Тема 4. Философия истории

Л.Н. Толстой (1828-1910) – великий русский писатель и мыслитель. В основе его учения – понятие веры как знание того, что такое человек и в чем смысл его жизни. Социально – исторический процесс направляется божественной волей и осуществляется через деятельность масс. Отдельная же личность, даже великая является орудием истории.

Человек в связи с общей жизнью человечества представляется подчиненным законом, определяющим эту жизнь. Но тот же человек, независимо от этой связи, представляется свободным. Как должна быть рассматриваема прошедшая жизнь народов и человечества – как произведение свободной или несвободной деятельности людей? Вот вопрос истории. Отношение свободы и необходимости уменьшается и увеличивается, смотря по той точке зрения, с которой рассматривается поступок, но отношение это всегда остается обратно-пропорциональным. Все без исключение случаи, в которых увеличивается и уменьшается наше представление о свободе и необходимости, имеют только три основания:

1. Отношение человека, совершившего поступок, к внешнему миру;

2. Ко времени;

3. К причинам, произведшим поступок.

Итак, представление наше о свободе и необходимости посте­пенно уменьшается и увеличивается, смотря по большей или меньшей связи с внешним миром, по большему или меньшему отдалению времени и большей или меньшей зависимости от причин, в которых мы рассматриваем явление жизни чело­века.

Так что, если мы рассматриваем такое положение человека, в котором связь его с внешним миром наиболее известна, пе­риод времени суждения от времени совершения поступка наи­больший и причины поступка наидоступнейшие, то мы полу­чаем представление о наибольшей необходимости и наимень­шей свободе. Если же мы рассматриваем человека в наимень­шей зависимости от внешних условий; если действие его со­вершено в ближайший момент к настоящему и причины его действия нам недоступны, то мы получим представление о наи­меньшей необходимости и наибольшей свободе.

Но ни в том, ни в другом случае, как бы мы ни изменяли нашу точку зрения, как бы ни уясняли себе ту связь, в которой находится человек с внешним миром, или как бы ни доступна она нам казалась, как бы ни удлиняли или укорачивали период времени, как бы понятны или непостижимы ни были для нас причины, — мы никогда не можем себе представить ни полной свободы, ни полной необходимости.

1) Как бы мы ни представляли себе человека исключенным от влияний внешнего мира, мы никогда не получим понятия о свободе в пространстве. Всякое действие человека неизбежно обусловлено и тем, что окружает его, самим телом человека.

Я поднимаю руку и опускаю ее. Действие мое кажется мне свободным; но, спрашивая себя: мог ли я по всем направлениям поднять руку, — я вижу, что я поднял руку по тому направле­нию, по которому для этого действия было менее препятствий, находящихся как в телах, меня окружающих, так и в устрой­стве моего тела. Если из всех возможных направлений я вы­брал одно, то я выбрал его потому, что по этому направлению было меньше препятствий. Для того чтобы действие мое было свободным, необходимо, чтобы оно не встречало себе никаких препятствий. Для того чтобы представить себе человека сво­бодным, мы должны представить его себе вне пространства, что очевидно невозможно.

2) Как бы мы ни приближали время суждения ко времени поступка, мы никогда не получим понятия свободы во времени. Ибо если я рассматриваю поступок, совершенный секунду тому назад, я все-таки должен признать несвободу поступка, так как поступок закован тем моментом времени, в котором он со­вершен. Могу ли я поднять руку? Я поднимаю ее; но спраши­ваю себя: мог ли я не поднять руки в тот прошедший уже мо­мент времени? Чтобы убедиться в этом, я в следующий момент не поднимаю руки. Но я не поднял руки не в тот первый мо­мент, когда я спросил себя о свободе. Прошло время, удержать которое было не в моей власти, и та рука, которую я тогда под­нял, и тот воздух, в котором я тогда сделал то движение, уже не тот воздух, который теперь окружает меня, и не та рука, которою я теперь не делаю движения. Тот момент, в который совершилось первое движение, невозвратим, и в тот момент я мог сделать только одно движение, и какое бы я ни сделал движение, движение это могло быть только одно. То, что я в следующую минуту не поднял руки, не доказало того, что я мог не поднять ее. И так как движение мое могло быть только одно, в один момент времени, то оно и не могло быть другое. Для того чтобы представить его себе свободным, надо предста­вить его себе в настоящем, в грани прошедшего и будущего, то есть вне времени, что невозможно.

3) Как бы ни увеличивалась трудность постижения при­чины, мы никогда не придем к представлению полной свободы, то есть к отсутствию причины. Как бы ни была непостижима для нас причина выражения воли в каком бы то ни было своем или чужом поступке, первое требование ума есть предположе­ние и отыскание причины, без которой немыслимо никакое явление. Я поднимаю руку с тем, чтобы совершить поступок, независимый от всякой причины, но то, что я хочу совер­шить поступок, не имеющий причины, есть причина моего поступка.

Но даже если бы, представив себе человека, совершенно исключенного от всех влияний, рассматривая только его мгновенный поступок настоящего и не вызванный никакой причи­ной, мы бы допустили бесконечно малый остаток необходимо­сти равным нулю, мы бы и тогда не пришли к понятию о пол­ной свободе человека; ибо существо, не принимающее на себя влияний внешнего мира, находящееся вне времени и не завися­щее от причин, уже не есть человек.

Точно так же мы никогда не можем представить себе дей­ствия человека без участия свободы и подлежащего только за­кону необходимости.

1) Как бы ни увеличивалось наше знание тех пространст­венных условий, в которых находится человек, знание это ни­когда не может быть полное, так как число этих условий беско­нечно велико так же, как бесконечно пространство. И потому как скоро определены не все условия влияний на человека, то и нет полной необходимости, а есть известная доля свободы.

2) Как бы мы ни удлиняли период времени от того явления, которое мы рассматриваем, до времени суждения, период этот будет конечен, а время бесконечно, а потому и в этом отношении никогда не может быть полной необходи­мости.

3) Как бы ни была доступна цепь причин какого бы то ни было поступка, мы никогда не будем знать всей цепи, так как она бесконечна, и опять никогда не получим полной необходи­мости.

Но, кроме того, если бы даже, допустив остаток наименьшей свободы равным нулю, мы бы признали в каком-нибудь случае, как, например, в умирающем человеке, в зародыше, в идиоте, полное отсутствие свободы, мы бы тем самым уничтожили са­мое понятие о человеке, которое мы рассматриваем; ибо как только нет свободы, нет и человека. И потому представление о действии человека, подлежащем одному закону не­обходимости, без малейшего остатка свободы, так же невоз­можно, как и представление о вполне свободном действии человека.

Итак, для того чтобы представить себе действие человека, подлежащее одному закону необходимости, без свободы, мы должны допустить знание бесконечного количества простран­ственных условий, бесконечного великого периода времени и бесконечного ряда причин.

Для того чтобы представить себе человека совершенно сво­бодного, не подлежащего закону необходимости, мы должны представить его себе одного вне пространства, вне времени и вне зависимости от причин.

В первом случае, если бы возможна была необходимость без свободы, мы бы пришли к определению закона необходимости тою же необходимостью, то есть к одной форме без содер­жания.

Во втором случае, если бы возможна была свобода без не­обходимости, мы бы пришли к безусловной свободе вне про­странства, времени и причин, которая потому самому, что была бы безусловна и ничем не ограничивалась, была бы ничто или одно содержание без формы.

Мы бы пришли вообще к тем двум основаниям, из кото­рых складывается все миросозерцание человека, — к непости­жимой сущности жизни и к законам, определяющим эту сущность.

Разум говорит: 1) Пространство со всеми формами, которые дает ему видимость его — материя, — бесконечно и не может быть мыслимо иначе. 2) Время есть бесконечное движение без одного момента покоя, и оно не может быть мыслимо иначе. 3) Связь причин и последствий не имеет начала и не может иметь конца.

Сознание говорит: 1) я один, и все, что существует, есть только я; следовательно, я включаю пространство; 2) я меряю бегущее время неподвижным моментом настоящего, в котором одном я сознаю себя живущим; следовательно, я вне времени; и 3) я вне причины, ибо я чувствую себя причиной всякого проявления своей жизни.

Разум выражает законы необходимости. Сознание выражает сущность свободы.

Свобода, ничем не ограниченная, есть сущность жизни в сознании человека. Необходимость без содержания есть разум человека с его тремя формами.

Свобода есть то, что рассматривается. Необходимость есть то, что рассматривает. Свобода есть содержание. Необходимость есть форма.

Только при разъединении двух источников познавания, от­носящихся друг к другу как форма к содержанию, получаются отдельно, взаимно исключающиеся и непостижимые понятия о свободе и о необходимости.

Только при соединении их получается ясное представление о жизни человека.

Вне этих двух взаимно определяющихся в соединении своем, — как форма с содержанием, — понятий невозможно никакое представление жизни.

Все, что мы знаем о жизни людей, есть только известное отношение свободы к необходимости, то есть сознания к зако­нам разума.

Все, что мы знаем о внешнем мире природы, есть только известное отношение сил природы к необходимости или сущ­ности жизни к законам разума.

Силы жизни природы лежат вне нас и не сознаваемы нами, и мы называем эти силы тяготением, инерцией, электричеством, животной силой и т. д.; но сила жизни человека сознаваема нами, и мы называем ее свободой.

Но точно так же, как непостижимая сама в себе сила тя­готенья, ощущаемая всяким человеком, только настолько по­нятна нам, насколько мы знаем законы необходимости, которой она подлежит (от первого знания, что все тела тяжелы, до за­кона Ньютона), точно так же и непостижимая, сама в себе, сила свободы, сознаваемая каждым, только настолько понятна нам, насколько мы знаем законы необходимости, которым она подлежит (начиная от того, что всякий человек умирает, и до знания самых сложных экономических или исторических законов).

Всякое знание есть только подведение сущности жизни под законы разума.

Свобода человека отличается от всякой другой силы тем, что сила эта сознаваема человеком; но для разума она ничем не отличается от всякой другой силы. Сила тяготенья, электри­чества или химического средства только тем и отличаются друг от друга, что силы эти различно определены разумом. Точно так же сила свободы человека для разума отличается от других сил природы только тем определением, которое ей дает этот разум. Свобода же без необходимости, то есть без законов разума, определяющих ее, ничем не отличается от тяготенья, или тепла, или силы растительности, — она есть для разума только мгновенное, неопределимое ощущение жизни.

И как неопределимая сущность силы, двигающей небесные тела, неопределимая сущность силы тепла, электричества, или силы химического средства, или жизненной силы составляют содержание астрономии, физики, химии, ботаники, зоологии и т. д., точно так же сущность силы свободы составляет содер­жание истории. Но точно так же, как предмет всякой науки есть проявление этой неизвестной сущности жизни, сама же эта сущность может быть только предметом метафизики, -точно так же проявление силы свободы людей в пространстве, времени и зависимости от причин составляет предмет истории; сама же свобода есть предмет метафизики.

В науках опытных то, что известно нам, мы называем законами необходимости; то, что неизвестно нам, мы называем жизненной силой. Жизненная сила есть только выражение не­известного остатка от того, что мы знаем о сущности жизни.

Точно так же в истории: то, что известно нам, мы называем законами необходимости; то, что неизвестно, — свободой. Сво­бода для истории есть только выражение неизвестного остатка от того, что мы знаем о законах жизни человека.

История рассматривает проявления свободы человека в связи с внешним миром во времени и в зависимости от причин, то есть определяет эту свободу законами разума, и потому история только настолько есть наука, насколько эта свобода определена этими законами.

Для истории признание свободы людей как силы, могущей влиять на исторические события, то есть не подчиненной зако­нам, — есть то же, что для астрономии признание свободной силы движения небесных сил.

Признание это уничтожает возможность существования за­конов, то есть какого бы то ни было знания. Если существует хоть одно свободно двигающееся тело, то не существует более законов Кеплера и Ньютона и не существует более никакого представления о движении небесных тел. Если существует один свободный поступок человека, то не существует ни одного исторического закона и никакого представления об историче­ских событиях.

Для истории существуют линии движения человеческих воль, один конец которых скрывается в неведомом, а на дру­гом конце которых движется в пространстве, во времени и в зависимости от причин сознание свободы людей в настоя­щем.

Чем более раздвигается перед нашими глазами это поприще движения, тем очевиднее законы этого движения. Уловить и определить эти законы составляет задачу истории.

С той точки зрения, с которой наука смотрит теперь на свой предмет, по тому пути, по которому она идет, отыскивая при­чины явлений в свободной воле людей, выражение законов для науки невозможно, ибо как бы мы ни ограничивали свободу людей, как только мы ее признали за силу, не подлежащую законам, существование закона невозможно.

Только ограничив эту свободу до бесконечности, то есть рас­сматривая ее как бесконечно малую величину, мы убедимся в совершенной недоступности причин, и тогда вместо отыска­ния причин история поставит своей задачей отыскание законов.

Отыскание этих законов уже давно начато, и те новые при­емы мышления, которые должна усвоить себе история, выра­батываются одновременно с самоуничтожением, к которому, все дробя и дробя причины явлений, идет старая история.

По этому пути шли все науки человеческие. Придя к беско­нечно малому, математика, точнейшая из наук, оставляет про­цесс дробления и приступает к новому процессу суммования неизвестных, бесконечно малых. Отступая от понятия о при­чине, математика отыскивает закон, то есть свойства, общие всем неизвестным бесконечно малым элементам.

Хотя и в другой форме, но по тому же пути мышления шли и другие науки. Когда Ньютон высказал закон тяготения, он не сказал, что солнце или земля имеет свойство притягивать; он сказал, что всякое тело, от крупнейшего до малейшего, имеет свойство как бы притягивать одно другое, то есть, оста­вив в стороне вопрос о причине движения тел, он выразил свойство, общее всем телам, от бесконечно великих до беско­нечно малых. То же делают естественные науки: оставляя во­прос о причине, они отыскивают законы. На том же пути стоит и история. И если история имеет предметом изучения движе­ния народов и человечества, а не описание эпизодов из жизни людей, то она должна, отстранив понятие причин, отыскивать законы, общие всем равным и неразрывно связанные между собою бесконечно малым элементам свободы.

С тех пор как найден и доказан закон Коперника, одно при­знание того, что движется не солнце, а земля, уничтожило всю космографию древних. Можно было, опровергнув закон, удер­жать старое воззрение на движения тел, но, не опровергнув его, нельзя было, казалось, продолжать изучение птоломеевых миров. Но и после открытия закона Коперника птоломеевы миры еще долго продолжали изучаться.

С тех пор как первый человек сказал и доказал, что количе­ство рождений или преступлений подчиняется математическим законам и что известные географические и политико-экономи­ческие условия определяют тот или другой образ правления, что известные отношения населения к земле производят движе­ния народа, — с тех пор уничтожились в сущности своей те основания, на которых строилась история.

Можно было, опровергнув новые законы, удержать прежнее воззрение на историю, но, не опровергнув их, нельзя было, ка­залось, продолжать изучать исторические события как произве­дение свободной воли людей. Ибо если установился такой-то образ правления или совершилось такое-то движение народа вследствие таких-то географических, этнографических или эко­номических условий, то воля тех людей, которые представ­ляются нам установившими образ правления или возбудив­шими движение народа, уже не может быть рассматриваема как причина.

А между тем прежняя история продолжает изучаться на­равне с законами статистики, географии, политической эконо­мии, сравнительной филологии и геологии, прямо противоре­чащими ее положениям.

Долго и упорно шла в физической философии борьба между старым и новым взглядом. Богословие стояло на страже за ста­рый взгляд и обвиняло новый в разрушении откровения. Но когда истина победила, богословие построилось так же твердо на новой почве.

Так же долго и упорно идет борьба в настоящее время между старым и новым воззрением на историю, и точно так же богословие стоит на страже за старый взгляд и обвиняет но­вый в разрушении откровения.

Как в том, так и в другом случае с обеих сторон борьба вы­зывает страсти и заглушает истину. С одной стороны, является борьба страха и жалости за все, веками воздвигнутое, здание; с другой — борьба страсти к разрушению.

Людям, боровшимся с возникавшей истиной физической фи­лософии, казалось, что, признай они эту истину, — разрушается вера в бога, в сотворение тверди, в чудо Иисуса Навина. За­щитникам законов Коперника и Ньютона, Вольтеру, например, казалось, что законы астрономии разрушают религию, и он, как орудие против религии, употреблял законы тяготения.

Точно так же теперь кажется: стоит только признать закон необходимости, и разрушатся понятия о душе, о добре и зле и все воздвигнутые на этом понятии государственные и церков­ные учреждения.

Точно так же теперь, как Вольтер в свое время, непризванные защитники закона необходимости употребляют закон не­обходимости как орудие против религии; тогда как, — точно так же как и закон Коперника в астрономии, — закон необходи­мости в истории не только не уничтожает, но даже утверждает ту почву, на которой строятся государственные и церковные учреждения.

Как в вопросе астрономии тогда, так и теперь в вопросе истории, все различие воззрения основано на признании или непризнании абсолютной единицы, служащей мерилом види­мых явлений. В астрономии это была неподвижность земли; в истории — это независимость личности — свобода.

Как для астрономии трудность признания движения земли состояла в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства неподвижности земли и такого же чувства движения планет, так и для истории трудность признания подчиненности лич­ности законам пространства, времени и причин состоит в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности. Но, как в астрономии новое воззрение гово­рило: «Правда, мы не чувствуем движения земли, но, допустив ее неподвижность, мы приходим к бессмыслице; допустив же движение, которого мы не чувствуем, мы приходим к зако­нам»,— так и в истории новое воззрение говорит: «И правда, мы не чувствуем нашей зависимости, но, допустив нашу сво­боду, мы приходим к бессмыслице; допустив же свою зависи­мость от внешнего мира, времени в причин, приходим к законам».

В первом случае надо было отказаться от сознания несу­ществующей неподвижности в пространстве и признать не ощу­щаемое нами движение; в настоящем случае — точно так же необходимо отказаться от несуществующей свободы и признать не ощущаемую нами зависимость.

 

Вопросы и задания

1. Как автор обосновывает невозможность представить полную необходимость действий человека?

2. Как автор обосновывает невозможность представить полную свободу действий человека?

3. Для выражения какой мысли автор использует понятия «форма» и «содержание»?

4. В чем состоит различие между разумом и сознанием?

5. Как автор определяет необходимость и свободу через известное и неизвестное?

6. Возможно или невозможно познание свободы?

7. Почему признание свободы людей для истории как науки невозможно? Что должна познавать история?

8. Совместимы ли старое и новое представление об истории?

Толстой Л.Н. Война и мир. Сочинение. В 4-х томах. Том 4. - М., 1963. – С. 635-646.