Я притянула его в круг из рук Мики

Ты меня заставляешь в себя поверить.

Как и раньше, прикосновение Натэниела прогнало сомнения, и его неколебимая уверенность защитила нас обоих от Коломбины. Даже будучи в одном помещении со мной, она не могла своими сомнениями пробить уверенность, сообщенную мне Натэниелом.

К нам подполз Дамиан — наверное, отчасти сомнения навалились и на него, но еще он был вампиром, и жгучая иллюзия смертоносного солнца поразила его вместе со мной. Я видела, как ему больно, и больно вдвойне от воспоминаний о погибшем на солнце лучшем друге. Связь со мной позволяла ему быть на солнце и не гореть, но ужас перед светом мешал этому радоваться. Солнце есть смерть, точка. Конец. Он помнил, как сворачивалась, сползая лоскутами, кожа с горящего тела друга.

Натэниел схватил его за пальцы, я за запястье, и мы втащили его в круг наших объятий. От нашего прикосновения он задрожал всем телом, но поднял к нам залитое слезами лицо.

Ее сила невыносима. Можно на что угодно пойти, только бы она перестала.

Я кивнула. Собравшиеся вопили, плакали, молили перестать. Если бы такие правила были бы в последний раз, как Жан-Клоду был брошен вызов, то привлечение публики на свою сторону означало бы победу. Тогда в город приехал член вампирского совета, Колебатель Земли, умевший своею силой вызывать землетрясения. Чтобы спасти город и свести разрушения к минимуму, Жан-Клод заключил с ним соглашение, что состязаться они будут в менее деструктивных возможностях, и одно из испытаний было такое: потрясти публику в «Цирке Проклятых». Если бы тогда победой было привлечь ее на свою сторону, мы бы проиграли.

Я попыталась своими метками ощутить Жан-Клода, но он не подпускал меня к себе. Один раз мелькнул его образ, весь в сомнениях, но сомнения были не его — Ричарда. Бедный Ричард, он пришел поддержать Жан-Клода, но был так полон сомнений в себе, что вместо этого ослабил его — ослабил их обоих. И Жан-Клод закрылся, чтобы я не почувствовала этого. Так они с Ричардом оказались в построенном Ричардом аду.

Я вскочила на ноги, не отпуская Натэниела и Дамиана. Мика встал с нами, но опустил руки.

Я люблю тебя, — сказала я ему.

И я тебя люблю, но иди. Иди сейчас к Жан-Клоду.

Мы двинулись к сцене. Жан-Клоду надо было кого-то тронуть, у кого нет сомнений ни в нем, ни в себе. Держа в руке руку Натэниела, я могла даже поделиться этой уверенностью.

На сцену мы взлетели бегом, и я рухнула в объятия Жан-Клода. Рухнула, держа правой рукой Натэниела, а левой Дамиана. Жан-Клод покачнулся от такой тяжести, от инерции. Ашер помог ему устоять, удержал, упираясь ладонью в спину. Ричард стоял на четвереньках, опустив голову, даже не глянул, когда мы налетели на Жан-Клода и Ашер удержал нас всех.

Жан-Клод обнял меня, и я ощутила Ашера за его спиной, за нашей спиной, он помогал нам, поддерживал нас. Я заглянула в глаза Жан-Клода, в эту полночную синеву. Натэниел обвил руками Жан-Клода, меня и Ашера. Наверное, Ашер бы отодвинулся, но времени не было. А Дамиан, не отпуская моей руки, опустился рядом с Ричардом, тронул упавшего за плечо. Мы с Натэниелом дали Жан-Клоду основание для фундамента, камень, чтобы на нем строить. Дамиан же поделился с Ричардом своим самообладанием, своим жестким хладнокровием. Их эмоции всплеском силы плеснули через меня, через Жан-Клода, в Ашера, стоящего за ним.

И хладнокровие Дамиана перехлестнуло через панику Ричарда и превратило ее в стену льда. У Ричарда появилась оборонительная стена, за которой можно было спрятаться. Дамиан поднял Ричарда на ноги, и они стояли, держа друг друга за плечи, как здороваются иногда друзья вместо рукопожатия, когда слишком они мужественны, чтобы обниматься. Дамиан держал меня за руку, но они с Ричардом стояли вне круга чьих-то рук.

Они остались вне круга прочих мужчин, и у Ричарда вспыхнул страх. Он не Коломбины боялся, не ее слуги, он боялся Жан-Клода, меня и Ашера. Это был один из слишком глубоких взглядов, который иногда кидали мы в мысли друг друга. Но Дамиан отрезал это ощущение, он перекрыл этот страх железом своего самообладания. Столетиями он учился укрощать страх, когда был игрушкой мастера, умевшего возбуждать в других страх и питаться им, как питалась сомнением Коломбина.