Общие проблемы малой группы в социальной психологии

 

К истории вопроса.

Проблема малой группы является наиболее традиционной и хорошо разрабо­танной проблемой социальной психологии. Интерес к исследованию малых групп возник очень давно, по существу немедленно вслед за тем, как начала обсуждаться проблема взаимоотношения общества и личности и, в частности, вопрос о взаимоотношении личности и сре­ды ее формирования. Интуитивно любым исследователем, приступа­ющим к анализу этой проблемы, малая группа «схватывается» как та первичная среда, в которой личность совершает свои первые шаги и продолжает далее свой путь развития. Очевидным является тот про­стой факт, что с первых дней своей жизни человек связан с опреде­ленными малыми группами, причем не просто испытывает на себе их влияние, но только в них и через них получает первую информацию о внешнем мире и в дальнейшем организует свою деятельность. В этом смысле феномен малой группы лежит на поверхности и непосред­ственно дан социальному психологу как предмет анализа,

Однако из того обстоятельства, что феномен малой группы оче­виден, отнюдь не следует, что ее проблемы относятся к простым в социальной психологии. Прежде всего и здесь так же весьма остро стоит вопрос, какие же группы следует рассматривать в качестве «ма­лых». Иными словами, необходимо ответить на вопрос о том, что такое малая группа и какие ее параметры подлежат исследованию в социальной психологии. Для этой цели полезно обратиться к истории изучения малых групп. Эти исследования прошли ряд этапов, каждый из которых привносил нечто новое в саму трактовку сущности малой группы, ее роли для личности.

На первом этапе исследований, а они были проведены в США в 1920-е годы XX в., выяснялся вопрос о том, действует ли индивид в одиночку лучше, чем в присутствии других, или, напротив, факт присутствия других стимулирует эффективность деятельности каждого. Од­ним из первых исследований было исследование Н. Трипплета, выясняв­шего, как влияет на движение велосипедиста присутствие за его спи­ной второго ездока. Акцент делался именно на факте простого присут­ствия других, а в самой группе изучалось не взаимодействие (интеракция) ее членов, а факт их одновременного действия рядом (коакция).

Результаты исследования «коактных» групп показали, что в присут­ствии других людей возрастает скорость, но ухудшается качество дей­ствий индивида (даже если условиями эксперимента снимался момент соперничества). Эти результаты были интерпретированы как возникно­вение эффекта возрастающей сенсорной стимуляции, когда на продук­тивность деятельности индивида оказывали влияние сам вид и «звуча­ние» других людей, работающих рядом над той же самой задачей. Этот эффект получил название эффекта социальной фацилитации, сущность которого сводится к тому, что присутствие других облегчает действия одного, способствует им. В ряде экспериментов было, правда, показано наличие и противоположного эффекта ― известного сдерживания, тор­можения действий индивида под влиянием присутствия других, что получило название эффекта социальной ингибиции.

Противоречивость результатов заставила более пристально искать причины этого явления. Так, было установлено, что если действуют хорошо обученные люди, то факт соприсутствия дает положительные результаты; люди, в меньшей степени нуждающиеся в оценке со сторо­ны, напротив, лучше действуют в одиночку. Все это стимулировало дальнейший поиск причин противоречивых данных [Кричевский, Дубовская, 2001].

Второй этап развития исследований ознаменовал собой переход от изучения коактных групп к изучению «интерактных» групп, т.е. к учету такого фактора, как взаимодействие и тип групповой деятельности.

В исследовании Р. Зайонца (1965) было показано, что фацилитация имеет место в том случае, когда хорошо обученные люди выполняют лег­кую работу, а ингибиция ― в том случае, когда плохо обученные люди выполняют трудную работу. Объяснение было сделано при помощи так называемого «доминирующего ответа» (когда возбуждение усиливает доминирующую реакцию): присутствие других возбуждает участников совместной деятельности, так как возникает боязнь оценки, отвлече­ния внимания и т.п. Как следствие, доминирующий ответ усиливается: при легкой работе результат улучшается, при трудной ― ухудшается.

В другом исследовании (И. Штайнера) было показано, что резуль­тат взаимодействия зависит от таких показателей, как: разлагается ли деятельность на составные элементы или нет, что важнее ― количе­ство или качество произведенной работы, каково соотношение инди­видуальных вкладов и группового продукта. Впоследствии последнее обстоятельство позволило сформулировать тезис о возможном воз­никновении в совместной работе феномена «социальной лености» ― стремления отдельных членов группы стать «зайцами», спрятаться от работы за счет группы [Майерс, 1997. С. 364].

На третьем этапе исследования малых групп стали значительно более разветвленными. Начали выявлять не только влияние группы на инди­вида, но и характеристики группы: ее структуру, композицию, типы групповых процессов, сложились подходы к описанию общей деятельнос­ти группы. Совершенствовались и методы измерения различных группо­вых характеристик. Вместе с тем обозначился такой методологический принцип, как отказ от выявления связи группы с более широкими со­циальными общностями, в которые она входит, отсутствие вычлене­ния ее как ячейки социальной структуры, а значит, и уход от решения вопроса о содержательной стороне тех социальных отношений, кото­рые даны в малой группе. Позже именно по этим параметрам исследова­ния малых групп в европейской традиции и отечественной социальной психологии возник подход, принципиально отличающийся от свойствен­ного ранней американской социальной психологии.

Что же касается интереса социальной психологии к малым груп­пам, то он настолько велик, что в каком-то смысле всю традицион­ную социальную психологию можно рассматривать как социальную психологию малых групп. Существует ряд причин, как объективных, так и субъективных, почему малая группа стала своеобразным фоку­сом интереса социальной психологии. М. Г. Ярошевский справедливо характеризует причины этого явления как моменты общей познава­тельной ситуации в психологии XX в. [Ярошевский, 1974. С. 413].

Во-первых, это общее изменение общественной жизни, вызван­ное усиливающейся дифференциацией видов человеческой деятель­ности, усложнением общественного организма. Сам факт включенно­сти людей в многочисленные образования по видам их деятельности, по характеру их общественных связей становится настолько очевид­ным, что требует пристального внимания исследователей. Можно ска­зать, что роль малых групп объективно увеличивается в жизни челове­ка, в частности, потому, что умножается необходимость принятия групповых решений на производстве, в общественной жизни и т.д.

Во-вторых, более специальной причиной является тот факт, что проблема малой группы оказалась на перекрестке, который образован пересечением психологии и социологии. Поэтому образование соци­альной психологии на стыке этих двух наук «покрыло» собой прежде всего именно данную сферу реальности.

В-третьих, к сказанному можно добавить и еще одну причину ― методологического порядка. Сама специфика социально-психологи­ческого знания как бы оправдывает преувеличенный интерес к малой группе. Потребность в получении все более точных фактов, успехи экспериментального метода в других отраслях психологии заставляют социальную психологию искать такой адекватный объект, где были бы приложимы экспериментальные методы, в частности метод лабораторного эксперимента. Малая группа оказалась той самой едини­цей анализа, где более всего возможен и уместен эксперимент, что как бы «помогло» социальной психологии утвердить свое право на существование в качестве экспериментальной дисциплины.

Все названные причины обострения интереса к малым группам имеют определенный резон. Однако при некоторых условиях закон­ный интерес к малым группам перерастает в абсолютизацию их зна­чения. Именно это и произошло в 1920―1930-е годы в социальной психологии США, где позже стали раздаваться голоса о переоценке значения малых групп в ущерб исследованию социально-психологи­ческой стороны массовых социальных процессов. Таким образом, си­туация в этой области исследования весьма противоречива. С одной стороны, поставлены многие действительно важные вопросы, прове­дены сотни часто весьма интересных и изощренных в техническом отношении экспериментов, изучены в деталях многочисленные про­цессы и эффекты малых групп. С другой стороны, ― не говоря уже об отсутствии интеграции этих данных, адекватных теоретических схем, ― многие элементарные вопросы оказываются нерешенными. Это ча­сто коренные проблемы, определение исходных принципов, так что отсутствие ясности по ним представляется даже парадоксальным в условиях бесконечного множества проведенных исследований.

В частности, до сих пор является дискуссионным вопрос о самом определении малой группы, о ее наиболее существенном признаке (а следовательно, о принципах выделения малых групп). Также не ре­шен вопрос о количественных параметрах малой группы, нижнем и верхнем пределах. Одна из причин этого заключается, несомненно, в отсутствии единого теоретического подхода; проблема малой группы в равной степени интересует представителей разных теоретических ориентаций, а пестрота и противоречивость интерпретаций стимули­рует, по-видимому, сохранение белых пятен в самых кардинальных частях разработки проблемы. Таким образом, ситуация, с которой стол­кнулась социальная психология, требует серьезного пересмотра поло­жения в области, казалось бы, детально разработанной.

Определение и границы.Итак, первый вопрос, который необходимо решить, приступая к исследованию малых групп, это вопрос о том, что же такое малая группа, каковы ее признаки и границы. Если выбрать из бесчисленных определений малых групп наиболее «синтетическое», то оно сводится примерно к следующему: «Под малой группой понимает­ся немногочисленная по составу группа, члены которой объединены общей социальной деятельностью и находятся в непосредственном лич­ном общении, что является основой для возникновения эмоциональ­ных отношений, групповых норм и групповых процессов». Это доста­точно универсальное определение, не претендующее на точность дефиниции и носящее скорее описательный характер, допускает самые раз­личные толкования, в зависимости от того, какое содержание придать включенным в него понятиям. Например, в системе интеракционист-ской ориентации, где исходным понятием является понятие «взаимо­действия», фокус в этом определении усматривается именно в том, что малая группа ― это определенная система взаимодействия, ибо слова «общая социальная деятельность» толкуются здесь в интеракционистс-ком смысле. Для когнитивистской ориентации в этом же определении отыскивается другой опорный пункт: не важно, на основе общей дея­тельности или простого взаимодействия, но в группе возникают опре­деленные элементы групповой когнитивной структуры ― нормы и цен­ности, что и есть самое существенное для группы.

Это же определение в отечественной социальной психологии на­полняется новым содержанием: установление факта «общей социаль­ной деятельности» сразу же задает группу как элемент социальной струк­туры общества, как ячейку в более широкой системе разделения тру­да. Наличие в малой группе общей социальной деятельности позволяет интерпретировать группу как субъекта этой деятельности и тем са­мым предлагает теоретическую схему для всего последующего иссле­дования. Для того чтобы именно эта интерпретация приобрела доста­точную определенность, можно в приведенном определении выде­лить самое существенное и значимое, а именно: «малая группа― это группа, в которой общественные отношения выступают в форме непос­редственных личных контактов».

В этом определении содержатся в сжатом виде основные признаки малой группы, выделяемые в других системах социально-психологичес­кого знания, и вместе с тем четко проведена основная идея понимания группы с точки зрения принципа деятельности: малая группа ― это группа, реально существующая не в вакууме, а в определенной системе общественных отношений, она выступает как субъект конкретного вида социальной деятельности, как звено определенной общественной сис­темы, как часть общественной структуры. Определение фиксирует и специфический признак малой группы, отличающий ее от больших групп: общественные отношения выступают здесь в форме непосред­ственных личных контактов, в которых реализуются определенные об­щественные связи и которые опосредованы совместной деятельностью.

Теперь необходимо расшифровать количественные характеристи­ки малой группы, ибо сказать: «немногочисленная по составу» груп­па ― значит предложить тавтологию. В литературе довольно давно идет дискуссия о нижнем и верхнем пределах малой группы. Было подсчита­но, что в большинстве исследований число членов малой группы ко­лебалось между 2 и 7 при модальном числе 2 (упомянуто в 71 % случа­ев). Этот подсчет совпадает с представлением, имеющим широкое распространение, о том, что наименьшей малой группой является группа из двух человек ― так называемая «диада».

Хотя на уровне здравого смысла представляется резонной мысль о том, что малая группа начинается с диады, с ней соперничает другая точка зрения относительно нижнего предела малой группы, полагаю­щая, что наименьшее число членов малой группы не два, а три челове­ка. И тогда, следовательно, в основе всех разновидностей малых групп лежат так называемые «триады». Спор о том, диада или триада есть наименьший вариант малой группы, может быть также бесконечным, если не привести в пользу какого-то из подходов веских аргументов.

Есть попытки привести такие аргументы в пользу триады как наи­меньшей единицы малой группы. Опираясь на экспериментальный опыт исследования малых групп как субъектов и объектов управления, авто­ры приходят к следующим выводам. В диаде фиксируется лишь самая простейшая, генетически первичная форма общения ― чисто эмоцио­нальный контакт. Однако диаду весьма трудно рассмотреть как подлин­ный субъект деятельности, поскольку в ней практически невозможно вычленить тот тип общения, который опосредован совместной деятель­ностью: в диаде в принципе неразрешим конфликт, возникший по по­воду деятельности, так как он неизбежно приобретает характер чисто межличностного конфликта. Присутствие в группе третьего лица созда­ет новую позицию ― наблюдателя, что добавляет существенно новый момент к возникающей системе взаимоотношений: этот «третий» мо­жет добавить нечто к одной из позиций в конфликте, сам будучи не включен в него и потому представляя именно не межличностное, а деятельное начало. Этим создается основа для разрешения конфликта и снимается его личностная природа, будучи заменена включением в кон­фликт деятельностных оснований. Эта точка зрения находит определен­ную поддержку, но нельзя сказать, что вопрос решен окончательно.

Практически все равно приходится считаться с тем фактом, что малая группа «начинается» либо с диады, либо с триады. В пользу диады высказывается до сих пор большое направление исследований, именуемое уже упоминавшейся теорией «диадического взаимодей­ствия». И хотя сами по себе предложенные решения представляют интерес, их ограниченность состоит именно в том, что группа отож­дествляется с диадой и допустимое в случае построения модели упро­щение оказывается упрощением реальных процессов, происходящих в группе. Естественно, что такой методологический принцип, когда диада, причем лабораторная, объявлена единственным прообразом малой группы, нельзя считать корректным. Поэтому в литературе иногда высказываются мнения о том, что диаду вообще нельзя считать малой группой. Так, в одном из европейских учебников по социальной пси­хологии введена глава с названием «Диада или малая группа?», где авторы настаивают на том, что диада ― это еще не группа. Таким образом, дискуссия по этому вопросу не окончена.

Не менее остро стоит вопрос и о «верхнем» пределе малой группы. Были предложены различные решения этого вопроса. Достаточно стойкими оказались представления, сформированные на основе открытия Дж. Миллером «магического числа» 7±2 при исследованиях объема оперативной памяти (оно означает количество предметов, одновре­менно удерживаемых в памяти). Для социальной психологии оказалась заманчивой определенность, вносимая введением «магического чис­ла», и долгое время исследователи принимали число 7±2 за верхний предел малой группы. Однако впоследствии появились исследования, которые показали, что если число 7±2 справедливо при характерис­тике объема оперативной памяти (что тоже, впрочем, спорно), то оно является абсолютно произвольным при определении верхнего пре­дела малой группы. Хотя выдвигались известные аргументы в пользу такого определения (поскольку группа контактна, необходимо, что­бы индивид одновременно удерживал в поле своих контактов всех членов группы, а это, по аналогии с памятью, может быть обеспече­но в случае присутствия в группе 7±2 членов), они оказались не под­твержденными экспериментально.

Если обратиться к практике исследований, то там находим самые произвольные числа, определяющие этот верхний предел: 10, 15, 20 че­ловек. В некоторых исследованиях Дж. Морено, автора социометричес­кой методики, рассчитанной именно на применение в малых груп­пах, упоминаются группы и по 30―40 человек, когда речь идет о школь­ных классах.

Представляется, что можно предложить решение на основе при­нятого нами принципа анализа групп. Если изучаемая малая группа должна быть прежде всего реально существующей группой и если она рассматривается как субъект деятельности, то логично не устанавли­вать какой-то жесткий верхний предел ее, а принимать за таковой реально существующий, данный размер исследуемой группы, про­диктованный потребностью совместной групповой деятельности. Ины­ми словами, если группа задана в системе общественных отношений в каком-то конкретном размере и если он достаточен для выполнения конкретной деятельности, то именно этот предел и можно принять в исследовании как верхний.

Это специфическое решение проблемы, но оно не только допус­тимо, но и наиболее обосновано. Малой группой тогда оказывается такая группа, которая представляет собой некоторую единицу со­вместной деятельности, ее размер определяется эмпирически: при исследовании семьи как малой группы, например, на равных будут исследоваться и семьи, состоящие из трех человек, и семьи, состоя­щие из двенадцати человек; при анализе рабочих бригад в качестве малой группы может приниматься и бригада из пяти человек, и бри­гада из сорока человек, если при этом именно она выступает едини­цей предписанной ей деятельности. В современных исследованиях управления считают оптимальным состав группы из 5―9, но не более 12 человек.

 

Групповые структуры.Именно по отношению к малым группам достаточно хорошо разработана схема, описывающая различные групповые структуры. Первая часть схемы включает в себя два элемента жизнеде­ятельности группы: композиция (состав) группы и разновидности ее структур. Каждый из этих параметров может приобретать совершенно различное значение в зависимости от типа изучаемой группы. Так, например, композиция группы может быть описана в зависимости от того, значимы ли в каждом конкретном случае, например, возраст­ные, профессиональные или социальные характеристики членов груп­пы. В каждом конкретном случае начинать надо с того, какая реальная группа выбирается в качестве объекта исследования: школьный класс, спортивная команда, производственная бригада или пациенты одной больницы. Важно, однако, всегда фиксировать состав участников изу­чаемой общности.

То же можно сказать и относительно структуры группы. Суще­ствует несколько моделей структуры малой группы: структура меж­личностных отношений между членами группы, структура власти, структура коммуникаций и др. Каждая из них должна быть рассмотре­на особо.

Структура межличностных отношений предполагает прежде все­го выяснение положения индивида в группе в качестве ее члена. Пер­вым из понятий, употребляемых здесь, является понятие «статус», или «позиция», обозначающее место индивида в системе групповой жизни. Вторая характеристика индивида в группе ― это «роль». Обыч­но роль определяют как динамический аспект статуса, что раскрыва­ется через перечень тех реальных функций, которые выполняет лич­ность в группе в соответствии с содержанием групповой деятельности. «Уровень» исполняемой роли определяется уровнем группы: по срав­нению с ролью членов большой организованной социальной группы (русский, ученый, женщина и др.) в малых группах нельзя представ­лять роль как что-то неизменное: динамизм ее в том, что при сохра­нении статуса набор функций, ему соответствующих, может сильно варьировать в ходе развития как самой группы, так и более широкой социальной структуры, в которую она включена. Пример с семьей ярко иллюстрирует эту закономерность: изменение роли супругов в ходе исторического развития семьи ― актуальная тема современных социально-психологических исследований.

Важным компонентом характеристики положения индивида в группе является система «групповых ожиданий». Этот термин обозна­чает тот простой факт, что всякий член группы не просто выполняет в ней свои функции, но и обязательно воспринимается, оценивается другими. В частности, это относится к тому, что от каждой позиции, а также от каждой роли ожидается не просто выполнение некоторых функций, но и качество их выполнения. Группа через систему ожидаемых образцов поведения, соответствующих каждой роли, опреде­ленным образом контролирует деятельность своих членов. В ряде слу­чаев может возникать рассогласование между ожиданиями, которые имеет группа относительно какого-либо ее члена, и его реальным поведением, реальным способом выполнения им своей роли. Для того чтобы эта система ожиданий была как-то определена, в группе су­ществуют еще два чрезвычайно важных образования: групповые нор­мы и групповые санкции.

Все групповые нормы являются социальными нормами, т.е. пред­ставляют собой «установления, модели, эталоны должного, с точки зрения общества в целом и социальных групп и их членов, поведе­ния» [Бобнева, 1978. С. 3]. В более узком смысле групповые нормы ― это определенные правила, которые выработаны группой, приняты ею и которым должно подчиняться поведение ее членов, чтобы их пребывание в группе было возможно. Нормы выполняют, таким об­разом, регулятивную функцию по отношению к каждому члену группы. Нормы группы связаны с ценностями, так как любые правила могут быть сформулированы только на основании принятия или отверже­ния каких-то социально значимых явлений [Обозов, 1979. С. 156]. Цен­ности каждой группы складываются на основании выработки опре­деленного отношения к социальным явлениям, продиктованного ме­стом данной группы в системе общественных отношений, ее опытом и целями.

Хотя проблема ценностей в ее полном объеме исследуется в со­циологии, для социальной психологии крайне важно обозначить не­которые принципы. Важнейшим из них является признание различ­ной значимости разных ценностей для групповой жизнедеятельнос­ти, различное их соотношение с ценностями общества. Когда речь идет об относительно общих и абстрактных понятиях, например о добре, зле, счастье и т.п., то можно сказать, что на этом уровне ценности являются общими для всех общественных групп и они мо­гут быть рассмотрены как ценности общества. Однако при переходе к оцениванию более конкретных общественных явлений, например, таких, как труд, образование, культура, группы начинают разли­чаться по принимаемым оценкам. Ценности различных социальных групп могут не совпадать между собой, и в этом случае трудно гово­рить уже о ценностях общества. Специфика отношения к каждой из таких ценностей определяется местом социальной группы в системе общественных отношений.

Нормы как правила, регулирующие поведение и деятельность чле­нов группы, естественно, опираются именно на групповые ценнос­ти, хотя правила обыденного поведения могут и не нести на себе какой-то особой специфики группы. Нормы группы включают в себя, таким образом, и общезначимые нормы, и специфические, вырабо­танные именно данной группой. Все они, в совокупности, выступают важным фактором регуляции социального поведения, и важно выя­вить соотношение двух этих типов норм в жизнедеятельности каждой группы, причем в конкретном типе общества.

Понять взаимоотношения индивида с группой можно только при условии выявления того, какие нормы группы он принимает и какие отвергает, какие ценности разделяет и почему он так поступает. Все это приобретает особое значение, когда возникает рассогласование норм и ценностей группы и общества, когда группа начинает ориен­тироваться на ценности, не совпадающие с нормами общества. Важ­ная проблема ― это мера принятия норм каждым членом группы: как соотносятся для него социальные, групповые и «личностные» нормы. Одна из функций социальных (и в том числе групповых) норм состо­ит именно в том, что при их посредстве требования общества «адре­суются и предъявляются человеку как личности и члену той или иной группы, общности, общества» [Бобнева, 1978. С. 72].

При этом необходим анализ санкций ― механизмов, посредством которых группа «возвращает» своего члена на путь соблюдения норм. Санкции могут быть двух типов: поощрительные и запретительные, их система предназначена не для того, чтобы компенсировать несоблюде­ние норм, но для того, чтобы обеспечить соблюдение норм.

Вскрыта зависимость между статусом индивида в группе и соблюде­нием им норм: как правило, люди с высоким статусом более конформ­ны, в большей степени стремятся соответствовать нормам; как будет показано далее ― им иногда в большей степени «позволено» нарушать нормы. Исследование санкций имеет смысл лишь при условии анализа конкретных групп, так как содержание санкций соотнесено с содержа­нием норм, а последние обусловлены свойствами группы.

Структура власти в малой группе означает не формы политичес­кой власти, а чисто психологическое распределение отношений ру­ководства и подчинения. В исследованиях выявлены различные формы власти: награждающая (существующая, например, в семье для под­держания согласия); принуждающая (необходимая, например, в уч­реждении для поддержания дисциплины); экспертная (опирающаяся на особые знания, которые могут быть востребованы в каких-то спе­циальных ситуациях); наконец, информационная (опирающаяся на убеж­дение). Каждый из типов власти предполагает и разные санкции, обус­ловленные спецификой групповой деятельности.

Структура коммуникаций третья разновидность групповых структур. Успех групповой деятельности в большой степени зависит от того, на­сколько четко и хорошо распространяется в группе необходимая ин­формация, каким образом обеспечивается обмен ею между членами группы. Выделено несколько моделей коммуникативных сетей (рис. 11).

Модель «колесо» считается наиболее центрированной: информа­ция в данном случае передается только через лидера. Для некоторых задач это необходимо, для других допустимы менее центрированные модели: «игрек», «цепь», «круг». Преимущества и недостатки моделей могут быть полностью поняты только в связи с исследованием эффек­тивности групповой деятельности.

 

Рис. 11. Типы коммуникативных сетей (структур коммуникаций в группе)

 

Кроме групповых структур, важное место впонимании группы занимает анализ групповых процессов, «набор» которых может быть рассмотрен в двух планах. С одной стороны, групповые процессы ха­рактеризуют функционирование группы в каждый данный момент: это описания того, что вгруппе происходит на данном этапе ее существо­вания; с другой стороны, групповые процессы ― это набор тех изме­нений, которые происходят в группе по мере ее длительного суще­ствования, когда она совершает переход от одного этапа ее «жизни» к новому этапу. В первом случае речь идет о групповой динамике, во вто­ром случае ― о развитии группы. Каждый из этих двух вопросов дол­жен быть рассмотрен отдельно.

Таким образом, рассмотренный набор понятий, при помощи кото­рых осуществляется социально-психологическое описание группы, есть лишь определенная концептуальная сетка, наполнить содержанием ко­торую еще предстоит. Такая сетка полезна и нужна, но проблема заклю­чается в том, чтобы четко понять ее функции, не сводить к простой констатации, своеобразной «подгонке» под эту сетку реальных процес­сов, протекающих в группах. Для того чтобы сделать следующий шаг по пути анализа, необходимо теперь дать классификацию малых групп.

 



php"; ?>