийхараш – амма, майра. Исбахьален цIувнаш – пайхамараш, зиракаш, поэташ – боагIа уж лаьтта кIерам санна бага, шоай дегашца йийзача цIерца, яйташ адамашта сердало. Безац уж паччахьашта, кхер царех тиранаш – лира ба уж царна, хIана аьлча:
...Хьа уйла яйзача
Хьа наьха дегаш сомдаргда.
ТIаккха хьайна ма хой хьона, уж
Хьовргболга, гIовттаргболга,
Никъ лаха гIортаргболга,
Малхага бода никъ...
(«Гении»)
Цудухьа боабу уж, гIабаш етт, мехках боах. Ховргдоацаш хиннаболга – цар лар лаьттара йоае – къовлам булл цIерашта. Бакъда, цу къовсама юкъе котало юс ийшачунга. Илли хиле ткъамал доал турпала вахар, фаьлг хиле дIадода дунен чу гIолла – цецйоахаш, йоаккхий еш адамле сага сина беннача тамашнеча низах. Иштта кхоллалу поэзи...
Тахан, исторе чухь ше юхачудоагIаш, гIалгIай халкъ кхетабе гIерт хIанзалца бIаьшеренашкара ше хьабена бIаьха никъ. Ший гаьнара, гаргара селхане. ХIана аьлча, ший истори йовзарца мара оттац къаман сакхетам. Къаман уйла сомаялар, из дегIаяр айхха дувзаденна да халкъа юкъарлен вахаре исбаьхьале юкъе яларца. Кхыча дешашца аьлча, исбаьхьален произведенеш я халкъа исторен юкъе бувзам лоаттабер, шоай мехкацара, шоай лаьттацара бола наьха безам кхебер. Къаман культура юкъе лоархIамегIа йола моттиг лелаю литературас, къаьста поэзес – поэзен тIара долалу кхыдола исбаьхьален тайпаш, Iилма.
Вахар мел долча дус, хано ше кхерашта даь догамаш санна дола, дIадоа ца лу йоазонаш. Цудухьа оал из – «йоазонаш дагац». Нийслу, цхьан юкъа исторен дехко уж хьуладеш, къайладоахаш нахах. Цхьабакъда гайна-ганза сердалца юхагучадоал уж.
Иштта йовза йолаеннай вайна хIанз Хьоашалнаькъан Iаьлий поэзи. Боккха ба поэта кхоллам. Дийца варгвоацаш дукха да, кхолламхочунна карагIдаьннар. ХIаьта, укх лоаццача статья тIа са саца безам ба Iаьлий стихаех кхаь цикла тIа. Уж я 1991-ча шера, сентябрь бетта арайийнача «Сердалон» номераш тIа IотIаяьха: «Грифа кIалхара стихаш», «Концлагерера каьхаташ», «ТIангIалкха ха».
Ший беллга моттиг дIалоац цу кхаь цикло поэта кхоллама юкъе. Хьалхара шиъ 1963-1967-ча шерашка набахта язъяьй; кхолагIчунна кIал латта таьрахь да 1967-1987-гIа шераш. Чулоацамца а язъяьча хьисапаца а къоасталац уж шоайла. Цхьа тема я уж вIашкаювзар – къаман трагеде тема. Цхьа турпал ва цу стихай – заман теш хинна дIаэтта, поэта вахар.
Укхаза хьоаха ца йича ялац Iаьлий вахарца нийсъенна цхьацца йола моттигаш. Геттара зIамига волаш волавелар Iаьла стихаш язъе а сурташ дехка а. Ши-кхо шу даьнна бер долча хана, метта цамогаш уллача дас, кIораца тIаьдача пена тIа а дехкаш, алапаш хьех Iаьлийна. Вайнах СибарегIа бахийта хьалхара, эггара халагIа хинна шераш да уж. Iаьлий даьна, алапаш мара, йоазув де хацар. Язде Iаьла ше Iомавала везаш хилар. Лазаро готваь, харцле ваьлча унахочо дехаш хиннад – Сталинга письмо яздар. Ший беррига бера кхетам гулбий, кIаьнко яздеш хиннад уж письмош. Иштта волалу дуне довза хургвола поэт. Цо дешаргдолчарех хьалхара книжка – цун наьха бала.
Ший халкъа еррига а доакъазал кхетаейташ хIама хилар цун вахаре из итт шу даьнна волаш. «Пионерская правда» яхача газета тIа кхайкайир цу хана берий суртий конкурс. Iаьлас а дахьийтар цига ший сурташ. Дукха ха ялалехьа конкурса жюрегара каьхат дера кIаьнкага. ЧIоагIа раьза да тхо хьа балхашта, Москверча Сурикова цIи йолча институте чуйоагIача берий художественни школе хьаэца лаьрхIад оаха хьо, хьай каьхаташ хьадайта, йоахар цу тIа. БоккхагIчар кийч а даь каьхаташ дIадахьийтар. Кастта жоп дера. ЦIаккха а дицлургдац Iаьлийна цу каьхата тIара хьалхара дешаш: «Ввиду того, что Вы спецпереселенец, мы не можем зачислить Вас в вверенную нам... школу». Цул тIехьагIа, ткъаь пхи шу кхы а даьлча мара, басараш боккъонца юха бе дохка маганзар цунна. Цу хана денз дукхагIа стихаш язъе волавелар из.
Кхойтта шу даьнна вар Iаьла, эггара хьалха Даймехка воалаш. ТIехьагIа язъяьча «Сахьатах дола баллада» яхача стихотворене тIа поэта диллача суртах кхетаде йиш я, даьй лоамаш бIаргагуча цу дийнахьа цун дега чу лаьттар... Дийна долаш санна да из сурт...
...Iай дар из.
Кхойтта шу СибарегIа даьккха
цIабоагIар вайнах.
Берригаш а корошка латтар,
хIанз-хIанз воай Нана-Кавказ
гургья вайна хеташ.
ТIаккха цIаьхха, лоам эккхаш мо,
цIогIа даьлар цхьаннега:
«Лоамаш.! Хьажал, нах! Лоамаш!
Дай лаьтта да йода цIермашен хIанз!»
Нах корзагIбаьлар. Бераш мо гIадбахар къонахий, –
цIабоагIар уж. ХIаьта цар бераш
маьлхара дар къоаной мо...
Цар кхетадацар
шоай дай гIадбахар,
цар Даьхе
мехках балар яр...
«...Сецар кхойтта шера новкъа ена цIермашен...» Бакъда, цхьаккха хIама гунахьа доаца истори дIахо ший чарх кхестош йодар. Кхы а ворхI шу даьлча набахта вода Iаьла. «Къаман байракх гучаяьнна пхийтта шу яьяр цунна» – йоах «Грифа кIалхара стихай» турпало. Ца ховш вацар зIамига саг ше хьаэцар фу никъ ба. Дика ховр цунна бакъдар дувцачунна никъ боацилга, “ший мехка пайхамараш” ца хулилга. Ховр кхыдар а – бакъдар доацача вахар хила йиш йоацилга. Даим а вахар мел долча латташ бола къовсам – бахьан из долаш латтилга.
ХIаьта поэзи вахара мара мутIахьа яц, хIана аьлча, поэзи ше да вахар. Цудухьа хьайоагIа из дуне кхеллача хIане, вахара бакъдараш бахьан болча къовсама хьалхале лелаеш.
Къонача поэта кхетаде мегар керттердар: художник исторен хьалхашка бехктокхаме хилар. Цудухьа раьза волаш духьалвода из ший кхел-рузкъа…
Болата гIовраша дакъаш а доахаш
бохабаь дошо малх бIаргагуш арахь,
вагIа со набахта гIабаш а доахкаш,
са-сайца къамаьл деш, ха латташ гонахь.
Сенна ю гIайгIа аз, во ди да яхаш,
боацабеш накха сай, оттавеш халча,
цун мукъа зIанараш корах чулелхаш,
сай Даьхе бахьан со вагIаш халча.
(«Хьалхара стих» 1963 шу, 4 июнь, сайре).
Ах шера следственни изоляторе ваьллачул тIехьагIа 4 шу суд яь Мордлаге дIавохийт Iаьла.
Вийхка вале а сийрда я поэта уйла, тайна я вахарца. Мукъленах бола хьогам совбоах вахара тамашнеча, безамеча низо. Тешаме ва из ше хьаийцача наькъа, теш из ший иллех.
...Де мег-кха цхьаъ са къеча илле а,
ца хаде ханал хьалха ший никъ.
Эшача дийнахь, хьазилг а тIехъа,
ший бIи лорабе духьал ма отт...
(«Жоп»)
Набахта воаллаш цахаддаш болх бу Iаьлас. ЦIи яьккхача шин циклал совгIа итташ стихай книжкаш язду. Цига кIоарглу цун исбаьхьаленах бола кхетам, шерлу поэтически словарь. Поэто кхелла произведенеш тахкача, гучадоал цу шерашка цунна карагIдаьннар мел лоархIаме да ерригача гIалгIай культурана. Поэтически говзалах кхийнача художника дешо гIалгIай поэзена юкъейоалаю европейски культура философи, дунен исбаьхьален юкъара темаш, идеяш, символаш. Наьна метта юкъейоаккх керда лексика. Вешта аьлча, лакхача исбахьален даржа тIа яьннача Хьоашалнаькъан Iаьлий поэзес шерра никъ белл гIалгIай литературан йоккхача культурах кхе. Къаман литература а культура ше а кердача исторически этапа тIа ялара лард йолл.
Из хов вайна набахтара араяха вIаштIехьдаьннача произведенеш тIара. ХIаьта стихаех дукхагIъяраш надзирателашка кхоачар...
Дийнахьа шозза чухьожар, цкъазза кхозза а,
цхьаволчунгара дIайоаккхар гIаьлен юхк,
вокхангара ах цIилеторг,
гIален юхка а хьожар чу, цIилеторг а
юккъе да йоаттIайора.
Геттара корзагIбоалар хачи чета чура
е коча овна чура
каьхата йистилг е къоалама дашилг корадича.
Дашо дош чIоагIдора, хIаьта дош лира тешал дар
къовсам лерг ца хилара, дIахо
гIоргхилара, котбаргхилара.
(«Дош»)
Къе Iанз ловр Iаьлас йоазув деш хиннилга гучаваьлча, яздаьр дIадоаккхар, ше ураотта а Iовижа а йиш йоацача камере чухоавора.
Цхьаккха хIама чудала йиш йоацача оагилга чу догIан хьадж чуера.
Сахьайзар цун, сабагадера…
Аькханъяраш санна сейсар мерIургаш.
Ши метр сома
кор доаца пен бар
цуннеи догIани юкъе.
Венначул тIехьагIа а
ер юкъ мара хургьяц-кха
сонеи догIани юкъе,
хийтар цунна.
(«ДогIан хьадж»)
Тамашийна низ ба поэт вугар. Мичара ух цунна из? Сево ву из сел чIоагIа. Уккхаза хьатIакхоач вай художника кхоллама дух, маIан кхетадайтачунна. Поэта еррига гений бухъювл ше ваьча лаьттара. ГIалгIайченах доал кхолламхочун дог-са. ЦIаккха а лергбоацаш ба цун Даьхенцара безам...
Ма чIоагIа хьог-кх со, са еза Даьхе,
бIарг тоха хьох, хьо мархIайолла,
тешаш, хьа наькъа тIа, беро мо нанна,
кIаьдбенна бола сай корта билла!
Алхха хьо я-кх, укх бирсача пане,
дIоахдер са са, са уйла хьестар,
заманца товш йоаца са къона чIонда
хьоаналца хьай мукх ца юитар.
Алхха хьо я-кх, са еза Даьхе,
адам даьр сох, лебе мотт беннар,
миччахьа со хилча а Iо ца вожийташ,
сона хьай яхь, хьай денал телар...
(«Даьхенга»)
Мордовера цIавеначул тIехьагIа Iаьлас дIахо хьу ше волавенна тема. Дукха болх бу цо меттаца, дIаязбу багахбувцам. Кхолл дукха керда стихаш. ЧIоагIа хала ха я из поэта вахаре. Ши курс яьккха йиса институт чакхъяккха безам хул цун. Цкъа а шозза а хьож из Шолжа-ГIалий тIарча хьехархой институте юхаотта. ДIаэцац Iаьла. Советий Iаьдал раьза дац ше лира моастагI лаьрхIача поэта лакхера образовани хилийта. Иштта бокъо лац Iаьлийна общественни моттигашка хила, итт сахьат даьнначул тIехьагIа цIагIара аравувла, нахаца болх бе безача метте балха отта. Язъяь произведеш IотIаяьлийтацар цхьаннахьа, книжка арадаккхарах вIал дувца а дезацар.
60-гIа дола шераш чакхдоалаш латтар. Сецача, лоацаелча сан яр этта ха-зама. Бицбеннабар нах вахар мишта хул. Харцо яр кхардаш. Дийнача тIаь тIа латтар бакъдар мел лехар, паччахьа гора ца мел латтар. Кхерам бар наьха уйлашта доал дер.
...Къовладеннад лергаш, – хIама хазац царна,
къовладеннад бIаргаш, – хIама хоалац царна,
хIама хазац, хIама хоалац – аттагIа да иштта...
(«АттагIа»)
Цхьаь ва поэт. Хьалха ваьннав из ара. Замал хьалха яьннай цун уйла. Хийра ва из ший заманхошта, кхетац уж цох. Гаьна ва из царна. Цудухьа бу цо ший никъ даим а цхьаь...
Дукха уйлаш ю йоазонхочо художника дунен чухь лелаеча моттигах. «Поэти цун заманхойи», даим латг из проблема Iаьлий стихашка.
Со сенна венав хой шоана укх лаьтта, йоахар цо.
Хаций? Сона а хац. Шоаш сенна даьхкад хой шоана?
Хаций? Сона-м хов: дуне даьсса ца дита,
Со воацаш-м мегаргда лаьтта,
шо доацаш мегаргдац.
Со воацаш-м – хIама ца хозаш мара хургдац лаьтта.
ХIама юкъагIа дусаргдац шун, со вацар аьнна-м.
ХIама ца гуш мара хургдац лаьтта со ца хилча-м.
Мотт ца лебеш мара хургдац лаьтта – со воацош-м.
Шо доацаш – даьсса хургда. Цудухьа делха дезац шоана,
оашош со вийча.
(«Художник»)
Поэзе ше хIама кхоллац. Кхолладеннар кхоачаш мара дыц поэзес. Долаш долчун цIи мара яьккхац. Бакъда, из цIи яьккха яьлча мара долаш, довзаш, дусаш хилац хIама хана чу. ФуннагIа из дале а: селханара ди е хьунагIа дека оалхазар, турпала гIулакх, е дега боча хоалам. Саькха ладувгI поэта айламе мел хозача оазага. Хоалуш, гуш, хозаш, мел дар зий – цхьаккха а хийра доацаш – шийна чухь лаьце, цун духтIаваьле, из ший заманца дисте, эзе – тIаккха лувкхера санна дуненга юхакхайк поэт. ХIара заман ший бакъдараш, ший лувкхера. Да ший тур а.
ТкъоалагIа бIаь шу, хьа поэташта дика йовзац
баьций е седкъий цIераш. Бакъда царна дика хов
бушлат, баланда, барак, лагерь, статья, нараш
яхараш мо дола дешаш...
Барзкъал дукхагIа набахтенаш хийцай цар.
Зизай курсаш тийсаяц Iа-м, ткъоалагIа бIаь шу, хьай поэташта,
кIарцхалий аьшка саьргий кIорапаш тийннай...
(«КIорапаш»)
Поэт ваь зама, тIехьагIа хьох аргда «акха зама». Йовзача исторе чухь цхьаккха кхы ха яц хьоца къизалца нийслуш. Iа оттаваьча тирано, адамех оакхарий де гIерташ, дуненах жожагIате яь, дитанзар нахага ца озийташ Iазап. ХIаьта а маганзар боабе наьха тешам...
Хьа цIи йоаккхаш:
«Веллача ма воаллалва из!» – оалар наха.
«Веллача ма валларг» яр хьа цIи, сийле...
Наха баьккхар бахар хьох –
веллача валийтанзар хьо,
мел чIоагIа хьо вале а,
мел кхерам Iа тесса бале а
наьха дегашка,
нах-м тешар, цкъа, гайна-ганза шоаш хьо
дIаволларгхиларах...
(«Веллача ма валарг»)
Тиран дIавеллар... Бакъда, лаьгIбаланзар гIалгIай бала. ВIалла ше даьчох эхь-бехк ца хеташ, советий Iаьдало дIахо а лелайора гIалгIашца ший бIеха политика. Пригородни район – ГIалгIайчен дог – хьа ца луш йисар. Кхы а итташ шерашка тIалаьттача къизача, унзарча Iоткъамо алхха цхьа йокъ йитар гIалгIай культурах. Ший овлех даьккхар къам. Хир хадача дIатIаоттабир къаман мотт. Из деррига а дицдеш цхьаькха хатар хилар 1992-ча шера...
Беза мах беннаб гIалгIаша тахан оттача паччахьалкхенах. Цунца ювзаенна я-къам, культура юха меттаоттаргхиларах йола вай еррига догдоахилге.
ХIанз-м велча а хIама дац.
ХIанз-м вала а хала дац.
Кхоачашхиннад
бера хана денз
дагадаьллар, дагакхаьбар, дагакъийлар...
Теш ва се.
Къахет-кха
укх денга догдоахаш,
е ди ца гуш,
хало-харцо хьийга
Iазап-бала эза,
уйла-нигат ца хувцаш
бакъ дунен тIа дIабахарех...
Дала къайле цIенйойла цар!
Турпалаш ба уж,
гIоазота ба...
ХIанз-м вай дуне а хургда бакь...
(«Постскриптум»)
Даим а йинза я уйла, даим а яккханза я мукъле, даим а оттанза да кердадар, даим а латташ ба къовсам. Хинначох, хургдолчох уйла е, кхоана доагIача денна бехктокхаме хила тIахьех вай кхолламхочо. Саг, ГIалгIа яхилга фуд хьех.
Саг тешаве эшац Хьоашалнаькъан Iаьлий поэзех. Цунах тешаду вай воай вахаро. ХIаьта, тахан а поэта йоазонаш дерригаш хIана дац аьнна, кепатоханза да. Из иштта хилар бахьан цаI да – вай юкъарлен уйла къе хилар. ХIанз а вай кхета ца дыр керттердар: массе а хана наха эшаш мел долчул эшашагIа дар – бакъ дош долга.
ГIанд бахьан вах саг,
гIанд бахьан ла.
Эггара лакхагIа латта гIанд
аьлан дар да.
Дукха гIандаш даха деза –
дукха гIандаш хувца деза –
цунга кхача. Бакъда, гIанд –
кхыметтел, аьлан дар а –
дукха дахац – дох,
тIаккха аракхосс, когаш а лаьце.
Цхьа гIанд мара дац наха ца кьувсаш,
хIаьта а дилла а лаьтта даха дусаш –
Ван Гога «ГIанд».
(«ГIанд»)
Научно-популярное издание
Хазбиева Хава Магомедовна