С Ц Е Н А Ч Е Т В Е Р Т А Я

С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В

 

 

Д О П Р О С

 

комедия

 

 

На первый взгляд то, что происходит в пьесе «Допрос» - совершенно абсурдно. Три

человека находятся за столом в пустой комнате, и попеременно задают друг другу

вопросы, похожие на те, что задают во время допроса. Но постепенно выясняется,

что это всего лишь один человек беседует сам с собой, единый в трех лицах, а сама

комедия «Допрос» оборачивается попыткой человеческой души понять саму себя

и достучаться до страшных и сокровенных тайн, до которых иным путем дойти

невозможно. Еще это очень похоже на «Троицу» Андрея Рублева, расшифрованную

методом драматургии.

 

М и х а и л.

И п п о л и т.

В л а д и м и р.

 

Пол актеров значения не имеет.

 

Пустое помещение, стол, три стула, сбоку дверь. На столе книга.

 

 

С Ц Е Н А П Е Р В А Я

 

М и х а и л один.

 

М и х а и л (сначала сидит на стуле, потом вскакивает, и стучит кулаками в стену).

Выпустите меня отсюда, выпустите, я больше не могу!

 

Входит И п п о л и т.

 

И п п о л и т. Зачем вы стучите?

М и х а и л (кричит). Выпустите меня отсюда, я не могу здесь больше сидеть!

И п п о л и т (равнодушно). Если не хотите сидеть, то стойте, вам никто это не

запрещает.

М и х а и л. Я не могу ни сидеть, ни стоять, мне не подходит ни то, ни другое, я

хочу чего-то иного!

И п п о л и т (так же равнодушно). Ну тогда лежите, лежать вам тоже никто не будет

мешать.

М и х а и л. Вы что, издеваетесь надо мной?

И п п о л и т. Нисколько. Я вообще очень гуманный человек, и никогда ни над кем не

издеваюсь. Я просто отвечаю на ваши вопросы.

М и х а и л. Это не вопросы, а требование.

И п п о л и т. Не в вашем положении чего-то требовать.

М и х а и л. А что же мне остается, сидеть сложа руки, и смотреть на эти чертовы стены?

И п п о л и т. Я бы вам не советовал упоминать имя черта!

М и х а и л. Разрешите мне самому решать, что мне упоминать, а что нет!

И п п о л и т (саркастически). Может быть, вы хотите поменяться со мной местами?

М и х а и л. С удовольствием, если это позволит мне выйти отсюда!

И п п о л и т. Какой вы прыткий. Всему свое время, может быть, и поменяетесь когда-

нибудь, а пока сидите, как пай-мальчик, и не упоминайте имени черта, упоминать его

к ночи плохая примета.

М и х а и л. А сейчас что, ночь?

И п п о л и т. Не знаю. Может быть ночь, а может быть, что и день. Мне, впрочем, все

равно, да и вам, думаю, начхать на эти второстепенные признаки.

М и х а и л. Мне ни на что не начхать, я, слава Богу, могу еще отличить день от ночи, и

мне на них не начхать!

И п п о л и т (с удивлением глядя на него). Вот как, вы что, максималист?

М и х а и л. Я оптимист, и мне ни на что не начхать.

И п п о л и т (с укоризной). Не в вашем положении, батенька, быть оптимистом!

М и х а и л. А кем надо быть в моем положении?

И п п о л и т. Кем угодно, но только не оптимистом. Вы что, не понимаете, где вы

находитесь?

М и х а и л. А где я нахожусь?

И п п о л и т. А вы что, сами не понимаете?

М и х а и л. Не понимаю, объясните мне, если вы все знаете!

И п п о л и т. Я знаю, но не все.

М и х а и л. Но кое-то вам наверняка известно!

И п п о л и т. Кое-что, но не очень много. Я бы даже сказал, что мне известно не

больше, чем вам.

М и х а и л. Тогда зачем вы вообще явились сюда?

И п п о л и т (удивленно). Но вы ведь стучали, на такой стук невозможно было не

отвечать визитом, от него, извините меня, проснулся бы даже мертвец!

М и х а и л. Так вы пришли на мой стук?

И п п о л и т. А на что же еще, позвольте задать вам вопрос?

М и х а и л. Вы задали мне вопрос?

И п п о л и т. Да, задал, и хотел бы получить исчерпывающий ответ!

М и х а и л. Вы что, хотите свести меня с ума?

И п п о л и т. По-моему, это вы сводите меня с ума своими стуками и своими

вопросами. Впрочем, можете продолжать и дальше стучать, это вам ни капельки

не поможет.

М и х а и л. А что мне поможет?

И п п о л и т. Не знаю, но, во всяком случае, не стук и не вопли.

М и х а и л (долго изучающее смотрит на И п п о л и т а). Как вас зовут?

И п п о л и т. Ипполит. А вас?

М и х а и л. Михаил. Вы здесь за что?

И п п о л и т. Я здесь ни за что. Я просто здесь, и это надо принимать, как данность.

(Деловито, присаживаясь на стул, раскрывая лежащую на столе книгу.) Итак,

приступим. Как ваше имя?

М и х а и л (удивленно глядя на него). Я же вам уже сказал: Михаил.

И п п о л и т. Это не важно, что уже сказали, это надо для протокола.

М и х а и л. Для какого протокола, вы что, допрашиваете меня?

И п п о л и т. Ни в коем случае, это просто беседа, но если вам хочется, можете

считать, что допрашиваю.

М и х а и л. Я не преступник, и не собираюсь отвечать на допросе!

И п п о л и т. А кто вы?

М и х а и л. Я человек, и требую соответствующего отношения!

И п п о л и т. Вы в этом уверены?

М и х а и л. В чем?

И п п о л и т. В том, что вы человек.

М и х а и л. А кем же мне быть?

И п п о л и т. Да кем угодно. Есть, знаете, разные формы самовыражения в случаях,

сходных с вашим.

М и х а и л (подозрительно глядя на него). Что еще за такой мой случай, на что вы

намекаете?

И п п о л и т. Я не намекаю, я задаю вопросы. Итак, вас зовут Михаилом?

М и х а и л. Я же уже ответил на это. У вас что, плохо с памятью?

И п п о л и т. Не дерзите, это только ухудшит ваше положение!

М и х а и л. Мое положение уже нельзя чем-нибудь ухудшить!

И п п о л и т. Как знать, как знать. (Глядя в книгу, водя пальцами по буквам.) Итак, вы

попали сюда за что-то конкретное?

М и х а и л. Ни за что я не попадал, я очутился здесь незаконно, и требую выпустить

меня как можно быстрее!

И п п о л и т (продолжая глядеть в книгу и водить пальцем по буквам). Не в вашем

положении что-либо требовать, я же вам об этом уже говорил. Ни требовать, ни

кричать, ни как-либо иначе выражать свой протест вам бесполезно. Вам лучше во

всем признаться открыто и честно, и тогда, возможно, ваша ситуация как-то

изменится.

М и х а и л. Вы можете изменить мою ситуацию?

И п п о л и т. Я – нет.

М и х а и л. А кто может?

И п п о л и т. Не знаю. Может быть, кто-то и может, но только не я.

М и х а и л. Тогда зачем вы здесь?

И п п о л и т. Чтобы задавать вам вопросы.

М и х а и л. Вы что, следователь?

И п п о л и т (удивленно, с укоризной). Разве я похож на следователя?

М и х а и л. Нет, не похож. Скорее вы похожи на арестанта.

И п п о л и т (с облегчением). Спасибо, что не на следователя, а то у меня прямо дух

захватило. Я бы не выдержал, если вы продолжили свои намеки на следователя.

М и х а и л. Я не на что не намекал, я просто спросил.

И п п о л и т. О чем вы спросили?

М и х а и л. Я спросил: вы что: следователь?

И п п о л и т. Я же ответил, что нет, я просто задаю вам вопросы.

М и х а и л. А зачем вы мне их задаете?

И п п о л и т. Откуда я знаю? Очевидно, такова процедура, или, если угодно, регламент.

(Опять смотрит в книгу, отмечает в ней что-то пальцем). Скажите, вам не кажется,

что пора приступать?

М и х а и л. Приступать к чему?

И п п о л и т. К самому главному.

М и х а и л. Вам надо, вы и приступайте.

И п п о л и т. Хорошо, раз вы настаиваете.

М и х а и л. Я ни на чем не настаиваю.

И п п о л и т. Все равно хорошо, что внутренне вы согласились, это упрощает всю

процедуру. (Опять смотрит в книгу, поднимает глаза на М и х а и л а.) Скажите,

что вы думаете о друзьях?

М и х а и л. О друзьях?

И п п о л и т. Да, о друзьях.

М и х а и л. О чьих друзьях?

И п п о л и т. Не о моих же, конечно, о ваших друзьях.

М и х а и л. Ничего не думаю, у меня их нет.

И п п о л и т (опять смотрит в книгу, с явным напряжением шевелит губами). Не

может быть, тут определенно написано о друзьях.

М и х а и л. Какая разница, что там написано, я же сказал, что у меня нет друзей.

И п п о л и т. Не могу поверить, у каждого человека есть друзья.

М и х а и л. У каждого есть, а у меня нет. Я одиночка. Степной волк. Или морской, как

вам угодно. Я одинаково долго жил как в степи, так и у моря, и не считал

необходимым кого-либо себе завести. Друзей, во всяком случае, не считал.

И п п о л и т (поднимая на него глаза). А кого считали?

М и х а и л. Не знаю, женщин, может быть, или собак, но уж точно не друзей. От

друзей не слишком-то много проку, друзья предадут тебя в самый неподходящий

момент.

И п п о л и т. А женщины?

М и х а и л. И женщины тоже, но не так, как друзья. А собаки вообще не предадут,

если уж зашла речь об этом, будут околевать, но не предадут, и поэтому собаки

лучше друзей и женщин.

И п п о л и т (пристально глядя на него). Вот как? Ну хорошо, к женщинам и собакам

мы еще вернемся, эти вопросы слишком большие, чтобы к ним не вернуться, а

теперь опять поговорим о друзьях. Скажите, а в юности у вас были друзья?

М и х а и л. Конечно. У каждого человека в юности бывают друзья.

И п п о л и т. Это резонно. А потом, что с ними стало потом?

М и х а и л. Откуда я знаю? Кажется, предали меня, и ушли, или я их предал, какая

разница?

И п п о л и т. Вы считаете, что никакой?

М и х а и л. Что вы ко мне привязались? кто следователь: вы, или я? если нацепили на

себя этот мундир, то и задавайте вопросы по-существу!

И п п о л и т. На мне нет никакого мундира, я такой же голый, как вы.

М и х а и л. Нет, на вас определенно сидит мундир, мундир следователя, и вы не

собьете меня утверждениями, что его нет. Иногда, знаете-ли, нужно смотреть в

корень, в самую сущность вещей. Если я говорю, что на вас есть мундир, значит, он

на вас действительно есть.

И п п о л и т. Хорошо, как вам угодно, хотя я и такой же голый, как вы. Итак,

закончим с друзьями. Скажите, вы предавали кого-то из них?

М и х а и л. В каком смысле?

И п п о л и т. В самом прямом. Предавали в самый последний момент, когда друг

находился на грани, а вы не подносили ему стакана обыкновенной воды?

М и х а и л. Стакана воды, другу, который на грани?

И п п о л и т. Да, стакана воды, другу, который на грани, отвечайте предельно честно,

и не юлите, это вам не идет.

М и х а и л. Я не юлю, я вообще не уважаю людей, которые юлят. А что касается друга

и стакана воды, то, как мне кажется, этого не было. Что-то очень похожее, возможно,

и было, но до самой последней черты не дошло.

И п п о л и т (делая пометку в книге). Это хорошо, это говорит в вашу пользу.

Многие, знаете, в последний момент начинают юлить, и говорить, что подносили не

только воду, но и вино, но потом оказывается, что это не так, и только осложняют

свое положение. Вы честны, и это вам определенно зачтется.

М и х а и л. Зачтется где?

И п п о л и т. Откуда я знаю? Я знаю не больше вас. (Опять смотрит в книгу.) Давайте

закончим о женщинах и собаках. Скажите, вы любили кого-то из них?

М и х а и л. Собак, безусловно, любил, их нельзя не любить, они это чувствуют. Кроме

того, они вас никогда не сдадут, как сдают женщины, уходя к друзьям, сутенерам,

или на тот свет, чтобы окончательно вам отомстить, и поэтому ваша любовь им

просто необязательна. Нельзя не любить лучшего друга.

И п п о л и т (делает пометку в книге). С этим понятно, а женщины, как насчет

женщин, вы любили хотя бы одну?

М и х а и л. Что значит одну? Вы что, считаете меня однолюбом?

И п п о л и т. Я ничего не считаю, отвечайте по-существу: вы любили хотя бы одну?

М и х а и л. Женщину?

И п п о л и т. Разумеется, женщину, ведь не собаку же, черт побери, с собаками мы,

кажется, разобрались.

М и х а и л. Не поминайте всуе имя черта.

И п п о л и т. Хорошо. Так как насчет женщин?

М и х а и л. Точно так же, как и всех остальных. Любил, естественно, многих, но

одну, кажется, больше других.

И п п о л и т. И что с ней стало потом?

М и х а и л. Она выпрыгнула из окошка.

И п п о л и т. Как так из окошка?

М и х а и л. Очень просто, с четырнадцатого этажа. Мы жили в высотке на окраине

Москвы, и она сначала долго что-то вязала на спицах, месяца четыре, не меньше,

и все что-то решала в уме, а потом взяла, и выпрыгнула, чтобы мне насолить.

И п п о л и т. И вы после этого перешли на собак, потому что они гораздо верней,

и никуда не выпрыгивают?

М и х а и л (раздраженно). Не говорите глупостей, я долго после этого переживал, и

ни на кого другого просто смотреть не мог, только на ее портрет, который всегда

стоял у меня на столе. Меня, между прочим, и допрашивали после этого так же,

как вы, а может быть, и еще хуже.

И п п о л и т. Я вас не допрашиваю, я с вами беседую.

М и х а и л. Да бросьте, я же вижу все ваши приемы и хитрости, они у следователей

всегда одинаковы. И эта форма, которая одета на вас, она выдает вас с головой!

И п п о л и т. На мне нет формы, я же вам уже говорил, я такой же голый, как вы.

Впрочем, это не важно, это не относится к данной проблеме. Скажите, а почему

она выпрыгнула из окна?

М и х а и л (раздраженно). Откуда я знаю? Она была сумасшедшая, только умело это

скрывала, среди женщин очень большой процент сумасшедших, гораздо больший,

чем у мужчин.

И п п о л и т. Вы так считаете?

М и х а и л. Я это знаю. Из своего опыта.

И п п о л и т. Допустим. И все же, зачем она выпрыгнула из окошка, ведь должны же

быть какие-то веские причины?

 

Очень странно смотрит на М и х а и л а.

 

М и х а и л. Да говорю же вам, что не было никаких веских причин! К тому же, мы

только что с ней поженились, и у нас в некотором смысле продолжался медовый

месяц. А кто выпрыгивает из окна в медовый месяц? Вот вы, например, выпрыгнули

бы?

И п п о л и т. Я? не знаю, скорей всего нет, хотя если есть веские причины, то мог бы и

выпрыгнуть, все зависит от ситуации.

М и х а и л (кричит). Да говорю же вам, что ситуация была абсолютно нормальной: мы

поженились, у нас был медовый месяц, она вязала мне носки и распашонки ребенку,

готовясь стать матерью, а потом взяла, и сиганула в окно. Без всякой причины. У

меня, между прочим, вся жизнь после этого была испорчена и пошла под откос, я

после этого на женщин вообще смотреть больше не мог.

И п п о л и т. И вы переключились на собак? Скажите, а какие породы вам нравятся

больше?

М и х а и л. Колли, я очень любил колли. Это, знаете-ли, пастушьи собаки, у них очень

развито чувство ответственности, и они будут стоять до конца, вытаскивая вас из

беды.

И п п о л и т (после некоторого молчания, во время которого он изучал М и х а и л а).

Скажите честно, вам было гораздо легче с собаками, чем с женщинами, с которыми

надо хотя бы изредка говорить?

М и х а и л. А вы считаете, что с собаками не надо ни о чем говорить? С собаками, если

на то пошло, надо говорить не меньше, чем с женщинами, а может быть и больше,

они ведь постоянно ищут вашей любви.

И п п о л и т. А женщины, значит, не ищут?

М и х а и л (раздраженно). Я не знаю, чего ищут женщины, по-моему, они ищут только

своей выгоды и возможность прижать мужчину как можно покрепче. Привалить

его, словно камнем, к земле, чтобы уже не вырвался окончательно, и мучить своим

молчанием и этим бесконечным вязанием чулок и детских рубашек, которые просто

сводят с ума. Женщины вообще очень тяжелые существа, особенно те, которые

кажутся легкими и изящными. Особенно изящные женщины наиболее опасны,

изящные и легкие, они придавят вас наиболее сильно!

И п п о л и т. А какого цвета волос вы порекомендовали бы опасаться другим? Исходя

из вашего личного опыта?

М и х а и л. Рыжих, опасайтесь рыжих, особенно с летящей копной волос, которая

развевается у них на ветру, и сводит с ума так, что вы становитесь, словно ребенок,

с которым можно сделать все, что захочется. Опасайтесь рыжих гораздо сильнее,

чем блондинок и всех остальных, хотя многие из них крашеные, и вас могут просто-

напросто обмануть.

И п п о л и т. Вы считаете, что вас обманули?

М и х а и л. А как же! я надеялся прожить большую и красивую жизнь, совершить

немало подвигов, выиграть немало сражений, а в итоге у меня все пошло

наперекосяк, и после ее прыжка из окна я долгие годы был словно потерянный.

И п п о л и т. И вы заменили женщин собаками?

М и х а и л. Не иронизируйте. Я просто пытался выжить, и забыть об этом проклятом

прыжке, а также о сумасшедшей, которая сломала всю мою жизнь.

И п п о л и т. А о подвигах и сражениях вы уже не мечтали?

М и х а и л. Не иронизируйте, вы опять иронизируете, а это запрещенный прием;

разумеется, я мечтал, поскольку был молод и полон сил, но делал это через

призму накопленного опыта. Просто мои мечты стали ближе к реальности.

И п п о л и т. Ее прыжок из окна вас охладил, словно вода из душа?

М и х а и л. Берите выше: словно вода из брансбойта. Если бы не это, я, возможно,

совершил бы революцию, или подвигнул людей на великий подвиг, вроде

переселение на Марс, или орошения какой-то пустыни. А так я долго скитался по

разным весям и городам, и мне было уже на все наплевать.

И п п о л и т. Вы стали равнодушным?

М и х а и л. Не то, что равнодушным, а просто более жестким. И циничным. Ну и,

разумеется, хищным.

И п п о л и т. Как степной или морской волк?

М и х а и л. Да, как степной или морской ястреб.

И п п о л и т. Раньше вы не говорили про морского ястреба, вы говорили про волка.

М и х а и л. Я ошибся. Я ведь человек, и имею право хотя бы иногда ошибаться.

И п п о л и т. Вы считаете, что вы человек?

М и х а и л. А кто же я, по- вашему, ангел Божий?

И п п о л и т. Не знаю. Все может быть. В вашем положении не исключен никакой

вариант.

М и х а и л. На что вы намекаете?

И п п о л и т. Я не намекаю, я задаю вам вопросы.

М и х а и л. Нет, намекаете, хотя я и не могу понять, на что. И еще вытаскиваете

из меня душу. Зачем вы так подробно меня распрашивали?

И п п о л и т. Если бы даже я знал, я навряд ли ответил вам.

М и х а и л. А вы что, не знаете?

И п п о л и т. Нет, не знаю.

М и х а и л. Тогда зачем вообще вы здесь сидите? Не могли бы вы прислать сюда

кого-то другого, не такого дотошного, и не такого безжалостного?

И п п о л и т (вставая). Пожалуйста, так бы и сказали, если я вам не понравился. А

насчет безжалостности – это вы зря на меня налепили!

 

Уходит за дверь, прихватив с собой книгу.

 

С Ц Е Н А В Т О Р А Я

М и х а и л один.

Заходит В л а д и м и р.

 

В л а д и м и р (М и х а и л у). Вы посылали за мной?

М и х а и л. Я просил прислать другого следователя.

В л а д и м и р. Я не следователь, я собеседник.

М и х а и л. А тот, который был до вас, - он что, тоже не следователь?

В л а д и м и р. Он собеседник, такой же, как я.

М и х а и л. Но я видел на нем мундир!

В л а д и м и р. Какой мундир?

М и х а и л. Мундир следователя.

В л а д и м и р. Вы ошиблись. Здесь нет следователей, здесь все доброжелательно к вам

относятся.

М и х а и л. Разве следователь не может доброжелательно относиться к заключенному?

В л а д и м и р. Вы не заключенный.

М и х а и л. А кто я?

В л а д и м и р. Вы сами должны это решить.

М и х а и л. И это не тюрьма?

В л а д и м и р. Нет.

М и х а и л. А что?

В л а д и м и р. Яне знаю.

М и х а и л. Так же говорил мне Ипполит.

В л а д и м и р. Он говорил правду.

М и х а и л. Вы с ним сговорились.

В л а д и м и р. Это не так, успокойтесь, нам нужно с вами еще о многом поговорить.

М и х а и л. Вы тоже будете вытаскивать из меня душу?

В л а д и м и р. Я не палач, я ваш друг, я хочу вам только добра.

М и х а и л. Некоторые палачи тоже так говорят.

В л а д и м и р. Что вы знаете о палачах?

М и х а и л. Ничего, кроме того, что они бывают безжалостны.

В л а д и м и р. А вы могли бы стать палачом?

М и х а и л. Разумеется, нет.

В л а д и м и р. И все же, может быть невольно, не желая этого, вы могли бы причинить

людям зло?

М и х а и л. О чем вы? Я даже улитки раздавить не могу, а когда делаю это невольно в

саду, переживаю потом, как последний дурак.

В л а д и м и р (раскрывая на столе книгу, которую принес с собой). Вот тут написано,

что в юности вы мечтали о великих свершениях, и даже подумывали о революции.

М и х а и л. Кто так написал?

В л а д и м и р. Ипполит. Тот, кто беседовал с вами вначале. Скажите, это все правда?

М и х а и л. Что?

В л а д и м и р. То, что он здесь написал. Про революцию, которую вы готовы были

совершить со своими соратниками, и о том, что вам это лишь чудом не удалось?

М и х а и л. Да, я был готов это сделать, но это все мечтанья молодых идиотов,

восторженных юнцов, группы московских студентов, ошалевших от свободы,

вина и обилия непритязательных женщин, таких же восторженных девиц, как

как и они, готовых лечь к любому в постель, или разбить голову о стену

раненому офицеру, если он находится на противоположной от тебя стороне

баррикад. Таких девиц, знаете-ли, было множество во времена прошедшей

революции.

В л а д и м и р. Мы говорим не о прошедшей революции, и не о девицах, готовых

прыгнуть любому в постель, мы говорим о вас. Вы знаете, что ваша революция

лишь чудом не удалась, и вы лишь случайно не стали палачом для миллионов

людей, которые оказались бы на противоположной от вас стороне баррикад?

М и х а и л. Вы шутите?

В л а д и м и р. Нисколько. Все революции заканчиваются одинаково, они

планируются праздными молодыми людьми, пресыщенными и излишне циничными,

а потом выплескиваются на улицы, и становятся трагедией для всех остальных.

М и х а и л. Это все умозрения.

В л а д и м и р. Это реальность. Вот вы говорили, что не могли бы стать палачом, и

раздавить даже улитки, а на самом деле всего лишь шаг отделял вас от красного

колпака и от топора, которым бы вы рубили непокорные головы!?

М и х а и л. А почему не от гильотины?

В л а д и м и р. Потому что вы предпочли бы именно топор, это доставило бы вам

наибольшее наслаждение!

М и х а и л. Но ведь этого не случилось, революция не произошла, и я не стал палачом,

получающим наслаждение от крови и от мучений.

В л а д и м и р. Это получилось случайно. Бывают, знаете, такие исторические

случайности, когда мир от погибели отделяют считанные мгновения. Вы со

своими друзьями готовились к погибели мира, и только по чистой случайности

этого не случилось.

М и х а и л. Значит, я все же не стал палачом?

В л а д и м и р. Палач жил внутри вас, и готовился выйти наружу.

М и х а и л. Внутри меня?

В л а д и м и р. Да, внутри вас и ваших друзей.

М и х а и л. Неужели я так плох?

В л а д и м и р. Вы не плох, вы скорее хорош. Вы гораздо лучше, чем остальные.

М и х а и л. Тогда зачем вы меня судите?

В л а д и м и р. Я вас не сужу.

М и х а и л. А кто меня судит?

В л а д и м и р. Вы сами.

М и х а и л. Вы шутите?

В л а д и м и р. Нисколько.

М и х а и л. Тогда вы говорите загадками.

В л а д и м и р. Попробуйте решить хотя бы одну из них.

М и х а и л. Какую?

В л а д и м и р. Вспомните, почему распался ваш кружок, - тот кружок, где мечтали

вы об идеальных порядках, основанных на чести, совести и красоте, которые

должны сменить порядки, существующие в стране?

М и х а и л. Наш кружок, кружок восторженных московских студентов, в котором

мечтали мы о подвигах и славе, и в шутку планировали будущую революцию?

дайте-ка вспомнить? Ну да, конечно, он распался после того, когда я женился на

этой странной девушке, всегда молчаливой, и только лишь улыбающейся

загадочной и непонятной улыбкой. Вы знаете, я и выбрал ее только лишь за улыбку,

считая похожей на Мону Лизу, хотя вокруг было множество других претенденток.

В л а д и м и р. Готовых броситься в постель, или разбить голову о стену раненому

белому офицеру?

М и х а и л. Да, именно так.

В л а д и м и р. А потом?

М и х а и л. А потом она неожиданно выпрыгнула из окна, непонятно зачем, прямо с

четырнадцатого этажа, и о революции пришлось навсегда забыть.

В л а д и м и р. А вам не кажется. что этот ее прыжок спас от гибели миллионы других,

будущих жертв вашей планируемой революции?

М и х а и л (растерянно). Спас миллионы других? будущих жертв моей планируемой

революции?

В л а д и м и р. Да, вам так не кажется?

М и х а и л. В это трудно поверить. Но кто это сделал, и, самое главное, для чего?

В л а д и м и р (кричит). Какая вам разница, кто: небеса, Бог, бестелесные ангелы,

подхватившие ее душу как раз напротив четырнадцатого этажа вашей московской

высотки, в то время, как тело ее продолжало лететь вниз, и наконец распласталось

на старых плитах двора, поросших жухлой осенней травой!? Какая разница, кто это

сделал, это ведь не имеет существенного значения. Главное тут в другом – почему

это сделали?

М и х а и л. А вы мне не скажете, почему?

В л а д и м и р (опять кричит). Да потому, что нужна была необыкновенная, чистая

жертва, непорочная дева с улыбкой Джаконды, которая бы перетягивала на себя

все эти ваши мечты о подвигах и о славе, все эти ваши будущие баррикады, до

которых оставался всего лишь один шаг, и революцию с ее миллионами

погубленных жизней. Нужна была Мона Лиза, пошедшая на костер взамен всех

ваших будущих жертв, и такая Мона Лиза нашлась!

М и х а и л. Вы преувеличиваете.

В л а д и м и р. Что, трудно в это поверить? В жертву, принесение которой спасло мир

от грядущей беды? И в то, что кровь жертвы лежит на вас, и только на вас?

М и х а и л. Вы слишком жестоки.

В л а д и м и р. Я милосерд.

М и х а и л. Вы считаете, что это я ее погубил?

В л а д и м и р. Это вы так считаете.

М и х а и л. И она была вовсе не сумасшедшей, сидящей днями в углу с ненавистной

мне улыбкой Моны Лизы, и вяжущей свои бесконечные чепчики и распашонки?

В л а д и м и р. Где граница между нормой и сумасшествием?

М и х а и л. И не шлюхой, переспавшей до меня с сотней мужчин, которую я взял

именно за эту ее усмешку вечной шлюхи, за эту ее грязь, которая, очевидно, жила

во мне самом, и к которой я подспудно тянулся?

В л а д и м и р. Ее смерть очистила и ее, и вас, и стала жертвой, спасшей мир от

будущей бездны, а вас – от ответственности за эту бездну.

М и х а и л. И все мои эти дальнейшие блуждания по стране, все мои скитания,

которые я считал фиаско всей моей так блистательно начавшейся жизни, -

все это на благо мне, а вовсе не крушение моих надежд?

В л а д и м и р. Это дар вам, посланный небесами.

М и х а и л. О Господи, но как же теперь все стало понятно! И эта моя жизнь в

провинции, и моя привязанность к собаке, единственному другу, который у меня

только и остался, и мечты о революции, которые так и остались мечтами, - все

это величайшее благо, которого вполне могло и не быть?

В л а д и м и р. Это вы так сказали.

М и х а и л (бросаясь к В л а д и м и р у). Позвольте, я вас поцелую!

В л а д и м и р. Навряд-ли это у вас получится! И, кроме того, разве уместно

поцеловать следователя, который вас так пристрастно допрашивал?

М и х а и л (смущенно). Да, действительно, я как-то не подумал об этом. Кроме того,

на вас опять этот странный мундир.

В л а д и м и р. На мне нет никакого мундира.

М и х а и л. Ну как же нет, ведь я его отчетливо вижу: с погонами, петлицами и

блестящими пуговицами, застегнутый до самого горла, и с белым стоячим

воротником, выдающим в вас закоренелого бюрократа!

В л а д и м и р. Я не больший бюрократ, чем вы.

М и х а и л. Вы ничем не отличаетесь от Ипполита, он тоже пытался вынуть из меня

душу.

В л а д и м и р. Нельзя вынуть душу из того, у кого ее давно уже вынули.

М и х а и л. Что вы этим хотите сказать? То, что у меня нет души?

В л а д и м и р. Нет, напротив, у вас ее чересчур много!

М и х а и л. Но ведь вы утверждали, что я злодей, чуть было не погубивший все

человечество. Как может быть у злодея чересчур много души?

В л а д и м и р. Вы не больший злодей, чем все остальные.

М и х а и л. Если так, зачем вы меня здесь унижали, и пытались пришить мне все беды

мира?

В л а д и м и р. Я вас не унижал, и ничего не пытался пришить, я просто с вами

беседовал.

М и х а и л. Нет, я вас раскусил, вы просто играли в доброго и злого следователя, вы

якобы беседовали со мной, а на самом деле вывернули меня наизнанку! Я больше

не хочу иметь с вами дела, и требую вернуть в камеру Ипполита!

В л а д и м и р. Это не камера, вы ошибаетесь, но если хотите, я выполню вашу просьбу.

Кстати, меня зовут Владимир.

 

Закрывает книгу, встает и уходит.

 

 

С Ц Е Н А Т Р Е Т Ь Я

 

 

М и х а и л один.

Появляется И п п о л и т.

 

И п п о л и т (застенчиво). Вы хотели меня видеть?

М и х а и л (внимательно глядя на И п п о л и т а). Вы неважно выглядите, у вас

заплаканные глаза.

И п п о л и т. Пустое. Я просто все принимаю слишком близко к сердцу. Как будто

говорю сам с собой.

М и х а и л. Вы имеете в виду допрос?

И п п о л и т. Не упоминайте это слово, оно мне не нравится.

М и х а и л. Но ведь это реальность, и от нее не уйти.

И п п о л и т. Здесь нет реальности.

М и х а и л. А что здесь?

И п п о л и т. Здесь все гораздо серьезней.

М и х а и л. Что может быть серьезней реальности?

И п п о л и т. То, что идет следом за ней.

М и х а и л. Вы говорите загадками. Вы знаете ответы на них?

И п п о л и т. Я знаю, что нам необходимо продолжить беседу. (Садится за стол,

открывает книгу, смотрит в нее.)

М и х а и л. Я вас обидел недавно, назвав злым следователем. Простите меня, я

ошибался, вы вовсе не злой, злой – это Владимир.

И п п о л и т. Он тоже не злой.

М и х а и л. Откуда вы это знаете?

И п п о л и т. Я это чувствую.

М и х а и л. Но разве вы не общаетесь с ним, готовясь к очередному допросу?

И п п о л и т. Я вообще ни с кем не общаюсь, кроме себя.

М и х а и л. И вы не давите на заключенного, применяя метод кнута и пряника,

и заставляя допрашиваемого кидаться от отчаяния - к надежде и поневоле

открывать свои самые потаенные тайны?

И п п о л и т. Нет.

М и х а и л (внимательно глядя на него). Скажите, а вы применяете пытки? В том

Случае, если подследственный не слишком сговорчив? Знаете, всякие там дыбы,

испанские сапоги, и все такое, чему вас, очевидно, заранее обучали?

И п п о л и т. В это нет необходимости, люди сами делятся своими сокровенными

тайнами, спеша выговориться, и вывернуть наизнанку свою нечистую совесть.

М и х а и л (настаивая). Но все же, у вас есть какие-то профессиональные приемы,

некие потайные ходы, некие шкатулки с секретом, способные прижать

подследственного к стене, и обвести его вокруг пальца?

И п п о л и т. Можно, я вам не отвечу?

М и х а и л. Конечно, кто здесь начальник, вы, или я?

И п п о л и т (опять глядя в книгу). Тогда начнем. Тут написано, что вы имели много

врагов. Это правда, или упоминания о врагах слишком преувеличены?

М и х а и л. Нет, это правда. Скажите, а кто поставляет вам такие точные сведения

обо мне?

И п п о л и т. Это неважно. Давайте вернемся к нашим врагам.

М и х а и л. К моим врагам?

И п п о л и т. Разумеется, к вашим. Итак, вы имели их в избыточном количестве,

превышающем все разумные нормы. Почему так произошло?

М и х а и л. Злой рок, очевидно. Мне никогда в жизни особенно не везло. Кроме того,

я был бунтующим человеком, бунтовавшим всегда по поводу и без повода, и

накидывающимся на все, что шевелится. Я был очень несдержан, можно сказать,

зол на язык, и трахал всех направо и налево, воображая себя эдаким прокурором,

имеющим право выносить вердикты и требовать высшую меру.

И п п о л и т (оживляясь). Это хорошо, что вы упомянули о прокурорах, это оживляет

нашу беседу. Скажите, а как вообще вы к ним относились?

М и х а и л. К кому?

И п п о л и т. Разумеется, к прокурорам.

М и х а и л. Я их ненавидел, и считал чуть ли не исчадиями ада.

И п п о л и т. Ага, вот вы и попались! Вы считали других чуть ли не исчадиями ада,

искренне, очевидно, возмущаясь их стремлением осудить упавшего человека, и

в то же время сами всем выносили вердикты. Вам не кажется, что вы от них

нисколько не отличались?

М и х а и л. Да, теперь я это признаю. Но тогда, поверьте, я совсем не думал об этом.

И п п о л и т. Хорошо, что вы говорите искренне, это вам непременно зачтется.

М и х а и л. Зачтется где?

И п п о л и т. Какая разница, где, главное, что вы подойдете к приговору с чистой

совестью, и спокойно посмотрите в глаза палачам.

М и х а и л. Вы считаете, что я буду казнен?

И п п о л и т. Я говорил это в переносном смысле. Есть вещи похуже смерти.

М и х а и л. Например, какие?

И п п о л и т. Например, вечное одиночество, или вечное пребывание со своей жертвой,

которую сам же когда-то отправил на казнь, в одном помещении, из которого

невозможно вырваться. Впрочем, это всего лишь мои фантазии, к тому же неумные,

вызванные переутомлением последнего времени.

М и х а и л. Что, трудно работать?

И п п о л и т. У меня всего одно дело, и я охотно передал бы его другому. Впрочем,

продолжим наш разговор. Не могли бы вы подробнее рассказать о ком-нибудь из

ваших врагов?

М и х а и л. Охотно. О каком именно хотите вы услышать. О враге абсолютном и

беспощадном, с которым боролся я всю свою жизнь, терпя то колоссальные

поражения, то получая временные передышки и одерживая призрачные победы;

или о враге ничтожном и маленьком, одолеть которого не составляло никакого

труда, вроде слизня, залезшего случайно вам под подушку во время летнего сна в

саду, которого раздавили вы безжалостно и беспощадно, а потом долго жалели об

этом? Какой вид врагов нравится вам больше всего? Настаивайте, не стесняйтесь,

препарировать мою душу, так препарировать, не оставляя внутри нее ничего, даже

маленькой и несчастной капельки крови!

И п п о л и т. Я не палач.

М и х а и л. Что вы сказали?

И п п о л и т. Я сказал, что я не палач, а также не мясник и не хирург, и не собираюсь

препарировать вашу душу. Я вообще отношусь к вам так же, как и к себе, только

вы этого еще не понимаете, и переживаю вместе с вами каждый ваш шаг,

сделанный в жизни, и приведший вас в эти стены. Рассказывайте сами, все, что вам

угодно, или не рассказывайте вообще, вы имеете на это право!

М и х а и л (нервно смеется). Ага, не палач и не хирург, сладострастно режущий свою

жертву, - рассказывайте эти сказки кому-то другому! Расскажите еще про

трогательное единство жертвы и палача, который чувствует боль, когда взмахивает

топором, и отрубает несчастному какую-нибудь конечность!

И п п о л и т. Это правда, они действительно чувствуют боль.

М и х а и л. Кто?

И п п о л и т. Палачи. Некоторые из них становятся такими чувствительными, что

напоминают изнеженных барышень из какого-нибудь пансиона, и уже не могут

заниматься своей работой. Многие сходят с ума, и требуют, чтобы их самих казнили

как можно более изощренно, и непременно прилюдно, на площади, в присутствии

знати и простого народа.

М и х а и л. Ах, как трогательно, как умильно, какие слезы мы сейчас прольем при виде

мучений сошедших с ума палачей! Ах, эти казни прилюдно, на площадях, в

присутствии знати и простого народа! А что вы скажете о казнях и пытках в тиши,

когда рядом никого нет, и никто не может порадеть о вас, и пустить искреннюю

слезу, утирая ее грязным рукавом рыночной торговки, или кружевным платком

белошвейки? Что вы скажете о таких пытках и казнях, что вы скажете обо мне, из

которого вы иезуитски вытягиваете последние капли души?

И п п о л и т (мягко). Я не иезуит, иезуиты вообще были хорошие люди, и я из вас

ничего не вытягиваю. Повторяю, вы вольны рассказать мне все, что пожелаете,

но в ваших же интересах быть искренним и подробно отвечать на вопросы, вы

сами потом поймете, что это необходимо.

М и х а и л. Вы так считаете?

И п п о л и т. Я это чувствую.

М и х а и л (соглашаясь). Хорошо, я расскажу вам об одном из своих врагов.

И п п о л и т. О женщине?

М и х а и л (отшатываясь). Что вы, вражда с женщиной наиболее опасна и

перевешивает все остальные виды вражды! Можно воевать с кем угодно: с

могущественными монархами, собравшими под свои знамена целые армии, с

всесильными министрами, чеканящими для своих повелителей золотую монету,

или собирающими налоги, с диктаторами, с генеральными секретарями, с

президентами, или на худой конец мэрами больших городов, но нельзя воевать с

женщинами, такая война неизбежно окончится вашим фиаско. Вы можете

ниспровергать тысячелетние монархии, высмеивать в своих памфлетах их

одряхлевших правителей, вы можете писать сказки о мздоимстве чиновников и

тупости военных министров, вы можете даже издеваться над продажностью

членов парламента, ибо над этим издеваются во все времена, но вам нельзя

вступать в смертельную схватку с женщиной. Особенно, если эта схватка

длится всю жизнь.

И п п о л и т. Таких схваток достаточно много, они называются браками.

М и х а и л. Вот именно, я об этом и говорю.

И п п о л и т. Вы хотите рассказать о такой вражде? Это будет рассказ о женщине?

М и х а и л. Нет, не о женщине, хотя я мог бы рассказать о вражде с некоторыми из

них. Женщину, знаете, легче убить, чем враждовать с ней достаточно долго.

И п п о л и т. Пожалуй, что я с вами согласен. Так о ком же из своих врагов хотите вы

рассказать?

М и х а и л. О себе самом.

И п п о л и т. О себе самом? Это оригинально; быть может, вы уходите от прямого

ответа.

М и х а и л (с жаром). Нет, отнюдь нет, поверьте мне, я совершенно искренен! я,

повторяю, мог бы рассказать вам о вражде, преследующей меня всю жизнь, и от

которой я не мог уйти никогда, будучи весь покрыт шрамами и вечно сочась

свежей кровью, так что запах ее давно впитался в мой мозг. Я мог бы рассказать о

женщинах, которые сначала любили меня, а потом становились моими врагами и

преследовали меня не хуже, чем рой разъяренных ос, преследующий наглого

мальчишку, разворошившего их гнездо; я мог бы рассказать о монархах, которых

доставал я своими памфлетами, и которые, пока окончательно не свалились, и не

погибли под остовами своих рухнувших империй, регулярно посылали ко мне в

ночи рыцарей плаща и кинжала, и меня спасали от них то случай, то преданные

собаки, то не менее преданные женщины, не успевшие еще стать моими врагами;

я мог бы порассказать весьма забавного о наглых лабазниках, разоривших в своем

невежестве и косности целые мегаполисы, жители которых спокойно терпели их

лабазную тупость, и которых я тоже где-то высмеял, приобщив к стану своих врагов;

я мог бы рассказать о целой веренице демонов, преследующих меня всю жизнь, не

то людей, не то действительно духов, но что толку об этом рассказывать, ибо

главным демоном, главным Ваалом с двумя огромными рогами на голове, главным

врагом самому себе был я сам!

И п п о л и т. Я ценю вашу искренность, но не могли бы вы развить эту тему немного

подробнее?

М и х а и л. Конечно. Простите, нельзя ли мне прежде выпить стакан вина?

И п п о л и т. К сожалению, здесь нет вина.

М и х а и л. А сделать глоток воды?

И п п о л и т. Нет, простите, но это лишнее.

М и х а и л. Воды, всего лишь глоток обыкновенной воды, родниковой, или

колодезной, если таковые имеются рядом, или даже просто из крана, мне все равно.

один лишь глоток, и я продолжу рассказывать дальше.

И п п о л и т. Я не могу дать вам воды.

М и х а и л. Ага, вот в чем дело, вот в чем заключалась ваша хитрость! Вы решили

замучить меня жаждой, заставив терпеть Танталовы муки, терпеливо выуживая

все, что вам необходимо! говоря при этом, что вы не палач!

И п п о л и т (терпеливо). Повторяю вам, что я не палач и вы не жертва, и что здесь

нет воды; потерпите немного, и переключите свое внимание на существо заданного

вопроса.

М и х а и л. Хорошо, я переключу, я расскажу вам все, я раскрою наизнанку свою

душу, и вы ужаснетесь темным и мрачным глубинам ее, и зарыдаете, словно это

ваша собственная душа!

И п п о л и т. Я уже плачу, ибо вы действительно близки мне, как никто из живущих

людей, и я отношусь к вам, как к своему брату.

М и х а и л. Не плачьте, вытрите слезы, у вас есть платок?

И п п о л и т. У меня нет платка; как к своему родному брату, и даже еще лучше и

ближе.

М и х а и л (он обеспокоен). Что за чушь вы несете? немедленно перестаньте плакать,

или мне придется вызвать охрану!

 

Вскакивает со стула, и стучит кулаками в стену.

 

И п п о л и т (устало). Это бесполезно.

М и х а и л (кричит). Охрана, охрана, немедленно зайдите сюда!

 

Дверь открывается, и входит В л а д и м и р.

 

В л а д и м и р (удивленно). Вы звали меня?

М и х а и л. Я звал охрану.

В л а д и м и р. Здесь нет охраны.

М и х а и л. А кто же охраняет меня на случай побега?

В л а д и м и р. Отсюда невозможен побег.

М и х а и л (удивленно). Невозможен побег? Это что, замок Иф, или остров Эльба,

с которых, впрочем, люди тоже бежали?

В л а д и м и р. Повторяю, отсюда никто не бежит; зачем вы звали охрану?

М и х а и л. Ипполиту плохо. Он, кажется, не выдержал напряжения нашего

разговора. А ведь я еще и не начинал говорить о главном.

В л а д и м и р. Это бывает. Это бывает довольно часто, пусть он пока отдохнет, а я

продолжу беседовать с вами.

М и х а и л (саркастически). Ого, будете работать в две смены, как забойщики в

лаве, или на живодерне, что, впрочем, одно и то же? играть в две руки, пускать

притворные слезы в два ручья, надеясь выведать у меня государственные секреты?

В л а д и м и р (сдержанно). Ваши государственные секреты никому не нужны, кроме

вас.

 

И п п о л и т покидает комнату, прижимая ладонь к лицу.

М и х а и л (удивленно, глядя на уходящего И п п о л и т а). Кроме меня?

В л а д и м и р. Да, кроме вас. (Садится на стул, заглядывает в оставленную

И п п о л и т о м книгу.) Итак, на чем вы остановились?

М и х а и л. На врагах. Мы говорили о врагах, и я признался, что худшим врагом

себе был я сам.

В л а д и м и р. А вы рассказали о всех ваших бесчисленных врагах, которых вы

сознательно плодили, словно рои мерзких мух, рой за роем, рой за роем, как

мерзких бесов, разбрасывая вокруг зловонную тухлятину своих сарказмов,

ехидств и подначиваний? вы рассказали Ипполиту про это?

Ми х а и л (удивленно). Вы что, подслушивали под дверью, или через потайную

отдушину, специально проделанную в стене?

В л а д и м и р (строго). Ни через что я не подслушивал, отвечайте на заданный

вопрос!

М и х а и л (успокаиваясь). Как вам будет угодно. Действительно, нет, кажется,

человека на земле, который бы был худшим врагом самому себе, чем я сам. Мне

некого винить в своих бедах и неудачах, приведших меня в это узилище!

В л а д и м и р. Это не узилище.

М и х а и л. Ну тогда камера пыток.

В л а д и м и р. Это не камера пыток.

М и х а и л. Ну тогда паноптикум, или камера обскура, где выставляют напоказ голого

человека, предварительно распяв его, и выпотрошив все внутренности. Скажите,

по какому праву допрашивают меня?

В л а д и м и р. Вас никто не допрашивает. Более того, вы, если хотите, можете

поменяться со мной местами.

М и х а и л. Поменяться с вами местами, что за нелепица?

В л а д и м и р. Это не нелепица, это реальность.

М и х а и л. Ага, понимаю, реальность жертвы и палача. Один из которых так

замучил другого, что стал ему вроде родного брата. Это садизм, господин

следователь, это высшая форма извращения, и я только с ужасом могу догадываться,

какие еще методы примените вы в отношении меня!

В л а д и м и р. Это не методы и не извращение, садитесь, пожалуйста, на мое место, и

задавайте все те же вопросы, которые задавал вам я.

М и х а и л. И смотреть в эту чертову книгу?

В л а д и м и р (поморщившись). И смотреть в эту чертову книгу.

М и х а и л. И ничего не изменится?

В л а д и м и р. И ничего не изменится.

М и х а и л. И я буду следователем, а вы арестантом?

В л а д и м и р (опять морщится). И вы будете следователем, а я арестантом.

М и х а и л (с нервной усмешкой). Ну что же, разве что для смеха, чтобы не сойти с

ума от ваших вечных вопросов!

 

Пересаживаются, меняясь местами.

 

В л а д и м и р (поднимая глаза на М и х а и л а). Какой у вас странный мундир! Он

словно бы весь забрызган пятнами крови, будто вы кого-то пытали.

М и х а и л. Не говорите чепухи, я никого не пытал, и на мне нет мундира! Зачем

вы говорите неправду?

В л а д и м и р (внимательно вглядываясь в него). Ну как же нет, если я ясно вижу,

что есть. С погонами, с петлицами и аксельбантами, свисающими вам на плечо,

словно ветвь спелого осеннего винограда. Скажите, это такая форма в ваших

застенках?

М и х а и л (кричит). Прекратить немедленно, что вы себе позволяете, где вы

находитесь!? Кто здесь следователь, вы, или я?

В л а д и м и р (тихо, глядя вниз). И ваши туфли, они тоже запачканы кровью. Вы,

очевидно, только что из подвала, где подвешивали на крюк таких упрямцев, как

я, не желающих отвечать на вопросы? Не бойтесь, я сознаюсь во всем, в чем

угодно, хотя бы в том, что сжил со света своих близких, и отравил мышьяком

императора, подсыпав яд в его любимый бокал. Если хотите, я сознаюсь еще и в

других преступлениях, например, в заговорах, тем более, что это правда, и я

действительно одно время, проживая в провинции, точил кинжал на кесаря в

столице, и даже написал на него довольно едкую эпиграмму!

 

Падает на колени и ползет к М и х а и л у, обхватывая руками его ноги.

 

М и х а и л (с ужасом, отталкивая В л а д и м и р а). Что вы делаете, как вам не

стыдно, встаньте немедленно!

В л а д и м и р (униженно и подобострастно). Нет, не встану, ни за что не встану!

пока не услышите от меня эту эпиграмму, написанную на любимого кесаря, не

встану ни за что!

М и х а и л. Но у нас нет кесаря, у нас президент!

В л а д и м и р (прижимаясь лицом к его коленям). Все равно, кесарь, или президент,

это одно и то же! Всего лишь эпиграмму на президента, и вы отправите меня на

костер, или на плаху, чтобы долго не мучиться, и разом покончить со всем этим

кошмаром!

М и х а и л (в отчаянии, пытаясь поднять его). Встаньте, встаньте немедленно! Как

вам не стыдно, ведь вы только что были следователем, и беседовали со мной,

как с преступником! Неужели вы сошли с ума, или извратились так низко,

что получаете удовольствие от этой метаморфозы!

В л а д и м и р (трется щекой о его колени). Хотите, я почищу вам туфли, или, еще

лучше, оближу их от крови, которая прилипла к ним и засохла в виде сосулек?

(Начинает лизать туфли М и х а и л а). Ах, какие приятные сосульки, какие сладкие

сосульки, ведь это не сахар, правда, это естественный вкус крови, вылившейся из

разбитых носов, разорванных ртов, выбитых глаз и зубов и вскрытых от отчаяния

вен? ведь вы не пошлете меня в подвал, и не подвесите на крюк, заставив пройти

через все эти ужасы, потому что у меня слабое сердце, и я не могу смотреть даже на

раздавленного червяка, случайно оказавшегося у вас под ногами!

М и х а и л (в ужасе отшвыривая его от себя, кричит). Охрана, охрана, немедленно

зайдите сюда!

 

Входит И п п о л и т.

 

И п п о л и т. Вы звали меня?

М и х а и л. Я звал охрану.

И п п о л и т. Здесь нет охраны.

М и х а и л. Хорошо, пусть нет, мне сейчас все равно. Прошу вас, заберите его, он,

возможно, сошел с ума!

И п п о л и т. Здесь не сходят с ума.

М и х а и л. А что здесь делают?

И п п о л и т. А вы разве это не поняли?

М и х а и л. Нет, еще нет.

И п п о л и т. Тогда у вас есть время, чтобы понять. Впрочем, не могли бы вы помочь

мне его унести?

М и х а и л. Охотно.

 

Подхватывают под мышки В л а д и м и р а, и волокут его к выходу. М и х а и л

на ходу забирает со стола книгу.

Комната остается пустой.

 

 

С Ц Е Н А Ч Е Т В Е Р Т А Я

 

И п п о л и т один, сначала сидит за столом, уставившись в одну точку, потом

вскакивает, подбегает к стене, и начинает стучать в нее кулаками.

И п п о л и т (колотя в стену). Выпустите меня, немедленно выпустите меня отсюда!

 

Дверь открывается, и входит М и х а и л.

 

М и х а и л (строго). Зачем вы кричите?

И п п о л и т (бросается к нему). Выпустите меня отсюда, я не могу здесь больше

находиться!

М и х а и л (успокаивающим тоном). Не надо так кричать, в этом помещении слышен

даже малейший шепот. У вас есть какие-нибудь требования?

И п п о л и т. У меня одно требование, - выпустите меня отсюда; иначе я сойду с ума!

М и х а и л (резонно). Здесь не сходят с ума.

И п п о л и т (поражаясь ответу). Почему? Ведь я чуть не сошел в ожидании визита

следователя. Скажите, вы – следователь?

М и х а и л (мягко). Я – ваш друг.

И п п о л и т (садясь на стул, с нервным смешком). Вот не было печали, так появился

друг следователь! Вы знаете, я вам сейчас все расскажу, со всеми подробностями,

как на духу, только не надо меня пытать, я могу не выдержать пыток.

М и х а и л (участливо). У вас что, слабое сердце?

И п п о л и т. Да, и еще легкие.

М и х а и л. Легкие обычно выдерживают дольше, чем сердце, это довольно прочный

орган.

И п п о л и т (скороговоркой, нервно). Да, вы правы, легкие способны выдержать

гораздо больше, и притом в самых неблагоприятных условиях! Вы знаете, на что

похожи легкие курильщика, и сколько тонн никотина пропускают они через себя

за всю жизнь? Посмотрел бы я на сердце, которое смогло бы пропустить через себя

столько тонн никотины!

М и х а и л (резонно). Но сердце выдерживает еще и эмоциональные стрессы, все эти

любови, ненависти и подозрения, всю эту ревность, разводы и одиночество,

которые на легкие совсем не действуют!

И п п о л и т (с воодушевлением). А прибавьте сюда любовь к отечеству и пламенную

ненависть к врагам, которая, будь за нее ответственны легкие, испепелила бы их

мгновенно!

М и х а и л (испытующе глядя на него). Вот-вот, любови и ненависти, от которых нам

никуда не уйти. Скажите, вы любили когда-то?

И п п о л и т (он сбит с толку). Я?.. любил ли когда-то? но зачем эти подробности, не

могли бы мы обойтись без них, тем более, как я понимаю, вы хотите выудить у

меня некоторые государственные секреты. Поверьте, я с радостью…

М и х а и л (рявкает, как на допросе). Отвечайте однозначно: любили когда-нибудь,

или нет?

И п п о л и т (покорно сидя на стуле, опуская голову). Любил, разумеется, любил, ведь

я человек, и не мог пройти мимо этого. Любил так, как, возможно, не любил никто до

меня. Впрочем, это выражение для дешевых романов. Но я, знаете-ли, литератор, и

люблю подобные выражения, точнее, они возникают во мне автоматически, помимо

моей воли. Так вот, я влюбился, как дурак, прямо на первом курсе, хотя у меня были

амбиции и настоящие наполеоновские планы, которые мало у кого встречались в то

время. Тоталитарный режим, кровавая империя, подавляющая свободу, железный

занавес, ну и все такое прочее, вы знаете, о чем я говорю. А тут молодой, подающий

надежды писатель, кружок прогрессивных московских студентов, вынашивающих

планы о революции и свободе, и даже, еще на начальной стадии, разделение

портфелей в будущем правительстве. Представляете, какая наивность: кто станет

министром финансов, кто иностранных дел, кто возглавит военное ведомство, а кто

останется без портфеля; полная чушь, как я сейчас понимаю, но мы готовились к

этому искренне, и со всем жаром души.