Определите способ аргументации и форму обос­нования тезиса. В косвенном обосновании укажите, апагогическое оно или разделительное

 

1. Выступая по делу Бартенева известный русский адвокат Ф.Н. Плевако заявил о том, что подсудимый не мог совершить преступ­ления из ревности. Выдвинутый тезис он доказывал следующим образом: «Ревность к генералу Палицыну или из-за Палицына — вот первое предположение. Оно не выдерживает критики. Если бы Висновская интересовалась генералом и предпочитала его Барте­неву, она не запуталась бы в своей истории, рассчитывая на силу и положение его, она не нуждалась бы заискивать и в Бартеневе. Если Бартенев ревновал к генералу Палицыну и ненавидел его за ухаживания за Висновской, смерть могла грозить генералу, а не Висновской, особенно в минуты, когда она делом доказывала рав­нодушие к генералу, если он на самом деле ею интересовался... Отсутствию мотива с его (Бартенева) стороны соответствуют и внешние данные: яд и орудия убийства везет тот, кому они нуж­ны для задуманной цели. Но мы не имеем ни одного сносного до­казательства, что их принес Бартенев. Наоборот, прислуга Вис­новской видела револьвер завернутым в сверток при уходе Вис­новской из дому; она же узнала яды, найденные в комнате убий­ства, как бывшие в руках Висновской...» (Речи известных русских юристов. — С. 330).

2. «Петр I... разорвал покров таинственности, окутывающий царскую особу, и с отвращением отбросил от себя византийские обноски, в которые рядились его предшественники. Петр I не мог удовольствоваться жалкой ролью христианского далай-ламы, ра­зукрашенного парчей и драгоценными камнями, которого издали показывали народу, когда он торжественно следовал из своего дворца в Успенский собор и из Успенского собора во дворец. Петр I предстает перед своим народом, словно простой смертный. Все видят, как этот неутомимый труженик, одетый в скромный сюртук военного покроя, с утра до вечера дает приказания и учит, как надо их выполнять: он кузнец, столяр, инженер, архи­тектор и штурман. Его видят везде, без свиты, — разве только с одним адъютантом, — возвышающегося над толпой благодаря сво­ему росту... Петр Великий был первой свободной личностью в России и, уже по одному этому, коронованным революционером» (Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Собр.соч. — Т. 3.— С. 388).

3. «...В первой фигуре средний термин занимает место субъекта в большей посылке и место предиката — в меньшей посылке. До­кажем... что меньшая посылка должна быть непременно утверди­тельной... Допустим, что меньшая посылка отрицательная. Тог­да... и заключение должно быть отрицательным. Но в отрицатель­ных суждениях предикат всегда распределен... Термин же распре­деленный в заключении, не может быть не распределен в посыл­ках... Это значит, что больший термин должен быть распределен в большей посылке, где он является предикатом. А это значит, что большая посылка должна быть непременно отрицательной, так как предикаты распределены только в отрицательных сужде­ниях. Итак, предположив, что меньшая посылка является отрица­тельной, мы с необходимостью приходим к заключению, что и большая посылка является отрицательной. А известно, что из двух отрицательных посылок нельзя сделать заключение. Это значит, что наше предположение неверно: меньшая посылка не может быть отрицательной, она должна быть утвердительной» (Горский Д.П. Логика, — М.: — 1963).

4. В рассказе А.Конан-Дойля «Тайна Боскомской долины» Джеймс Маккарти обвиняется в преднамеренном убийстве своего отца по следующим основаниям: «...оба свидетеля показали, что мистер Маккарти шел один. Лесник добавил, что вскоре после встречи с мистером Маккарти он увидел его сына — Джеймса Маккарти. Молодой человек шел с ружьем. Лесник утверждал, что он следовал за отцом по той же дороге...

Обоих Маккарти заметили еще раз после того, как лесник... поте­рял их из виду. Дочь привратника Боскомского имения, Пэшенс Морзан, девочка лет четырнадцати, собирала в соседнем лесу цве­ты. Она заявила, что видела у самого озера мистера Маккарти и его сына. Было похоже, что они сильно ссорятся. Она слышала, как старший Маккарти грубо кричал на сына, и видела, как по­следний замахнулся на своего отца, будто хотел ударить его. Она была так напугана этой ужасной сценой, что стремглав бросилась домой и рассказала матери, что в лесу у омута отец и сын Мак­карти затеяли ссору и что она боится, как бы дело не дошло до драки. Едва она сказала это, как молодой Маккарти вбежал в сто­рожку и сообщил, что он нашел в лесу своего отца мертвым, и позвал привратника на помощь. Он был сильно возбужден, без ружья, без шляпы; на правой руке его и на рукаве были видны свежие пятна крови. Следуя за ним, привратник подошел к мерт­вецу...Череп покойного был размозжен ударами какого-то тяжело­го тупого оружия. Такие раны можно нанести прикладом ружья, принадлежащего сыну, которое валялось в траве в нескольких ша­гах от убитого. Под тяжестью этих улик молодой человек был сразу же арестован... следствие вынесло предварительный приго­вор: «преднамеренное убийство»... (Конан-Дойл А. Записки о Шерлоке Холмсе. — М.: — 1983. — С. 44— 45).

5. Следствие по делу братьев Скитских выдвинуло две версии, касающиеся картины совершения преступления: 1) преступление было совершено прямо на дороге; 2) преступление совершено в стороне от дороги. Адвокат по делу братьев Скитских, Н.П.Карабачевский, заявил в своей речи, что «...на самой дороге, видимой отовсюду, не сохранившей уже через полчаса, когда проходила Комарова, ни малейших следов падения тела или борьбы, самое удушение, шок или удавление не могли произойти. Хоть несколь­ко шагов в сторону (по направлению к лесу, вероятно, доброволь­но, приманенный чем-либо) да сделал же Комаров. Как бы ловко и проворно ни выскочили злоумышленники из засады на откры­тую дорогу, он бы их увидел и услышал, успел бы метнуться в сторону, выхватил револьвер или закричал, особливо зная, что его только что обогнал водовоз, который неподалеку набирает воду у пруда. Для меня более чем очевидно, что Комаров, пройдя мос­тик, сошел с дороги. Это могло случиться вполне естественно, ес­ли он сам условился с кем-либо встретиться» (Речи известных русских юристов. С. 299).

6. «Во время составления протокола осмотра трупа приехал Путилин. Следователь сообщил ему о затруднении найти обвиняемо­го. Он стал тихонько ходить по комнате, посматривая туда и сю­да, а затем, задумавшись, стал у окна, слегка барабаня пальцами по стеклу. «Я пошлю, — сказал он мне затем вполголоса, — агентов... по пригородным железным дорогам. Убийца, вероятно, кутит где-нибудь в трактире, около станции». — «Но как же они узнают убийцу?» — спросил я. «Он ранен в кисть правой руки», — убежденно сказал Путилин. — «Это почему?» — «Видите этот подсвечник? На нем много крови, и она натекла не брызгами, а ровной струей. Поэтому это не кровь убитого, да и натекла она после убийства. Ведь нельзя предположить, чтобы напавший peзал старика со свечой в руках: его руки были заняты — в одной был нож, а другою, как видно, он хватал старика за бороду». — «Ну, хорошо. Но почему же он ранен в правую руку?» — «А вот почему. Пожалуйте сюда к комоду. Видите: убийца тщательно пе­рерыл все белье, отыскивая между ним спрятанные деньги. Вот, например, дюжина полотенец. Он внимательно переворачивал каждое, как перелистывают страницы книги, и видите на каждом' свернутом полотенце снизу — пятно крови. Это правая рука, а не левая: при перевертывании левой рукой пятна были бы сверху...» Поздно вечером, в тот же день, мне дали знать, что убийца аре­стован в трактире на станции Любань. Он оказался раненым в ладонь правой руки и расплачивался золотом.» (Кони А. Избранное. — М.: — 1989. — С. 45).

7. «Так же как трудно объяснить для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кучки, одни прочь из кучки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кучку — для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, — так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кучки муравьев, несмотря на полное уничтожение кучки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности колышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего-то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кучки, — так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святыни, ни богатств, ни домов, была тою же Москвою, какою была в августе. Все было разрушено, кроме чего-то невещественного, но могущественного и неразрушимого». (Л. Toлстой. Война и мир. Собр. соч, в 14 т. — М., 1951. — Т. 7 — С. 218).

8. — «А вы видите то, что вижу я?» — «Впереди мелькали фа­ры машины, петлявшей по коварным извилинам дороги на ближ­них подступах к... перевалу. — «Я давно ее заметил, это машина Траккья». — «Откуда ты знаешь?» — повернулся к нему (Харлоу) Даннет. — «Во-первых, — ответил Харлоу, сбрасывая скоро­сть перед первым крутым поворотом, — в Европе не наберется и полдесятка людей, которые умеют так водить машину». — Он резко повернул руль и миновал поворот со спокойствием прихо­жанина, слушающего воскресную проповедь. — «Во-вторых, если показать искусствоведу пятьдесят разных картин, он сразу опре­делит, кто их написал. Я не имею в виду таких разных художни­ков, как Рембрант и Ренуар. А мастеров одной школы. Так вот, по манере вождения я могу узнать любого гонщика, участвующего в соревнованиях «Гран-при». Все же таких гонщиков меньше чем художников. У Траккьи есть привычка чуть притормаживать пе­ред поворотом, а потом проходить его на скорости». — Под недо­вольный визг шин Харлоу вписался в очередной поворот. — «Это Траккья. И это в самом деле был Траккья». (Маклин А. Пыль на трассе. В сб. Нокаут на шестой минуте. Спортивный детектив. — М.: — 1990. — С. 268).

9. «Стоп, — неожиданно произносит Кузьмич, — где можно но­чевать на вокзале? В зале ожидания, — говорю я. — На скамьях. Только там не выспишься. И костюм помнешь. Четыре ночи под­ряд — исключено. — А где еще, — настаивает Кузьмич... — Где еще? — переспрашивает Игорь и, усмехнувшись, начинает пере­числять: — В комнате матери и ребенка, в медпункте, в комнате милиции, наконец...

Тут уж смеемся мы все. — А еще? — продолжает допытываться Кузьмич. — В комнате для транзитных пассажиров, — вдруг вы­паливаю я.

Кузьмич многозначительно поднимает палец. — О! — произносит он. — Это уже кое-что.

Комнаты отдыха для транзитных пассажиров находятся на треть­ем этаже. Дежурная обнаруживает нужные записи и указывает на страницу с длинным перечнем фамилий... И мы сразу, почти од­новременно, находим глазами нужную строчку. Вот! Уже знако­мый нам гражданин Холодов проездом из Любани в Белгород сно­ва остановился в Москве...

Холодова она (дежурная) запомнила, ведь он совсем недавно гово­рил с ней. И она дает нам в точности приметы... Мушанского. Все... Теперь круг замкнулся» (Адамов В. Инспектор Лосев. — С. 76, 96, 98).

10. — «Если бы я то дело сделал, то уж непременно бы сказал, что видел и работников и квартиру», — с неохотою и с видимым отвращением продолжал отвечать Раскольников. — «Да зачем же против себя говорить?» — «А потому, что только одни мужики иль уж самые неопытные новички на допросах прямо и сряду во всем запираются. Чуть-чуть же человек развитой и бывалый, не­пременно и по возможности, старается сознаться во всех внешних и неустранимых фактах; только причины им другие подыскивает, черту такую свою, особенную и неожиданную ввернет, которая им другое значение придаст и в другом свете их выставит. Порфирий мог именно рассчитывать, что я непременно буду так отве­чать и непременно скажу, что видел, для правдоподобия, и при этом вверну что-нибудь в объяснение». (Достоевский Ф.М. Пре­ступление и наказание. — М., 1985. — С. 237).

11. «В мире не может быть материи без движения, как нет и движения без материи.

Предположим, что существует некая форма материи, лишенная всякого движения, как внутреннего, так и внешнего. Поскольку движение равнозначно взаимодействию, то эта гипотетическая ма­терия должна быть лишена всех внутренних и внешних связей и взаимодействий. Но в таком случае она должна быть бесструктур­ной, не заключать в себе никаких элементов, ибо последние из-за отсутствия способности к взаимодействиям не могли бы объеди­ниться друг с другом и образовать данную форму материи. Из этой гипотетической материи в свою очередь не может ничего воз­никнуть, поскольку она лишена связей и взаимодействий. Она ни в чем не могла бы обнаруживать своего существования по отноше­нию ко всем другим телам, ибо не оказывала бы на них никакого влияния. Она не обладала бы никакими свойствами, поскольку всякое свойство представляет собой результат внутренних и внеш­них связей и взаимодействий, а также раскрывается во взаимо­действиях. Наконец, она была бы принципиально непознаваема для нас, поскольку всякое познание внешних предметов осущест­вимо лишь при их воздействии на наши органы чувств и приборы. У нас не было бы никаких оснований допустить существование такой материи, поскольку от нее не поступало бы никакой инфор­мации. Суммируя все эти негативные «признаки отсутствия», мы получаем чистое ничто, некоторую фикцию, которой абсолютно ничто не соответствует в действительности» (Философия. Основ­ные идеи и принципы. — М., 1990. — С. 62— 63).

12. «... В настоящем деле нет середины: нужно или признать, что она (Рыбаковская) совершила убийство с заранее обдуманным намерением, или же нужно признать, что она совершила его по неосторожности; для предположения, что она совершила это пре­ступление в внезапном порыве, не остается места, потому что как из показания Рыбаковской, так и из показания Лейхфельда вид­но, что между заряжением пистолета и выстрелом прошел извест­ный промежуток времени... Для того, чтобы предположить в Рыбаковской заранее обдуманное намерение совершить то преступ­ление, в котором она обвиняется... в настоящем деле решительно нет основания. Сознание ее в том, что она зарядила пистолет, по­казывает именно то, что она не считает этого обстоятельства ули­чающим ее в преступлении, что она в этом отношении показывает совершенную правду, хотя это обстоятельство по самому свойству своему при известной обстановке могло быть обращено против Рыбаковской». (Смолярчук В.И. Гиганты и чародеи слова. — С. 108).

13. «Заключение экспертизы, по которому поведение Елены объ­ясняется просоночной иллюзией, по моему мнению, находится в непримиримом несоответствии с данными современной науки. Современная наука находит, что «обыкновенно просоночные ил­люзии продолжаются несколько мгновений, после чего восприятие окружающего делается отчетливым». Так нас учит учебник «Су­дебная психиатрия» и авторитетный ученый Н. Бруханский.

В настоящем случае, когда сон физиологически кончился, девочка вскочила со стула, бросилась к окну, разбила стекло, порезав себе палец, выскочила на крышу, стала звать на помощь. Для всего этого понадобилось, конечно, не несколько мгновений, а относительно продолжительное время. Как же можно научно объяснить, что ни продолжительное время, ни значительное усилие, необходимое для того, чтобы рукой раз­бить стекло, ни боль в раненой осколками стекла руке и текущая по ней кровь, ни морозный ноябрьский воздух не сделали воспри­ятие Еленой окружающего отчетливым, не прекратили просоноч­ной иллюзии, и она закричала о помощи. Соответствует ли это научному представлению о просоночных ил­люзиях?

Нельзя согласиться и с утверждением экспертизы, что Елене Гордик почудился во сне грабеж и, уже проснувшись, она переживала его как реальность.

Сон Елены кончился в тот момент, когда девочка встала со стула и бросилась к окну. С этого момента, по мнению экспертизы, на­чались т.н. соответственные действия, т.е. действия, вызванные сном, но производимые уже проснувшимся человеком. Но как же в таком случае экспертиза объяснит, что проснувшаяся Елена, сон которой закончился и которая только производит соответственные действия, видит в это время новые сновидения: не она, а «граби­тель» разбил стекло, не она порезала руку, а «грабитель» ее поре­зал..., не она выскочила через разбитое стекло, а «грабитель», и, наконец, на крыше она видит выскакивающего через другое окно «грабителя», которого фактически не было. Выходит, после окон­чившегося сна, когда только продолжаются соответственные дей­ствия, проснувшейся снится новый сон, с новыми снови­дениями.

Такое положение не может быть объяснено просоночной иллю­зией. Вывод напрашивается сам собой. Я думаю, что здесь не бы­ло ни грабителя, ни дремы с книгой, ни сна, ни просоночных ил­люзий, ни соответственных действий. Девочка симулировала ог­рабление, выдумала его так, как выдумала его год назад. Это мое мнение подтверждается объективными материалами дела. В квартире, кроме Елены, никого не было. Она выскочила на крышу через разбитое ею окно. Для чего же она предварительно в этот морозный ноябрьский вечер, когда в кухне горела зажженная лампа и топилась печь, открыла в другом окне створку в рост че­ловека?

Несомненно для того, чтобы впоследствии можно указать два пу­ти, по которым выскочила на крышу она и выдуманный ею граби­тель.

Елена, как мы знаем, категорически возражала против приглаше­ния милиции. Это можно объяснить только тем, что она боялась разоблачения милицией симуляции ограбления. Других оснований боятся вмешательства милиции у нее не было. Впрочем, наиболее близким подругам..., как они нам показали, доверительно сообщила, что нападение она выдумала, умышленно разбила стекло и выскочила на крышу. Наконец она показала в день происшествия на допросе Панкину: «Я выдумала ограбление», а позднее Качанову: «Я симулировала нападение».

На этот раз девочка говорила правду. Она действительно выдума­ла ограбление, не учитывая ни неудачи прошлого года, ни буду­щего неминуемого разоблачения». (Россельс В.Л. Судебные защи­тительные речи. — М.: — 1966. — С. 30— 32).