Глава 7. ЗАВЕЩАНИЕ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА 2 страница
— Дамблдор захотел отдать меч мне? — стараясь сдержать гнев, спросил Гарри. — Возможно, он полагал, что мы будем хорошо смотреться у меня на стене.
— Это не шутка, Поттер! — рявкнул Скримджер. — Может быть, Дамблдор верил в то, что лишь меч Годрика Гриффиндора способен поразить наследника Слизерина? Не хотел ли он отдать меч вам, Поттер, потому, что считал, как считают многие, что именно вам предназначено уничтожить Того-Кого-Нельзя-Называть?
— Интересная теория, — сказал Гарри. — А никто не пробовал пырнуть этим мечом Волан-де-Морта? Может быть, Министерству стоило бы выделить несколько человек для выполнения этой задачи, вместо того чтобы тратить время на разборку делюминаторов или старания скрыть побег из Азкабана. Так вот, значит, чем вы занимались, министр, запершись в своем кабинете, — пытались вскрыть снитч? Люди гибнут, я сам едва не стал одним из них, Волан-де-Морт гнался за мной через три графства, он убил Грозного Глаза Грюма, а от Министерства никто не услышал об этом ни слова, не так ли? И вы все еще надеетесь, что мы станем вам помогать?
— Вы заходите слишком далеко! — закричал, вставая, Скримджер; Гарри тоже вскочил на ноги. Скримджер, прихрамывая, подступил к нему и с силой ткнул его в грудь своей палочкой, и она прожгла, точно зажженная сигарета, дыру на футболке Гарри.
— Ого! — вскрикнул Рон, тоже вскакивая и поднимая палочку, но Гарри остановил его:
— Нет! Ты же не хочешь дать ему повод для ареста всех нас?
— Не забывайте, что вы не в школе, понятно? — сказал Скримджер, тяжело дыша прямо в лицо Гарри. — Не забывайте, что я не Дамблдор, который прощал вам наглость и неподчинение. Вы можете носить свой шрам, как корону, Поттер, однако не вам, семнадцатилетнему мальчишке, указывать мне, как я должен исполнять свою работу! Пора бы вам научиться проявлять уважение к людям!
— Пора бы и вам заслужить его! — ответил Гарри. Пол дрогнул, с крыльца донеслись торопливые шаги, дверь гостиной распахнулась, и в нее влетели мистер и миссис Уизли.
— Мы… нам показалось, что мы слышали… — начал мистер Уизли, явно встревожившийся, увидев министра и Гарри стоящими буквально нос к носу.
— Разгоряченные голоса, — выдохнула миссис Уизли. Скримджер отступил от Гарри на пару шагов, мельком взглянул на проделанную им в футболке дырку. Похоже, он уже сожалел о том, что сорвался.
— Это… нет, ничего, — пророкотал министр. — Я… меня огорчает ваша позиция, — сказал он, еще раз прямо взглянув Гарри в глаза. — Вы, видимо, думаете, что Министерство не желает того, чего желаете вы… чего желал Дамблдор. Нам следовало бы работать плечом к плечу.
— Мне не нравятся ваши методы, министр, — сказал Гарри. — Вы не забыли?
И он во второй раз за время их встреч поднял вверх правый кулак и показал Скримджеру шрамы, белесо светившиеся, складываясь в слова: «Я не должен лгать». Лицо Скримджера окаменело. Не сказав больше ни слова, он повернулся и, прихрамывая, покинул гостиную. Миссис Уизли поспешила за ним, Гарри слышно было, как она остановилась у задней двери. Примерно минуту спустя она крикнула:
— Ушел!
— Что ему было нужно? — оглядывая Гарри, Рона и Гермиону, спросил мистер Уизли, пока его жена торопливо возвращалась в гостиную.
— Отдать нам завещанное Дамблдором, — ответил Гарри. — Они только теперь рассекретили его завещание.
Несколько позже, в огороде, три отданных им Скримджером вещи, передаваемые из рук в руки, обошли столы по кругу. Каждый восторгался делюминатором и «Сказками барда Билля», высказывал сожаления о том, что Скримджер отказался отдать меч, но никто не смог предложить толкового объяснения того, что Дамблдор оставил Гарри старый снитч. Когда мистер Уизли уже в третий раз осматривал делюминатор, его жена робко сказала:
— Гарри, милый, все страшно проголодались, мы же не могли начать без тебя… может, я подам обед?
И после того как все торопливо насытились, несколько раз прокричали хором: «С днем рождения!» — и проглотили торт, празднование завершилось. Хагрид, приглашенный на завтрашнюю свадьбу, но слишком большой, чтобы ночевать в и без того уже переполненной «Норе», отправился на соседнее поле — устраиваться на ночь в шатре.
— Встретимся наверху, — шепнул Гарри Гермионе, пока они помогали миссис Уизли приводить огород в обычный вид. — После того как все улягутся.
В мезонине, пока Рон изучал делюминатор, Гарри наполнял ишачий мешочек Хагрида — не золотом, но вещами, которые он ценил больше всех прочих, вещами, повидимому бесценными, хоть они и сводились всего лишь к Карте Мародеров, осколку волшебного зеркала Сириуса и медальону Р. А. Б. Затянув мешочек и повесив его себе на шею, Гарри присел, держа в ладони старый снитч, наблюдая за его слабо трепещущими крыльями. Наконец Гермиона стукнула в дверь и на цыпочках вошла в комнату.
— Оглохни! — прошептала она, махнув палочкой в сторону лестницы.
— Ты вроде бы не одобряла это заклинание, — сказал Рон.
— Времена меняются, — ответила Гермиона. — Нука покажи нам делюминатор.
Рон немедленно подчинился: держа делюминатор перед собой, щелкнул им, и единственная горевшая в комнате лампа тут же погасла.
— Дело в том, — прошептала в темноте Гермиона, — что такого же результата можно добиться с помощью перуанского порошка Мгновенной тьмы.
Послышался тихий щелчок, и на потолке снова загорелась, залив их светом, шаровидная лампа.
— Все равно вещь клевая, — словно оправдываясь, сказал Рон. — И все говорят, что ее сам Дамблдор изобрел!
— Я знаю, но не для того же он выделил тебя в завещании, чтобы помочь нам тушить свет!
— Думаешь, Дамблдор знал, что Министерство конфискует завещание и проверит все, что он нам оставил? — спросил Гарри.
— Наверняка, — ответила Гермиона. — Написать в завещании, зачем он нам их оставляет, Дамблдор не мог, но это не объясняет…
— Почему он не намекнул нам на это, пока был жив? — спросил Рон.
— Вот именно, — ответила Гермиона, перелистывая «Сказки барда Бидля». — Раз эти вещи настолько важны, что он передал их нам под носом у Министерства, Дамблдор, наверное, мог дать нам знать, чем именно… если только не считал это очевидным.
— Ну, если считал, значит, ошибся, так? — сказал Рон. — Я всегда говорил, что у него не все дома. Блестящий маг и все прочее, но чокнутый. Оставить Гарри старый снитч — на черта он ему сдался?
— Понятия не имею, — сказала Гермиона. — Когда Скримджер заставил тебя взять его, Гарри, я была совершенно уверена — чтото произойдет.
— Ну да, — отозвался Гарри и, чувствуя, как учащается его пульс, поднял перед собой снитч. — Правда, особенно лезть из кожи на глазах у министра мне не стоило, верно?
— Что ты хочешь сказать? — спросила Гермиона.
— Это снитч, который я поймал в самом первом моем матче, — ответил Гарри. — Помнишь?
Гермиону вопрос поставил в тупик, зато Рон ахнул и начал отчаянно тыкать пальцем то в Гарри, то в снитч, пока наконец не совладал со своим голосом:
— Это же тот, который ты чуть не проглотил!
— Правильно, — сказал Гарри и — сердце его забилось еще чаще — прижал снитч к губам.
Однако снитч так и не открылся. Разочарование и горечь вскипели в Гарри, он опустил золотой шарик, но тут вскрикнула Гермиона:
— Надпись! Посмотри, на нем появилась надпись!
От изумления и волнения Гарри едва не выронил снитч.
Гермиона была права. На гладкой золотой поверхности, где еще секунду назад не было ничего, появилась гравировка — четыре слова, написанные наклонным почерком, в котором Гарри узнал дамблдоровский:
Я открываюсь под конец.
Гарри едва успел прочитать их, как слова исчезли снова.
— «Я открываюсь под конец»… Что это может значить?
Гермиона и Рон недоуменно покачали головами.
— Я открываюсь под конец… под конец… я открываюсь под конец…
Однако сколько раз и с какими интонациями они ни повторяли эти слова, никакого смысла из них вытянуть не удалось.
— А тут еще меч, — сказал Рон, когда они наконец отказались от попыток проникнуть в пророческий смысл надписи на снитче. — Зачем ему понадобилось, чтобы меч был у Гарри?
— И почему он не мог мне об этом сказать? — негромко спросил Гарри. — Весь прошлый год меч висел во время наших разговоров на стене его кабинета! Если он хотел, чтобы меч оказался в моих руках, почему просто не отдал его?
Он чувствовал себя так, точно сидит на экзамене, глядя на вопрос, ответ на который должен знать, но голова у него варит туго и ни на какие понукания не отзывается. Может быть, он упустил чтото из тех долгих разговоров, которые вел с Дамблдором в прошлом году? И должен хорошо знать, что все это значит? Или Дамблдор просто надеялся, что он и сам все поймет?
— Да, а уж эта книга, — сказала Гермиона, — «Сказки барда Билля»… Я о них и не слышала никогда!
— Не слышала о сказках барда Бидля? — не поверил ей Рон. — Шутишь, что ли?
— Нет, не шучу, — удивленно ответила Гермиона. — А ты их знаешь?
— Еще бы я их не знал!
Гарри, забавляясь, смотрел на них. То, что Рон читал книгу, которой не читала Гермиона, было обстоятельством попросту беспрецедентным. Рона, однако, ее удивление поразило.
— Ну брось! Все старинные детские сказки принято приписывать Бидлю, разве не так? «Фонтан феи Фортуны»… «Колдун и прыгливый горшок»… «Зайчиха Шутиха и ее пеньзубоскал»…
— Каккак? — Гермиона захихикала. — А это про что?
— Да ладно тебе, — ответил Рон, недоверчиво переводя взгляд с Гарри на Гермиону. — Уж про зайчиху Шутиху ты наверняка слышала…
— Рон, ты же отлично знаешь, мы с Гарри выросли среди маглов, — сказала Гермиона. — И когда мы были маленькими, никто нам этих сказок не рассказывал, нам рассказывали про «Белоснежку и семь гномов», про «Золушку»…
— Это болезнь такая? — спросил Рон.
— Выходит, это детские сказки? — спросила Гермиона, снова склоняясь над рунами.
— Ну да, — без особой уверенности подтвердил Рон. — То есть считается, что все старые сказки сочинил Бидль. А как они выглядят в оригинале, я не знаю.
— Но зачем Дамблдору понадобилось, чтобы я их прочитала?
Внизу чтото хрустнуло.
— Наверное, Чарли крадется кудато, чтобы, пока мама спит, заново отрастить волосы, — нервно произнес Рон.
— Так или иначе, нам пора спать, — прошептала Гермиона. — А то будем ползать завтра как сонные мухи.
— Да уж, — согласился Рон. — Зверское тройное убийство, совершенное матерью жениха, может немного подпортить свадьбу. Свет я сам выключу.
И как только Гермиона вышла из комнаты, он щелкнул делюминатором.
Глава 8. СВАДЬБА
Назавтра в три часа пополудни Гарри, Рон, Фред и Джордж стояли у разбитого в фруктовом саду огромного белого шатра, ожидая появления свадебных гостей. Гарри принял приличную дозу Оборотного зелья и был теперь двойником рыжеголового мальчикамагла из соседней деревни Оттери-Сент-Кэчпоул — волосы его Фред позаимствовал с помощью Манящих чар. Идея состояла в том, чтобы обратить Гарри в «кузена Барни», а многочисленные Уизли должны были поддерживать эту легенду.
Все четверо держали в руках планы рассадки гостей, которые должны были помочь им разводить людей по нужным местам. Целая орда официантов в белых мантиях появилась часом раньше вместе с одетым в раззолоченные костюмы оркестром. Сейчас вся эта волшебная братия сидела неподалеку под деревом, Гарри видел, как над ними поднимается синеватый трубочный дымок.
За спиной Гарри находился вход в шатер, а за входом открывались ряды и ряды хрупких золоченых стульев, стоявших по обеим сторонам пурпурной ковровой дорожки. Столбы, на которых держался шатер, были увиты белыми и золотистыми цветами. Точно над тем местом, где Биллу и Флер предстояло вскоре стать мужем и женой, Фред и Джордж разместили гигантскую связку золотистых же надувных шариков. Снаружи неторопливо порхали над травой и шпалерами бабочки и пролетали жуки, летний день был в самом разгаре. Гарри испытывал некоторое неудобство. Магл, которого он изображал, был немного полнее его, отчего парадная мантия Гарри казалась ему тесноватой и жаркой.
— Когда буду жениться я, — сказал Фред, оттягивая ворот своей мантии, — я подобной дури не допущу. Все вы оденетесь, как сочтете нужным, а на маму я наложу Цепенящее заклятие, и пусть лежит себе спокойно, пока все не закончится.
— Утром она была не так уж и плоха, — сказал Джордж. — Поплакала малость изза того, что Перси не будет, хотя кому он, спрашивается, нужен? О черт, началось, они уже здесь — глянька.
На дальнем краю двора одна за другой стали появляться ярко расцвеченные фигуры. Прошло всего несколько минут, и из них образовалась целая процессия, которая, извиваясь, двинулась по огороду в направлении шатра. На шляпках волшебниц колыхались экзотические цветы и подрагивали крыльями зачарованные птицы, на шейных платках волшебников посверкивали самоцветы; толпа их приближалась к шатру, и гул возбужденных разговоров все усиливался, заглушая жужжание жуков.
— Отлично, помоему, я вижу нескольких кузинвейл, — сказал Джордж, вытягивая шею, чтобы приглядеться получше. — Надо бы помочь им разобраться в наших английских обычаях, вот я прямо сейчас этим и займусь…
Девушки захихикали и действительно позволили ему проводить их в шатер. Джорджу только и осталось, что заняться пожилыми волшебницами, Рон взял на себя заботы о престарелом министерском коллеге мистера Уизли Перкинсе. Что касается Гарри, на его попечении оказалась глуховатая пожилая супружеская чета.
></emphasis>
1 Позвольте мне (фр.).
— Приветик, — произнес, когда Гарри вышел из шатра, знакомый голос, и он увидел стоявших во главе очереди Тонкс и Люпина. Тонкс обратилась по случаю праздника в блондинку. — Артур сказал, что ты тот, у которого курчавые волосы. Прости за вчерашнее, — шепотом прибавила она, когда Гарри вел их по проходу. — Министерство отрастило на оборотней здоровенный зуб, и мы решили, что наше присутствие никакого добра тебе не принесет.
— Все в порядке, я понимаю, — сказал Гарри, обращаясь больше к Люпину, чем к Тонкс.
Люпин коротко улыбнулся ему, но, когда он отвел взгляд в сторону, Гарри увидел, что лицо его снова стало несчастным. В чем дело, Гарри не понимал, однако задумываться над этим ему было некогда: Хагрид уже успел произвести некоторые разрушения. Неверно поняв указания Фреда, он уселся не на магическим способом расширенный и укрепленный стул, поставленный для него в заднем ряду, а на пять обычных, и теперь они напоминали горстку позолоченных спичек.
Пока мистер Уизли устранял повреждения, а Хагрид громогласно извинялся перед всеми, кто его слушал, Гарри поспешил обратно к входу в шатер и обнаружил там Рона, разговаривавшего с на редкость чудаковатым волшебником. Он был немного косоглаз, с белыми, сильно смахивающими на сахарную вату волосами до плеч, в шапочке с кистью, которая болталась перед самым кончиком его носа, и в желтой, цвета яичного желтка, мантии, при одном взгляде на которую начинали слезиться глаза. На золотой цепи, облекавшей его шею, висела странная эмблема, похожая на треугольный глаз.
— Ксенофилиус Лавгуд, — сообщил он, протянув Гарри руку. — Мы с дочерью живем по соседству, за холмом. Как мило, что добрейшие Уизли пригласили нас. Впрочем, с моей Полумной вы, насколько мне известно, знакомы, — прибавил он, обращаясь к Рону.
— Да, — ответил Рон, — но где же она?
— Задержалась немного в вашем очаровательном огородике, чтобы поздороваться с гномами, они у вас там кишмя кишат, чудесно! Мало кто из чародеев понимает, сколь многое мы можем почерпнуть у мудрых маленьких гномов или, если называть их как должно, у Gernumbligardensi.
— У наших можно почерпнуть множество ругательств, — сказал Рон, — но, помоему, они и сами почерпнули их у Фреда с Джорджем.
Он повел в шатер компанию чародеев, и тут появилась Полумна.
— Привет, Гарри! — сказала она.
— Э-ээ… меня зовут Барни, — ответил впавший в замешательство Гарри.
— О, так ты и имя переменил? — весело спросила она.
— Но как ты меня узнала?..
— Да просто по выражению лица, — ответила Полумна.
Полумна, подобно отцу, облачилась в желтую мантию, к которой добавила воткнутый в волосы цветок подсолнечника. После того как глаза привыкали к яркости ее костюма, он начинал казаться вполне приятным. По крайней мере, на этот раз с ушей Полумны не свисали редиски.
Ксенофилиус, углубившийся в беседу со знакомым волшебником, этот обмен репликами между Полумной и Гарри прослушал. Попрощавшись с волшебником, он обернулся к дочери, и та, воздев один палец, сказала:
— Смотри, папочка, меня гном укусил!
— Чудесно! Слюна гномов благотворна до крайности! — сообщил мистер Лавгуд, хватаясь за палец дочери и оглядывая кровоточащие прокусы. — Полумна, любовь моя, если тебе захочется блеснуть сегодня своими талантами — вдруг тебя охватит желание пропеть оперную арию или почитать чтонибудь на русалочьем языке, — не противься ему! Это может оказаться даром Gernumbli!
Рон, как раз в это время проходивший мимо, громко фыркнул.
— Рон может смеяться сколько угодно, — невозмутимо сказала Полумна, когда Гарри провожал ее и Ксенофилиуса к их местам, — но отец провел очень серьезные исследования магии Gernumbli.
— Вот как? — сказал Гарри, давно уже решивший для себя, что оспаривать странноватые воззрения Полумны или ее отца дело пустое. — А ты не хочешь перевязать чемнибудь палец?
— О нет, все хорошо, — ответила Полумна, с мечтательным выражением посасывая укушенный палец и оглядывая Гарри с головы до ног. — А ты хорошо выглядишь. Я сказала папочке, что большинство гостей скорее всего придут в парадных мантиях, но он считает, что на свадьбу лучше всего облачаться в солнечные цвета — на счастье, понимаешь?
Она поплыла к отцу, и тут же объявился Рон со старенькой, цеплявшейся за его руку чародейкой. Крючковатый нос, глаза в красных ободках и розовая шляпка с перьями придавали ей сходство со сварливым фламинго.
— И волосы у тебя слишком длинны, Рональд, я тебя сначала за Джиневру приняла. Мерлинова борода, во что это вырядился Ксенофилиус Лавгуд? Вылитый омлет. А ты кто? — гаркнула она, завидев Гарри.
— Ах, да, тетя Мюриэль, познакомьтесь, это кузен Барни.
— Еще один Уизли? Вы плодитесь, как гномы. А Гарри Поттер тут имеется? Я надеялась познакомиться с ним. Я думала, он ваш друг, Рональд, или вы всегонавсего хвастались?
— Нет… просто он не смог приехать…
— Хмм. Нашел предлог, чтобы увильнуть? Ну, значит, не такая он бестолочь, какой выглядит на газетных снимках. Я только что научила невесту, как ей лучше носить мою диадему! — крикнула она Гарри. — Гоблинская работа, знаете ли, хранилась в семье веками. Девочка она красивая, но все же француженка. Ну ладно, ладно, Рональд, найди для меня место получше, мне всетаки сто семь лет, я не могу долго стоять на ногах.
Рон, проходя мимо Гарри, сокрушенно взглянул на него и на какоето время пропал. Когда он снова появился у входа, Гарри успел развести по местам с десяток гостей. Шатер уже почти заполнился, а очередь у входа наконец иссякла.
— Мюриэль — это какойто кошмар, — сказал Рон, отирая рукавом лоб. — Раньше она к нам на каждое Рождество приезжала, но, слава богу, обиделась после того, как Фред с Джорджем прямо во время обеда взорвали под ее креслом навозную бомбу. Папа твердит, что она вычеркнет их из завещания. Можно подумать, что их это волнует, — при их темпах они все равно станут самыми богатыми в нашей семье людьми. Ух ты! — прибавил он и заморгал, глядя на приближавшуюся Гермиону — Роскошно выглядишь!
— И ведь вечно этот удивленный тон, — произнесла Гермиона, но, однако же, улыбнулась. На ней было сиреневое развевающееся платье, туфли на высоком каблуке, гладко расчесанные волосы ее сияли. — Твоя двоюродная бабушка Мюриэль с тобой не согласилась бы. Я совсем недавно столкнулась с ней на верхнем этаже — она вручала Флер диадему. Увидев меня, она сказала: «Боже, это ведь магловка?» — а затем: «Плохая осанка и костлявые лодыжки».
— Не обращай внимания, она всем грубит, — сказал Рон.
— Вы о Мюриэль говорите? — спросил Джордж, вышедший с Фредом из шатра. — Да, мне она сказала, что у меня уши какието кривые. Старая сова. Жаль, дяди Билиуса больше нет, вот кто умел повеселиться на свадьбах.
— Это не тот, который повстречался с Гримом, а ровно через сутки умер? — поинтересовалась Гермиона.
— Ну да, под конец у него появились коекакие причуды, — признал Джордж.
— Зато до того, как помешаться, он был душой любого свадебного пира, — сказал Фред. — Выдувал целую бутылку огненного виски, а после выскакивал на танцевальный настил, подбирал подол мантии и начинал вытаскивать букеты из…
— Да, человек и вправду очаровательный, — признала Гермиона, пока Гарри сгибался от хохота в три погибели.
— А сам почему-то так и не женился, — сказал Рон.
— Вот этим ты меня удивил, — отозвалась Гермиона.
Им было так весело, что никто не заметил запоздавшего гостя — темноволосого молодого человека с большим кривым носом и густыми черными бровями, — пока он не протянул свое приглашение Рону и не сказал, уставясь на Гермиону:
— Прекрасно выглядишь.
— Виктор! — завопила она и уронила свою расшитую бисером сумочку, ударившуюся о землю с громким стуком, нисколько не отвечавшим ее размерам. Торопливо подняв сумочку и покраснев, Гермиона сказала: — Я и не знала, что ты… господи… как приятно тебя видеть… Ну как ты?
Уши Рона в очередной раз заалели. Прочитав приглашение Крама с таким видом, точно он ни единому стоявшему там слову не верил, Рон спросил намного громче, чем следовало:
— Как это ты здесь оказался?
— Флер пригласила, — приподняв брови, ответил Крам.
Гарри, никакого зла на Крама не державший, пожал ему руку, а затем, решив, что лучше увести Виктора подальше от Рона, предложил проводить его до отведенного ему места.
— Твой друг мне, похоже, не обрадовался, — сказал Крам, когда они вошли в уже наполненный людьми шатер и, взглянув на рыжие кудри Гарри, добавил: — Или он родственник?
— Двоюродный брат, — пробормотал Гарри, однако Крам его, собственно говоря, уже не слушал.
Появление Крама вызвало определенный переполох, особенно среди кузинвейл: какникак, Виктор был прославленным игроком в квиддич. Гости еще вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть его, а в проходе уже появились торопливо шагавшие Рон, Гермиона, Фред и Джордж.
— Время усаживаться, — сказал Гарри Фред, — не то о нас новобрачная споткнется.
Гарри, Рон и Гермиона заняли свои места — во втором ряду, прямо за Фредом и Джорджем. Гермиона казалась чутьчуть порозовевшей, уши Рона попрежнему алели.
Просидев несколько мгновений в молчании, он прошептал Гарри:
— Видал, какую идиотскую бородку он отрастил?
Гарри пробормотал нечто неразборчивое. Нагретый солнцем шатер наполнили трепетные предвкушения, негромкий говорок сидевших в нем людей время от времени перемежался вспышками возбужденного смеха. По проходу прошли, улыбаясь и кивая родственникам, мистер и миссис Уизли — последняя облачилась сегодня в новую аметистовую мантию и подобранную ей в тон шляпку.
Мгновение спустя в дальнем конце шатра возникли Билл и Чарли, оба в парадных мантиях и с большими белыми розами в бутоньерках; Фред залихватски присвистнул, заставив кузинвейл захихикать. Зазвучала исходящая, казалось, прямо из золотистых шаров музыка, и все смолкли.
— О-оо-оох! — выдохнула Гермиона, повернувшаяся на стуле, чтобы взглянуть на вход.
Общий вздох вырвался у всех гостей, когда в проходе появились мсье Делакур и Флер. Флер словно плыла, мсье Делакур подпрыгивал на ходу и радостно улыбался. На Флер было совсем простое белое платье, казалось, источавшее сильный серебристый свет. Как правило, рядом с ее сияющей красотой люди словно тускнели, сегодня же этот свет делал более прекрасными всех, на кого он падал. Джинни и Габриэль, обе в золотистых платьях, выглядели красивее обычного, а когда Флер приблизилась к Биллу, стало казаться, что он даже и не встречался никогда с Фенриром Сивым.
— Леди и джентльмены, — произнес певучий голос, и Гарри с легким потрясением увидел того же маленького, с клочьями волос на голове волшебника, что распоряжался на похоронах Дамблдора, — он стоял теперь перед Биллом и Флер, — мы собрались здесь ныне, чтобы отпраздновать союз двух верных сердец…
— Да моя диадема кого хочешь украсит, — звучным шепотом сообщила тетя Мюриэль. — Однако должна сказать, вырез у Джиневры уж больно низкий.
Джинни обернулась, улыбаясь, подмигнула Гарри и тут же снова уставилась перед собой. Мысли Гарри побрели кудато вдаль от шатра, к послеполуденным часам, которые он проводил наедине с Джинни в укромных уголках школьного двора. Какими давними они казались теперь и слишком прекрасными, чтобы быть правдой, — сияющие часы, выкраденные из жизни какогото нормального человека, у которого нет на лбу похожего на молнию шрама…
— Уильям Артур, берете ли вы Флер Изабелль?..
Сидевшие в первом ряду миссис Уизли и мадам Делакур негромко рыдали в кружевные тряпицы. Трубные звуки, донесшиеся из задних рядов, давали ясно понять, что и Хагрид извлек из кармана скатерку, заменявшую ему носовой платок. Гермиона, повернувшись к Гарри, светло улыбнулась ему, и ее глаза были полны слез.
— В таком случае я объявляю вас соединенными узами до скончания ваших дней.
Волшебник с клочкастой головой поднял над Биллом и Флер палочку, и серебристые звезды осыпали новобрачных словно дождем, спирально завиваясь вокруг их теперь приникших одно к другому тел. Фред и Джордж первыми захлопали в ладоши, золотистые шары над головами жениха и невесты лопнули, и из них вылетели и неспешно поплыли по воздуху райские птицы и золотые колокольца, вливая пение и перезвон в общий шум.
— Леди и джентльмены, — провозгласил клочковолосый маг, — прошу всех встать!
Все встали, тетушка Мюриэль громко пожаловалась на причиненное ей неудобство; клочковолосый взмахнул волшебной палочкой. Стулья, на которых сидели гости, грациозно взвились в воздух, матерчатые стены шатра исчезли — теперь все стояли под навесом, державшимся на золотистых столбах, и прекрасный, залитый солнечным светом сад обступил гостей со всех сторон вместе с лежащим за ним сельским пейзажем. А следом из центра шатра пролилось жидкое золото, образовав посверкивающий танцевальный настил, висевшие в воздухе стулья расставились вокруг маленьких, накрытых белыми скатертями столов, приплывших вместе со стульями на землю, а на сцену вышли музыканты в золотистых костюмах.
— Чистая работа, — одобрительно сказал Рон, когда повсюду вдруг засновали официанты с серебряными подносами, на которых стояли бокалы с тыквенным соком, сливочным пивом и огненным виски или лежали груды пирожков и бутербродов.
— Надо пойти поздравить их, — сказала Гермиона, приподнимаясь на цыпочки, чтобы увидеть Билла и Флер, окруженных толпой уже поздравлявших их гостей.
— Успеем еще, — пожал плечами Рон, снимая с проплывавшего мимо подноса три бокала со сливочным пивом и вручая один Гарри. — Гермиона, держи, давай найдем столик… только не здесь! Подальше от Мюриэль…
Рон повел друзей через пустой танцевальный настил, поглядывая влево и вправо, — Гарри казалось, что он высматривает Крама. К тому времени, когда они добрались до другого конца шатра, большая часть столиков была уже занята, самым пустым оказался тот, за которым одиноко сидела Полумна.
— Ты не будешь возражать против нашей компании? — спросил Рон.
— Конечно нет! — радостно ответила она. — Папочка пошел к Биллу и Флер с нашим подарком.
— И что он собой представляет — пожизненный запас лирного корня? — поинтересовался Рон.
Гермиона попыталась лягнуть его под столом, но попала в Гарри. От боли на глаза его навернулись слезы, и продолжения разговора он не услышал.
Заиграл оркестр. Билл и Флер вышли на танцевальный настил первыми, сорвав громовые аплодисменты, спустя недолгое время за ними последовали мистер Уизли с мадам Делакур и миссис Уизли с отцом Флер.
— Какая хорошая песня, — сказала Полумна, покачиваясь в такт вальсовому ритму, а через несколько секунд и она скользнула на танцевальный настил и закружилась на месте — одна, закрыв глаза и помахивая руками.
— Она великолепна, правда? — сказал Рон. — И всегда была хороша.
Однако улыбку его тут же точно ветром сдуло — на освобожденное Полумной место опустился Виктор Крам. Гермиона приятно взволновалась, впрочем, на сей раз Виктор комплиментов ей говорить не стал, а спросил, сердито нахмурясь:
— Кто этот человек в желтом?
— Ксенофилиус Лавгуд, отец нашей хорошей знакомой, — ответил Рон. Сварливый тон его свидетельствовал, что он не намерен подсмеиваться над Ксенофилиусом, пусть тот и дает для этого множество поводов. — Пойдем потанцуем, — резко предложил он Гермионе.
Недоумевающая, но и обрадованная Гермиона встала и вместе с Роном присоединилась к густевшей толпе танцующих.
— Они теперь вместе, что ли? — спросил сбитый с толку Крам.
— Да вроде того, — ответил Гарри.
— А ты кто?
— Барни Уизли.
Они обменялись рукопожатиями.
— Слушай, Барни, ты этого Лавгуда хорошо знаешь?
— Нет, только сегодня познакомился. А что?
Крам пристально вглядывался поверх своего бокала в Ксенофилиуса, который непринужденно беседовал с несколькими чародеями по другую сторону танцевального настила.
— Да то, — ответил он, — что, не будь он гостем Флер, я мигом вызвал бы его на дуэль за мерзкий знак, который он носит на груди.