Интеллектуальный портрет Норта
Институциональные исследования как будущее социальных наук
В качестве анекдота Дуглас Норт любит рассказывать историю о конференции 1990-х гг. по проблемам реформирования российской экономики. В ней участвовало много именитых американских профессоров, предлагалось много практических рецептов. Один выступающий полагал, что главное — осуществить приватизацию, тогда ценовой механизм и «невидимая рука рынка» подтолкнут развитие в правильном направлении. Другой экономист подчеркивал важность либерализации внешней торговли. Третий — ключевую роль отводил компьютеризации и техническому перевооружению, которые проведут всю нужную работу за человека. После выступал Норт и выразил скепсис: «Главное — не слушайте американских экономистов, поскольку они совершенно не знают тех конкретных институтов, которые сложились в российской экономике…»
Правда этой истории в том, что подход и работы Норта сильно отличаются от произведений других экономистов. Его работы последних лет стоят особняком и, по всей видимости, открывают новый этап в развитии социальных наук. Желание постичь причины социально-экономических и политических изменений заставили обратиться к политологии, антропологии, истории, социологии, когнитивным наукам. Расширение предмета исследования до институционального устройства экономики, политики и социума в динамике давно уже поставило вопрос о создании новой теории, нового знания в социальных науках. Идейный вклад Норта легко выразить кратко: «Институты имеют значение». В этой связи большой интерес представляет последняя совместная книга
Д.Норта и более молодых, но не менее уважаемых соавторов — политолога Барри Вайнгаста и историка Джона Уоллиса. Книга посвящена концептуальной интерпретации всей истории человечества через призму решения проблемы насилия в различных социальных порядках, отличающихся системами убеждений, типом организаций, политическими и экономическими институтами.
Коротко о книге
В центр общественного устройства авторы ставят проблему насилия. Фактически речь идет о выборе — «забрать или создать», «принудить или произвести». Две революции в истории имели решающее значение для появления принципиально отличных типов социального порядка. Неолитическая революция около десяти тысяч лет назад позволила создать сельское хозяйство и сформировать первые государства, которые обеспечили порядок. Естественное государство, или порядок ограниченного доступа, — самый распространенный в истории тип общественного устройства — строится на ограничении доступа к экономическим и политическим ресурсам. Благодаря привилегиям и особым правам отдельные организации и группы элит извлекают ренту. Превалируют личные отношения, порядок в целом не отличается стабильностью и постоянством, в долгосрочном плане не способствует экономическому росту. Внутри естественного государства выделяется типология хрупкого, базисного и зрелого.
Индустриальная и социальная революция, которая впервые проявила себя в Англии XVII–XVIIIвв., позволяет появиться социальному порядку открытого доступа, когда все больше действуют анонимные силы рынка. В этом порядке доступ к основным политическим и экономическим ресурсам является равным и открытым. Атрибутами такого порядка становятся акционерные общества, множество независимых от государства организаций, верховенство закона, надежная система правовых гарантий и свобод. Более 20 развитых стран смогли поддержать развитие такого порядка. Авторы выделяют три предварительных условия, необходимых для перехода к порядку открытого доступа, который в разной степени совершили развитые страны: подчинение элиты верховенству закона, или равенство всех перед законом, существование бессрочных (постоянных) организаций, которые не зависят ни от государства, ни от конкретных личностей, и, наконец, консолидированный контроль над вооруженными силами и технологиями разрушения и насилия, что предотвращает саморазрушение и деградацию такого порядка.
Структурно книга состоит из семи глав. В первой главе описываются общая логика книги, основные концепции и в тезисном виде разворачивается основная аргументация. Вторая и третья главы посвящены основным характеристикам и типологии общественного устройства, которое условно определяется в книге как естественное государство, или порядок ограниченного доступа. Теоретическое описание порядка открытого доступа разворачивается в четвертой главе. Пятая и шестая главы посвящены концептуальному и историческому выяснению условий и возможностей перехода от одной системы общественного устройства к другой. Наконец, седьмая глава призвана наметить новую повестку дня в социальных науках. Так вкратце выглядит основной каркас книги и те наиболее важные вопросы, которые в ней затрагиваются. Для лучшего понимания идей и их места в современном экономическом знании остановимся подробнее на интеллектуальном портрете авторов, наиболее важных вопросах книги, возможной значимости концепции для анализа институциональных изменений в России и, наконец, обсуждении будущего социальных наук.
Интеллектуальный портрет Норта
В ноябре 2010 г. Дугласу Норту исполнилось 90 лет. Долголетие у экономистов, занимающихся институциональными исследованиями, — не редкость. Рональду Коузу уже 100. За последние пять лет это вторая книга Д. Норта. Назад книга, 2005 г., «Понимание процесса экономических изменений» уже вышла в русском переводе. Интеллектуальная биография Д. Норта важна, поскольку позволяет увидеть постепенное развитие его идей. В реконструкции этого пути нам помогут трактаты и автобиография [1]. Норт никогда не находился на одном месте. С детства он часто менял места проживания вслед за назначениями его отца — служащего страховой компании. Согласно представлениям матери, в 1929–1930 гг. для расширения культурного кругозора семья проживала в швейцарской Лозанне. В юношеские годы у Норта два увлечения: фотография и марксизм. В какой-то момент выбор встал именно между фотографией и экономикой. Увлечение марксизмом не прошло даром. Норт признавался, что всю жизнь отвечал на вопросы Маркса о причине социальных изменений. Более широкий политэкономический взгляд на многие вопросы — тоже в известной степени наследие Маркса. Война прервала учебу, в этот период Норт пошел служить в морской торговый флот, по стечению обстоятельств его путь лежал не в Мурманск, а в Австралию, что спасло ему жизнь. Так случилось, что преподаватели Норта в Беркли увлекались больше историей экономической мысли и экономической историей, чем инструментами неоклассической теории, поэтому эти инструменты он освоил за три года игры в шахматы с Доном Гордоном. Важный период для Норта — это изучение экономического роста в США 1790–1860 гг. Первый этап деятельности Норта как ученого — это работав Национальном бюро экономических исследований, участие в движении клиометристов. По существу, речь шла о новой экономической истории, когда прошлое реинтерпретировалось на основании методов экономической теории и эконометрики. Музу истории
Клио предполагалось подвергнуть научному измерению. Норт активно включился в эту работу, его труды стали известны. Следующим поворотным пунктом стала стажировка в Европе в 1966–1967 гг. В Европе приходит четкое понимание того, что исследования экономики как рыночного феномена явно недостаточно, оно ничего не дает для понимания отношений вассала и сеньора, цеховой жизни и всего экономического строя жизни более ранних периодов истории: Средневековья, Античности. В следующих работах предпринимаются попытки вписать институты в общие рамки экономической теории [2].
С 1980-х гг. можно проследить постепенное расширение предмета изучения и методологических рамок исследования. Основной вопрос остается: как объяснить, что постоянный долговременный экономический рост так редко встречается в экономической истории? Акцент теперь смещается в сторону объяснения неэффективности институтов. В своих основных работах — «Структура и изменения в экономической истории», «Институты, институциональные изменения и функционирование экономики» — Норт показал значение для экономического развития таких институтов, как конституция, право, экономическая организация, идеология [3]. Основные причины социальных изменений Норт усматривает в изменении относительных цен, в новых знаниях и технологиях и, наконец, в меняющейся идеологии, или «картине мира». Относительная редкость рабочей силы в моменты демографического спада ослабляет власть тех, кто использует труд. Роль научно-технологического прогресса также всегда изучалась в теориях экономического роста. Последний же пункт, касающийся ментальных изменений, в наибольшей степени противоречил стандартному допущению экономической теории о стабильности предпочтений. Именно над этой темой и продолжил работать Норт в своей следующей крупной работе — «Понимание процесса экономических изменений» [4]. Норт стремился объяснить, каким образом формируются различные типы институциональной инфраструктуры, которые задают траекторию экономического развития. Институты не существуют сами по себе, но сами являются во многом следствием мышления человека, особых ментальных моделей. Норта вдохновили последние достижения в когнитивной науке, в социологии знания, которые он попытался включить в поле зрения экономической теории. Норт уже почти не использовал термин «идеология», он говорил об убеждениях (beliefs), культуре, интенцио- нальности. Получила дальнейшее развитие концепция «адаптивной эффективности» общества как способности реагировать на изменения внешней среды и зависимости от предшествующего развития (path dependence). Как было отмечено критиками, книга интересна постановкой вопроса, но не проработанностью выводов или серьезным продвижением в направлении междисциплинарного сотрудничества [5].
Сотрудничество Норта с Б. Вайнгастом и Дж. Уоллисом началось достаточно давно. В соавторстве с ними были опубликованы две важные статьи. В 1986 г. вышла совместная статья с Уоллисом, посвященная измерению трансакционного сектора экономики США в период с 1870 по 1970 г. [6]Подсчеты, произведенные на примере США, так и остались одним из немногих примеров количественного учета трансакционных издержек в экономической истории, вошли во многие компендиумы и учебники по институциональной экономике.
В1989 г. в соавторстве с Вайнгастом была написана не менее известная статья, посвященная эволюции институтов общественного выбора в Англии XVII в. В определенном смысле основные идеи авторов, выраженные в книге, созрели уже в этот период. Статья, затрагивающая предмет на стыке экономики и политики, прежде всего описывала обязательства государства или суверена в отношении защиты прав собственности и неизменности правил игры. Авторы показали, что для долгосрочного экономического роста имели значение достоверные обязательства. Задача состояла в том, чтобы показать, что ограничение власти имело важное значение для частной собственности и развития рынков. Наглядной историей послужила Славная революция 1688 года, когда в результате преобразований суд стал независимым, а парламент стал принимать решения по финансовым вопросам, контролировать расходы, получил право учреждать новые налоги.
В контексте содержания и логики последнего совместного проекта трех авторов надо оговориться, что в отношении деталей и возможностей интерпретации фактов с исторической точки зрения сразу возникли дискуссии. К примеру, Б.Каррусер показал, что имело место большое преувеличение в интерпретации реальных исторических событий, в которых гораздо более важным движущим началом была религия и борьба католичества и протестантизма, нежели просто борьба короля с парламентом. Кроме того, сам факт отделения парламента от короля не говорит о демократичности в принятии решений. Напротив, лишь внутренняя структура парламента, а именно наличие двух противоборствующих партий — тори и виги, обеспечила соблюдение прав собственности*.
Остается еще кратко формально представить авторов. Дуглас Норт является профессором Вашингтонского университета в г. Сент-Луис, почетным сотрудником Института Гувера при Стэнфордском университете, консультантом по вопросам экономического роста.
Джон Уоллис — экономист-историк, специализирующийся на общественных финансах США и в более общем плане — на взаимосвязи политического и экономического институционального развития. Уоллис — профессор экономики Университета Мэриленда и исследователь Национального бюро экономических исследований.
Барри Вайнгаст известен как политолог, он специализируется на исследованиях политических основ рыночной экономики, экономических реформах и регулировании, включая проблемы политической экономии развития, федерализма и децентрализации и развития правовых институтов. Вайнгаст — профессор политологии Стэнфордского университета.
Естественное государство как основная модель
Описание принципов построения и динамики развития естественного государства ясно и не вызывает сомнений. Достаточно оглянуться вокруг, достаточно подумать. Отправная точка — необходимость обуздать насилие. Новое слово по отношению к предыдущим описаниям общества этими авторами состоит в артикулированном включении насилия. Авторы подробно не раскрывают это понятие, скорее берут как некую данность. Такие тонкие вопросы, как насилие, которое присутствует в языке, различение объективного и субъективного насилия, выявление стратегий принуждения через установление правил, согласно которым каждый становился виновным и управляемым, — не были рассмотрены [7]. Скорее тут можно проследить веберовскую традицию в выделении монополии на легитимное насилие как основной черты государства.
С помощью контроля над насилием и благодаря возникшему перераспределению удается создать порядок. В этом порядке меньшинство (элиты) управляет большинством и взамен дает сравнительное постоянство и защиту. Экономика не отделена, а слита с политикой. Партии объединены экономическими интересами, что дает стабильность и поддерживает баланс. Организации существуют в тесной связи с государством, их независимость может носить лишь временный и кажущийся характер. Независимость может сохраняться, пока организации не претендуют на раздел ренты и на политическое влияние. Люди и организации не равны перед законом. Общество представляет собой сложную структуру взаи- мопереплетенных рангов, привилегий, регулирований доступа. В конечном итоге место в иерархии определяет положение по отношению к закону и характеру его применения. Эта система обладает определенной мощью и живучестью. Центральная характеристика всех институтов естественного государства — это личные отношения. Экономические и политические решения принимаются «взирая на лица». Слабое место этой системы в том, что она быстро твердеет и ориентируется на выполнение задач прошлого, не в силах быстро приспособиться к новым задачам. Это окостенение, риск отката, вспышки насилия и разрушения не дают возможности создавать предпосылки для долгосрочного экономического роста. На краткосрочном этапе быстрый рост возможен, мобилизационная, плановая экономика — тому подтверждение.
Догосударственные образования — охотники-собиратели — знали больше проявлений насилия. После неолитической революции появляются первые государства и их объединения — это уже период естественных государств, хрупких, базисцых, зрелых. Интересны примеры, которые используют авторы. К хрупким естественным государствам относятся Гаити, Ирак, Афганистан, Сомали и несколько других областей в Африке к югу от Сахары. Организации слиты с государственной властью, институты и функции управления персонифицируются, организационные структуры нестабильны. В качестве примеров базисных естественных государств разбираются Мезоамериканская империя ацтеков (1428–1519) и европейская империя Каролингов (751–840), в которых произошло структурирование долгосрочных соглашений и организаций, но в отличие от зрелых естественных государств организации сохраняют прямую связь с государством, нет организаций гражданского общества, конкурирующих с государством.
Описание такого типа политико-экономического устройства, как естественное государство, не вызывает вопросов, универсальные черты схвачены удивительно четко. Иллюстративный материал не оставляет сомнений в том, что такое междисциплинарное объяснение работает. Комплексное институциональное исследование, включающее изучение природы разрешения насилия, мотивов поведения человека, систем убеждений, характера устройства организаций, элит и в конечном итоге государства, соотношения политики, экономики и права, — более чем убедительно. Теория потеряла в точности, возможности использования эмпирических данных и проверяемых гипотез, но продвинулась в создании общего каркаса новой институциональной теории, объединяющей все социальные науки. Такое обобщение не могло пройти без определенных потерь, связанных со степенью постижения конкретных исторических деталей. Настоящему историку такие обобщения покажутся излишними и затемняющими весь ход истории человечества. Экономисту эти соображения покажутся слишком общими, лишенными аналитической мощи инструментов экономической теории.
В конце периода зрелости при выполнении пороговых условий происходит постепенный переход к порядку открытого доступа, когда механизмы конкуренции на всех уровнях экономики и политики сменяют механизмы привилегий и ренты, устанавливается верховенство закона, появляются организации, не связанные с личностями, живущие бессрочно, консолидированный контроль устанавливается над вооруженными силами.
Понимание условий перехода к порядку открытого доступа, описание принципов работы самого этого порядка гораздо более сложно дается читателю. Описание «неправильного» порядка является более убедительным, внутренние механизмы устройства вызывают мало сомнений. Логика естественного государства удалась. Контуры действительности начинают ускользать, усиливается ощущение тайной завесы, когда речь идет о порядке открытого доступа. Процесс этот не завершен, поэтому авторам неизбежно приходится переходить в жанр утопии, то есть описывать правильное устройство, которое в чистом виде еще нигде себя не проявило до конца, чертить то место на политико-экономической карте, которое скорее указывает в будущее, нежели лежит в прошлом. В этом смысле один из неявных результатов книги — создание нового, привлекательного образа рыночной, капиталистической утопии, гораздо более тонкое и умное продолжение работ австрийских экономистов (к примеру, Фридриха фон Хайека).