Питерская подземка... если вы понимаете, о чём я
Мне надо в Бельгию
Повесть
Все персонажи вымышленные, совпадения случайны, названия городов и объектов не имеют ничего общего с их реальными прототипами, пороки - условны, люди - хорошие, пошли вы все до свидания...
А так, в целом — всё чистая правда.
Часть первая
Глава первая
Питерская подземка... если вы понимаете, о чём я...
Сомнений нет. Я здесь, потому что так надо. Сердце бодро (с частотой 120 ударов в минуту) гоняет кровь по жилам. Неужели скоро сбудется мечта, и я увижу другой берег?
Я нежно теребил билетик дрожащими пальцами, билетик в неведомый доселе, но такой манящий мир. Как же я не знал раньше о том, что есть европейская ветка питерского метро, что за 500 рублей можно очутиться в Бельгии. Стольких страданий можно было избежать, узнай я раньше. Хотя, с другой стороны, если бы не все эти страдания, длиною в жизнь, искал ли бы я то, что обрету уже завтра?
Один знакомый поведал мне об этом, свёл с Хмурым (тот ещё тип, та ещё кликуха, не спорю, но кто нынче заслуживает доверия?), и вот я здесь, бледный от волнения и окрылённый от предвкушения свободы.
Пассажиров в вагоне мало, прямо скажем - не час пик. Человек пятнадцать, не больше. Место есть у всех, каждый на своём месте. Правда, одна девочка (видимо после дискотеки) никак не могла остановиться и всё танцевала что-то ритмичное, сексуально выбрасывая в стороны то один, то другой свой член — в ритме танца. Музыки, естественно, не было, во всяком случае, её никто, кроме девушки не слышал. Просто хотелось танцевать.
По обыкновению, кто-то читал «Зятька», разгадывая кроссворды, вопросы в которых не менялись годами номер от номера, кто-то дремал, или делал вид, что дремлет, съехав на скамейке так и сдвинув кепку так, чтобы девушка в мини-юбке напротив, зачитавшись книгой, не видела, что вы смотрите ей между ног. Я говорю «вы», потому что знаю, что вы все это когда-нибудь да делали, если вы, конечно, интересуетесь женской промежностью.
И я говорю «зачитавшись», потому что знаю, что ни одна девушка не пропустит мужского взгляда между своих ног, если она девушка и если она носит мини.
Это такая игра: она не замечает, что он видит, а он думает, что она не замечает... Самое странное, что цели у этой игры нет, и до поры неизвестно, кто охотник, а кто жертва. Важен только процесс, то есть не важно, дойдёт ли это до секса. Вернее сказать, о сексе здесь вообще говорить не уместно, потому как тут важен процесс подглядывания, а не такой вариант развития событий, когда всё кончается браком и детьми. Видимо они оба боятся сделать как «у животных» — посмотреть друг другу в глаза, улыбнуться и начать (пусть и одноразовые) отношения, целью которых является обмен жидкостями (а почему бы и нет?). А может (и скорей всего) им не нужно отношений... а может: игра — самое трогательное из всех чувство. Условия задачи меняются по ходу игры и устраивают обоих. Равно, как и результат.
Вот два мальчугана в вязаных цветных шапках, непринуждённо громко разговаривают, сдабривая свою речь ненормативной лексикой и жестами гориллы… Да уж, культурная программа этих точно не начинается Русским Музеем в Амстердаме... нет, я не намекаю на их национальность или ориентацию, просто остановка в Кристиании раньше. Было не поздно и спать откровенно не хотелось, тем более, что к тому располагало настроение.
Собеседники были уверенны в своих аргументах, дикция относительно чёткой, а давление за бортом и в салоне в норме.
….... - Да ладно!!!.... Историй, на почве которых можно разочароваться в отношениях между полами столько, что не понятно, откуда дети берутся! Как будто всё, чего хотят люди – это трахать друг другу мозги. Во всяком случае, когда они трахают друг другу мозги — у них это получается гораздо естественней и натуральней физиологической аналогии ....
Очень трогательно! И эти туда же! Что всех так волнует секс? А может это мой глюк, ведь не факт, что другого ничего не происходит, просто может я другого ничего не замечаю? Быть может за любым действием стоит сексуальная подоплёка. Я натурально почувствовал дружеское похлопывание по плечу и услышал голос с лёгким австрийским акцентом: «Да-да, дружище, всё так».
В тему этому вспомнился случай, когда я по «ICQ» общался с девушкой. Скажу сразу — с незнакомой девушкой. То есть, абсолютно. И началось всё вроде с ….. сейчас уже не вспомнить точно. По-моему мы с ней устроили стихо-дуэль, на этой почве собственно и познакомились. Так вот: перебрасывались стихами, очень даже приличными, и как-то всё съехало к тому, что «я подошёл сзади и...». И понеслась!
Мы делали это без малого полтора часа! Дыхание горячее, пульс — бешеный!
Говорю «мы», но на самом деле, писал только я. Развлечение из разряда подсматривания в метро. Много позже я понял, что это скорей сродни онанизму, потому что реально в тот момент в комнате я был один.
Но так ли это важно, сколько человек участвует в процессе, ведь по теории всемирного эгоизма, мы все одиноки... даже внутри толпы. Всё безлико, кроме нашей боли от непроходящего чувства полной безысходности...
Собственно говоря, я не жалуюсь, просто делюсь мнением. Да и разве можно говорить о жалости, когда все испытывают одно и то же чувство...
Вот я и подошёл вплотную к вопросу: с чего всё началось! Одиночество рулит всем. По моему скромному мнению. Этим объясняется то, почему мы захламляем свою жизнь ненужными вещами: мыслями, поступками, знакомыми. Мы похожи на идиота, который в раю отстояв очередь за членами, намерил себе метровый хер и судорожно пытается засунуть его в штаны. Естественно, у него с первого раза не получается, а когда он его запихивает, то выясняется, что с таким «багажом» далеко не уйдёшь, но это не важно, зато как у всех, и даже больше! Как будто на Земле он найдёт себе такую «корову», у которой такое чудо поместится. Она, как бы, априори, должна быть красоткой вдобавок. Понятная для женщин аналогия строится на образе девушки, стоящей в очередь за сиськами.
Так вот — одиночество, это трепетное чувство любви к себе, эта сжигающая страсть, вожделение, которое появляется в юности и (сука!) не проходит до самой смерти, эта душевная похоть — вот что заставляет нас приобретать всё, чем обладают другие члены нашего круга. Ведь только так нас способны оценить окружающие, и только так в нас смогут рассмотреть все наши плюсы другие круги нашего члена...
Но истина эта под вопросом! Ибо стоит подсчитать счастливых миллиардеров и сравнить с количеством несчастных бедняков — и всё станет ясно, а именно: не в размере счастье, равно как и не в количестве денег. Хотя, я не стану утверждать, что всё это так обратно пропорционально... в этой стране, по крайней мере. Везде, где уровень благосостояния выше, люди живут счастливее, даже самоубийства у них какие-то закономерные, если не сказать больше — массовые, публичные, а не как у нас. Тихонько, пока никто не видит твоего позора, как будто и не вскроется никогда, идут в ванную, или в сортир: верёвочка, пилюльки, что там ещё бывает?
Дело не в этом, собственно! Везде, где жизнь богаче, где есть, что поесть и есть, где поспать, не закладывая душу рогатому, — везде люди счастливы, потому что заслужили; заслужили и богатство, и счастье.... а у нас? Если ты остался человеком после всего того, что с тобой сделали, после чего порядочные гусары обычно женятся, а тебя ставят так деловито раком и продёргивают между ягодиц банковскую карту, с комментарием: «оплачено!». И с этого момента фраза «где родился, там и пригодился» начинает попахивать говном, прошу дам простить мне мой французский.
Вот собственно, я и родил мышонка! Однажды сделав вывод из всего этого бедлама, содержание и вид которого для меня было окончательно определено как безысходное, — я и решил, не мудрствуя лукаво, перебраться за границу. Согласен, идея не нова, и надо согласиться с доброй тысячей неудачников-пессимистов, — не идеальна, то есть: не решает проблемы одиночества. Ведь кому я там, собственно, нужен? Но всегда есть элемент авантюры, случая. А случаи, как говорится, разные бывают. Иногда они бывают очень приятные. Так или иначе, пока гроб не втянет, мужик не перебесится. А что это значит? А значит это то, что всё познаётся на своей шкуре, а на чужой шкуре познаётся лишь крем для обуви.
Глава вторая
(Я перечитал эту главу не меньше пятисот раз и только потом понял, что должен оговориться, дабы исключить неуместные аналогии и инсинуации: эта глава не имеет к женщинам, в чисто биологическом смысле, никакого отношения – авт.)
25 миллионов лет назад Адская Свинья правила на планете Земля. Так утверждают палеонтологи. Но они и не догадываются, что ничего не изменилось с той поры. И по-прежнему Адские Свиньи бесчинствуют, наводя ужас на целые нации.
Сегодня самая востребованная профессия — шлюха. Очень практично, чистенько, на любой, быстро меняющийся в этом безумном мире, вкус. Одноразовый вариант любви к ближнему своему. Всё просто: заплатил, поимел, проводил! Понравилось — продлил. Не понравилось — ударил наотмашь ладонью по лицу, и сама уползла.
Никаких гарантий и никаких обязательств. Очень просто. До тошноты. Да и удобно! Ведь шлюха всегда красива, как девочки в рекламе презервативов, или не красива — и тем самым привлекательна. Она всегда улыбается, она на всё согласна и ко всему готова. Пол шлюхи не имеет принципиального значения, равно как и другие исходные характеристики, ведь ею может быть и мужчина, и чиновник, и офицер, и врач, и учитель...
Шлюха — это и профессия и стиль жизни. И всем ясно, что определяющий фактор профессии — это когда тебе платят за твой труд. Отсюда вытекает, что чем выше цена, тем выше уровень профессионализма, равно как и наоборот. Кроме денежной составляющей в определении этой профессии, важным фактором является амбициозность (неотъемлемая часть характера профессионала). Этим объясняется постоянный рост цен на услуги.
А вот Российская аномалия: пропорция отношения РОТ\ЧЛЕН постоянно изменяется — числитель бешено растёт, но, тем не менее, качество обслуживания постоянно падает при непрерывном росте цены. Парадокс? Сложно ответить однозначно. Хотя, если вдуматься, то всё становится на свои места.
Квинтэссенцией качественного обслуживания является получение удовольствия, в данном случае — оргазм, эякуляция, для того, у кого высасывают деньги и прочее. Оргазм и эякуляция являются пиком отношений на данном этапе и не предполагают дальнейших действий. Более того — исключает их.
Современные же Российские шлюхи пошли дальше! Они сосут до крови. До её последней капли. Потому-то и не идёт речи об удовольствии, а цена при этом максимальная! Обслуживаемый объект расплачивается жизнью. После такого забора материала, объект обслуживания (исследования) идет на силос....
На этой почве рождена новая концепция жизни в России — потребительский мазохизм. Насилие как норма. Насилие над собой, если быть точным, над своими идеалами. Получение удовольствия от жизни признано нелогичным и более того — преступным. Отсюда ново-русский этнос: если хочешь быть звездой — поработай-ка … с продюсером. В мужском варианте: И рыбку съесть и нах присесть.
А если я не хочу за рыбку садиться нах? Так можно? Меняю ваш сифилитический нах на … ещё одну рыбку! Давайте так: мне две маленькие рыбки, а вам уступаю два огромных наха. О, нет, нет! Не благодарите меня! Я поступаю, как велит мне моё сердце! Садитесь на них сами, мне просто две рыбки!
Но никто не спрашивает у нас, что нам лучше. Более того, взамен основному варианту нам могут предложить два наха вместо рыбки, или три, — как будете себя вести! И, скорее всего, даже не предоставят выбора, куда их разместить. Этот вопрос вынесут на обсуждение в Верхнюю палату N 6. И даже закрепят какой-нибудь статьёй в Конституции, как уже бывало не раз. О чём опять же не смолчит народный эпос: расслабься, и постарайся получить хоть какое-то удовольствие.
Тишина в студии! Улыбка! Контакт! Есть контакт! Удар! Touch down! Edem Das Seine. Arbeit Maht Frei.
Чугунную надпись с ворот концлагеря не украли и не пропили БОМЖи. Её просто перенесли туда, где и отлили полвека назад. В главное госучреждение. Только разместили на ВЫХОДЕ. Так честнее.
Глава третья
Слово «надо» в названии моего повествования может несколько заострить на себе внимание некоторых пытливых литературоведов. Отчасти — правильно. Правильно было бы сказать «нужно». От определения «нужда». Но дело в том, что я не нуждаюсь в иностранном государстве. Мне комфортно у себя дома. Мне удобно получать образование на родном языке. Интересно общаться с товарищами, которых я понимаю, потому что мы выросли на одних мультиках. В детстве я не испытывал сильного физического сопротивления, тиская одноклассниц в раздевалке и не считал это сексуальным домогательством, да и они, видимо, считали это домогательство очень сексуальным.
Было это как будто в прошлой жизни... и что же стало с этой страной? С этими людьми! Поэтому я говорю «надо». Хотя, мне это и не нужно.
И тогда я решил взять свою судьбу в свои руки! Надо ли говорить, что бывает в фашистском государстве с человеком, решившим, что он хозяин своей судьбы? Я не буду испытывать ничьего терпения для таких глупостей. Уверен, у каждого пятого найдётся добрый десяток историй в подтверждение моей теории.
Когда же это началось? После очередной попытки связать свою судьбу с особью противоположного пола для возможного продолжения рода... или как пойдёт.
Когда был кончен очередной этап, назовём его: «ну вот, в этот раз — точно по-серьёзному!», я прибыл к месту зализывания ран и утирания соплей. После того как основные сопливые потоки были намотаны на кулак, на семейном совете было решено зачистить козявки. Поскольку в нашей семье не без врача, то и в этом вопросе мы положились на психиатра.
Уже на первом сеансе мы выяснили, что я абсолютно не приспособлен к совместному проживанию в среде клинических дебилоидов, к небольшому сожалению последних. В чём, собственно и заключалась суть проблемы, ибо как-то социализироваться мне было нужно. Продукты питания в нашей широте не растут на деревьях. А переходить на осиновую кору в качестве основного источника энергии не входило в мои планы. Так вот бишь, о чём это я?! Основным инструментом возвращения на Землю, как я и предполагал, оставался аминазин внутримышечно, а в исключительных случаях — внутривенно с десятью кубами физраствора. Ничего не изменилось за последние пятнадцать лет. Плюс стационар с фокус-группами, какие проводят во всех современных гипермаркетах.
В клубах собаководов, на самом деле, тоже есть подобные мероприятия, под названием: общий курс дрессировки, но в случае с собаками, как правило, результат более продуктивен.
Ещё плюс таблеточки, название которых я не стану приводить здесь, дабы уберечься от осуждения в пропаганде.
Приведу лишь пример. Когда-то я очень сильно хотел бросить курить. Курил не так чтобы много, но испытывал сильный дискомфорт в области.... во всех практически областях своего организма. И что я только не делал: читал литературу по этому вопросу, общался с людьми, кушал пилюльки, жевал резинку, клеил пластырь, — эффект отвыкания был ровно на период лечения, плюс-минус неделя-месяц. А мечта избавиться от этого нехорошего времяпрепровождения была сильнее, и я искал способ. Когда же я окунулся в мир нейролептического дурмана, желание курить, есть, разговаривать, размножаться прошло само. Правда, со временем ко всему привыкаешь, даже к таким чудо-пилюлькам; и я того не избежал.
Но и тогда меня поразила новизна чувств и ощущений. Теперь я курил, много курил, но это меня нисколько не напрягало. Правда, чудеса заканчиваются так же внезапно, как и курс лечения. Странно, я тогда ещё подумал, почему во время процедур мне ни разу не пришла в голову мысль о том, что это не навсегда, что курс лечения всего два месяца, а жизнь не ограничивается сроком годности таблеток. По правде сказать, первый месяц «после того как», я был уверен в обратном.
Теперь нужно было учиться жить заново. Санаторий кончился, на память осталась только йодная сетка на ягодицах. После «всего хорошего» было, конечно, всякое. Пустырник, корвалол, пион уклоняющийся, водка, коньяк, блевотина, снова водка, снова блевотина, чай, чай, чай, с молоком, с сахаром и просто крепкий, а как следствие всего этого — снова корвалол. После очередного эксперимента я был вынужден пересмотреть своё отношение к жизни. Продолжать в таком духе дальше было нельзя. Об этом свидетельствовала кардиограмма, об этом говорил всё тот же доктор. Прозвучало даже предложение перейти для пробы на амфетамины, но это уже был перебор!
Жизнь вокруг меня за тот период совсем не изменилась. Всё так же уныло завывал ветер в вентиляционной трубе. Всё с тем же упорством Геббельса на всех углах мне доказывали, что я недочеловек. А счастье казалось таким близким, что на эти месяцы я в него поверил. И тем больнее было возвращение. Единственное, что изменилось в моём сознании, изменилось бесповоротно и правильно, — это уверенность, что я не мразь, что я тоже имею право на мнение и чувство, на восхищение и отвращение, на правду и истину. Другое дело, что я один об этом догадывался! Но лиха беда начало! Уверенность переросла в нервозность из-за того, что теперь я не знал, как реализовать это знание. И тут произошла окончательная трансформация.
Для полноты картины скажу, что в нашей реальности огромную роль играет уверенность в том, что ты поступаешь правильно. При этом не важно, какими способами и подручными средствами ты себя в этом убедишь. Главное, чтобы ты поверил. Ничего, что на «ты»? Другими словами, события начинают происходить по определённому сценарию, придуманному тобой самим. И очень важно в данном случае, не передёргивать желания, потому как мечты и фантазии наши меняются со скоростью мысли. А небесный мерчандайзер, прости Господи, сбивается с ног, раскладывая по полочкам для нас подарки.
Есть и другая сторона вопроса — это не убеждать себя в правильности, а понять, чего ты хочешь. Вот так вот честно: взять и сказать! Не так-то просто, скажу я вам. Во всяком случае, для меня. Но тем не менее — это необходимо сделать, в том и есть суть.
На «вот так вот честно: взять и сказать!» у меня ушёл, без малого, год. За это время я научился разговаривать на улице сам с собой, причём в полный голос, чем вызвал уважение у стариков и желание переехать в другой район — у молодых мамаш. Также я научился ругаться матом с незнакомыми людьми на улице. Особое внимание хочу обратить на доработку общения с телевизором. Не каждый может похвастаться, что не просто комментировал, а дискутировал с ведущим и участниками ток-шоу, политических программ и международных обозрений. Причём всё это не фокусы в духе Давида Копрофилла, а объективная реальность. Вот так вот! А вы как думали? Я тут в игрушки играю?
Спустя этот злополучный год, я вынырнул на поверхность и принял решение завязать со скотством. Шутка затянулась. Ясно осознавая, что жить, как человек разумный мне не дадут, я и принял решение свалить из дебилоид-лэнда. Пока меня не уволили наболт из пельменной. На горизонте замаячила свобода.
Ах, как пьянит даже мысль о ней! Как кружится голова! Какие сырые и холодные кленовые листья в парке, но такие родные. Сколько в них оттенков золотого, — настоящего золота, какого не купишь в ювелирном. Золота, сродни настоящей дружбы. С одной только существенной разницей, что дружба познаётся в беде и нуждается в доказательстве, а листья не надо познавать — они вот тут, на твоих ладонях! И никакая сила на свете не может помешать тебе сгрести их в охапку, зарыться в них лицом и вдыхать этот пряный древесный запах! А потом зажмурившись от яркого осеннего солнца и рассмеявшись от счастья подбросить их над головой, на мгновение вспомнив гимн китайских парашютистов.... И слушать, закрыв глаза, как, шурша, падает это золото к твоим ногам, и ощущать себя в этот чудесный миг владыкой мира. И замереть так на минуту, стараясь запомнить её.
Не много их таких. Надо сохранить в памяти все.
Потому что там, за горизонтом, тоже будут кленовые листья, но красные и немного чужие. И не будет желания грустить и без причины жевать губы. И вести себя, как будто у тебя кто-то умер, потому что там не принято грустить без причины. И это правильно! Надо радоваться жизни! Я говорю «надо», потому что слово «нужда» всегда вызывало во мне чувство досады и безысходности...
Глава четвёртая
Странно, что они красные. Листья. Здесь, в Канаде — они красные. Я как-то раньше, до этого, не задумывался, что они в России золотые, а здесь вот... Хотя, что меня это так удивляет? Не задумывался! А над чем ты раньше вообще задумывался? Ты... Надо бы отвыкать разговаривать с самим собой. Такой порок может и добавляет шарма астронавту, но не на Земле. Да и я далеко не астронавт.
Знаете, как это незаметно бывает.... Сначала вы звоните старым приятелям в другой город, потом старые приятели становятся совсем старыми, или вернее сказать — вы для них становитесь старым. Прямо как прадедушка. Потом вас не узнают по телефону, обрадовав вас тем, что будете богатым, потом не узнают на фотографии. А богатство застревает на полпути к вам, потому что на конверте в небесной канцелярии, за давностью лет, стёрся адрес получателя. Вот так и происходит, что в очередной раз, когда вы захотите спросить, ответ вы получите от себя же. На пятнадцатый раз это вас уже не удивит. Интересно, в старости будет так же? Почему-то никто не думает о стариках, как они сходят с ума. Никто не задаётся мыслью, что им тоже от этого страшно. Хотя в моём случае старость уже наступила.
Кто-нибудь из великих говорил, что старость — это одиночество? Нет, я имею в виду, уточнял ли кто-то, что старость не определяется годами — это когда ты понимаешь, что одинок? Что никто не переключит эту, мать её, рекламу на телевизоре, потому что она застала тебя опять, когда ты сидишь на горшке. И от неё тебе не расслабиться. Что никто не посоветует тебе зажечь побольше света, а не читать книгу в полумраке, потому что так портится зрение. Никто не закроет тебя шерстяным одеялом, потому что ты раскрылся во сне, и на утро опять будешь ворчать, что застудил на ноге нерв. У каждого своя причина желать быстрой смерти. У каждого свой комок в горле. Не из жалости к себе, нет. Просто быть одному — неправильно. Быть одному — больно. Почему же так происходит, что это случается с нами не в старости. Или, цитируя себя, уточню вопрос: почему же мы стареем в молодости. Ведь наш возраст не в паспорте. Наш возраст у нас в душе. Нам столько, насколько мы себя ощущаем.
И тем не менее.... и тем не менее, я сижу сейчас на грязном полу вагона, поджав под себя ноги так, как будто меня бросили в яму. И, обняв себя за плечи, с силой сжимаю пальцы. Руки трясутся, но не от напряжения, а скорей наоборот. От какой-то необъяснимой слабости. Словно я собираюсь сжать пальцы ещё сильнее, пока не лопнут кости плеч. И дело совсем не в том, что я видел, как у меня на глазах застрелили этого парня. Я видал зрелища и поганей. Я видел, как встав коленом на спину между лопатками и оттянув за волосы голову, перерезали горло. Нет, не барану. Человеку. Можно сказать мальчику. Ему было восемнадцать, не больше. И не потому, что в этот момент из его горла, как из смычкового инструмента, на котором играет сам Джек Потрошитель, выливался стон: «м-а-м-а!». И не потому, что он описался за десять минут до этого, когда всё понял. Я и сам описался, когда понял, что нам никуда не убежать.... я знал, что ему восемнадцать, потому что он сам мне об этом сказал за месяц до этого, когда мы ехали с ним в часть на полковом ЗИЛе. А ещё он сказал тогда, что его зовут Витёк, и что на гражданке его ждёт девушка со смешным именем Аделя. Что ей сейчас шестнадцать, а когда он вернётся — они сразу поженятся, не спрашивая разрешения родителей, потому что её родители алкаши и частенько поколачивают её. А ещё у неё на большом пальце левой руки ноготь кривой — зажала в мясорубке, когда делала котлеты к Новому Году. К «их» Новому Году, когда в рождественские каникулы они познакомились на деревенской дискотеке.....
Когда я приехал к Витьку в деревню, чтобы сообщить лично о его смерти, то смотрел всё время на этот ноготь. Аделя плакала, прикрыв рот ладонью, и не отрывала взгляда от моих глаз. Я чувствовал это, хотя так ни разу и не посмотрел ей в глаза.
Помню только розовый шрам на дрожащем пальце. Не помню, больше ничего не помню…. Что я ей сказал про Витька? Может, я молчал всё время, а она поняла и так, без слов. Не помню. Странно, что я запомнил только стон этого мальчика и хруст рвущейся на шее кожи. И этот шрам на пальце...
Родителей у Витька не было, на тот момент, когда его «забрили» в армейку, он жил с дедом. Дед умер, как раз, когда мы были в плену... Я думаю — хорошо, что так, — не представляю, как бы я сказал ему об этом. Зная заранее, что этим обреку его на смерть в одиночестве и забвении.
Хотя, это неслыханный эгоизм говорить так, будто я здесь самый несчастный. Я просто зритель в этом театре. Что я потерял? Три миллиона нервных клеток и четыре передних зуба.
И всё равно, когда в двух метрах от тебя в человека стреляют из пистолета. В безоружного человека. В человека, поднявшего руки над головой и умоляющего о пощаде. Не у каждого не дрогнет палец нажать на курок. Даже у сотрудника правоохранительных органов.
Что с нами со всеми? Мы что, с катушек съехали? Этот парень рылся в кармане слишком нервно, я предполагаю, чтобы вынуть паспорт, запутавшийся в подкладке, который его просили предъявить. Именно поэтому он и не смог показать, что он безоружен. Им просто показалось, что он пытается вынуть какую-то «пукалку». Не знаю почему, но я не понимаю, что с нами происходит....
Он упал лицом к моим ногам, и я видел, как зрачки расползлись, заняв всю радужку, и стали вдруг какими-то стеклянными. Он как будто хотел сказать мне что-то, или может, мне только так показалось. Наверное, ещё потому, что я видел, как стали стеклянными глаза Витька, а он точно сказал бы мне на прощанье пару слов........
Они сошли, как ни в чём не бывало, на следующей станции, по-моему, в Риге. Даже не оглянулись на труп, когда показывали пальцем за спину, объясняя группе зачистки, что произошло.
Ничего не изменилось в вагоне, кроме количества пассажиров. Мне кажется, что большинство никак не отреагировало внутренне. По крайней мере, внешне — никак себя не скомпрометировали. Норма. Это уже норма. Вот ещё одна причина, по которой я здесь, в поезде, уносящем меня прочь. Для меня такое не стало нормой …. и я очень надеюсь — не станет. Иначе всё зря. И засохшая кровавая пена на губах Витька, и розовый шрам на дрожащем пальчике Адели, и эти золотые листья, так пахнущие солнцем и сыростью, в моих, всегда теперь дрожащих, руках....
Глава пятая
Нас неоправданно называют беглецами. Это в корне неверно. Мы не бежим, мы ищем. И ищем мы не лучшей жизни, как может показаться примату. Мы ищем саму жизнь. Я не стану утверждать, что знаю, какой должна быть жизнь, не стану учить вас правде, истине. Я не знаю даже, что такое любовь. Но я знаю, что когда в сердце живёт хотя бы надежда на эти прекрасные качества, людей не убивают прямо у вас на глазах.
Как же так получилось, что вы все боролись за свою свободу где-то далеко, а у себя в подъезде гадили на коврик соседу? И даже не этажом выше, а соседу по площадке. Объясняя эту тактическую задумку тем, что на вас-то уж точно не подумают! И делали это так исступлённо, качественно и долго, что однажды не смогли отворить и свою дверь. Именно поэтому вы совершаете этот акт теперь у себя под носом. Просто больше уже негде!!!
А мы ищем эту настоящую жизнь неистово, бескомпромиссно, словно воюем. Собственно так оно и выглядит — как театр военных действий. Ведь один из вождей мирового фашизма сказал: кто не с нами, тот против нас. И мы против вас! О, да! Мы очень, очень против вас. Против ваших денег, их отсутствия у нас, против подлости и нацизма. Против лжи и скотства, контр-терроризма и оффшорных зон. Всего того, от чего мы должны были зажить как в сказке, но почему-то умираем с пугающей закономерностью. Может, хватит нам врать? Скажите прямо: «Вы овцы на заклание. Мясо. Ми будэм вас нэмнощко убивайт!». Может, мне показалось, но происходит всё так, как будто вы так и сказали уже, просто в тот момент я был занят выживанием и пропустил эту сцену!
Я давно заметил, что в этой игре правила не соблюдаются некоторыми «избранными» игроками. И им это сходит с рук. Более того, их награждают за это, а остальных за такое наказывают. Может, правила написаны не для них? Или может всё дело в том, что правила давно поменяли! Просто эта информация не для наших ушей! Только общие очертания. Условные фразы. Например: «шоковая терапия». Как вам? Или такое: «приватизация». Ой, ой! Простите, я, кажется, немного заболтался! Не перешёл ли я рамки разрешённой демократии, или, простите за пошлость, гласности? Я правильно оперирую терминологией, или моё образование — это тоже чисто условное понятие? А уж на условность права пользоваться вашим доверием, не приходится и рассчитывать? И вы ещё спрашиваете, почему мы готовы идти, пока не упрёмся в океан, лишь бы не видеть вашего звериного оскала?
Интересно, а вы и правда не догадываетесь, что есть на свете такие места, где люди не обязаны насиловать женщину, только для того, чтобы доказать ей свою любовь? Объясните мне, пожалуйста, почему же вам так важно унизить человека, сделать его элементом толпы, запугать насмерть? Чтобы он работал бесплатно на вас? Как раб! Или это латентная форма садизма, прикрывающего в свою очередь особо извращённую форму копрофилии?
Хорошо, допустим, вы имеете, пусть не моральное, но феодальное право господина, на первую брачную ночь с нами. Но ведь не на всю же жизнь! Или думаете, что ваше присутствие и поведение — это Божья милость? Вы что, действительно считаете себя Меровингами? Алё!!! Очнитесь! Посмотрите на себя в зеркало! Вот уж точно кому я не собираюсь объяснять своё мировоззрение, так это вам! Моя задача проста — прошмыгнуть мимо вас, чтобы выйти за рамки, помеченной вашей вонючей мочой, территории! Но, Боже мой! С какой остервенело-первобытной яростью вы защищаете право издеваться, насиловать и убивать всех, кто хочет пройти мимо вас, и не жить вашей поганой правдой!
И почему-то нет желания простить вам такой расклад. В идеале, конечно, не делать вам зла. Но это уже не честно по отношению к себе. А как можно жить без веры в то, что поступаешь честно по отношению к себе?
Никто не задумывался, почему у нас так много наркоманов? Толерантно перефразирую: почему так много людей, употребляющих допинг? То, что для государства — наркотик, для наркомана — лекарство, последний способ выйти за рамки душевных страданий от диссонанса, вызванного несоответствием видимого и слышимого. Желаемого и дозволенного. Ещё одна трещина в отношениях людей, в правильном понимании действительности.
Быть может, я и сам нашёл бы себе приемлемый допинг, но не стал даже пытаться, потому что знал очень хорошо, на простом примере никотина, что обратного пути у меня не будет. Только закоулки, ведущие всё в том же направлении. Уже через месяц употребления любой заразы, снять меня с неё будет так же невозможно, как Христа с Распятия, спустя две тысячи лет. Простите меня за такое сравнение, но почему-то именно этот образ родился в голове. Видимо ещё и потому, что любой кайф — это грех, и расплата за него — страдание и смерть...
И всё же… что-то я упустил! Что-то в этом уравнении не столь значимо по условию задачи. Потому что на выходе мы имеем гипертрофированный результат. Вся эта шайка пьяных вольных каменщиков, кое-как набросав в кучу ломаных кирпичей, построила имеющуюся в нашем полном и бесспорном распоряжении Вавилонскую Башню! А мы не только норовим дать ей объяснение и название, но дополняем это и без того бессмысленное сооружение, ещё более непристойным зрелищем: мы боремся за право забраться на самый верхний этаж и оттуда помочиться на головы завидующих нашему триумфу зрителей...
Мало кто знает, что фраза из Евангелие: «кто не без греха…», заканчивается так: «…что вы здесь делаете? Поезд отходит через пятнадцать минут! Давайте, не тупите, иначе все ваши потомки две тысячи лет будут мучаться в этом гадючнике!»
Думаете, я юродствую? Если бы! Ведь я прямой потомок тех, кто отстал от поезда, и узнавший из газетных заметок о том, что поезд прибыл в сказку точно по расписанию.
Правду, как говорится, в мешке не утаишь. Поэтому мы и прячем её в жопе.
Часть вторая
Лелеющим последнюю
Надежду, посвящается...
Глава первая
Позвольте представиться. Меня зовут Ларс фон Мансфельд. Я потомок древнегерманского графского рода. Здесь, в России, я занимаю пост руководителя отдела Пропаганды Насилия. Вообще, по образованию, я — врач. Психиатр. Закончил университет в Цюрихе в 1986 году. Четыре года проработал в Лейпциге, в армейском госпитале.
Отвлекусь на секунду и скажу, что это очаровательные воспоминания, ради которых я и терплю эту «командировку» в России. Работать с русским материалом интересно, но предсказуемость результата наводит тоску. Хотя, в данном случае, предсказуемость результата — то, за что мне платят. И то, за что наградили в прошлом году Железным Крестом.
Да-да, не удивляйтесь, — железные кресты всё ещё в ходу. Просто... я думаю, нам нужно кое-что уточнить, а именно: я должен прояснить следующую информацию. Это не есть разглашение тайны, отнюдь, ибо тайной может являться лишь информация, которая не подлежит сомнению. Эта же информация никогда не будет проанализирована вашим мозгом, в силу отсутствия таких способностей, и в силу моих заслуг по примитивизации вашего сознания. И это тоже заслуга моего отдела. Не слишком скромно, но, согласитесь — я не барышню кадрю, а веду своего рода дневник.
Итак, для многих непосвящённых, Нюрнбергский процесс до сих пор является реальным событием с известными результатами. Под таким определением, он, собственно, и вошёл в историю. На самом же деле, из участников, кроме бедолаги Геринга, никто так не проникся моментом, в силу его излишней эмоциональности. Помните его заявление, когда казалось, будто ещё чуть-чуть и процесс переломится в сторону Германии, когда он уличил американцев в геноциде японского народа?
Всё командование нашего «театрального кружка» смеялось в кулуарах над его рабоче-крестьянской простотой. Ведь он в какой-то момент поверил в то, что судят нацистов! Надо отметить, что именно за эту его импровизацию, суд постановил не «расстреливать», а «повесить» Геринга. К величайшему, скажу я вам, огорчению последнего. Мольбы его о прощении были очень убедительны, и поэтому (ведь паузы быть не могло, так как вещание происходило, что называется ON-LINE) руководство разрешило «отравление» в камере.
Разумеется, никто не умирал. После отставки, нацистское отделение, было переведено в Исландию....
Это чудесная страна со сказочным климатом!
Я должен извиниться перед аудиторией, по причине затягивания сути, рассуждениями о личных качествах, и пояснить следующее. Последняя реально начатая война произошла в 16 веке. Все остальные конфликты и боестолкновения, — не что иное, как инсценировки. Говорить точнее: причины войн — вымышленные. Эскалация конфликтов: искусственно раздуваемая. Финансирование: практически безграничное, поскольку денежные потоки в мире регулируются нами же.
За редким исключением, бюджет конфликтов согласовывается на несколько лет вперёд. Правда, раз в полвека, случаются кризисы в финансовых кругах... Господи, не поворачивается язык называть эти пирамиды финансовыми кругами, но так понятнее — вам... кризисы в данном случае — это тоже суть инсценировка, и решение этих «проблем в мировой экономике» происходит за счёт биологического материала. То есть – вас.
Война необходима для омоложения наций, для отупления насущными проблемами, связанными с выживанием; также — для физического выделения активной части молодёжи, с последующим физическим устранением. Это очень удобно — ведь многие нации просто нуждаются в обновлении крови. Либо, в омовении кровью, если хотите. Не стану пускаться в исторические диспуты, не имею такой цели, да и прямо скажем, желания.
Суть моего заявления — существование международного заговора, с целью мирового господства Золотой Элиты, и абсолютной власти над толпой.
Не стану так же пояснять, сколько процентов от каждой нации не является толпой, а сколько обречены на вымирание. Либо на рабство. Пусть такая формулировка не настораживает: ведь рабовладельческие отношения официально регламентированы международной конвенцией Золотой Элиты в 1878 году.
Хочу отметить, что группой учёных, в составе которой был и мой отец, в 1967 году, был выдвинут проект, вошедший в историю комитета, как «тихая война» (среди узкого круга больше известный под названием «сладкие сны» — юмор присущ и в среде учёных, не удивляйтесь!). Основой проекта стала устранение биологического материала, без участия его в боевых действиях. Вымирание, вследствие деградации.
Последние столкновения под грифом «военные действия» происходили во Вьетнаме. Вообще, глобальные акции уничтожения — утомительны и требуют большого контроля со стороны комитета. А у нас, знаете ли, здесь не такой уж и большой штат сотрудников! Бюрократия — удел плебеев.
Идея рассредоточения конфликтов родилась сама собой. Аналогия гражданских войн, или, если хотите партизанских движений. Героем одной из первых, экспериментальных, локальных войн, стал Эрнесто Геварра. Одарённый актёр, прошедший психологическую подготовку в нашем отделе. (Обучение его легло в основу моей диссертации.)
После того, как было постановлено вывести его ячейку из игры, на его место был поставлен N 2: Фидель. Ну а дальше вы сами знаете...
Че живёт сейчас в Нидерландах, водит дружбу с королём, который, кстати, большой поклонник нетрадиционной медицины, как и Эрнесто. Нетрадиционной, опять же, для вас. В Голландии вообще, как известно, с интересом относятся ко всему нетрадиционному. Если вы меня понимаете... А вы меня понимаете.
Отмечу отдельно, что самой затратной для вас стал период так называемой "арабской весны", который, в сущности, ещё не закончен. С Беном я лично отрабатывал тактику жестокости подчинения старшего офицерского состава боевиков. Мы тогда использовали относительно свежий метод — на животных. А в частности на собаках, в силу обоюдной привязываемости в короткий срок. Суть метода заключалась в том, что тренируемый помещался в стаю собак, где и жил по законам стаи, но устанавливая и регулируя их сам. Стая состояла из подростков, которые достигали возраста взрослых особей вместе с тренируемым. Почему к подросткам? По банальной причине перенесения отцовского долга объекта на новорождённых щенков. Работа с таким психологическим материалом крайне непредсказуема. В ряде случаев, результат, который показывал объект, мог поменяться на реальном задании. И изменения психики приобретали ненужный нам оттенок.
Отмечу вкратце, что изменения в сознании человека, помещённого в стаю, практически не происходит. Что и является очень важным пунктом.
Бытует мнение, что человек, попадая в стаю, живёт по волчьим законам — это фальсификация психо-структуры человеческой особи, навязанной Киплингом, в силу его идеализирования животных инстинктов. Это не более чем рассуждения человека, свободного духовно, но выросшего в неволе; среди свободных физически, но абсолютно бесцельно существующих людей. Классическая аналогия — Эзоп.
Когда наступает момент взросления стаи, человек получает приказ уничтожить физически каждого члена стаи. По очереди. В присутствии остальных животных. Психологически невыполнимая процедура. Почти. Но о тех, кто не справился с ней, история умалчивает, по понятным причинам. Истории известны лишь имена прошедших это испытание. Помощь со стороны «отдела» исключена. И возможность отказа тоже. За неповиновение — смерть.
У человека есть выбор оружия — всё-таки животные достаточно живучи и порой непредсказуемы перед лицом неминуемой смерти. Человек же так устроен, что не может пожертвовать собой ради чести и любви. Человек не может, собака — да... У человека всегда находятся оправдания действиям, в результате которых необходима смерть близкого ему существа. Защитная реакция психики человека. Отмечу при этом, что в данном контексте, человек пишется с маленькой буквы….
Парадокс этого чувства заключается в достижении пограничного состояния, когда человек почти становится животным, чтобы не утерять человеческого лица, наличие которого для него является приоритетным и преимущественным.
Преимущества в данном случае не имеют ничего общего с качествами.
Оправдание — вот то, чего вы ищете.
И что никогда не принесёт вам покоя, потому что это такая же условность, как и любовь к ближнему, ибо она никогда не перекроет любви к себе...
Но рано или поздно всё подходит к концу... и только тошнота — к горлу.
Побочная ветвь, разработанная моим отделом на основе данного тренинга — разведение бездомных животных и поддержания их количества в доминирующем объёме от общего числа животных в населённых пунктах. Поддержание количества заражённых особей на уровне неофициальной пандемии, создание законопроектов, защищающих права бездомных животных. Даже контроль за ограничением финансирования вет-учреждений, занимающихся лечением и отловом бродячих собак и кошек. Также создание нормативных актов, ущемляющих права легальных владельцев собак — но это мелочи.
Мой отец в своё время был против выхода в свет художественного фильма «Белый Бим — Чёрное ухо», а я в своё — против выхода фильма «Друг». По вполне понятной причине: лучшие человеческие качества не нужно культивировать у народа, обрекаемого на уничтожение. Но руководству виднее. А я впоследствии согласился с такой позицией, потому что понял, что в связи с отсутствием популярности этих картин у русских, лишних проблем моему отделу они не добавят.
Идея создания этих фильмов (как и их полное финансирование), родилась у объектов, неосознанно ставших нашими адептами, прошедших курс насилия в своё время. Родилась, якобы, в тайне от руководства. По мнению объектов. На самом деле, конечно, руководство было в курсе «от и до», и даже участвовало в редактировании отдельных сцен, делая их запредельно жестокими... Я наверняка знаю, что у господина генерала фон Штойрьха — это настольные книги. А видео-версию можно всегда найти в нашем архиве...
В последнее время у меня появилось навязчивое раздражение. Этакий, знаете ли, синдром хронической усталости. Я связываю это с тем, что коллеги, работающие в западной Европе, как-то поделились со мной мнением, что работа с российским контингентом снизила мои профессиональные качества. А именно: российский материал, за исключением кавказского отделения, на протяжении уже пятидесяти лет не даёт ощущения отдачи. Не вызывает чувства сопротивления. А значит и работа с ним не приносит профессионального азарта и удовлетворения. Российская ветвь деградирует с такой скоростью и самодостаточностью, что помощи никакой не требует.
Хотя я, конечно, обязан абстрагироваться от визуальных образов, в которых я сижу на обшарпанных санках, которые сам же и сталкиваю с горы в пропасть. Причём, сижу впереди всех, а значит и ад увижу первым, не смотря на то, что сам его и создал, и, не смотря на то, что я — пастырь, а вы — овцы...
Вы — грязный био-мусор, который срочно нуждается в сжигании. И на вашем пепле можно попытаться (!) посеять что-то живое. Попытаться! Но вы даже не навоз! Вы бесплодная пыль! Не мне судить — я человек подчинённый, — но возиться с таким бесформенным студнем — не этично для меня, как врача, и как дворянина.
Всё равно, что насиловать шлюху, захлебнувшуюся собственной блевотиной. Сравнение даже не назвать условным, потому как этим занимаются в каждом отделении милиции. Практически каждый день. Даже я, со своим образованием и опытом, не смог бы придумать наказаний ужаснее, чем те, которые вы придумываете сами для себя! Наверное, поэтому русских в нашем комитете нет.
А вы рождаетесь и умираете в клоаке. Наверняка в глубине сознания понимая, что это ваш единственный сценарий. С сюжетом, зависимым от режиссёра, но не страдающим от плохой актёрской игры...
Сейчас 01:36. Сегодня на завтрак наш повар Патрик готовит бутерброды с сырым лососем. В третьи лунные сутки ему особенно удаются рыбные блюда... Спокойной ночи.
Глава вторая
Те бесчинства, которые я творю, дабы оправдать моё существование (а я определяю мои действия именно так, без иллюзий), не приводят меня в ужас. Потому что ужас — это моя реальность, моя работа... Кровь давно не пугает и не вводит в ступор.... пустое.... Сколько раз я закрывал грязной тряпкой лица людей... Сколько раз я клялся, что этого больше не повторится. Тем ужаснее, что я знаю, что судьбы нет, а значит в том, что произошло, есть и моя вина. Но и виноватым себя полностью считать я не могу, так как у каждого из нас своя карма. У одних бесстрашие и смерть, у других страдание и бессмертие...
После того как я вывел эту догму путём множественных экспериментов, кровавая баня, превращавшая лица моих врагов в 3 кг фарша, не возбуждала моего воображения и не учащала пульс... Стоит ли, в общем, роптать на реальность, ведь до собирания стеклотары дело пока не дошло, слава Богу... Скучно.
Нужно, наверное, остановиться и найти другой способ отмщения — этот не остужает жара в моей груди и не снимает пелену с глаз. Но не мои действия имеют под собой почву мести, а скорей выбор места командировки был очевиден по этой причине. Но обо мне позже.
Вспомнился момент, в Афганистане, я тогда был на стажировке, и мою группу водили в полковую тюрьму. До сих пор стоит перед глазами эта картина.
Человек, утративший последние черты человеческого облика, лежал в земляной яме. Вонючем мешке, наполненном объедками и испражнениями. Ему запрещалось говорить человеческим языком. Можно было только реветь по-тюленьи. К исходу шестой недели он сильно преуспел в этом, даже казалось, будто он говорил так всегда. Просить еду можно было только стоя на коленях, прижав руки вдоль туловища, хлопая себя по бёдрам ладонями. Как тюлень, в общем. Запах из ямы был такой, что охранники, которые ради развлечения раньше опорожнялись на голову заключённого, теперь не подходили к яме ближе, чем на десять шагов. Еду бросали издалека, даже не интересуясь, не является ли этот запах, в том числе и следствием смерти охраняемого.
Объект лежал абсолютно голый, обняв колени руками, словно эмбрион. Сравнение с эмбрионом не случайно. Цель действий насильственного характера над объектом состояла в том, чтобы он понял — человек рождается в дерьме предков, а спустя короткий срок, умирает в этой же яме. В этой же утробе, так заботливо приютившей его. Короткий срок... Слишком короткий, чтобы осознать, что он достоин большего.
И лишь перед самой смертью, он вдруг ясно начинает всё понимать! И дело не столько в эксклюзивности и торжественности данного мероприятия... Хорошо, данного момента, а точнее — не только в нём. Видимо на самом деле, смерть — это истина в последней инстанции, это неожиданно и вдруг настолько точное определение, что мороз по коже! Именно перед лицом неминуемой смерти и открывается истина, доселе недостижимая, недоступная. В то же время такая простая и ясная, такая родная и близкая, что ты поражаешься, как можно было не видеть столь очевидного!!! И когда инквизитор бросал факел под ноги Джордано, крик его: «И всё-таки она вертится!», означал лишь одно: «Теперь я не просто верю, теперь я знаю!»....
Человек этот прошёл свой путь становления и теперь занимает высокий пост в правительстве одного из государств, население которого разрабатывается нами на уничтожение, как расовое поселение.
Никогда и никому он не будет верен так бесконечно, как тому, кто вынул его мерзкую душонку из ада. Даже с учётом того, что ад — результат наших чётко выверенных действий. Но страх оказаться в прошлом для него сильнее желания узнать истину.
Бесспорно, у нас были гениальные преподаватели...
Этот механизм отрабатывался на славянской группе и германцах в период с 1903 года по 1953. Хотя начался он несколько раньше и ещё продолжается, просто под другим углом приложения сил.
И что не характерно для научного материалиста, но всё же позволю себе утверждать следующее.
Дело не только в биохимических процессах мозга, а скорей первостепенно здесь то, что страх перед физическим уничтожением отделяет закостеневшую тонкую оболочку от тела. И связь с пси-полем становится сильнее связи с панцирем. А поскольку для души это единственно возможный путь, то она ищет и находит объяснения давно мучившим её дилеммам. Детский страх ещё способен вывести его на пси-уровень без внешнего давления, но старая и эффективная в своём умении подавить всё живое европейская идеология забивает гвозди средневековых предрассудков в гроб сознания и загибает их с другого конца...
Взрослому надо затянуть на шее узел, только тогда он заметит, как блестит позолота на куполах кладбищенской часовни неподалёку. И что голоса поющих ангелов очень напоминают голоса детей, брошенных им на потеху педофилам...
Лишь мысль о том, что меня ждёт после командировки в Россию, успокаивает моё сознание и нервы. Это замок 12 века в Рен-ле-Шато, куда я мысленно переношусь каждую ночь. С этим местом связаны все мои надежды. Я выкупил его, потому что он имеет отношение к истории моего рода, а память предков, скажу я вам — единственное, что важно для человека. Но это очень личное; тем более, что вам всё равно не понять...
Глава третья
Мир вокруг рухнул. Пятилетнего мальчика соседские дети всегда недолюбливали. Причина была в том, что он не очень хорошо выговаривал букву «Р». Проще говоря, картавил. На самом деле, дети многие нуждаются в коррекции речи логопедом. В любом случае, если ребёнок вырастает самостоятельной личностью, независимой, уверенной в себе, то такие мелочи не вспоминаются, а если не прошли в переходный период, то перестают быть проблемой в том или ином роде.
Перестают быть проблемой... только если вы не еврей или не сын пленного немца, а что ещё хуже — и то и другое вместе.
Мечты о равенстве и дружбе между нациями (мечты искренние, — тем более, между нациями, не самыми отстающими в мировой истории) не реализовались у моих родителей.
Хотя, может не стоит брать на себя ответственность за их выбор. Ведь это не им пришлось валяться в кирпичной крошке на пустыре, возле заброшенной котельной, и наматывать кровавые сопли на кулак, при этом, пытаясь улыбнуться рваными губами, обнажавшими обломки молочных зубов. Чем и доводить до бешенства своих мучителей. А улыбка, по-правде сказать, видимо, была не вполне обворожительная, потому что девочки, присутствовавшие на экзекуции по принудительному обрусению жида полукровки и фрица в одном помятом лице, надрывно смеялись, приседая и притопывая ножками.
Я не виню ни тех, ни других — они же были детьми.... Кто знает, может они изменились с возрастом?...
У меня кружилась голова. Было трудно сфокусировать взгляд на предметах. В тот момент я вообще слабо понимал, на каких предметах надо сфокусировать взгляд, — их было в избытке, и они все неотступно требовали внимания от меня, привлекая его улюлюканьем и выпадами.
Именно в тот день к врождённому чувству юмора примешалась хорошая порция цинизма.
За два года до этого события мой старший брат убежал из дома. Ему тогда было 17 лет. Как он добрался до Франции одному Богу известно, но факт: его взяли во Французский Легион лишь за то, что он преодолел столько границ, незамеченным ни одной пограничной собакой.
А в день, когда его наградили Орденом Почётного Легиона за то, что он вытащил из-под миномётного огня четверых сослуживцев, я тоже узнал, что кровь красная, что она солёная на вкус, что её много.
И что твоя голова выдержит, по меньшей мере, сорок ударов ногой человека, примерно равного с тобой по весу, прежде чем тебя вырвет обломками молочных зубов и кукурузной кашей, которую мама сварила тебе утром, и которую ты любишь, но, торопясь к пацанам во двор, не очень хорошо прожёвываешь, глотаешь комками. Не знаю, почему считается, что каша усваивается быстро — даже через час ты смотришь в паузах между глухими ударами на эти комочки, непрожёванные за завтраком и удивляешься этому факту. Как будто нет ничего более важного в данный момент...
Надо сказать, что это был далеко не последний момент позора, когда мне не давали встать с земли, но в памяти прочно засел этот образ, и каждый раз, перед неминуемой экзекуцией, я думаю, не станет ли ругаться мама за то, что я не прожевал кашу...
Прошло много лет, мои молочные зубы поменялись на коренные, кашу мне давно варит жена. Вернее, не мне, а нашим двум детям. А я частенько доедаю за ними, потому что они, как и все дети, не любят кашу и плевали на то, что она полезная; но я никогда не ругаю их за это, и всегда занимаю их позицию, когда они злят непослушанием их мать, потому что если я не смогу сохранить их молочных зубов, то пусть хотя бы они не переживают из-за вида комочков той самой каши, которую сварила им их мама...
С тех пор многое изменилось. Я сменил имя и фамилию на те, которыми меня нарекли по рождению, с тех, с которыми комфортно жить в России.
Я увиделся в Европе с братом. Он к тому времени был в отставке и жил во французской провинции. Так и не женился. Завёл собаку и разговаривает преимущественно с ней, даже когда рядом ещё кто-то есть. С людьми так и не нашёл общего языка. Может и правильно: рядом с ним даже я всегда чувствую угрозу, хотя знаю, что он меня любит. Что говорить о посторонних....
Потом я закончил университет, получил профессию по призванию. Отмечаю это, потому что вы не можете похвастаться этим, в своём большинстве. Женился, и в счастливом браке имею двух детей. Мальчик и девочка — моя персональная армия. Надеюсь, жена этого не прочитает, потому что устала от моих тактик и стратегий. И не видит в этом ничего полезного. Женщина! Пишу с умилением, ведь построение мира — это их предназначение. Мужчины говорят: «Хочешь мира — готовься к войне». Но, конечно же, я её понимаю. Она строит наш мир, а я завоёвываю весь остальной. И, конечно же, я не забыл имена ТЕХ... Конечно же, я не ЗАБЫЛ...
Обломки зубов, в окрашенных кровью комочках непереваренной кукурузной каши — это последнее, что они видели.
И мою обворожительную улыбку.
Господин генерал говорит, что очень вредно для профессионала мстить, потому что так он растрачивает злость в работе. Но мне не жалко злости. У меня её хватит не на одну командировку. А когда она закончится, останется один холодный расчёт и безразличие к тем, чьи жертвы так и остались лежать в кирпичной крошке, на пустыре, возле заброшенной котельной, в луже блевотины и выдавленных каловых масс.
Да, перед натиском гостеприимства русской души бессилен любой сфинктер!
Глава четвёртая
Сегодня мне доложили, что я должен допросить одного наркозависимого. Судя по информации из досье: героинщик; стадия зависимости: вторая; уровень деградации: предпоследний (уже необратимый для такого примата); степень вероятной вербовки: сразу, навскидку — нулевая; я бы такого не рекомендовал комиссии... Что ещё можно сказать? Остальные выводы — после беседы. На титульном листе амбулаторной карты, которую утром принёс ординатор, стояло имя: Хмурый Степан Андреевич. Что ж, Степан Андреевич полностью реализовал карму своего имени.
Поручение дано мне как психиатру. Значит, я должен составить психологический портрет и установить уровень потенциальной опасности данного объекта. Вообще, мне не часто приходилось выполнять здесь такие поручения; я имею в виду, что мне не поручали допрашивать простых наркоманов. Видимо есть предположение, что этот не простой....
Странное поручение. Именно, — не приказ. И не лично от господина генерала. Хотя... это просто моя профессиональная паранойя. Я же, как у вас называется, дембель.
Мне уже не должны поручить ничего глобального, как расследование несанкционированных взрывов в метрополитене или разворовывания средств, выделенных на восстановление Кремля. Оба эти дела я вёл три года назад. Целью было выяснить мотивы присвоения таких масштабных средств без опасения быть пойманным за руку, ведь для ряда развитых государств — это годовой бюджет... Но, как выяснилось после «беседы», — никаких мотивов не было.
Банально: потеря осязания границ допустимого предела жадности, и как результат примитивной человеческой глупости, на почве... хотя слово «почва» в данном контексте звучит, наверное, слишком... возвышающе... скажем так: на основе генетической деградации. И, как следствие всего вышеперечисленного, — духовная нищета, как бы пафосно для вас это не звучало.
Хотя вряд ли вы по достоинству оцените мой диагноз....
Деньги мы тогда изъяли, объект поместили в привычную среду обитания, разъяснив инструкции по возможным сценариям развития событий в случае повторения подобной самодеятельности....
Но с другой стороны, мне и не поручают чего-то заурядного, а значит, я должен показать класс. И я его покажу. Так, где наш кролик?!
Я решил не проводить допроса в специальной камере: в комнате, площадью 160 квадратных метров, с бесшумным освещением в 4 киловатта, с табуреткой, прикрученной к полу, со шлангом, валяющимся на грязном, от испражнений, кафельном полу. У меня никогда не получалось вызвать в себе ощущение полёта, во время работы в такой обстановке. Всё всегда сводилось к банальному избиению допрашиваемых объектов. Что поделать? Такова специфика работы в России. Лубочная истина пророков с Лубянки. Не мой стиль.
Останки такого материала, кстати, мы отдавали продавцам шавермы; и нас никто, ни разу не заподозрил в том, что это — человеческое мясо. Скорее всего, по двум причинам: во-первых, шаверму в России очень редко делают из легального мяса, а во-вторых, этот вопрос вообще никогда не задаётся. Что это за мясо, откуда оно? Главное, недорого. А для нашего отдела — это ещё одна галочка. Ребята из службы зачистки и утилизации даже зарабатывают на этом. И я слышал, что очень неплохо. Не так хорошо как я, конечно, — замков у них, насколько я знаю, нет, но на достойную жизнь в пригороде столицы хватает. Безусловно, это не мой вариант. Suum quique. Причём, я слышал, что они не ограничиваются сдачей только нашего материала, кого-то зачищают со стороны. Но не пойман — не вор, как у вас говорится.
Одним словом, выполнить это поручение я решил с особым шиком, так, как хотел сделать не однажды. Но в силу сложности материала... Попробую объяснить.
Образование, полученное мной, позволяет достигнуть максимального эффекта психического воздействия. Тем более что оно усилено серьёзным опытом. Но в случае с Российским материалом, моё образование не работает и на 20% своего ресурса: примитивное сознание объекта исследования, выращенное при постоянном информационном давлении извне, и не защищённое изнутри никаким интеллектом, претерпевает такие метаморфозы и искажения, что ставит в тупик кого угодно.
Непредсказуемость выводов и изощрённейшие решения простейших задач; заторможенная реакция в стрессовых ситуациях граничит с гипервосприятием несуществующих проблем. Вот с чем приходится работать!
Я приказал привести объект в мой кабинет, так как не боялся испачкать кленовый паркет испражнениями, вызванными физическим давлением, наряду с воздействием химическими препаратами. Мне не хотелось всего этого применять.
Ну, может быть только в незначительных дозах.
Глава пятая
Объект ввели ровно в 11.00, что и было зафиксировано мной в медицинской карте, согласно инструкции о ведении исследований. Хорошее начало. Пунктуальность помогает лучше сосредоточиться. Я отметил это сержанту кивком головы и лёгкой, еле заметной, дружеской улыбкой, чем поблагодарил за службу. Благодарить не по уставу младший состав позволяется только мне, поскольку я руководитель отдела, а не просто военный, и поскольку я на хорошем счету у господина генерала. Мне нравится, когда мне доверяют, и когда я могу доверять (до известных пределов, конечно), это сильно облегчает тяжесть осознания, что ты находишься вдали от Родины. Впрочем, я отвлёкся...
Наручники с него сняли сразу же, как он переступил порог моего кабинета — по предварительной договорённости. На его измученном страданием по дозе лице, отразилась гримаса непонимания и ощущения приближающейся опасности, непредсказуемой, ибо правила поведения, к которым он привык в подобных ситуациях, не работали. Ему 28 лет. Выглядит он на все 40. Затравленный взгляд с искрой безумия. Кислый запах пота и мочи, который я почувствовал за восемь метров, даже не вставая с кресла. Почему-то отвращение, испытываемое мною всегда при общении с материалом, на этот раз было таким сильным, что я почувствовал разочарование от мысли о том, что мне предстоит сейчас с ним работать.
С чего же начать? Для начала нужно было несколько разрядить обстановку. Хотя, если честно, мне хотелось разрядить в него ПЗРК. «Ну вот», - подумал я, - «все мои приготовления и профессиональные предрассудки, которыми я обложился, словно беременная барышня подушками, враз перестали иметь смысл и превратились просто в пафос».
Хорошо, нужно всего-навсего собраться и отбросить мысли о скорой отставке, о замке в Рен-ле-Шато, о жене, детях, о кипарисовой аллее, начинающейся прямо от подъёмного моста через круговой ров, а отработать объект по полной программе. И, зная, что в любом деле самое сложное — это начать, я решил начать хоть с чего-нибудь.
- Принесите, нам чай. Зелёный, «Выбор Императора», - сказал я в микрофон связи с секретарём. Через секунду добавил, - пожалуйста. Код «Выбор Императора» означал, что в чай следует добавить несколько гранул морфия. Код «пожалуйста» (как бы с поправкой на германскую вежливость) — означал, что гранул можно не жалеть, потому как несколькими гранулами данный объект не проймёшь.