Мозаичная карта из с. Мадаба (Мадеба). VI в. 42 страница
Из всех ранневизантийских жанров географической литературы нам хуже всего известны итинерарии. «Подорожные от Эдема» — единственный дошедший до нас византийский итинерарий в собственном смысле слова. Кроме него, мы располагаем лишь своеобразным памятником, который носит название «Итинерарий Александра». Он был составлен по заданию императора Констанция в преддверии очередной римско-персидской войны и содержит обзор походов против персов Александра {458} Македонского и Траяна, сделанный на основе трудов Арриана и Вегеция. Компиляция написана легко и занимательно, что обеспечило ей достаточно широкую известность. В дальнейшем она послужила одним из источников знаменитого средневекового «Романа об Александре». В то же время очевидно, что она не является настоящим итинерарием и принадлежит скорее художественной, чем научной литературе.
В раннее средневековье широкое распространение получил своеобразный тип итинерария — итинерарий пилигрима. Паломничества к «святым» местам приобрели популярность с начала IV в. (наиболее известное из ранних путешествий такого рода совершила Елена — мать императора Константина I). Некоторые пилигримы описывали по возвращении свои паломничества, и до нашего времени дошло несколько таких текстов, одновременно представляющих собою и рассказы о путешествиях их авторов, и путеводители по «святым» местам. Написанные непрофессионалами, они часто менее точны, чем старые римские дорожники, но значительно более подробны, несут на себе печать индивидуальности авторов и предназначены не только для справок, но и просто для чтения. Во многих из них не называются расстояния между отдельными пунктами, что позволяет считать их итинерариями лишь с большой степенью допущения.
Все сохранившиеся памятники такого рода — западноевропейского происхождения (Бордоский итинерарий 333 г., итинерарий Этерии Аквитанской 530 г., Аркульфа 670 г., Виллибальда конца VII в. и др.). В их числе есть, однако, один, формально принадлежащий византийской географии — итинерарий Антонина из Пьяченцы 68. Об его авторе известно лишь то, что он был жителем Пьяченцы в византийской Италии. По-видимому, его не звали Антонином, а заглавие «Итинерарий Антонина» он дал своей работе в честь мученика Антонина — покровителя его родного города. Путешественник из Пьяченцы отправился в путь около 570 г. Он побывал в Константинополе, Сирии, Палестине, на Синае, затем в Египте, снова в Сирии и в Месопотамии. Вернувшись оттуда на средиземноморское побережье, он морем возвратился в Италию. О виденном на всем протяжении пути автор рассказывает детально и очень красочно. Естественно, что прежде всего его интересуют библейские «святые» места. Путешественник подробно повествует о виденных на пути христианских реликвиях, иногда явно расцвечивая свой рассказ легендарным материалом (сообщение о подземных голосах на месте гибели Содома и Гоморры, о соляном столбе, в который превратилась некогда жена Лота и который теперь уменьшился, так как его лижут дикие животные, и т. п.). Приводимые в итинерарии описания важнейших христианских религиозных центров, таких, как Назарет, Иерихон, Иерусалим, содержат ценную информацию по церковной истории Ближнего Востока. Впрочем, итальянский пилигрим интересуется и светскими достопримечательностями посещаемых областей, их хозяйством и культурой, бытом и нравами жителей. Так, он описывает госпиталь на 3000 мест, виденный им в Сионе, рассказывает о празднике бедуинов-язычников, о нефтяном фонтане на острове в Красном море и т. д. Путник сообщает о своих встречах и беседах с разными людьми, от епископа Бейрута до раба-эфиопа, делится впечатлениями от всего уви-{459}денного. Итинерарий Антонина из Пьяченцы — это живые и увлекательные записки путешественника, интересные не только с научной, но и с художественной точки зрения.
От восточных областей бывшей Римской империи до нас не дошло ни одного отчета о паломничестве в «Святую землю». Вполне вероятно, что такие пилигримства были значительно менее распространены на Востоке, где поездку в Палестину или Египет никто не воспринимал как редкое и трудное предприятие 69. В то же время не следует исключать самую возможность греческих раннесредневековых паломничеств. Не случайно Евсевий Кесарийский составил специальный справочник «Ономастикон», в котором были собраны все географические названия, встречающиеся в Библии. Этот греко-язычный кодекс был предназначен прежде всего для пилигримов, посещающих «святые» места. «Ономастикон» Евсевия стал первым известным науке локальным византийским географическим справочником. По форме, однако, он во многом близок универсальным географическим каталогам вроде более поздней равеннской «Космографии».
Сравнительно небольшой группой памятников, связанных с паломничествами в «Terra Sancta», в сущности, исчерпывается фонд географических сочинений, которыми обогатило конкретную географию христианство в III—VII вв. 70 Все остальные географические документы этой эпохи принадлежат, как мы видели, жанрам, возникшим во времена античности, и зависят от античных традиций как по форме, так и по содержанию.
*
Непременной частью географической науки любого времени является картография. К сожалению, говорить о византийских раннесредневековых картах мира мы можем в основном в гипотетическом плане, так как до нас не дошло ни одного бесспорного их образца. Карты к «Христианской топографии» Косьмы Индикоплова сохранились в более поздних рукописях, и их соотношение с картами, современными Косьме, до сих пор неясно.
В Риме существовала собственная традиция составления сводных карт империи, идущая от уже упомянутой карты Агриппы (I в. н. э.). Имеется позднее (IX в.) сообщение о том, что «на пятнадцатом году своего правления император Феодосий (Малый.— О. Б.) приказал своим посланцам измерить в длину и ширину все провинции земного круга» 71 для приготовления более точной карты. До нашего времени сохранилась уникальная карта ойкумены, составленная около середины IV в. и известная как Певтингерова таблица. Она представляет собой длинный и {460} узкий свиток, состоящий из 12 прямо-
Певтингерова таблица. Восточно-римская карта Ойкумены IV в.
Венская государственная библиотека
Фрагмент с изображением Константинополя (вверху)
Фрагмент с изображением Рима (внизу) {461}
угольных сегментов. Карта дошла до нас в копии XI или XII в. и принадлежала в XVII в. немецкому гуманисту и антиквару Конраду Певтингеру, откуда и получила свое название. Как явствует из самой ее формы, эта карта почти полностью абстрагирована от реальных географических очертаний. Все страны и области, показанные на ней, предельно сужены с севера на юг и удлинены с запада на восток, а иногда развернуты в пространстве на 90°. Так, например, Испания, Италия, Греция ориентированы не в меридианальном, а в широтном направлении. Карта охватывает всю ойкумену от Геркулесовых столбов и фактически до Индии. Особенно тщательно показаны дороги, связывающие отдельные области и города, с непременным указанием количества дневных переходов от одного города до другого. Символически, в виде престолов с сидящими на них императорами, представлены Рим, Константинополь и Антиохия (последняя — особенно красочно). Автором Певтингеровой таблицы обычно считают Кастория — римского географа, труды которого послужили главным источником Равеннскому Анониму 72. В самом деле, совпадение большей части колоссальной номенклатуры Певтингеровой таблицы и Кастория (по Анониму) свидетельствует о весьма близкой взаимной зависимости (хотя некоторые расхождения и не позволяют окончательно решить этот вопрос в пользу авторства Кастория).
Певтингерова таблица — памятник практического назначения. Это своеобразный итинерарий на плоскости, предназначенный для путешественников и купцов. Разумеется, чаще такие деловые люди использовали более мелкие, региональные карты-итинерарии. Вегеций сообщает, что «рисованные итинерарии» вручались в римской армии перед походом командирам самостоятельно следующих частей. О таких итинерариях-картах мы знаем от Амвросия и Илария из Пуатье 73. Можно считать, что Певтингерова таблица — памятник не уникальный и принадлежит к обширной семье дорожных карт, распространенных в Поздней Римской империи.
В раннесредневековой Европе особой популярностью пользовались два типа карт мира. Первую группу составляют памятники, отражающие картину трехчастного деления ойкумены, данную Павлом Орозием. Они представляют собой круг, разделенный пополам по горизонтали. Нижняя его половина вновь делится пополам вертикальным радиусом. Такие карты именуются обычно «картами T-O-типа» и, действительно, напоминают букву «Т», вписанную в «O». Перекладину буквы «Т» образуют Танаис (Дон, левая часть) 74 и Нил (правая часть), основание — Средиземное море. Тогда верхняя часть карты, вдвое бóльшая, чем каждая нижняя, это — Азия, левая нижняя — Европа, правая нижняя — Африка. Верх карты соответствует Востоку, низ — Западу. Такие мелкие, примитивные карты чаще всего использовались как иллюстрации к Священному писанию 75. От раннего средневековья их сохранилось несколько десятков, но cpeди них ни одной византийской. Можно, однако, предположить, что и на {462}
Певтингерова таблица. Фрагмент с изображением Антиохии
Востоке они были известны. Во всяком случае, около 900 г. сириец Бар-Кефа, якобитский епископ Мосула, снабдил свой «Шестоднев» картой этого типа 76. Скорее всего, он использовал греко-византийские, а не западные образцы.
Вторую группу раннесредневековых карт образуют зонные карты с изображением климатических поясов и земли антиподов. Эта группа карт менее многочисленна, ибо представленная на них картина мира плохо сочеталась с христианскими космогоническими принципами 77. Значительную их часть составляют иллюстрации к известному комментарию Макробия на «Сон Сципиона» Цицерона, в котором нашла отражение античная зонная теория. Поэтому такие карты часто называют «картами Макробиева типа» 78. Сохранились очень древние их экземпляры, например три зонные карты в разных рукописях трактата Марциана Капеллы «Брак Меркурия с Филологией» (ок. 300 г.). Имеются и смешанные образцы, сочетающие Т-образную форму земли и зонность (подобная карта к «Энциклопедии» Исидора Севильского, изготовленная в конце VII в., сохранилась в библиотеке Сен-Галленского монастыря) 79. {463} Мы не располагаем зонными картами византийского происхождения, но это не значит, что таковых не существовало. Известно, что вплоть до VII в. в империи не прекращалось изучение античной географической традиции, в первую очередь идущей от Птолемея. В Х в. арабский географ аль-Масуди пользовался античными картами Марина Тирского, а аль-Батали знал карту Птолемея 80. Вероятнее всего, эти карты были унаследованы арабами от Византии. Не исключено, что уже в византийскую эпоху работал александрийский картограф Агатодемон, изготовлявший карты к Птолемеевым трактатам 81. Небезосновательна мысль английского историка Г. Кроуна, что «дальнейшее изучение конкретной роли византийской культуры в истории картографии может принести важные результаты» 82.
Что касается разнообразных частных карт, схем и планов, то в Римской империи они имели весьма широкое хождение. Мелкие топографические карты во множестве составляли римские землемеры. Ряд из них дошел до нас в средневековых копиях. Сохранилось несколько военных позднеримских карт (V в.), служивших приложением к тексту «Notitia dignitatum» (также в более поздних копиях) 83. Были известны карты отдельных стран и областей. Будущий император Юлиан Отступник, находясь в Галлии, просил своего друга Алипия, воевавшего в Британии, прислать ему карту, вероятно, этого острова (Ер., 30). В лондонском манускрипте Блаженного Иеронима «О местоположении и именах селений иудеев» (вольный перевод на латынь «Ономастикона» Евсевия Кесарийского) имеются две карты: Востока и Палестины. Обе они были предназначены для паломников и, по предположению К. Миллера, составлены самим Иеронимом, возможно, на основе доступных ему греческих карт, которые использовал Евсевий 84.
Великолепным образцом раннесредневекового картографического искусства является карта из Мадабы, единственный дошедший до нас несомненный памятник ранневизантийской картографии. Карта выполнена в технике мозаики на полу христианской церкви в городке Мадаба (Медеба) в византийской Трансиордании в 40—50-е годы VI в. 85 и обнаружена в 1884 г. при закладке нового храма.
Карта из Мадабы изображает Палестину и сопредельные страны. Она несколько вытянута с запада на восток, поэтому Нил изображен текущим в этом направлении, а Палестина и ее северные соседи растянуты по горизонтали. Карта достаточно велика (24´6 м). Ее составитель попытался представить на ней все географические объекты, упоминаемые в Новом завете и значительную часть мест, о которых говорится в Ветхом завете. Наименования, не фигурирующие в Писании, даются лишь тогда, когда на карте имеется свободное место. Часто рядом с названием города, {464} селения или реки приводится цитата из Библии, где о них идет речь. Большинство легенд согласовано с «Ономастиконом» Евсевия и, возможно, с зависимой от него картой. Почти все указанные на карте из Мадабы объекты соединены дорогами, и вероятно, ее автор использовал римские дорожные карты 86. Картограф не соблюдает масштабов, показывая более крупными одни области, мельче — остальные. Особенно крупномасштабно даны города. Здесь мы видим изображения наиболее важных общественных зданий и сооружений, церквей. Автор рисует подробный и точный план Иерусалима, причем, если масштаб всей карты в среднем около 1:15000, то Иерусалим дан в масштабе 1:1600. Представлены в изображениях некоторые отдельные загородные здания, особенно церкви. Вообще на карте из Мадабы немало мозаичных картин, представляющих художественный интерес (корабли в Мертвом море, рыбы в Иордане и в Ниле, пальмы вблизи Иерихона, лев, преследующий газель на равнине Моава, и т. д.). Карта очень красочна: из разноцветных смальт сложены долины и горы, синими, коричневыми и черными волнистыми линиями изображены морские волны, в мозаичном разноцветье предстают города. Карта из Мадабы была составлена из 2,5 млн. разноцветных кубиков смальты. К сожалению, сохранилась она не вся. Более или менее полно на дошедшей до нас части представлены области между Иерусалимом и Мертвым морем, на восток от Аскалона до Мертвого моря, дельта Нила и район Синайских гор. Кроме того, сохранилось несколько небольших фрагментов других частей карты.
Карта из Мадабы — географический памятник исключительного значения, единственный документ, позволяющий определенно судить об основных принципах ранневизантийской картографии. К таковым можно отнести зависимость формы изображаемых объектов от формы самой карты, перепад масштабов, сочетание картографического изображения сельской местности с планами городов, особое внимание картографов к дорожной сети, помещение на карте надписей, цитат и художественных изображений. То, что подобные черты могут быть отмечены у более ранних (Певтингерова таблица) и западных (лондонская рукопись Иеронима) карт, выполненных на мягком материале, позволяет заключить, что, во-первых, перечисленные принципы воплощались в разных картах независимо от материала изготовления, во-вторых, что они присущи раннесредневековой европейской картографии в целом, и берут начало в истории римской картографии.
Нет сомнений, что географическая наука в Византии и на латинском Западе развивалась первоначально как единый поток. Картография в этом плане не являлась исключением. Известно, что римский папа Захарий (741—752), живший в эпоху, когда Рим еще входил в состав Византийской империи, «изобразил круг земной на потолке своего триклиния» (Liber Pontificalis, II p. 34). На стене дома епископа Теодульфа Орлеанского (ок. 800 г.) была изображена карта мира, как о том сообщает ватиканская граффити 1055 г. (Monumenta cartographica..., tab. XVIII). У Карла Великого был серебряный столик с изображением «всего мира» (Einhardi vita..., 33). Несмотря на то, что от Византии мы не имеем подобных свидетельств, можно предполагать, что и здесь со-{465}здавались такие или сходные карты. Обнаружение в конце прошлого века мозаичной карты из Мадабы позволяет надеяться на новые открытия в области ранневизантийской картографии.
*
Эпоха с IV по VII в. в области географии, как и в других сферах культуры, была эпохой столкновения античного и средневекового мировоззрений. И в этой области средневековая идеология, окрашенная в христианские тона, одержала безоговорочную победу, а победив, на несколько столетий лишила человечество важной части интеллектуального опыта, накопленного классической древностью. Однако само христианство оказалось здесь творчески беспомощным. Примитивная космогония антиохийской школы (как мы видели, далеко не оригинальная) ничего не давала географической практике. Конкретная, утилитарная география вращалась в круге образцов, жанров, а часто и идей, выработанных античностью. Поэтому основная географическая продукция IV—VII вв. (компилятивные трактаты, учебники, справочники, итинерарии, периплы, карты) представляет собой единый комплекс произведений, не членимый на сугубо христианские и сугубо языческие. Для своих современников эти произведения являлись средством удовлетворения практической потребности в географическом знании. Для потомков они служили посредниками между античностью и современностью, источниками информации о географических достижениях древних. Ранневизантийская география напоминает «державу» или «сферу» — одну из важнейших инсигний византийских императоров. Эта сфера с утвержденным на ней крестом была моделью земного шара, и христианнейший василевс ромеев мог не подозревать, что держит в руках языческий «кратесов» глобус с изображением земли антиподов 87. Так и творчество географов ранней Византии, формально являясь христианским, несло в себе, часто вопреки воле авторов, накопленный античностью научный потенциал. В сохранении его для будущего и в дальнейшем развитии достижений античной науки — главное значение ранневизантийского периода в истории географии. {466}
Косьма Индикоплов
и его
«Христианская топография»
Среди византийских исторических и литературных памятников VI в. совершенно особое место занимает широко известное в течение всего средневековья сочинение Косьмы Индикоплова (Индикоплевста) «Христианская топография». Это своеобразное произведение по своему жанру и характеру с трудом поддается классификации и не укладывается в обычные рамки византийской литературы VI в. В нем как бы соединены воедино записки путешественника, естественнонаучный труд по географии, биологии, астрономии и философско-богословский трактат, затрагивающий религиозные споры той эпохи. При этом в «Христианской топографии» различные жанры и сюжеты порою сцеплены механически и как бы живут своей самостоятельной жизнью 1.
О жизни автора «Христианской топографии» известно довольно мало. Косьма родился на рубеже V—VI вв. В молодости он занимался торговыми делами и не смог получить широкого образования, но зато посетил многие страны. В зрелом возрасте он жил в Александрии, а затем, по-видимому, вступил в монастырь на Синае. Свой труд он закончил в Синайском монастыре между 545 и 547 гг. 2 Ко времени написания «Христианской топографии» Косьма был уже автором двух сочинений — по географии и астрономии. К сожалению, они не сохранились.
Энергичный купец, отважный мореплаватель, бесстрашно проникавший со своими спутниками в самые отдаленные страны Аравии, Восточной Африки, на Цейлон, он был прозван современниками ’Ινδικοπλεύστης, т. е. «плавателем в Индию», за то, что посетил, согласно молве, и эту окутанную легендами страну. Несмотря на слабое здоровье, Косьма избороздил на торговых судах Черное, Средиземное и Красное моря, плавал в Персидском заливе. Он много лет жил в Египте и сохранил для потомков описание природы, населения и исторических памятников Египта и Синайского полуострова 3. Знание жизни, огромный опыт, {467} наблюдательность помогли ему, даже при отсутствии достаточного образования, очень верно, живо и необычайно красочно, простым народным языком рассказать о виденных им странах.
«Христианская топография» Косьмы Индикоплова, как ни один другой памятник, показывает, сколь широкий размах приобрела в VI в. торговля Византийской империи через Египет с Эфиопией (Аксум), островом Цейлоном (Тапробана), Индией и далеким Китаем 4. В основу описания далеких стран и неведомых городов Косьма положил прежде всего личные наблюдения, а затем сообщения знакомых ему греческих и сирийских купцов и путешественников. Особенно много почерпнул он из рассказов своего друга, богатого греческого купца Сопатра. Поэтому все, что касается непосредственного описания Косьмой различных стран и народов, как правило, правдиво, полно жизненных деталей и заслуживает доверия.
Косьма сам посетил Аксум в возрасте 25 лет; он видел роскошный дворец царя, описал образ жизни аксумитов 5. Его книга — ценный источник для изучения природы, экономики и истории этого древнейшего государства Северо-Восточной Африки 6. Особый интерес представляет рассказ Косьмы о караванной торговле жителей Аксума с богатой золотом страной Сасу, расположенной по соседству с Занзибаром. Царь Аксума каждые два года снаряжает большой торговый караван и посылает его туда за золотом. Путешествие, которое длится полгода, сопряжено со многими опасностями, купцы вооружены для защиты от нападений враждебных племен и диких зверей. В страну Сасу аксумиты везут быков, соль и железо и обменивают их на золото. Чрезвычайно любопытна нарисованная Косьмой картина немой меновой торговли без посредства денег, которая происходит между купцами, прибывшими из Аксума, и местными жителями. Описывая природу и богатства самого Аксумского царства в VI в., Косьма рассказывает, что эта страна славится слоновой костью, которая вывозится в Персию, в Аравию и Византию.
Одной из самых красочных глав «Христианской топографии» является рассказ Косьмы Индикоплова о Цейлоне — богатом зеленом острове в бескрайнем Океане, являвшемся в середине VI в., по данным Косьмы, центром мировой торговли между Восточной Африкой и Китаем. Остров делится на две области — горную, где добываются драгоценные камни, и приморскую, где расположена гавань и кипит оживленная торговля; этими областями управляют два царя, находящиеся между собой в постоянной вражде. На острове живут и иностранные купцы, в частности там расположена фактория персов-христиан, приверженцев несторианского вероучения.
Неизгладимое впечатление на византийских купцов произвела природа Цейлона, ее невиданный животный мир. Косьма приводит очень жи-{468}вое описание такого диковинного для греков зверя, как единорог — риноцерос, поразивший их как своими размерами, так и силой. По словам Косьмы, кожа единорога столь толста, что в высушенном виде островитяне употребляют ее вместо железа и делают из нее плуги 7.
Рассказ о флоре и фауне сменяется у Косьмы живыми сценками приема греческого купца Сопатра и персидского посла одним из царей Цейлона. Легенда, созданная в связи с этим приемом, отражает острую конкурентную борьбу между персидскими и византийскими купцами за торговлю шелком и другими товарами с Индией и Китаем, в которой важную посредническую роль играл остров Цейлон. Косьма повествует о том, как во время приема Сопатра и персидского посла царь Цейлона спросил их: «Который из ваших царей больше и сильней?» Перс не замедлил ответить, что самый сильный правитель — шах Ирана, недаром он носит титул «шахиншах». Грек же предложил правителю Цейлона самому посмотреть царей обеих стран, что вызвало недоумение всех присутствующих. Тогда Сопатр попросил принести и показать царю две монеты — византийский золотой солид и персидскую серебряную драхму, или милиарисий, и сказал: «На обеих монетах изображения царей — всмотрись в них и узнаешь истину!» После осмотра монет царь Цейлона признал превосходство золотого солида — лучшей монеты того времени, а вместе с тем и византийского императора, заявив: «Конечно, ромеи и славнее, и сильнее, и умнее». После этого Сопатру были оказаны особые почести: его посадили на слона и с барабанным боем возили по городу. А персидский посол был очень пристыжен 8.
До сего времени точно не установлено, посетил ли Косьма сам Индию или описал ее со слов других путешественников. Его неопределенные высказывания на этот счет не дают оснований для окончательного решения вопроса 9. Однако, если Косьма даже сам и не был в Индии, рассказ его об этой стране отличается такой простотой и безыскусностью, что его можно отнести к числу лучших описаний этой страны, созданных европейцами в римское время и в раннее средневековье 10.
Северное побережье Индостана, описанное Косьмой, в VI в. представляло собой богатую страну с множеством торговых городов. Она была разделена на ряд княжеств, владетели которых постоянно воевали друг с другом. Отсутствие единства привело к тому, что страна была подчинена белыми гуннами, царь которых, Голла, собирал дань с Индии. Племена белых гуннов (тюрков-кочевников) отличались большой воинственностью, их предводитель, отправляясь на войну, вел с собой около двух тысяч боевых слонов и много конницы. Местные владетели Индии также имели по 500—600 и более слонов. Слоны применялись преимущественно как боевая сила, но для развлечения знати часто устраивали бои слонов. У индийских слонов обычно срезали клыки, как лишнюю тяжесть в военных походах. Слоны оценивались по их величине: слона, по рассказу Косьмы, меряют от пяток до макушки и в зависимости от {469} количества локтей, составляющих его рост, платят за него от 50 до 100 и более золотых номисм. Если на Цейлоне особенно ценится камень иакинф, то в Индии самым замечательным драгоценным камнем считается смарагд, которым украшаются короны правителей 11.
Занимательные географические описания Косьмы пользовались большой популярностью в Византии и долгое время являлись излюбленным чтением различных кругов населения.
Но наряду с географическими и этнографическими данными «Христианская топография» Косьмы Индикоплова отражала космогонические и философские представления о вселенной, приспособленные к христианскому вероучению. И тут купец и мореплаватель, искусный рассказчик отходит на второй план и уступает место фанатичному и довольно невежественному и ограниченному монаху. Косьма пытается опровергнуть античную греческую космогонию и заменить ее библейским представлением о вселенной. Основываясь на Библии и трудах «отцов церкви», Косьма противопоставляет системе Птолемея христианскую космографию 12. Считая учение Птолемея не только неверным, но вредным и опасным, Косьма утверждает, что земля имеет отнюдь не шаровидную форму, а представляет собой плоский четырехугольник в виде Ноева ковчега, окруженный океаном и покрытый небесным сводом, на котором висят звезды и где находится «рай». Само небо мыслится Косьмой как двухъярусный прямоугольник, верхний ярус которого образует свод. Вселенная делится в пространстве как бы на четыре яруса: в самом верхнем пребывает Христос — верховный судья всего сущего, во втором обитают ангелы, в третьем — люди, в четвертом, подземном, ярусе — демоны. Все космические явления и метеорологические изменения Косьма объясняет деятельностью ангелов, которые выполняют предначертания бога 13.
Диковинная картина мира, изображенная Косьмой, отнюдь не была его открытием. Создавая ее, писатель опирался на весьма древнюю традицию: изображение мира в виде четырехугольного ковчега восходит к древнееврейской традиции и к учению александрийских теологов Климента и Оригена 14. Возможно, что за этой традицией стоят еще более древние учения: либо символические представления древнего Востока, придававшие мистическое значение числу 4, кубу и т. д. 15, либо аккадские, ассиро-вавилонские космографические теории о четырехъярусном строении вселенной 17. В «Христианской топографии» Косьмы явно смешаны символические представления древних о строении вселенной с реальными наблюдениями автора над окружающим его миром. Отсюда и столь разительные противоречия между его фантастической картиной мира и правдивыми географическими наблюдениями, полученными во время его заморских путешествий. {470}
Столь же несамостоятелен Косьма и в своих теологических построениях. В его философско-богословских взглядах сказалось влияние богослова IV—V вв. Феодора Мопсуэстийского, а также нисибийской несторианской высшей школы богословия в лице одного из ученых этой школы — перса Мар-Абы (принявшего греческое имя Патрикий) 17. Косьма встретился с Мар-Абой в Александрии (около 523 г.), слушал его диспуты и стал его учеником 18. Через Мар-Абу и его последователя Фому Эдесского Косьма воспринял учение Феодора Мопсуэстийского, сторонника разделения двух природ в Христе. Основы этого учения вошли органической частью в «Христианскую топографию», которая была составлена, по-видимому, накануне V Вселенского собора 553 г., осудившего Феодора Мопсуэстийского как еретика, и может рассматриваться как своего рода замаскированная защита его учения.
Философско-богословская концепция Косьмы, в основе которой лежит теологическая и космогонистическая система Феодора Мопсуэстийского, несет на себе печать несторианского дуализма. Центральное место в ней занимает учение о двух состояниях. Бог стремится сообщить свою мудрость и свое благо сотворенным им существам, но различие между творцом и творением столь велико, что непосредственное распространение божественной мудрости на творение невозможно. Поэтому бог создает два состояния: одно — тленное и конечное, полное противоречий и подверженное испытаниям, другое — вечное и совершенное 19.