В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В

Лекция 1

ФОРМИРОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ

ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ

В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.

Формирование источниковедения как научной дисциплины свя­зано с процессом выработки принципов работы с источниками и скла­дыванием отдельных приемов и методов в стройную систему. Начало этого процесса относится ко второй четверти XVIII в. и свя­зано с именами В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова, Г. Ф. Миллера, А. И. Шлецера. Говорить же о научной дисциплине можно в том случае, когда имеется четко определенный предмет исследований, разработана методология и развит категориальный аппарат. Поэтому превращение источниковедения в самостоятельную научную дис­циплину происходит гораздо позже - в последней трети XIX в.

Интерес к отражению исторических событий возник в глубокой древности и связан с устной народной традицией, а затем с летопи­санием. Летописцы в ходе своей работы привлекали довольно широкий круг источников: произведения устного народного твор­чества, погодные записи, жития, международные договоры и др. События обычно освещались в рамках хронологической канвы. В период русского Средневековья сама форма летописного погод­ного изложения не позволяла развиться критическому отношению к источникам. Лишь иногда летописцы проверяли точность дат или согласовывали встречающиеся в источниках противоречия. Чаще они сами редактировали текст, исходя из современной им полити­ческой ситуации, отдавали приоритет одним источникам перед дру­гими, прибегали к прямым фальсификациям. Конечно, еще рано говорить о выявлении причинно-следственных связей на этом этапе работы с источниками. Преобладающее значение имело теологи­ческое объяснение событий.

Более критичное отношение к источникам проявилось в истори­ческих сочинениях, которые появляются со второй половины XVI в. Это новая форма освещения исторических событий. Нет стремле­ния к сведению всего известного материала, как это было в летописях. Создаются произведения, посвященные конкретной теме: «Синоп­сис» и «Скифская история»Л. И. Лызлова (XVII в.), «Ядро Россий­ской истории»/! И. Манкиева (XVIII в.). Делаются первые попытки


выявления отдельных связей между явлениями. Авторы стремятся к увеличению и расширению круга используемых источников. Однако о принципах критического анализа источников говорить еще рано. Авторы исторических сочинений допускали компилятивность в изложении, произвольный отбор фактов. Лишь некоторые из них приходили к выводу, что следует больше доверять источникам древ­него времени, чем позднейшим.

Навыки работы с источниками накапливались и в ходе практи­ческой работы по собиранию и хранению документов в великокня­жеских канцеляриях в Древнерусском государстве и позже в архивах приказов, местных органов управления, монастырей, отдельных фе­одалов. Их собирание и хранение требовало определенных навыков.

В эпоху раннего феодализма и в последующий период создава­лось немало поддельных и подложных документов. В связи с этим постепенно развивались методы по установлению подлинности и достоверности свидетельств источников. Вырабатывались при­емы обнаружения подчисток и подправок, анализа почерка, печатей. Но данного рода работа касалась так называемых внешних призна­ков источников. Анализ содержания документов для установления их подлинности и достоверности не производился. Примером работы такого рода может служить разборе. Денисовым «Деяния соборного» и «Требника».

Таким образом, можно отметить, что в ХУП-ХУШ вв. был на­коплен определенный опыт, который сыграл важную роль в фор­мировании научного источниковедения.

В XVIII - первой половине XIX в. в России происходили заметные перемены во всех сферах общественной жизни. Возникли новые задачи и перед исторической наукой, развитие которой было невоз­можно без наличия надежной источниковедческой базы. Историки стали уделять особое внимание выявлению и собиранию истори­ческих источников.

А. П. Пронштейн в своем исследовании «Источниковедение в России: период феодализма» выделяет пять основных этапов в развитии отечественного научного источниковедения в рамках феодальной эпохи.

Первый этап связан с именем В. Н. Татищева.

Второй этап представлен трудами историков середины XVIII в., прежде всего М. В. Ломоносова и Г. Ф. Миллера.


На третьем этапе выделяются труды историков конца XVIII— начала XIX в.: М. М. Щербатова, И. Н. Болтина, А. Л. Шлецера, Н. М. Карамзина.

Четвертый этап - 20-30-е гг. XIX в. связан с работами представи­телей скептической школы, во главе которой стоял М. Т. Каченов-ский, и охранительного направления во главе с М. П. Погодиным.

Пятый этап представлен исследовательской деятельностью Я. В. Калачова и Н. И. Надеждина в 40-50-е гг. XIX в.

Василий Никитич Татищев (1686-1750)1 впервые поставил задачу создать обобщающий труд по истории. Для этого, по его мнению, необходимо иметь солидную источниковую базу. Можно сказать, что В. Н. Татищев положил начало собиранию источников в научных целях. Он выявил более 300 источников, открыв целый ряд документов.

В. Н. Татищев первым из русских историков понял, что ученый должен не просто пересказывать собранный материал, но и владеть «наукой критики». Под этим он имел в виду не только проверку достоверности фактов, что уже делали его предшественники, но прежде всего выяснение надежности источника в целом. Критерием надежности источников, по его мнению, являлась достоверность сообщаемых фактов, откуда эти факты взяты, их происхождение.

В. Н. Татищеву принадлежит первый в отечественной науке опыт классификации источников. Его классификация просущество­вала в течение всего XVIII в. Были выделены следующие группы источников:

1. Общие, или генеральные (летопись Нестора, «Степенная кни­га», хронографы, «Синопсис»).

2. Топографии, или местные летописи (Московская, Новгород­ская, Псковская, Сборник муромский о Петре и Февронии).

3. Дипломатические грамоты из казанских, сибирских, астра­ханских и других архивов.

' Родился в семье псковского помещика, окончил в Москве инженерную и артиллерийскую школу. Участвовал в Северной войне (1700-1721), выполнял раз­личные военно-дипломатические поручения Петра I. В 1720-1722 гг. управлял казенными заводами на Урале, основал г. Екатеринбург. В 1741-1745 гг. - астра­ханский губернатор (см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1973. Т. 14. С. 146).


 




4. Частные («Хождение митрополита Пимена в Константи­нополь», «Жизнь царя Ивана Грозного», «Временник Ивана Тимо­феева», «Сказание Авраамия Палицина», «Скифская история» А. Лызлова).

Всю массу проклассифицированных источников В. Н. Татищев делил по степени достоверности содержащихся в них сведений на следующие категории:

1. Автор - участник описываемого события;

2. Создатель документа - современник события;

3. Историк писал позже, но на основе документов современни­ков или участников;

4. Автор - соотечественник, хорошо знающий язык, а не ино­странец.

Подходя к источникам с точки зрения их достоверности, В. Н. Та­тищев отдавал предпочтение более древним из них. С меньшим доверием, чем к источникам отечественного происхождения, исто­рик относился к сочинениям иностранных авторов. Совсем не до­верял В. Н. Татищев встречавшимся в древнерусских письменных памятниках «суевериям» и «баснословиям», противоречившим здравому смыслу. Таким образом, можно отметить, что он первым из отечественных историков высказал свое отношение к произве­дениям устного народного творчества, хотя признавал возможность их использования для освещения ранних периодов истории.

Изучая источники, В. Н. Татищев обратил внимание на необ­ходимость перевода дат и мер на современные системы счета, уточнения по современной ему карте географических пунктов, знания родословий, понимания древних терминов. Кроме того, он впервые использовал в работе данные лингвистики. Так, отмечает А. П. Пронштейн, трудами В. Н. Татищева было положено начало хронологии, метрологии, исторической географии и генеалогии.

В. Н. Татищев подготовил к печати такие важные законодатель­ные источники, как «Русская Правда», Судебник 1550 г. и др. Инте­ресны его комментарии к источникам. Однако анализ законодатель­ных актов В. Н. Татищев вел в отрыве от общего хода истории.

Создавая свой основной труд - «Историю Российскую», В. Н. Та­тищев стремился объединить всю массу бывших в его распоряжении источников. Он связывал отдельные сообщения источников в соот­ветствии с понимаемой им логикой исторических событий.


По мнению А. П. Пронштейна, В. Н. Татищев разработал основы научного источниковедения в России.

Основы критического отношения к историческим источникам, заложенные В. Н. Татищевым, получили дальнейшее развитие в середине XVIII в. в трудах Михаила Васильевича Ломоносова /]711-1765)2 и Герарда Фридриха Миллера(1705—1783)3.

Как и В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов считал, что историчес­кие труды должны базироваться прежде всего на исторических до­кументах и сочинениях авторов, живших в описываемое время. Главным источником по истории Древней Руси он считал летописи, и прежде всего труд Нестора. В связи с тем, что источников от древ­нейших периодов истории в распоряжении ученых середины XVIII в. было сравнительно немного, М. В. Ломоносов, как и другие совре­менные ему авторы, привлекал данные языка. Лингвистические данные были им использованы, например, для критики норманн­ской теории происхождения русского народа.

Главным критерием в определении достоверности сведений у него было рационалистическое объяснение, т. е. «здравый смысл». Используя летописи, сочинения древних и позднейших авторов, данные устного народного творчества, языка, М. В. Ломоносов счи­тал факт доказанным, если известия о нем совпадали в нескольких источниках. При наличии же расхождений в источнике он не выяс­нял их причины, которые могли быть связаны с социальным зака­зом, стремлением авторов представить события в определенном свете, а отбирал те, которые казались ему достоверными с точки зрения здравого смысла.

2 Сын крепостного крестьянина Архангельской губернии. Учился в Московс­
кой Славяно-греко-латинской академии (1731-1735) и учебных заведениях Герма­
нии (1736-1741). Адъюнкт физики в Петербургской Академии наук (с 1742 г.),
профессор химии (с 1745 г.). Инициатор создания Московского университета (1755;
см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1965. Т. 8. С. 767).

3 Историк, археограф, член Петербургской Академии наук с 1731 г. Немец.
Приехал в Россию в 1725 г. С 1725 г. - адъюнкт, с 1731 г. - профессор истории, в
1728-1730 и 1754-1765 гг. - конференц-секретарь Академии наук. В 1733-1743 гг.
участвовал в экспедиции по изучению Сибири, обследовал и описал архивы более
20 городов. Собрал огромную коллекцию документов (см.: Советская историчес­
кая энциклопедия. М., 1966. Т. 9. С. 442).


Современник М. В. Ломоносова Г. Ф. Миллер, как и В. Н. Тати­щев, был одним из первых историков России, которые считали, что историю следует писать лишь на основе источников, возникших в древнее время. При этом историк обязательно должен на них ссылаться.

Вслед за В. Н. Татищевым Г. Ф. Миллер полагал, что для напи­сания истории необходимо иметь как можно больше источников. Огромный труд был им вложен в собирание документального материала, в том числе по истории Сибири. Он был участником Сибирской экспедиции 1733-1743 гг. Итогом этой работы стали его знаменитые «портфели».

На основе изучения сибирских летописей Г. Ф. Миллер соста­вил схему сибирского летописания, главные положения которой длительное время сохраняли свое научное значение. Г. Ф. Миллеру принадлежит заслуга в издании ряда ценных исторических ис­точников: «Степенной книги», Судебника Ивана IV, писем Петра I к Шереметьеву, «Описания земли Камчатки» С. П. Крашенинникова и других источников. Им был выдвинут принцип издания «по луч­шему списку», который получил признание в археографии XIX в.

Создавая свои исторические сочинения, Г. Ф. Миллер опирался на летописи. Он считал наиболее достоверными те из них, которые были созданы в древности и с недоверием относился к текстам, вписанным позже, например, на вклеенных листах. Ученый пер­вым пришел к выводу о более позднем, чем основной текст, про­исхождении вклеек. К преданиям и легендам Г. Ф. Миллер, как и М. В. Ломоносов, относился с позиций здравого смысла, старался дать им рационалистическое толкование.

При написании «Истории Сибири» Г. Ф. Миллер использовал актовые документы как иллюстрацию к летописным известиям, а также для уточнения и дополнения летописных сообщений. Актовый материал он считал вполне достоверным источником и лишь в отдельных случаях подвергал его критике. Основным критерием при этом была вероятность отраженного в них события. Г. Ф. Миллер привлекал в качеств источника также данные линг­вистики и археологические памятники.

Во второй половине XVIII в. интерес к отечественной истории значительно возрос. Заметно выделяется среди историков этого


периода Михаил Михайлович Щербатов (1733-1790)4. Ученый на протяжении всей жизни твердо стоял на рационалистических и прагматических позициях, решительно отвергая стремление историков-предшественников толковать исторические события во­лей божественного провидения. Ход истории он объяснял действи­ями людей (князей, бояр, представителей боярской аристократии), вызванными ближайшими по времени причинами. Задачу историка М. М. Щербатов видел в том, чтобы описать действия людей и вскрыть психологические побуждения, руководившие ими.

Как и историки первой половины XVIII в., основным источни­ком по истории России М. М. Щербатов считал летописи, ценность и преимущество которых перед другими источниками заключались в том, что они написаны современниками или очевидцами описы­ваемых событий. Помимо летописей М. М. Щербатов привлекал и другие повествовательные источники, как русские, так и иност­ранные. Из источников иноязычного происхождения ученый более всего ценил сочинения древних авторов, содержащие отсутствую­щие в летописях сведения. Что же касается произведений иност­ранцев более позднего времени, то, как и М. В. Ломоносов, исто­рик считал их менее достоверными, чем русские источники. Ученый значительно шире и полнее, чем его предшественники, привлекал актовый материал, но, как и они, считал, что акты и грамоты могут использоваться главным образом в качестве иллюстрации фактов и событий, указанных в летописях. Определенное место среди источников в исследованиях М. М. Щербатова принадлежало произведениям фольклора. Их он считал наиболее ранней формой освещения событий прошлого и признавал возможным использовать их, особенно при освещении древнейших периодов, от которых других источников не осталось. Но, как рационалист, Щербатов

4 Происходил из древнего и богатого княжеского рода. Получил глубокое и разностороннее домашнее образование. В раннем детстве был записан в гвар­дейский Семеновский полк. Хорошо знал французский, немецкий, итальянский языки. В его библиотеке было собрано около 15 тыс. книг. В 1762 г. вышел в от­ставку в чине капитана. В конце 60-х Тг XVIII в. поступил на государственную службу. Работал в комиссии по составлению Нового Уложения. В 1779 г. стал се­натором. В 1788 г. вышел в отставку в чине действительного статского советника (см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1976. Т. 16. С. 386).


Современник М. В. Ломоносова Г. Ф. Миллер, как и В. Н. Тати­щев, был одним из первых историков России, которые считали, что историю следует писать лишь на основе источников, возникших в древнее врем*я. При этом историк обязательно должен на них

ссылаться.

Вслед за В. И- Татищевым Г. Ф. Миллер полагал, что для напи­сания истории необходимо иметь как можно больше источников. Огромный труд* был им вложен в собирание документального материала, в тот числе по истории Сибири. Он был участником Сибирской экспедиции 1733-1743 гг. Итогом этой работы стали его знаменитые «по-ртфели».

На основе изучения сибирских летописей Г. Ф. Миллер соста­вил схему сибирского летописания, главные положения которой длительное время сохраняли свое научное значение. Г. Ф. Миллеру принадлежит заслуга в издании ряда ценных исторических ис­точников: «Степенной книги», Судебника Ивана IV, писем Петра I к Шереметьеву, -«Описания земли Камчатки» С. П. Крашенинникова и других источников. Им был выдвинут принцип издания «по луч­шему списку», жоторый получил признание в археографии XIX в. Создавая свои исторические сочинения, Г. Ф. Миллер опирался на летописи. Ой считал наиболее достоверными те из них, которые были созданы в древности и с недоверием относился к текстам, вписанным позже, например, на вклеенных листах. Ученый пер­вым пришел к выводу о более позднем, чем основной текст, про­исхождении вклеек. К преданиям и легендам Г. Ф. Миллер, как и М. В. Ломоно-сов, относился с позиций здравого смысла, старался дать им рацион-алистическое толкование.

При написании «Истории Сибири» Г. Ф. Миллер использовал актовые документы как иллюстрацию к летописным известиям, а также для уточнения и дополнения летописных сообщений. Актовый материал он считал вполне достоверным источником и лишь в отдельных случаях подвергал его критике. Основным критерием при этом была вероятность отраженного в них события. Г. Ф. Миллер привлекал в качестве источника также данные линг­вистики и археологические памятники.

Во второй половине XVIII в. интерес к отечественной истории значительно возрос. Заметно выделяется среди историков этого


периода Михаил Михайлович Щербатов (1733-1790)4. Ученый на протяжении всей жизни твердо стоял на рационалистических и прагматических позициях, решительно отвергая стремление историков-предшественников толковать исторические события во­лей божественного провидения. Ход истории он объяснял действи­ями людей (князей, бояр, представителей боярской аристократии), вызванными ближайшими по времени причинами. Задачу историка М- М. Щербатов видел в том, чтобы описать действия людей и вскрыть психологические побуждения, руководившие ими.

Как и историки первой половины XVIII в., основным источни­ком по истории России М. М. Щербатов считал летописи, ценность и преимущество которых перед другими источниками заключались в том, что они написаны современниками или очевидцами описы­ваемых событий. Помимо летописей М. М. Щербатов привлекал и другие повествовательные источники, как русские, так и иност­ранные. Из источников иноязычного происхождения ученый более всего ценил сочинения древних авторов, содержащие отсутствую­щие в летописях сведения. Что же касается произведений иност­ранцев более позднего времени, то, как и М. В. Ломоносов, исто­рик считал их менее достоверными, чем русские источники. Ученый значительно шире и полнее, чем его предшественники, привлекал актовый материал, но, как и они, считал, что акты и грамоты могут использоваться главным образом в качестве иллюстрации фактов и событий, указанных в летописях. Определенное место среди источников в исследованиях М. М. Щербатова принадлежало произведениям фольклора. Их он считал наиболее ранней формой освещения событий прошлого и признавал возможным использовать их, особенно при освещении древнейших периодов, от которых других источников не осталось. Но, как рационалист, Щербатов

4 Происходил из древнего и богатого княжеского рода. Получил глубокое и разностороннее домашнее образование. В раннем детстве был записан в гвар­дейский Семеновский полк. Хорошо знал французский, немецкий, итальянский языки. В его библиотеке было собрано около 15 тыс. книг. В 1762 г. вышел в от­ставку в чине капитана. В конце 60-х гт: XVIII в. поступил на государственную службу. Работал в комиссии по составлению Нового Уложения. В 1779 г. стал се­натором. В 1788 г. вышел в отставку в чине действительного статского советника (см.: Советская историческая энциклопедия. М, 1976. Т. 16. С. 386).



решительно отвергал явные выдумки одних и стремился найти рациональное зерно в других преданиях.

М. М. Щербатов не только использует широкий круг источни­ков, но и более глубоко, чем его предшественники, подходит к ним. Ученого интересовала не только древность источника, главным признаком достоверности М. М. Щербатов считал древность про­исхождения источников. Поэтому он стремился установить время, место, обстоятельства возникновения каждого из источников, от­куда почерпнул сведения автор. Благодаря такому подходу историк уточнил время происхождения многих источников (например, Иоакимовской летописи). Однако при объединении известий раз­ных источников он отвергал право историка на домыслы и догадки, требуя отделять размышления исследователя от свидетельств источника.

Много внимания уделял М. М. Щербатов истолкованию текста источника, стремясь сделать его возможно более понятным для читателя. Но эти этимологические изыскания были еще очень несовершенны.

При работе с источниками историк привлекал данные так назы­ваемых вспомогательных дисциплин: палеографии, дипломатики, генеалогии.

Подход Ивана Никитича Болтина (1735-1792)5, одного из круп­нейших историков второй половины XVIII в. к задачам изучения исторического материала во многом определялся его общим взглядом на ход истории. Последний, по его мнению, являлся результатом влияния различных факторов, в том числе природы человека и ес­тественных условий его жизни. Отсюда следовала необходимость отличать в источниках вероятное от невероятного и находить в ис­тории общее и особенное. Для этого, по мнению И. Н. Болтина,

3 Дворянин, крупный помещик, государственный деятель. Родился в Нижего­родской губернии. Получил домашнее образование. С 1779 г. проживал в Петер­бурге. Был близок с Г. А. Потемкиным. Научные интересы сформировались в свя­зи с его практической деятельностью и на основе широкого знакомство с научной литературой, в том числе трудами В. Н. Татищева и французских просветителей. Входил в кружок «Любителей отечественной истории», сгруппировавшихся вок­руг А. И. Мусина-Пушкина (см.: Советская историческая энциклопедия. М, 1962. Т. 2. С. 598).


надо прежде всего уметь отбирать необходимые источники и тща­тельно их изучать.

Ученый собрал значительное число источников и распределил их на группы, показав достоинства и недостатки каждой из них.

На первое место он ставил летописи, особенно древнейшую из них - летопись Нестора, не исключая, однако, что ей предшество­вали и более древние летописные записи, которые не сохранились.

Ценной группой источников И. Н. Болтин признавал законы. Появление их он связывал с состоянием нравов и выделил несколько этапов в развитии русского законодательства (древний период, «Русская Правда», период становления в стране единодержавия, Уложение 1649 г.). Историк дал характеристику многих законов до конца XVIII в. и в издании некоторых из них принимал участие.

Пользовался И. Н. Болтин и картографическими материалами, считая географические данные очень важными для исследователя, так как история и география, по его утверждению, тесно связаны.

Ученый считал, что историк должен привлекать в качестве ис­торического источника сочинения иностранных писателей, но про­верять их русскими источниками.

К произведениям фольклора И. Н. Болтин обращался лишь в редких случаях - только тогда, когда они говорили о народных поверьях и преданиях. В целом же он, будучи рационалистом, решительно исключал их из ряда исторических источников.

И. Н. Болтин определил основные задачи изучения источников.

Первая задача при изучении источников - отбор материалов, заслуживающих доверия на основе палеографических и прагмати­ческих данных. Главным критерием ценности источника он называл древность происхождения.

Вторая задача историка, по мнению И. Н. Болтина, состояла в том, чтобы правильно понять текст источника и перевести его на современный автору язык, раскрыв точный смысл сказанного. Главным при этом являлось установление первоначального текста путем сравнения списков.

Третьей задачей при изучении источников И. Н. Болтин называл истолкование текста. В соответствии с уровнем филологической науки конца XVIII в. ученый разъяснял непонятные слова и термины.


Последняя задача историка в работе с источниками состояла в правильном отборе и оценке свидетельств, важных для воссозда­ния прошлого. Главными критериями при этом И. Н. Болтин считал их вероятность с точки зрения «здравого рассудка» и совпадение с известиями других источников, а также иногда старался учесть и «пристрастия» авторов источников. Кроме того, И. Н. Болтин пред­лагал даже к данным в целом достоверного источника относиться дифференцированно. Поэтому он делил известия источников на «истинные», «сумнительные», «вероподобные», «невероятные» и «ложные». Так постепенно от критики свидетельств самих по себе, взятых в отрыве от источника, происходило приближение к осозна­нию необходимости критики самого источника.

Немецкий ученый Август Людвиг Шлецер (1735-1809)6, проживший в России несколько лет (1761-1767), большую часть жизни посвятил изучению русских летописей как главного источ­ника по истории Древней Руси. Он сформулировал задачи их кри­тического изучения:

1. Восстановление по имевшимся спискам первоначального текста, который не дошел до исследователя (критика слов, или малая критика);

2. Правильное его прочтение и истолкование (грамматическое и историческое толкование);

3. Выяснение достоверности сведений (критика дел, или выс­шая критика).

Ученый исходил из того, что древнейшая русская летопись была создана в начале XII в. монахом Нестором, однако сохранилась она лишь в позднейших списках (не ранее XIV в.), сильно искаженных переписчиками. Поэтому при изучении ее он предлагал прежде всего восстановить первоначальный текст (идея создать «очищенного» Нестора), а затем истолковать непонятные по причине их древности

6 Историк, публицист, статистик. Член Петербургской Академии наук с 1765 г. Почетный член Общества истории и древностей российских с 1804 г. Учился в Виттенбергском и Геттенгенском университетах. По приглашению Г. Ф. Миллера в 1761-1767 гг. работал в России, изучал древнерусские летописи. По возвраще­нии в Германию преподавал историю и статистику в Геттенгенском университете (см.: Советская историческая энциклопедия. Т. 16. С. 293).


или искажений при переписке слова и термины, и путем проверки убедиться в достоверности приводимых фактов.

При решении первой задачи А. Л. Шлецер переписывал текст летописи по списку, который, с его точки зрения, точнее передавал оригинал, разбив на сегменты (отрывки), а рядом приводил вари­анты из других списков. Он не проявлял интереса к выявлению обстоятельств происхождения каждой отдельной рукописи и срав­нивал не сами списки, а отрывки текста, содержащиеся в разных списках. Потом историк выбирал, по его мнению, первоначальный вариант. Главным критерием при этом у него был «здравый смысл». Он учитывал также противоречия в самом тексте и расхождения с известиями иностранных авторов. Ученый пробовал не только «очистить» текст летописи от искажений, описок, легенд, но и объяс­нить, почему они возникли. Так ученый пытался восстановить под­линный текст древнейшей русской летописи.

Таким путем, не видя связи между отдельными частями, выби­рая из них «лучшие», руководствуясь соображениями «здравого рассудка», А. Л. Шлецер воспроизводил мозаичный текст древней русской летописи, составленный из разных летописных списков. Некоторые его методы были осмыслены и развиты историками пос­ледующих поколений.

При решении второй задачи - истолкования текстов - историк опирался на данные языка. За основу сопоставления он брал корне­вой строй языка. Этот метод предвосхитил некоторые приемы срав­нительного языкознания, утвердившиеся в первой половине XIX в.

Решая третью задачу, А. Л. Шлецер исключал из изложения все известия, не заслуживающие доверия, и проверял те, которые, на первый взгляд, кажутся правдивыми. Как рационалист и праг­матик, он ко всем летописным известиям подходил прежде всего с позиций «здравого смысла», используя также метод сопоставле­ния сообщений летописца с показаниями других источников. При установлении достоверности факта ученый сопоставлял его с эпо­хой в целом, а если не находил связи, то ставил факт под сомнение. В этом отношении его можно считать предшественником скепти­ческой школы. В тех случаях, когда путем исторической критики удавалось отбросить сомнения и доказать достоверность повество­вания, историк включал его в текст «очищенного» Нестора.


В целом разработанные А. Л. Шлецером приемы критики были шагом вперед в развитии источниковедения.

В 1816-1818 гг. вышли в свет 12 томов «Истории государ­ства Российского» Николая Михайловича Карамзина (1766-1826)7, которые вызвали шумный успех у публики и серьезный резонанс в научных кругах.

Н. М. Карамзин был убежден, что при написании истории сле­дует опираться на возможно более полную источниковую базу. В этом отношении он находился в гораздо более благоприятных условиях, чем его предшественники. К началу XIX в. многие доку­менты были опубликованы, российские архивы приведены в опре­деленный порядок, историка снабжали документами археографы и коллекционеры (П. М. Строев, К. Ф. Калайдович, П. М. Румян­цев, А. И. Мусин-Пушкин и др.). В итоге при создании «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин располагал значительно большим числом документов, чем его предшественники.

Чтобы создать историю, основанную на достоверных фактах, ученый, по убеждению Н. М. Карамзина, должен быть уверен в том, что источники, которыми он пользуется, заслуживают полного доверия. Поэтому, как и историки XVIII в., главной задачей ис­торической критики он считал установление по источникам досто­верных и точных фактов. Писатель проверял и уточнял каждый факт, упоминаемый в источниках. Его методы проверки достовер­ности были традиционными, идущими из XVIII в. - критика содер­жания источника с позиций «здравого смысла». Но рассуждениям Н. М. Карамзина свойственны психологизм и глубина, более тонкие и верные, чем у предшественников. Ученый нередко опирался при этом на знание древних обычаев. Устанавливая достоверность документов, он также применял метод сопоставления известий разных источников.

В понятие критики источников ученый вслед за А. Л. Щлеце-ром, который был для него авторитетом, включал две задачи -

7 Родился в Симбирской губернии. Дворянин. С 1784 г. жил в Москве. В 1789-1790 гг. путешествовал за границей. Член Российской Академии наук с 1818 г. (см.: Советская историческая энциклопедия. М., 1965. Т. 7. С. 17).


восстановление первоначального текста («очищение» источника) и истолкование текста. Однако при решении второй из указанных задач в работах Н. М. Карамзина уже нет простой интерпретации терминов на основе словотворчества, которыми были заполнены сочинения историков XVIII в. Его понимание содержания источни­ков основано на более глубоком, чем у предшественников, знании реальной жизни изучаемой эпохи. При истолковании отдельных терминов он нередко прибегал к сравнению употребления их в раз­ных документах, пользовался данными лингвистики, хронологии, исторической географии.

Как и исследователи предыдущего столетия, ученый считал ле­тописи важнейшим источником для изучения древней истории Руси. Он сформулировал принципы научного издания летописей: груп­пировать сходные списки и издавать каждую группу по лучшему списку, снабжая его вариантами и разночтениями из остальных. Этим принципом наука пользуется и в настоящее время.

В летописях и сочинения древних авторов Н. М. Карамзин на­ходил много легенд и преданий, но, в отличие от А. Л. Шлецера, считал возможным использовать их в научных изысканиях и вклю­чал в свою «Историю», стараясь установить степень достоверности.

Н. М. Карамзин придавал важное значение законам как истори­ческому источнику, считая, что они дополняют летописи. Разбор им «Русской Правды» представляет собой целое источниковедчес­кое исследование.

Много внимания при написании своего многотомного труда историк уделял актовому материалу: документам московского великокняжеского архива (договорным и духовным грамотам). Используя актовые документы, Н. М. Карамзин стремился установить или уточнить время и место их появления и скептически относился к документам, дошедшим в позднейших списках и не упоминав­шимся в других источниках.

В целом сочинения Н. М. Карамзина способствовали дальней­шему развитию источниковедения в русской исторической науке, им была создана основа для установления нового этапа в развитии исторической критики и возникновения источниковедения как самостоятельной отрасли научных знаний.

Н«уч«»я библиотека |у