Организационные основы христианской мысли
Было три важнейших института средневекового христианского мира: монастыри, папство и университеты.
В начале своей истории Северная Европа представляла собой слабозаселенный пограничный рубеж, где более или менее цивилизованные поселения возникали главным образом в результате деятельности сельских монастырей. Церковь развивалась в союзе с местной аристократией; монахи набирались из среды сыновей и других родственников аристократов, монастыри обеспечивались зданиями, земельной собственностью и крепостными для ее обработки. Монастыри предназначались для проведения ритуалов в честь основателей, служения месс за искупление их грехов и за упокой души, обеспечивая тем самым, так сказать, эмоциональную мобилизацию и культурную легитимацию в условиях отмежевания военных правителей от управляемых. Около 1050-1100 гг. в Северной Европе началась вторая волна монастырской экспансии и реформ. Изначально основанные бенедиктинские монастыри начали приходить в упадок: сокращалось число монахов и снижались доходы; рассредоточенной в разных местах собственности монастырей становилось недостаточно для поддержания образа жизни, связанного с большими расходами и церемониалом по мере того, как рыночная экономика начинала конкурировать с их фиксированными источниками дохода. Монастыри новой волны были более аскетическими и склонными к экономической рациональности, чем ранее существовавшие.
Августинианские каноники появились в небольших городах, где жили на пожертвования (десятину) и небольшую ренту; обеспечивающая их организационная основа сместилась к низшему дворянству и среднему классу. Представители этих слоев теперь имели достаточно собственности для того, чтобы в скромных масштабах вкладывать средства в поддержание собственного религиозного статуса. Цистерцианцы продолжали пополнять свои ряды за счет аристократии, но теперь уже весьма воинственно добивались организационной независимости. Они были непреклонными аскетами. Браки жестко пресекались, что подчеркивало отделение этого ордена от семейных связей, которые раньше были его главной поддержкой. Цистерцианцы отвергали показные ритуалы и отказывались отправлять заупокойные обряды и служить мессы для мирян. Вместо этого источником доходов являлась собственность, которую они принимали в дар без каких-либо условий или ограничений; для обработки своих земель они ввели подчиненный ранг мирских братьев в качестве религиозных крепостных, получавших вознаграждение за послушание минимальной долей религиозного статуса. Как и ряд других новых орденов, цистерцианцы были вовлечены в крестовые походы, но, прежде всего, они расширяли площади обрабатываемых сельскохозяйственных земель в Европе на ее пограничных рубежах (Испания, Шотландия, Восточная Европа) и в горных местностях, а также разрабатывали пустоши. Упор цистерцианцев в большей степени на действия, чем на ритуал, делал их экономически более производительными, в то время как аскетизм препятствовал тратам на потребление и вложениям в демонстрацию своего богатства, побуждая их направлять прибыли на дальнейшее расширение деятельности. Цистерцианцы представляют собой случай веберианской протестантской этики в католическом и корпоративном обличии. Их монастыри стали крупными землевладельцами в результате скупки парцелл (малых участков земли с крестьянским натуральным хозяйством), расположенных между другими участками земли, и объединения собственности. Их рационализированное сельское хозяйство вело к стремительному развитию производства шерсти, горного дела, железоделательных работ, к постройке мельниц. В тот период именно цистерцианцы демонстрировали наиболее впечатляющую организационную экспансию, хотя рост монастырей был характерен и для других новых орденов. Используя преимущества новой рыночной экономики, они превратились в основную движущую силу экономического развития.
По мере роста монастырей организационно расширялось и папство. В период раннего Средневековья церковь была частью феодального раздробления власти. Епископы действовали как территориальные правители и были тесно связаны с политикой местной аристократии. В центральной Италии местная власть принадлежала главным образом папам; борьба папы с императором за верховный авторитет не выходила слишком далеко за пределы доктринальных притязаний на феодальные владения друг друга, причем ни одна из сторон в действительности не контролировала клерикальную аристократию. Папский престол в Риме являлся не более чем почитаемым центром, в котором хранились останки Св. Петра, служившие осязаемым символом передачи харизматического авторитета; но папство еще не имело масштабного и всепроникающего организационного аппарата и было связано с большей частью христианского мира прежде всего как место паломничества. В данном отношении Рим напоминал Мекку, которая так и не обрела ничего похожего на «папские» авторитет и руководство.
Между 1050 и 1130 гг. Рим начал переживать быстрый рост числа судебных тяжб со стороны монастырей, требовавших автономии от местных епископов, подтверждения прав собственности и особых знаков отличия, удостоверявших их религиозный ранг. … Рост новых монашеских орденов зависел от расширяющегося на основе конкуренции рынка культовых предметов и услуг – своего рода «символических товаров». Около 1130-1150 гг. в эти монастырские тяжбы стали включаться другие участники: как церковные, так и светские претенденты. От папы требовали разрешить споры по поводу наделения собственностью в соответствии с конкурирующими системами юрисдикции и в связи с предоставлением льгот и бенефициев (лат. beneficium – благодеяние; земельное владение, жалованное в пожизненное пользование вассалу при условии несения службы). К началу 1300-х гг. объем папской переписки вырос стократно по сравнению с 1130 г. Рим наполнился знатоками права – юристами, а папство богатело за счет судебных сборов и приобретения собственности в результате судебных процессов. При папском дворе формировался обширный административный аппарат – первая бюрократия, появившаяся в средневековой Европе.
Папство теперь имело патронажную сеть <прав назначения на должности> по всей Европе, затмевавшую аналогичную сеть любого светского правителя. Папа начал осуществлять контроль над региональными епископами, оспаривая права светских властей на назначения; к началу 1300-х гг. папство требовало контроля также и над назначениями на низшие церковные должности. Центральная власть вынуждена была посылать папских легатов (высших уполномоченных), чтобы следить за делами на местах. В свою очередь росла и местная епископальная бюрократия. Держа в своих могучих руках распоряжение собственностью, а также заключение законных сделок, церковь стала незаменимой для растущей коммерческой экономики. Образованные церковники превратились в главный оплот светских правительств благодаря своей монополии на грамотное администрирование, т.е. составление документов и работу с ними. Церковь стремилась захватить контроль и над вооруженными силами. Воинственные евангелисты и сами папы призывали к крестовым походам как против неверных на мусульманских и языческих пограничных рубежах, так и против собственных еретиков. Наряду с усилиями церкви установить внутренний мир, положив конец борьбе среди феодальных землевладельцев, достигнутые успехи теперь укрепляли понятие христианского мира как вооруженного государства, в котором военная аристократия следовала руководящим указаниям со стороны церкви. На гребне успешного прорыва к организационной независимости от королей, папство в период своего расцвета в середине 1200-х гг. пошло еще дальше, требуя верховенства над светской властью.
Университеты возникли в результате сочетания экспансии монастырей и папства. По мере усиления конкуренции среди монастырских школ, сеть учителей выделялась в самостоятельные специализированные организации. Наиболее плотная часть этой сети была преобразована в университеты, которые специализировались на теологии, а также на подготовительных предметах к ней. Папство и университеты, так сказать, подпитывали друг друга. По мере того как церковная администрация бюрократизировалась, ее ряды пополнялись теологами с университетской подготовкой и знатоками канонического права. И наоборот, растущая централизация церкви предоставляла в ее распоряжение должности и бенефиции, которые использовались для покровительства студентам и выпускникам университетов. Университетское обучение имело и другие корни; формировались гильдии преподавателей светского права и медицины, но они вскоре присоединялись к санкционированной церковью университетской структуре для узаконения своей монополии на обучение и присвоение официальных степеней.
Университеты стали центром интеллектуальной жизни. Творчество в сфере абстрактных идей достигло наибольших высот в тех предметах, которые были подготовительными для получения высших степеней, то есть в логике, философии и естественных науках, входивших в учебный план младших курсов. По мере совершенствования внутренней университетской структуры высвобождалась автономная динамика интеллектуального сообщества в том секторе, который был наиболее обособлен от внешних забот. Теология находилась в большей близости к внешним обстоятельствам; она также переживала множество споров и процессов развития, но все это происходило в сфере более антропоморфных и партикуляристских концепций, таких как культ Девы Марии, или представлений, связанных с политической борьбой за богатства и власть церкви в миру. … Философия была сильна в университетах, ориентированных на изучение теологии, прежде всего в Париже и в Оксфорде; право же творчески развивалось в университетах Северной Италии во главе с университетом Болоньи. Именно этот регион стал местом наиболее острого конфликта между церковью и государством – полем битвы в ходе территориальных столкновений между папами и императорами Священной Римской империи. Развитие права стимулировалось именно в качестве орудия в этой борьбе.