В научной литературе. Оценка первых славянских переводов Кирилла и Мефодия 4 страница

 

В конце 30-х гг. редакция Маршака была разгромлена, но тради­ция обработки сказок, читателями которых оказались отнюдь не толь­ко дети, переводческие семинары, стихи в переводах Маршака — остались, это — реалии русской культуры.

 

 

ЛЕКЦИЯ 6

1.Переводческая ситуация в 40-50 е гг

2. СССР – Россия (60-90е гг)

3. Новые переводы классических произведений и народных эпосов.

4. ПЕРЕВОД СИТУАЦИЯ В ПОСТ СОВ ПЕРИОД

5. Современное состояние перевода

 

Переводческая ситуация в 40-50-е гг.

Перед войной в СССР пуб­ликуются некоторые труды по теории перевода, в основном обобще­ния конкретного опыта художественного перевода, однако попыт­ки выявить объективную лингвистическую основу процесса и результатов перевода еще не получили своего системного оформле­ния. Среди лучших работ того времени преобладал критико-публицистический пафос, но на его волне уже отчетливо выявлялись важ­ные закономерности в области перевода. В 1941 г. появляется знаменитая книга К. И. Чуковского «Высокое искусство», которая и до наших дней не утратила своей актуальности и популярности. До­стоинство ее не только в остром анализе и разнообразии материала. Она привлекала и привлекает широкие слои читателей к проблемам перевода. Ни одному автору до этого не удавалось столь аргументировано и эмоционально показать культурную и общественную зна­чимость профессии переводчика. Обе названные книги послужили симптомом грядущих перемен в восприятии переводческой деятель­ности, симптомом назревшей необходимости научно обобщить на­копленный разнородный опыт.

Вместе с тем в 30-40-е гг. интенсивно развивается теория науч­но-технического и военного перевода в ее учебно-прикладном ас­пекте, в основном на материале немецкого и английского языков. Среди первых работ такого рода можно назвать два учебника для заочников: «Техника перевода научной и технической литературы с английского языка на русский» М. М. Морозова (М., 1932-1938) и «Теория и практика перевода немецкой научной и технической литературы на русский язык» (2-е изд., 1937-1941) А. В. Федорова. За ними на рубеже 30-40-х гг. последовал целый ряд аналогичных по­собий. Во всех этих практических пособиях указывались типичные признаки научно-технических текстов и распространенные, также типичные лексические и грамматические соответствия. Правда, за­частую допустимость или недопустимость тех или иных соответствий подавалась в форме категорических утверждений и прямолинейных советов. Но все же это был шаг вперед. Освоение лингвистической основы именно этой разновидности текстов можно отметить как за­кономерный этап на пути формирования теории перевода, посколь­ку тексты такого рода легче всего поддаются формализации.

Военные годы обеспечили большую практику устного перевода, преимущественно с немецкого и на немецкий язык. Имена отдель­ных переводчиков, виртуозно владевших устным последовательным переводом, не забылись до сих пор.

После войны потребность в устном переводе, естественно, резко сократилась; этому способствовало постепенное создание «желез­ного занавеса». В области художественного перевода пока действо­вали все те же законы: господствовал догматизм, с помощью под­строчника текст подвергался идеологической обработке и т. п. В опалу попадает Анна Ахматова — и не случайно именно в эти годы она переводит восточную поэзию.

В начале 50-х гг. вопросы перевода начинают активно обсуждать­ся в критических и научных статьях. Отчетливо намечается разгра­ничение подхода к художественному переводу и всем прочим видам перевода, что приводит сначала к разграничению, а затем и к проти­вопоставлению лингвистического и литературоведческого направле­ний в переводоведении. Попытки ученых предложить некую общую теоретическую основу, распространяющуюся на все виды текста, подвергаются жесточайшей общественной критике. Поистине нова­торскими в этой связи можно назвать две работы: статью Я. И. Рецкера «О закономерных соответствиях при переводе на родной язык» (1950), где автор, в равной мере используя материал как художествен­ных, так и нехудожественных текстов, устанавливает три основных типа лексико-семантических соответствий (эквиваленты, аналоги и адекватные замены)76; а также книгу А. В. Федорова «Введение в теорию перевода» (1953), написанную на материале художественно­го перевода, где автор однозначно высказывается в пользу лингви­стического подхода. Однако в начале 50-х гг. это новаторство оцене­но не было, напротив, теория перевода заодно с лингвистикой попала в разряд «буржуазных» наук.

К середине 50-х гг., после смерти Сталина, гайки диктаторского режима чуть-чуть ослабляются, и это сразу благоприятно сказывается на развитии перевода. Постепенно снимается запрет с имен крупных западных писателей: Фолкнер, Хемингуэй, Моэм, Гессе и многие дру­гие. Цензура и критика перестают возражать против использования в переводе просторечия, диалектальной окраски, ругательств, архаиз­мов. Таким образом, переводчикам открывается новое поле деятель­ности — и новые языковые ресурсы. Показателен в этом отношении успех в СССР романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи», переве­денного Р. Райт-Ковалевой, которая блестяще воспроизвела молодеж­ный жаргон подлинника, используя русский сленг рубежа 50-60-х гг.

Вместе с тем в середине 50-х гг. полемика по поводу подхода к пе­реводу художественного текста разгорается с новой силой. В линг­вистическом подходе, согласно которому художественный текст рас­сматривается как одна из языковых реализаций, видят угрозу свободе творчества. Аналогичные дискуссии ведутся в 50-е гг. и между фран­цузскими теоретиками перевода (Ж. Мунен — Э. Кари), но в СССР в духе того времени не допускается одновременное равноправное существование различных подходов, научный спор приобретает идео­логическую окраску, вопрос ставится альтернативно: лингвисти­ческий подход вредит художественному методу социалистического реализма, литературоведческий способен его всесторонне воплощать.

На время верх одерживает литературоведческий подход. Он реа­лизуется в принципах «реалистического перевода», которые сфор­мулировал переводчик Иван Кашкин. Усматривая в изучении языко­вых средств опасность формализма, он предлагал концентрировать внимание на передаче образов как таковых77. Отчасти такая позиция была связана с возникновением сопротивления господствовавшему до сих пор догматическому методу перевода, часто приводившему к буквализмам; но она же узаконивала волюнтаристский подход к под­линнику, в рамках которого могла осуществляться его идеологиче­ская обработка. Так или иначе, Кашкин призывал переводчика не опи­раться на букву подлинника, а заглянуть в затекстовую реальность и, исходя из нее, написать свой текст. Кашкин продемонстрировал при­менение своего метода на практике, в частности в переводах Хемин­гуэя. Кстати говоря, для Хемингуэя, в произведениях которого за внешней простотой изложения кроется колоссальное психологиче­ское напряжение, перевод исходя из затекстовой реальности, т. е. из ситуации, очень подходит; само появление такого метода перево­да свидетельствовало о том, что авторский стиль — явление еще бо­лее сложное, чем виделось раньше. Почву для этого нового видения предоставляли и другие вновь открытые для русского читателя авто­ры: Фолкнер, Ремарк, Кафка и др.

{Идея Кашкина близка к основно­му принципу концепции динамической эквивалентности, хотя лин­гвистическая, а уж тем более теоретико-транслатологическая основа ее Кашкиным не формулировалась вовсе.}

 

ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 50-х гг.

Во второй половине 50-х гг. переводов художественных произве­дений становится больше, диапазон авторов — шире. С 1955 г. на­чинает издаваться журнал «Иностранная литература», специализи­рующийся на публикации переводов. Именно он на протяжении последующих десятилетий знакомит русского читателя как с новин­ками зарубежных литератур, так и с уже ставшими классикой про­изведениями крупнейших писателей XX в., имена которых до сих пор находились под запретом. «Степной волк» Г. Гессе, «Шум и ярость» Фолкнера и многие десятки других шедевров увидели свет на русском языке впервые в журнальном варианте, на страницах «Иностранной литературы». Журнал впервые начинает обращать внимание читателей на творчество талантливых переводчиков, пуб­ликуя на своих страницах краткие сведения о них. Возобновляется и издание серии «Всемирная литература», куда включаются теперь и книги до 1789 г. Оно было завершено в конце 70-х гг. и состояло те­перь из 200 объемистых томов, снабженных фундаментальным на­учным комментарием.

Оживление деятельности переводчиков в 50-е гг. подкрепляется расцветом книгоиздательского дела. Качество изданий за все годы советской власти еще никогда не достигало такого высокого уровня.

 

СССР— Россия (60-90-егг.).

К началу 60-х гг. противостояние литературоведов и лингвистов в подходе к переводу ослабевает и постепенно исчезает. Знаковый характер имело появление в 1962 г. сборника статей «Теория и критика перевода» под научной редакци­ей Б. А. Ларина78. Б. А. Ларин в предисловии призывает строить те­орию художественного перевода на двуединой основе наук о языке и о литературе.

В эти годы в СССР еще появляются серьезные труды, целиком построенные на литературоведческом подходе к переводу, такие, как монография грузинского теоретика Г. Р. Гачечиладзе79, но их ста­новится все меньше и меньше. Развитие языкознания, а также по­пытки машинного перевода, начавшиеся еще в 50-е гг. и позволив­шие формализовать многие закономерности перевода, указывают на лингвистическую основу этого вида языковой деятельности и по­могают выработать представление об общих, единых для любого типа текста закономерностях перевода. В России, как и в других странах, разрабатываются общие и частные проблемы перевода с привлечением понятий теории коммуникации, и — в последние годы — данных лингвистики текста. Донаучный период в переводоведении завершается, и эта наука постепенно обретает объектив­ные основы.

Труды A. В. Федорова, Я. И. Рецкера, А. Д. Щвейцера, Л. С. Бархударова, B. Н. Комиссарова, В. С. Виноградова, Р. К. Миньяр-Белоручева и многих других способствовали окончательному оформлению переводоведения как научной дисциплины.

 

Новые переводы классических произведений и народных эпосов.

 

 

ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В ПОСТ СОВЕТСКИЙ ПЕРИОД

Что касается перевода как практической деятельности, то на протя­жении 70-90-х гг. он приобретает все большую культурную и обще­ственную значимость. Искусство художественного перевода продол­жает совершенствоваться. Этому способствует развитие культурных контактов; все меньше имен западных авторов остается под запретом. Выходят из тени имена Джойса, Броха, Музиля, Тракля и т. д. На рубеже 90-х гг. публикуются переводы книг, запрет на которые не смогла снять «оттепель» начала 60-х. Среди них, например, роман «Искра жизни» Э. М. Ремарка, запрещенный, очевидно, из-за той аналогии с жизнью заключенных в советских концлагерях, которую могло вызвать у чи­тателей описание трагических перипетий узников Бухенвальда.

Переводчики-филологи обращаются к памятникам мировой ли­тературы, которые из-за сложности их формы считались неперево­димыми. Так, непреодолимым препятствием казались древние по­этические эпические формы, а также специфика средневековой поэзии. Как мы знаем, богатая традиция выработки аналоговых по­этических форм была связана лишь с античной поэзией. В 70-80-е гг. появляется древнеисландский эпос «Старшая Эдда» в переводе А. Корзуна, средневерхненемецкая эпическая поэма «Кудруна» в пе­реводе Р. Френкель, «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха в пере­воде Л. Гинзбурга и др. Комментарии переводчиков к своим перево­дам обнаруживают серьезность и филологическую выверенность подхода к делу. Переводчики далеки от буквального копирования формальной специфики оригинала; при сохранении этой специфики они учитывают традиции воспринимающей литературы.

 

{Об этом красноречиво говорит выдержка из послесловия Р. Френкель к «Кудруне»: «. ..Размер кудруновой строфы — абсолютно чужой для рус­ского слуха. Воспроизведенный буквально, он не может звучать поэтически. Значит, надо не рабски копировать, а найти нечто рав­ноценное по впечатлению, которое оставляют четыре длинных сти­ха, распадающиеся на два полустишия каждый, в особенности же передать тяжелую „поступь" последнего полустишия, растянутого на шесть ударных слогов. В нашем переводе мы решили не менять счет ударений, а сменить лишь самый размер с двусложного на трех­сложный и перейти в данном случае с ямба на амфибрахий в после­днем, восьмом полустишии строфы»*0.}

Многие из уже известных и полюбившихся русскому читателю произведений переиздаются в новой редакции или переводятся заново. В 1983 г. в серии «Большой» «Литературных памятников» появляются, например, новые переводы сказок X. К. Андерсена, подготовленные Л.Ю.Брауде и И. П. Стребловой (правнучкой А. В. и Г. П. Ганзенов, выполнивших когда-то первый перевод ска­зок). Потребность в новом переводе художественного произведе­ния объясняется обычно двумя причинами. С одной стороны, это свидетельствует об изменении критериев эквивалентности переве­денного текста. В эти годы эквивалентность понимается как пол­ноценность передачи художественного целого (в рамках концепции полноценности, сформулированной А. В. Федоровым), а большин­ство переводов первой половины XX в. этим критериям не соот­ветствовали. С другой стороны, значительное художественное про­изведение обречено на множественность переводных версий, ибо каждая из них — неполна и каждая следующая позволяет больше приблизиться к пониманию великого оригинала.

Видимо, именно с последним обстоятельством связан феномен гиперпереводимости, особенно отчетливо проявившийся в конце XX в. Феномен этот заключается в чрезвычайной популярности не­которых авторов у переводчиков. Если учитывать переводы и пред­шествующих веков, то пальму первенства по количеству русских версии, наверное, следует отдать В. Шекспиру, в особенности его трагедии «Гамлет». Зато во второй половине XX в. безусловно лиди­рует австрийский поэт начала века Райнер Мария Рильке.

Несколько слов в завершение следует сказать о переводе 90-х гг. Собственно исторический анализ проводить еще рано — слишком близки от нас эти годы. Но о некоторых симптоматических явлениях надо упомянуть.

В начале 90-х гг. исчезают многочисленные цензурные барьеры, и переводчик волен переводить все, что он пожелает. Но вместе с цензурным гнетом исчезает и государственная издательская систе­ма, а быстро возникающие частные издательства ориентируются на прибыль. Поэтому наряду с шедеврами мировой литературы, не пуб­ликовавшимися ранее по цензурным соображениям и пользующи­мися спросом у взыскательных читателей, появляется в большом количестве массовая «бульварная», зачастую низкопробная литера­тура — она призвана удовлетворить голод, накопившийся со времен краткого ее расцвета в период нэпа. Эротика, порнография, романы ужасов, фантастические романы, детективы заполоняют прилавки. При этом издатели меньше всего заботятся о качестве переводов. Переводы массовой литературы делаются в спешке и чрезвычайно низко оплачиваются. За них, как за источник дополнительного не­большого заработка, берутся люди любой профессии, мало-мальски знающие иностранный язык. Во многих издательствах исчезает ин­ститут редакторов, и тексты выпускаются в свет с чудовищными ошибками в русском языке. Те же издательства, которые пытаются ориентироваться на выпуск доброкачественных переводов как художественных произведений, так и книг в различных областях знаний, находятся в незавидном экономическом положении, проигрывая на рынке сбыта, и также вынуждены предлагать переводчикам лишь незначительную оплату их труда. Таким образом, следует признать, что социальный статус переводчика в российском обществе на се­годня чрезвычайно низок.

Общую картину переводной литературы в 90-е гг. осложняет и практика грантов и субсидий со стороны различных государств, за­интересованных в пропаганде произведений своих национальных литератур на российском книжном рынке. Это зачастую приводит к появлению в русском переводе книг, не отвечающих культурным запросам российского читателя и навязываемых ему как бы при­нудительно.

Однако, разумеется, у новой ситуации есть и позитивные сторо­ны. Реальная потребность открытого общества в качественном пе­реводе привела в конце 90-х тт. к широкомасштабной организации в России обучения переводчиков. Новой специальности «Перевод и переводоведение » начинают обучать в Санкт-Петербурге (в гораздо более широких масштабах, чем это делалось раньше), в Архангель­ске, Курске, Челябинске, Нижнем Новгороде, Владивостоке и во мно­гих других российских городах. Меняются и программы обучения. Прежде всего, это касается устного перевода, ведь устным перевод­чикам уже не надо теперь быть «бойцами идеологического фронта», и на первое место ставится профессиональная техника и профессио­нальная этика. Постепенно восстанавливаются, на разной основе, ис­чезнувшие было в начале 90-х творческие семинары молодых пере­водчиков художественной литературы. Появляются независимые от государства бюро переводов. Множество молодых ученых посвяща­ют свои исследования проблемам теории перевода.

{ На базе филоло­гического факультета Санкт-Петербургского университета в 1999 г. была учреждена ежегодная международная научная конференция по переводоведению «Федоровские чтения», получившая свое название в честь первого отечественного переводоведа А. В. Федорова. Эта конференция проводится в октябре и пользуется неизменным успе­хом.

Остается надеяться, что новые поколения переводчиков и потре­бителей их труда совместно решат те нелегкие проблемы, которые породило новое состояние российского общества.}

 

Современная ситуация

Перевод в наши дни продолжает обслу­живать все основные информационные потребности человечества, сохранив традиционные сферы своего использования и приобретая все новые.

Переводчики расшифровывают старинные рукописи и древние надписи, переводят художественные произведения различных эпох, обслуживают все повседневные нужды человечества в устном и пись­менном переводе.

В последние годы люди начали широко пользоваться Интернетом, который представляет собой единое общечеловеческое информа­ционное пространство — без переводчиков не обойтись и здесь.

Объемы переводов растут, и можно смело сказать, что в обозри­мом будущем без перевода человечество обойтись не сможет.

Выводы (стр. 125 Алексева)

1. История перевода, насчитывающая уже около 4 тысячелетий, дает основания утверждать, что перевод во все времена вы­полнял две основные функции: обеспечивал контакты между людьми и передачу информации (во времени и в пространстве).

2. Специфика письменного перевода зависела от отношения лю­дей определенной эпохи к письменному тексту и была обус­ловлена религиозными, социальными и культурными представ­лениями, свойственными данной эпохе. Поэтому представления людей о «правильном» (т. е. эквивалентном) переводе можно считать исторически обусловленными.

3. Переводчики письменных текстов постепенно осваивают уме­ние передавать все новые и новые особенности текста, суще­ственные для его содержания и формы; поэтому развитие тех­ники письменного перевода мы можем считать прогрессивным процессом.

4. Устный перевод всегда преследовал одну основную цель: пе­редать максимум понятийной информации, поэтому требования к нему в разные исторические эпохи были стабильны и серьезным изменениям не подвергались. Но и в области уст­ного перевода в XX в. появилось новшество — синхронный перевод, что является технически прогрессивным явлением.

5. Историческое развитие перевода как деятельности и динами­ка осмысления этой деятельности показывают, что формиро­вание в XX в. теории перевода есть явление закономерное.

6. Исторические данные о переводе дают возможность сделать важные теоретические обобщения о специфике перевода как процесса и как результата, поэтому история перевода имеет не­посредственную связь с другими аспектами переводоведения.

 

Лекция 7

ПЛАН

20 век. Часть 2

1. Появление новых видов перевода. РАЗРАБОТКА ПРОГРАММ МАШИННОГО перевода

2. ведущая роль информативного перевода

3. Массовая подготовка профессиональных переводчиков

4. необходимость теоретического осмысления переводческой деятельности. Возникновение и развитие лингвистического переводоведения

АЛЕКСЕЕВА СТР. 121

Появление новых видов перевода

Изобретение синхронного перевода. Знаменательным событием, изменившим представления о диапазоне практического перевода, оказалось появление синхронного перевода. Но его утверждение в сфере переводческой деятельности происходило непросто.

Изобретение самого принципа синхронного перевода приписы­вается американскому бизнесмену Эдварду Файлену, который вмес­те с электротехником Гордоном Финлеем и при поддержке Томаса Уотсона, руководителя фирмы IBM (International Bureau Machines) придумал систему «Файлен-Финлей Ай-Би-Эм», состоящую из те­лефона, двух микрофонов, проводов и наушников. Изобретатели смогли заинтересовать этой новинкой только организацию ILO (International Labor Office) в Женеве, которая и использовала ее впер­вые на своей конференции в 1927 г., организовав синхронный пере­вод; правда, переводчики заранее смогли подготовить свои перево­ды, получив тексты речей.

В 1930 г. аналогичная техника была выпушена фирмой Сименс/ Гальске в Берлине; а в 1935 г., в Ленинграде, на XV Международной конференции психологов речь Павлова переводилась синхронно сра­зу на три языка: немецкий, французский и английский. На протя­жении 30-х гг. синхронный перевод активно применяется на кон­ференциях, международных встречах и в средствах массовой ( информации. Известно, что в 1934 г. известный переводчик межво­енного времени Андрэ Каминкер синхронно переводил по француз­скому радио речь Гитлера на партийном съезде в Мюнхене84. Однако до самого конца Второй мировой войны синхрон и обеспечивающее его оборудование используется лишь как дорогостоящее новшество и не вытесняет гораздо более распространенный последовательный перевод.

Настоящее «боевое крещение» синхронного перевода состоялось на Нюрнбергском процессе (20 ноября 1945 г. — 1 октября 1946 г.). Здесь он использовался не только в целях общения суда с обвиняе­мыми, но и для общения судей между собой во время судебных за­седаний; на предварительном следствии, однако, по старинке при­менялся последовательный перевод. Оборудование для перевода обеспечивала фирма IBM. Перевод велся одновременно на немец­кий, английский, французский и русский языки. Было сформирова­но три команды по 12 переводчиков, которые работали посменно; в каждой кабине находилось по три переводчика, которые переводи­ли на какой-либо один язык с трех остальных. Каждый переводчик переводил только на свой родной язык. Официальным требованием к ораторам было говорить не слишком быстро: не более 60 слов в ми­нуту. Преимущества синхронного перевода, который позволял суще­ственно экономить время, были по достоинству оценены всеми уча­стниками процесса. Очевидец Нюрнбергского процесса переводчик Зигфрид Рамлер приписывает одному из подсудимых, военному пре­ступнику Герингу, следующие слова: «Система синхронного пере­вода, конечно, чрезвычайно эффективна, но она сокращает мне жизнь».

Делегация ООН специально приехала в Нюрнберг, чтобы на деле убедиться в качестве синхронного перевода, поскольку тогда было распространено мнение, что синхронисты переводят очень неточно. Это мнение разделяли многие из опытных переводчиков старшего поколения. Затем для будущих синхронистов ООН были организо­ваны специальные курсы; в качестве преподавателей на них работа­ли и некоторые переводчики, освоившие синхронный перевод на Нюрнбергском процессе. В синхронном режиме переводчики ООН впервые начали работать осенью 1947 г., а в 1950 г. синхронный пе­ревод одержал окончательную победу. В конце 40-х — начале 50-х гг. обучение синхронному переводу было введено в университетах Же­невы и Вены.

РАЗРАБОТКА ПРОГРАММ МАШИННОГО перевода (стр. 22 Алексеева)

Машинный, а точнее, компьютерный перевод — это также пись­менный перевод, поскольку в результате мы получаем письменный. Однако осуществляет его не переводчик, а особая компьютер-программа. Современные компьютерные программы перевода статочно совершенны, но они до сих пор не могут разрешить самую сложную задачу процесса перевода: выбор контекстуально необходимого варианта, который в каждом тексте обусловлен многими причинами. В настоящее время результат этого вида перевода может быть использован как черновой вариант будущего текста, который будет редактировать переводчик, а также как средство, чтобы в крайней ситуации отсутствия переводчика получить общее пред­ставление о теме и содержании текста. Еще более сложную задачу представляет перевод устного текста с помощью компьютерных программ, так как проблема распознавания устной речи находится лишь на начальном этапе своего решения. До сих пор непреодолимым препятствием является индивидуальная окраска звучания сегмента речи — на любом языке такая речь плохо формализуется.

 

Ведущая роль информативного (нехудожественного) перевода

Как уже отмечалось, XX в. ознаменовал­ся колоссальным ростом объема переводов. Происходит активное об­щение культур, читательские интересы становятся разнообразнее. Охватить все тенденции и события истории перевода XX в., касаю­щиеся десятков стран мира, в рамках данного раздела невозможно, да это и не является нашей задачей. К тому же история перевода это­го периода в европейских странах содержит не меньше белых пятен, чем история российская; сбор материалов и описание переводческих процессов XX в. — насущная задача историков перевода.

Сомнение в возможности перевода, зародившееся в начале века в связи с формированием психологического направления в лингви­стике (в связи с российской историей перевода мы говорили о взгля­дах Потебни), нашло отражение не только в работах, непосредственно посвященных переводу81, но и в переводческой практике. Появляет­ся

понятие информационного (ИНФОРМАТИВНОГО) перевода,которое обозначает перевод оригиналов, не принадлежащих к художественной литературе (общественно-политич, научно-технич, официально-деловых), т.е. текстов, основная функция которых заключается в сообщении каких-то сведений, а не в художественно-эстетическом воздействии на Рецептора и которое предполагает пере­дачу только понятийного содержания текста средствами нейтраль­ного литературного языка и не предполагает передачу формальных особенностей оригинала. Так во Франции появляется традиция про­заического перевода стихотворных произведений. Своеобразную дань информационному переводу отдает В. Набоков, создав ритмизован­ное прозаическое переложение «Евгения Онегина» А. С. Пушкина на английский язык, но снабдив его обширным комментарием. Аль­тернативная возможность информационного перевода литературно­го произведения до сих пор рассматривается в американской тради­ции как допустимая.

Наиболее категоричное отрицание возможности перевода обосно­вывается в трудах ученых, придерживавшихся концепции неогумбольдтианства, и прежде всего в работах немецкого ученого Лео Вайсгербера, который развивает философию языка, разработанную Гумбольдтом, подчеркивая, что каждый язык — это особое «виде­ние мира»82. Американский философ Уиллард Куайн доказывает не­возможность адекватной передачи высказывания даже в рамках од­ного языка.

Однако задача абсолютно полного воспроизведения всех особен­ностей текста подлинника в переводе редко всерьез ставилась в XX в. Стало очевидно, что потери неизбежны, и сформировавшаяся в се­редине века теория информации, а затем и теория коммуникации позволили обосновать объективность этих потерь.

Вместе с тем многие европейские переводчики XX в., продолжая традиции предшествующих поколений, стремятся с максимальной полнотой передать в переводе художественное своеобразие подлин­ника во всей его полноте, находя в сложных случаях средства функ­циональной компенсации в собственном языке, т. е. фактически придерживаются тех принципов, которые в середине XX в. сфор­мулировал в своей концепции полноценности перевода российский ученый А. В. Федоров.

 

 

Массовая подготовка профессиональных переводчиков (Алексеева стр. 42)

Как мы уже отмечали, потребность в услугах переводчиков в по­следнее время возрастает. Немецкие исследователи подсчитали, что только в Германии она увеличивалась все последние годы на 14% в год. Количество письменных переводов, например, которые за­прашивает народное хозяйство Германии, составляет около 30 млн страниц в год. Подобную картину мы наблюдаем и в других стра­нах мира.

Высоким спросом на перевод, а также укреплением обществен­ного статуса профессии переводчика объясняется настоящий бум-который испытывает в конце XX — начале XXI столетия перевод­ческое образование. До XX в. обучение переводчиков не имело систематизированного характера, хотя усилия для этого предпринимались в разных странах мира. Можно вспомнить известные монастырские школы, где обучали монахов-переводчиков; например, одной из крупнейших -XI вв. была монастырская школа Ноткера в Швейцарии при мо­настыре Сан-Галлен, не менее знаменита школа переводчиков в Толедо в ХП-ХШ вв.