ПЕРСПЕКТИВЫ ВИРТУАЛЬНОГО МЫШЛЕНИЯ
Владимир Никитин на одном из семинаров[169] как-то сказал, что виртуальное в современном мире не только доминирует, но и вытесняет идеальное. В мире идеальных сущностей, в котором мы в общем-то привыкли жить, существовали четкие границы между идеальными сущностями. Эти границы были четко институализированы и нормативно описаны. В мире виртуальном все границы размыты. В виртуальном мире институты есть, но их функции ограничены, и они не мешают перемещаться поверх границ институтов. В виртуальном мире есть конструктивное нормирование и истолковательные нормы, но они действуют ограниченно — есть ненормированные пространства, есть пространства, где нормы устанавливаются ad-hoc.
Вопрос, который мы ставим, собственно пока еще не ставился так, как ему надлежит стоять: как допустимы виртуальные представления — в мышлении-речи-деятельности индивида и в социальном мире, в самой технологическим образом реализованной виртуальной реальности и в искусственном интеллекте. От того, что мы «попали» в Интернет как виртуальный мир, наше мышление не стало автоматически виртуальным. И множество книжек про виртуальность самых продвинутых философов вводят пока только идеальные представления о виртуальности, а не собственно виртуальные представления. Виртуальность же подлежит пониманию только на новой, своей собственной онтологии — в конструктивном представлении, с точки зрения концептуальной апперцепции.
И здесь появляется очень тонкий момент различения. О нем говорит Никитин. Грамотных в мире всегда одинаковое число — что-то около 7%. При этом понимание грамотности меняется. Если раньше, в начале ХХ века это было умение читать и писать, с середины ХХ века — «физико-лирическая» грамотность или образованность, то теперь грамотность получила определение как рефлексивная грамотность. На этом семинаре Никитин ставил проблему медленного обретения нами рефлексивной грамотности, сформулированной как социальная цель в СМД-методологии.
Однако мир в это время сделал еще один шаг — в виртуальность. А в виртуальном мире уже начинает доминировать иная онтология — виртуальная, требующая иной грамотности — виртуальной грамотности, виртуального мышления — конструктивного мышления в контрафлексии, контрарефлексии и многоуровневой рефлексии на основе концептуальной апперцепции с применением «АВ»-моделирования. Контрафлексивность суть порождение сложности современного мира, который «проваливается» в виртуальность[170].
Предпониманием виртуального мышления в СМДМ является «безопорное мышление». Виртуальное мышление суть такое конструктивное мышление, которое рассматривает контрафлексию и контрарефлексию как широко используемый тип мышления виртуально грамотными. Концептуальная инаковость означает использование концептуальных представлении за пределами имманентности. Конфигуративность означает использование различных типов нормирований в их тоже нормированной взаимосвязи. В этом смысле в работе «Виртуальное управление», от которой здесь слышны только отголоски, в разделе «Виртуальное мышление» и в главе «От системного анализа к виртуальному», сделаны попытки представить такое виртуальное мышление.
Мир снова оказался в отстающих. Он стихийно путем технологического прогресса погружается в виртуальность, при этом сама виртуальность исследуется только онтически, а не онтологически. Онтический подход к виртуальности — то, что мы предъявляем структурализму как его существенную недоработку. Онтический подход к виртуальности — то, с чем мы не согласны в СМД-методологии.
Виртуальное мышление базируется на конструктивном подходе в своем онтологическом основании, на контрафлексивности и контрарефлексивности как новом типе мышления, на концептуальном способе организации мышления, на инаковости, на конструктивности онтологизации, на многомерной (многоуровневой и многоранговой) рефлексии, на многопроцессности мышления.
Виртуальное мышление как грамотность еще только должно появиться. Виртуальный опыт работы с Интернет, игры детей с компьютерными игрушками, погружение в моделируемые компьютерные виртуальные реальности не позволяют обрести виртуальное мышление, они суть порождают только виртуальные представления. Виртуальное мышление как конструктивное контрафлексивное контрарефлексивное многомерно-рефлексивное концептуально-инаковое дирекционально-позиционно-структурное нормированно-конфигуративное многопроцессное мышление «ставится» точно так же, как «ставилось» рефлексивное мышление в практие СМД-методологии. Так и в ТВ: иметь знание о контрарефлексии, теоретическое представление о контрарефлексии и обладать контрарефлексивной компетенцией мыследеятельности — это совершенно разные по глубине способности мыследеятельности.
Виртуальное мышление имеет связь с традицией — с диалектикой, с феноменологией, с Dasein-аналитикой-анализом, со структурализмом и особенно — с шизоанализом Делеза, с методологией. Однако виртуальное мышление осуществляет самый серьезный отрыв от всего предыдущего мышления, поскольку в пределах своей онтологии допустимо выходит за пределы любого доступного человеку имманентного опыта. Подобно тому, как Коперник «изъял» «человека» из центра мира, Хайдеггер «изъял» «человека» из философской проблематики, превратив ее в способ истолкования содержания бытия, структуралисты и СМД-методология «изъяли» «человека» из способа истолкования, оставив его в позиции истолкования («мыследеятельность») и в непостигаемой сущности целеуказания этой «мыследеятельности», виртуальность «изымает» «человека» из оснований, «переводя» мышление в онтологическое различие виртуальности и актуальности в позициях выражения, «переводя» мышление в конструирование через нормирование в способе этих выражений, «переводя» мышление в концептуальную апперцепцию в содержании целеуказания этих выражений, «выводя» мышление за пределы антропоцентричной телеологии — в проблему создания искусственного интеллекта.
Виртуальное мышление — трансцендированное мышление, где трансцендентальность диктуется только человеческой принадлежностью такого мышления мозгу-сознанию телесности. Однако допустимо представить себе «Матрицу» не с точки зрения физической привязанности воображаемого мира к телесности, где-то находящейся, а с точки зрения ее мыслительно-экзистенциального осуществления, как отказ от «реала» как вторичной реальности по отношению к виртуальной. В этом отказе от «реала» оказывается достижимым нетрансцендентальное, чистое трансцендентное мышление. В том, к чему неумолимо движется мир, допустимо оказаться гораздо раньше силой развития виртуального мышления. Это предполагает изменение подходов в образовании, переход от науки к конструктивизму, виртуально онтологизированную технику и технологии. Тогда такие умозрительные сущности как «шестимерный мир», «гиперпространство», «машина времени» станут теоретически постигаемыми и практическими, а не фантастическими. В этом смысле виртуальная практика появляется только в связи с теорией о виртуальности. До появления теории о виртуальности виртуальная практика суть фантастика или технологическая игрушка.
Виртуальное мышление порождает критическое отношение к современному нам мышлению как мышлению рефлексивному, но маятниково-многозадачному, притом что компьютеры уже показали человеческому мышлению одновременную многозадачность[171], понятую и реализованную как многопроцессность. Даже владеющие сегодня рефлексией умеют в своем большинстве в каждый отдельный момент времени мыслить в одной позиции: рефлексируемой или рефлексирующей. «Фоновое» осуществление контрарефлексивной нормировки и одномоментное многопроцессное контрарефлексивное мышление суть способность, которая вполне допустима к развитию как человеческая. Современные попытки исследовать многозадачность у людей, которым специально эту компетенцию не ставили в детстве и юности, это попытки исследовать неспециальным образом приобретенные способности в процессе профессиональной деятельности. Исследовать же на многозадачность нужно только мышление людей, которые имели специальное обучение и «постановку многопроцессного мышления». Более того, в исследованиях необходимо отличать маятниковую многозадачность и одновременную многопроцессность. Такая многопроцессность человеческого контрафлексивного и контрарефлексивного мышления допустимо «ставится», тренируется в детстве и юности и допустимо оказывается такой же общей способностью, какой сегодня является умение читать, писать или мыслить логически и рефлексивно.
С точки зрения ТВ «сознание» понимается лишь как процесс имманентной апперцепции. Если мы в понимание «сознания» вносим также представление о концептуальной апперцепции, требования чего содержатся в некоторых теоретических исследованиях сознания, то мы должны эти процессы теоретически же различать. В ТВ собственно полное представление о сознании мы выражали так — «сознание-концептуализация». Отсюда то, что иногда ошибочно называют «расширением сознания» в результате приема наркотиков или применения других способов достижения измененных состояний, является следствием примитивного представления о сознании как лишь об образно-творческой его деятельности — некотором эклектическом представлении, соединяющем имманентную и концептуальную апперцепцию в отношении различных структурных образов. Измененное состояние сознания стимулирует образное мышление человека, лишь до определенной степени стимулирует аналитические способности его мышления, притупляет рефлексию, ограничивает контрафлексию и совсем убивает контрарефлексивное многопроцессное мышление. Это происходит потому, что «рваная» в результате неадекватности рефлексия как единый процесс может быть усилием концентрации сознания снова «сшита» и продолжена, однако многопроцессное мышление в измененном состоянии сознания разрывает не только разные процессы внутри них, но и сопоставленность разных процессов.
При этом меняется также и наше понимание психоанализа. Основой психоанализа является различение двух типов процессов в сознании — ясно осознаваемых и подсознательных, то есть осознаваемых смутно. Если мышление некоторого человека становится многопроцессным, то само представление о сознании такого человека тоже должно меняться. Так представление о многопроцессном мышлении меняет понимание подсознательных процессов. Возникает новое представление о процессах сознания, которые временно, в силу прохождения одновременно иных более важных процессов, не находятся в активном процессе их промысливания. Так психоанализ для анализа человеческого сознания с развитым многопроцессным мышлением должен говорить уже не о подсознании как некотором одном смутном процессе, а о нескольких параллельных структурных процессах мышления, не находящихся в активном процессе промысливания, которые подвергаются многопроцессному анализу. Здесь речь должна идти о специальным образом развитом структурно-лингвистическом программировании, которое сегодня известно как нейро-лингвистическое программирование, имея дело с традиционным однопроцессным мышлением человеческого сознания.
Мы кратко опишем возникновение многопроцессного мышления. В VII-XIV веках в отношении чтения в основном религиозных текстов осуществляется переход от «чтения вслух» до «чтения про себя». Оказалось, что тексты можно читать, не произнося при этом читаемое голосом. Первоначально их читали просто шевеля губами, а затем даже шевеление губ не понадобилось. Причина такого перехода в чтении состояла в разрыве между чтением как проговариванием религиозного текста и молитвой как по своей сути медитативной практикой, интенционально направленной на внутреннее проговаривание. Так появляется внутренняя речь как прообраз мышления, «оторванного» от восприятия читаемого: появляются два процесса внутренней речи — читающей и обдумывающей прочитываемое, то есть появляется два процесса в самом мышлении — прочитывание и обдумывание прочитанного. Призыв к этому, которым руководствовались читающие религиозные книги, содержится в хорошо известном в истории практики чтения религиозных книг изречении апостола Павла: «буква убивает, а дух животворит»[172], которое непосредственно требует не только читать, но и понимать дух прочитанного, то есть осмыслять, мыслить прочитанное. Кроме того, мы также имеем здесь дело с тем известным каждому из нас из собственной персональной истории обстоятельством, что на каком-то этапе личностного развития оказывается, что читать и мыслить быстрее нельзя, поскольку скорость речи сдерживает скорость мысли. Именно в связи с необходимостью повысить скорость мышления люди отказываются от чтения вслух.
Следующий прорыв содержался в не менее важном появлении нового типа книг-текстов в XIX веке — беллетристики. В связи с беллетристикой оказалось, что можно не только читать, представлять прочитанное при помощи воображения, но и думать об этом в некотором третьем процессе мышления. То есть появляется три процесса: прочитывание как восприятие прочитанного, построение при помощи воображения внутренней картины прочитываемого и ее коррекция или критическое к ней отношение при помощи конструирующего мышления. Именно простота беллетристики как по содержанию, так и по форме, позволяет возникнуть этой социальной новации в процессности мышления в ходе чтения.
Ни кинематограф, ни телевидение, повлияв на массовое сознание, не повлияли при этом на социальную практику мышления. Именно чтение как разные процессы опознания-понимания-обдумывания-реконструкции текста оказалось двигателем социального мышления. Развитие многопроцессного характера мышления в процессе чтения текста повлияло на само опознание-понимание текста, что проявилось во второй половине XX века в появившейся технологии скорочтения, где опознание-понимание текста происходит путем выделения в тексте целых смысловых структур-блоков и соответствующего их восприятия поблочно. Следующий прорыв в опознании-понимании текста содержался в изменении самого текста — в появившемся в конце XX века гипертексте в информационной среде Интернет, что одновременно связано с необыкновенным увеличением объема читаемых текстов. То есть чтение гипертекста снова оказалось фактором, революционизирующим мышление. Прежде всего гипертекст это уже не линейное, а структурное чтение, где мы имеем дело со сложной и специально организованной структурой страницы текста, которая содержит разные типы текстов, организующих пространство текста, передающих разное по типу содержание, визуальную информацию, отсылки к иным текстам, изображениям, функциям. Такой текст требует уже четырех процессов: декодирование при помощи памяти и воображения структуры текста; воображение для конструирования нескольких планов текста (структуры, отсылок, визуальной информации, служебной и т.д.); соотнесение разных планов текста в процессе прочитывания; конструктивное структурирование как рефлексивная позиция мышления, которая позволяет все это собирать в единое целое. Так рефлексия становится служебной функцией самого чтения.
Тем самым мы можем зафиксировать изменение современного представления о сознании. Так нынешнее представление о современном сознании может быть описано как одномоментное сосуществование нескольких процессов мышления: восприятия, отнесения к памяти, структурирования при помощи воображения воспринимаемого и вспоминаемого, конструирование структурных целостностей при помощи рефлексии. Частичка «со» в сознании означает соприсутствие в едином смысловом пространстве и связанность в едином мыслительном времени этих процессов. Современное сознание это многопроцессное мышление (мышление в широком смысле слова) — структурное конструирование и структурное конструктивное истолкование (структурное нормирование), лингвистическое конструирование и лингвистическое конструктивное истолкование (лингвистическое нормирование).
Каковы же условия возникновения, воспроизводства и развития виртуального мышления как и любого другого эпохального типа мышления? Существует три основных условия: 1) достаточно непрерывный процесс наличия достаточно сложных проблем и задач для их решения; 2) достаточно непрерывный процесс потребления сложных результатов решения сложных проблем и задач; 3) достаточно непрерывный процесс воспроизводства достаточно объемной среды носителей развитого для своей эпохи мышления. В онтологическом смысле развитое мышление как социальный феномен — следствие позитивного смыслообразования человеческой цивилизации: то есть усложнения и увеличения разнообразия смыслов-путей развития цивилизации.
В этом смысле речь идет о появлении новой формации людей — люденов[173]. И сделано это будет не силами биологических или генетических открытий, а опираясь на силу специально развитого социальным образом мышления. Конечно же, нам представляется весьма привлекательным надеяться на чисто технологическое решение задачи создания новой генерации людей средствами изучения и стимулирования ритмов мозговой активности, генной инженерии или электронного протезирования мозга. Однако, с нашей точки зрения, следующий шаг человеческой эволюции, независимо от появления вне человека сконструированного искусственного интеллекта, исследования деятельности мозга и электронного протезирования мозга, будет связан в значительной мере с социальным развитием процесса мышления как отдельным направлением образования, формирования навыков и умений, то есть появлением институтов формирования новой мыслительной компетенции. Будет ли характерен для этого процесса синдром Тойво Глумова[174], и как мы сможем социализировать люденов — это следующие вопросы.
Многопроцессное мышление подлежит экспериментальному обнаружению. Суть его экспериментального обнаружения с точки зрения теоретических подходов состоит в следующем. Работа мозга с точки зрения взаимодействия его частей в различным образом проведенных экспериментах, в том числе и ритмы мозга, должны быть исследованы не только с точки зрения их интенционального выражения через апперцептивную спецификацию сознания, но и с точки зрения одновременного наложения различных процессов сознания, каждый из которых соответствует разным в апперцептивной спецификации процессам мышления. Очевидно, что такое наложение разных процессов может быть обнаружено только у тех людей, которые владеют многопроцессным мышлением. С этой точки зрения кроме традиционно рассматриваемых апперцептивно-специфицированных типов сознания — аудиалов, визуалов, кинестетиков и дискретов[175] — мы предполагаем существование нового апперцептивно-специфицированного типа — континуал: человек с многопроцессным мышлением.
Вместе с тем нам представляется, что сопротивление виртуальному мышлению идеологически будет намного большим, нежели сопротивление предыдущим формам мышления из-за неимманентной природы нового мышления, отсутствия очевидных оснований, к которым приспособлены не только люди, но и их институты. Предыдущие новые формы мышления не требовали такого радикального институционального переворота, как потребует виртуальное мышление. То есть суть сопротивления виртуальному мышлению будет состоять в экзистенциальной неспособности принять его, ибо оно разрушает привычный актуальный мир даже для рефлексивного разума[176]. Отсюда примитивность современной фантастики, которая прогнозирует все, кроме нового мышления и нового языка. Системно-рефлексивная ригидность — вот то, с чем нам придется иметь дело.
Преимуществом же этого виртуального мышления будет вовсе не вытеснение довиртуального мышления из его среды обитания, а создание принципиально новой среды существования человеческой деятельности (виртуальной среды), которая не борется со старой актуальной средой существования человечества, а просто вытесняет ее бытийно. Сохранение виртуального разрыва становится чрезвычайно опасным для человеческой цивилизации — новые поколения людей сегодня естественным образом входят в виртуальность через компьютеры и Интернет, но при этом получают образование без виртуального мышления. И это не только может стать проблемой развития самой виртуальной среды, но и создать проблемы раздвоения реальности у людей, все больше «уходящих» в виртуальность. Уже сегодня оказывается, что люди, не умеющие различать виртуальную реальность и актуальную реальность, не умеющие легко и быстро переключаться между ними, не говоря уже о контрафлексивном (для начала) или контрарефлексивном (как цель) мышлении в двух и более реальностях, испытывают большие проблемы.