Маска, — ответила я шепотом
Можно посмотреть?
Я кивнула.
Он снял крышку и бумагу, пока я разглядывала довольных кинозрителей, выискивая злонамеренных. Одна пара смотрела на нас слишком пристально, но по причинам скорее всего иным.
Такой вид, будто кто-то начал маску и не закончил, — сказал он.
Да, слишком пустая.
И зачем кто-то стал бы тебе такое дарить?
Ты видел, чтобы кто-нибудь это вносил?
Коробка большая, Анита. Я бы заметил.
А не заходила ли какая-нибудь женщина с сумкой больше обычного?
Не настолько, чтобы такую коробку спрятать.
Натэниел, ты здесь стоял. Ты не мог не видеть.
Мы переглянулись.
Но я не видел.
Блин, — сказала я тихо и с большим чувством.
Кто-то пытался воздействовать на тебя. Теперь воздействовали на меня, чтобы войти в туалет незаметно.
Ты что-нибудь почувствовал? — спросила я.
Он подумал, потом покачал головой:
Ничего.
Блин еще раз.
Позвони Жан-Клоду, — сказал он. — Прямо сейчас.
Я кивнула и дала ему подержать коробку, чтобы позвонить с сотового. Пока я ждала, чтобы Жан-Клод снял трубку, Натэниел завернул маску обратно. На этот раз Жан-Клод снял трубку сам.
Мне сделали подарок, — сказала я.
И что же тебе купил наш пушистый котенок? — спросил он, совершенно не обидевшись, что я не поздоровалась.
Это не от Натэниела.
Говорить загадками — это не твоя манера, ma petite.
А ты спроси меня, что за подарок.
Что за подарок? — спросил он, переходя на непроницаемый тон, которым так хорошо владел.
Маска.
Какого цвета?
Кажется, ты совсем не удивлен?
Какого она цвета, ma petite?
Какая разница?
Есть разница.
Ну, белого, а что?
Он выдохнул — я даже не знала, что он задержал дыхание, — и несколько минут тихо и горячо говорил по-французски, пока я наконец не смогла его успокоить настолько, чтобы он говорил со мной по-английски.
Это новость и хорошая, и плохая, ma petite. Белая — значит, они здесь, чтобы наблюдать за нами, а не вредить нам.
Я сдвинулась так, чтобы прикрыть рот рукой. Мне хотелось присматривать за проходящей мимо публикой, но совершенно не надо было, чтобы кто-нибудь подслушал разговор, обещавший быть непростым. И выходить наружу я тоже не хотела, пока не пойму, в насколько серьезной опасности мы находимся. Толпа в таком случае — и недостаток, и преимущество. Как правило, злодеи не любят начинать заварушку в толпе.
А какой цвет означал бы вред? — спросила я.
Красный.
О’кей. А кто такие «они», поскольку, как я понимаю, это все значит, что на нас вышла эта самая тайна, кто она там есть?
Ты права.
Так кто это такие, эти они? И за каким хреном эти комедии плаща и кинжала с маской? Можно ж письменно или по телефону?
Я не могу точно сказать. Маску полагалось бы прислать мне, как мастеру города.
А зачем тогда мне ее посылать?
Не знаю, ma petite.
Голос у него был сердитый, а обычно его рассердить очень непросто.
Ты боишься.
Да. И очень.
Кажется, нам придется все-таки сегодня ехать в «Цирк».
Извинись перед Натэниелом за испорченное свидание, но oui, тебе действительно придется сюда ехать. Очень многое нам нужно обсудить.
Кто это такие, Жан-Клод?
Название тебе ничего не скажет.
Все равно скажи.
Арлекин. Это Арлекин.
Арлекин? Французский клоун такой?
Ничего столь веселого, ma petite. Приезжай, я тебе объясню.
Насколько серьезна сейчас опасность?
Та самая пара продолжала на нас смотреть. Женщина ткнула мужчину локтем, он покачал головой.
Белая — значит, они только наблюдают. Если нам очень, очень повезет, других контактов не будет. За нами понаблюдают и уедут.
А тогда зачем нам вообще об этом говорить?
Потому что таков наш закон. Они могут проехать чью-то территорию, или гнаться за кем-то через эту территорию — совсем как ты гоняешься за плохими вампирами через границы штатов, но если они должны пробыть где-то больше нескольких ночей подряд, то по закону они обязаны связаться с мастером города.
Так что, быть может, все дело в Малькольме и его церкви?
Быть может.
Но ты в это не веришь.