Эллинизм и христианство в древнем Риме
В Римской империи господствовало язычество и греческая философия. Так было в начале нашей эры. Христианство, которое к тому времени начало распространяться за пределы Иудеи, подвергалось гонению. Притеснениями христиан был известен римский император Диоклетиан, у которого, тем не менее, жена и дочь стали христианками. Годы правления Диоклетиана: 284-305. В 324 году к власти приходит Константин. Он переносит столицу Римской империи на Восток в город, которому присвоили его имя. Еще до него христиане получили права (313 г.). Но государственной религией христианство стало уже при Константине. Его жена Елена начала приводить в порядок христианские места Иерусалима и была приобщена к лику святых христианской церковью.
После временного отката при императоре Юлиане Отступнике христианство распространилось по Европе. Как отмечают Д. Реале и Д. Антисери [8], необычайное богатство греческой мысли оказалось превзойденным в своих существенных моментах христианский учением, хотя эти две культуры содержат и много общего. Греческая мерка человека была пересмотрена христианской мыслью, и оказалось, что сердце человеческое глубже глубин античной мудрости.
Христианство и физика
Это высказывание в свете приведенной нами модели психики означает, что обращение к одному лишь разуму, которым отличалась греческая философия, для большей части населения оказалось недостаточным, и они предпочли христианство, затрагивающее большие глубины психики (больше психологических функций), чем философия. Столь естественный для живого существа страх смерти был встречен с пониманием лишь религией, хотя мужественная смерть Сократа, которого «отцы церкви» считали предшественником Иисуса Христа, и представляла собой исключение. Однако оно лишь подтвердило правило: греческая философия была предметом для избранных, тогда как религия - для всех. В этом смысле характерны слова апостола Павла: «...Еллины ищут мудрости;...но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых...», намекающие на простоту и ясность, свойственные хорошо продуманной и сформулированной истине. Недаром Нильс Бор, автор принципа дополнительности, который он стремился распространить далеко за пределы физики, на вопрос о том, какое понятие является дополнительным к понятию «истина» (по-видимому, речь шла о только что открытой истине), ответил: «ясность».
Бог создал материю «из ничего» и лишь затем придал ей форму. В дальнейшем мы увидим, что подобный процесс обсуждается и в гипотезе образования Вселенной из физического вакуума в современной физике. Что же касается познания Бога, то оно опирается в большей степени не на разум, а на божественное озарение, а это в психологическом плане родственно интуитивному прозрению ученого, возникающему «неизвестно откуда». В дальнейшем речь пойдет о роли христианства в развитии западной науки, роли как негативной, так и позитивной.
Средневековье и ростки наук
Роль арабской науки
Альхазен(Ибн аль Хайсам). Упадок науки в средневековой Европе делает понятным интерес к неевропейской (арабской) культуре. Арабы сперва недооценивали греческую культуру и даже как будто сожгли Александрийскую библиотеку. Но впоследствии этот интерес появился и возникли переводы с греческого на арабский, а с него и на европейские языки трудов Аристотеля и других греческих мыслителей, что позволило сохранить достижения греческой мысли и получить людей, владеющих ими и развивающих дальше.
Наиболее ярким представителем арабской физики был Альхазен (965-1039). Он родился в Басре (Ирак) и зарабатывал на жизнь тем, что из года в год переписывал все работы по геометрии великого греческого математика Эвклида, а затем продавал копии, поэтому никто не мог превзойти его в понимании поведения прямых линий и движения. Альхазен нашёл себе работу при дворе могущественного и слегка эксцентричного каирского калифа Аль-Хакима. Аль-Хаким поощрял учёность и техническое мастерство, поскольку желал управлять всем тем, что его окружало, всем миром. Для него была просто невыносимой мысль о том, что на свете есть стихии, которые ему неподвластны. Река Нил, источник благосостояния всего Египта, несла в себе силу, которую он очень хотел подчинить себе. Калиф повелел Альхазену остановить течение Нила. В случае неудачи тому грозила почти неминуемая смерть. В результате Альхазена бросили в тюрьму, где он пробыл более 10 лет. Сидя в темноте, под неусыпным надзором стражи, он начал размышлять о том, что он может видеть, а чего нет. он стал буквально одержим идеей света и темноты. Альхазен начал осознавать ошибочность идеи, будто мы видим потому, что из наших глаз исходит некая эманация, которая, соприкасаясь с предметами, делает их видимыми. На двенадцатом году заключения Альхазена, умирает калиф. Альхазена освобождают. Словно одержимый, он начинает шлифовать, дорабатывать свои идеи. Его фундаментальный семитомный труд о свете и зрении становится своего рода интуитивным предвосхищением всей современной оптической науки. Но если свет независим от глаза, тогда как же предметы перенаправляют свет в наши глаза, когда мы их видим? Альхазен понимал, что подсказка таится в работе зеркал[11].
Альхазен принял без изменения строение человеческого глаза, данное Галеном, но отбросил как излишнее «свет очей»: «Естественный свет и цветовые лучи воздействуют на глаз». Средневековая геометрическая оптика была значительно сложнее современной, поскольку ей приходилось строить изображение в глазу, а там имеют место и физиологические явления. Точка зрения Альхазена не была однако популярной, поскольку господствовала «теория истечения» образов предметов, которые отрываются от тел и проникают в глаз смотрящего. Альхазен опровергнул догму, которой придерживались более 1000 лет.