Искусство китайцев и искусство греков
Пророк сказал: «Существуют люди, видящие Меня
в том же свете, в котором я вижу их.
Наши натуры являются одним.
Безотносительно к линиям родословных,
безотносительно к текстам и традициям,
мы пьем живую воду вместе».
Вот история
об этой скрытой тайне:
Китайцы и греки
заспорили, кто из них лучшие художники.
Шах сказал:
«Мы разрешим вопрос при помощи диспута».
Китайцы начали говорить,
но греки хранили молчание.
Китайцы тогда посоветовали,
чтобы каждым отвели по комнате для показа
их художеств -
две комнаты напротив, разделенные завесой.
Китайцы попросили у шаха
сотню различных красок,
всевозможные оттенки,
и каждое утро они являлись туда,
где хранились краски, и забирали их себе.
Греки же красок не брали:
«Они в нашей работе не применяются».
Греки отправились в свою комнату
и начали чистить и полировать стены.
Все дни напролет
они придавали стенам такую чистоту и ясность,
какою обладает чистое небо.
Существует путь,
ведущий от цветастости к бесцветности.
Знай, что великолепное разнообразие
облаков и погоды имеет своим истоком
абсолютную простоту солнца и луны.
Китайцы окончили труд и были весьма довольны.
Они стали бить в барабаны от радости завершения.
Шах вошел в комнату
и поразился превосходной раскраске и тонкости деталей.
Греки тогда убрали завесу, разделявшую комнаты.
Китайские фигуры и образы отразились
в сиянье чистых греческих стен.
Они ожили там даже с большей красотой,
всегда меняясь в новом освещении.
Искусство греков - это путь суфиев.
Они не изучают книг, полных философских рассуждений.
Они делают свою влюбленность все яснее и яснее.
Ни желаний, ни злобы.
В этой чистоте они получают
и отражают образы каждого мгновения,
приходящие отсюда, от звезд, из ничто.
Они принимают их в себя,
как если бы видели
с пронзительной ясностью
То, что видит их.
---
Ты ревнуешь к океану из-за его щедрости?
С чего бы ты отказал
кому-либо в этой радости?
Рыбы не держат священную жидкость в чашах!
Они плавают в этой огромной перетекающей свободе.
Мошкара на ветру
Мошки вылетели из травы
и пришли побеседовать с Соломоном.
«Ты судишь праведно по отношению
к малым мира сего,
а уж меньше нас нет никого!
Мы — малюсенькие олицетворения хрупкости.
Можешь ли ты нас защитить?»
«Кто вас обидел?»
«Наша жалоба — против ветра».
«Ну, что же, — сказал Соломон, — голоса у вас,
мошки, мелодичные, но помните,
что судья не может выслушивать лишь одного обвинителя.
Я должен услышать обе стороны».
«Конечно», — согласились мошки.
«Призовите Восточный Ветер», —
провозгласил Соломон,
и ветер явился почти тотчас же.
Что случилось с мошками-истцами? — Их унесло.
Таков путь каждого искателя,
приходящего жаловаться в Высший Суд.
Когда пробил час Божьего присутствия,
где же искатели?
Вначале умирание, затем единение —
как мошкара на ветру.
Айаз и жемчуг шаха
Однажды шах собрал своих придворных.
Он вручил визирю сверкающую жемчужину.
«Сколько, ты полагаешь, она стоит?»
«Больше золота, чем сто ослов могли бы унести».
«Разбей ее!»
«Владыка, как я могу растратить твои владенья
подобным образом?»
Шах одарил его почетным одеяньем за такой ответ
и взял обратно жемчуг.
Он поговорил с придворными о разных делах.
Затем вложил жемчужину
в руку управляющего делами.
«За сколько можно ее продать?»
«Половина царства, сохрани ее Господь!»
«Разбей ее!»
«Не поднимется моя рука на это».
Шах пожаловал ему почетную одежду
и увеличил жалованье, и то же произошло
с каждым из пятидесяти или шестидесяти придворных.
Один за другим они подражали визирю
и управляющему, обретая новые богатства.
Наконец жемчужина попала к Айазу.
«Не правда ли, она великолепна?»
«Превыше слов».
«Тогда разбей ее сию минуту на мелкие кусочки».
Айазу ранее приснился сон
об этом и он спрятал два камня в рукаве.
Зажав жемчужину меж ними, он раздробил ее.
Как Иосиф слушал окончание
своей истории, сидя в колодце,
так подобные слушатели
понимают успех и неуспех как одно и то же.
Не волнуйся о внешнем.
Если кто-то хочет твою лошадь —
пусть берет ее. Лошади служат для того,
чтобы опережать других.
Придворное собранье возопило, завидя
безрассудство Айаза: «Как мог ты это сделать?»
«Повеленье шаха дороже любого жемчуга.
Я почитаю Его, а не какой-то разноцветный камень».
Тотчас придворные упали на колени,
упершись в землю лбами.
Их воздыханья устремлялись вверх подобно черной туче,
молящей о прощении.
Шах же подал знак палачу, как бы говоря:
«Вынеси отсюда этот сор».
Айаз шагнул вперед.
«Их заставляет так сгибаться твое милосердие.
Дозволь им жить! Пусть они продолжают надеяться
на единение с Тобой. Теперь они увидели собственную
нерадивость, как пьяница, сказавший:
«Я не ведал, что творил», и тогда
кто-то заметил: «Ты вызвал эту нерадивость у себя.
Ты пил ее. У тебя был выбор!»
Они познали глубоко, как подражанье их убаюкало.
Не отделяй себя от них.
Взгляни на головы, склоненные до пола.
Возвысь их лица до своего. Дай им омыться
в твоей прохладной умывальне».
Айаз и его речения всегда достигают этой точки,
но затем перо ломается. Как можно в блюдце
вылить океан? Пьяницы разбивают свои кубки,
но вино-то наливал им ты!
Айаз сказал: «Меня ты выбрал,
чтоб жемчуг разбить.
Не подвергай же наказанью
других за послушанье опьяненное мое!
Накажи их, когда я буду трезв,
поскольку я не протрезвею больше никогда.
Кто так склоняется в поклоне, как они,
тот не восстанет в своем старом «я».
Подобно мошке, в айран1 попавшей,
они твоим айраном стали.
Горы содрогаются. Их карта и компас —
линии твоей ладони».
Хусам, мне нужно сотню ртов, чтоб это выразить,
а у меня есть лишь один!
Сто тысяч впечатлений духа
жаждут пробиться сквозь меня.
Я ошеломлен этим обилием, сокрушен и мертв.
---
Я наполнен тобой.
Кожа, кровь, кость, мозг и душа.
Нет места ни для нехватки веры, ни для веры.
Нет ничего в этом существовании, кроме
того существования.
Горошина — повару
Горошина чуть не выскакивает из котла,
где она варится.
«Что ты делаешь со мной?»
Повар ударом черпака сбрасывает ее вниз.
«Даже и не пытайся выпрыгнуть.
Ты думаешь, что я мучаю тебя?
Я придаю тебе вкус,
чтобы ты могла смешаться со специями и рисом
и стать чудесной жизненной силой для человека.
Помнишь, ты напивалась дождем в саду?
То было для этого».
Благодать вначале.
Сексуальное удовольствие,
затем начинается кипящая новая жизнь,
и Друг получает что-то хорошее для еды.
В конце концов горошина
скажет повару: «Повари меня еще.
Бей меня черпаком.
Я не могу делать этого сама.
Я — как слон, мечтающий о садах
родного Индостана, но не обращающий внимания
на своего погонщика.
Ты мой повар, мой погонщик,
мой путь к существованию. Я обожаю твою стряпню».
Повар говорит:
«Когда-то и я был как ты,
только что из земли. Затем я варился во времени
и варился в теле — две лютые варки.
Моя животная душа окрепла.
Я направлял ее с помощью духовной практики,
варил еще и еще —
и стал твоим учителем».
Высшая щедрость
Ябыл мертв, затем ожил.
Рыдал, потом смеялся.
Сила любви нахлынула на меня,
и я стал грозен как лев,
потом нежен как вечерняя звезда.
Он сказал: «Ты недостаточно безумен.
Тебе не место в этом доме».
Мной овладела ярость, и меня пришлось связать.
Он сказал: «Ты все еще не настолько яростен,
чтобы остаться с нами!»
Я пробился сквозь еще один пласт,
в радость.
Он сказал: «Этого мало».
Я умер.
Он сказал: «Ты умничающий человечек,
полный фантазий и сомнения».
Я выщипал себе перья и стал дураком.
Он сказал: «Теперь ты — свеча
для собирающихся здесь».
Но я не свеча. Посмотри!
Я — рассеивающийся дым.
Он сказал: «Ты шейх, наставник».
Но я не учитель. Я бессилен.
Он сказал: «У тебя уже есть крылья.
Я тебе крыльев дать не могу».
Но я хотел Его крылья.
Я ощущал себя цыпленком, не способным к полету.
Потом со мной заговорили новые события:
«Не двигайся. Высшая щедрость
приближается к тебе».
И прежняя любовь сказала: «Останься со мной».
Я ответил: «Остаюсь».
Ты — источник солнечного света.
Я — тень ивы на земле.
Ты преображаешь мою заскорузлость в шелковистость.
Душа на рассвете подобна потемневшей воде,
которая медленно начинает произносить:
«Спасибо, спасибо».
Потом на закате опять Венера постепенно
превращается в луну, а затем во все ночное небо.
Это улыбка, пришедшая
в ответ на твою.
Шахматный мастер не говорит ничего
и лишь двигает безмолвную шахматную фигуру.
То, что я — участник сюжета
этой игры, делает меня
удивительно счастливым.
Нет места формам
Той ночью, когда ты перейдешь улицу
со стороны, где находятся твоя лавка и дом,
на сторону кладбища,
ты услышишь, как я приветствую тебя изнутри
отверстой могилы, и ты осознаешь,
что мы всегда были вместе.
Я — чистое сущностное сознание
твоего бытия,
неизменяемое ни во время экстаза,
ни в изможденности самобичевания.
Той ночью, когда ты избавишься от страха
змеиных укусов,
от раздражения, вызванного муравьями,
ты услышишь
мой знакомый голос,
увидишь, что зажжена свеча,
вдохнешь благовония.
Неожиданное пиршество будет устроено Возлюбленным,
который внутри всех других твоих возлюбленных.
Это сердечное смятение — огненный сигнал,
который я подаю тебе из гробницы.
Так что не волнуйся попусту о саване
и пыли кладбищенских тропинок.
Саван будет разодран и пыль будет смыта
музыкой нашей наконец-то состоявшейся встречи.
И не высматривай меня в человеческом образе.
Я внутри твоего смотрения.
Нет места формам,
когда любовь настолько сильна.
Нет нужды дожидаться, пока мы умрем!
Есть нечто большее здесь, чем деньги
и слава, и кусочки зажаренного мяса.
Ну, как мы назовем эту новую разновидность
дома для вглядывания,
открывшегося в нашем городе, где люди тихо
сидят, и то, как они смотрят, изливается
подобно свету,
подобно ответу.
Друзья детства
Может, вы слыхали про обычай королей
располагать воинов с левой стороны,
стороны сердца и храбрости.
Справа они ставят советников
и различных писцов, поскольку мастерство
счетоводства и письма принадлежит обычно правой руке.
В центре — суфии,
поскольку в медитации они становятся зеркалами.
Король может посмотреть на их лица
и увидеть свое первозданное состояние.
Дай зеркала тем, кто красив,
и пусть они влюбляются в себя,
чтобы могли они полировать свои души
и разжигать вспоминание в других.
Однажды Иосифа навестил близкий друг детства.
Они делились секретами
из тех, что дети говорят друг другу,
когда лежат на подушках, прежде чем уснуть.
Эти двое были абсолютно искренни друг с другом.
Друг спросил: «Что ты ощущал, когда понял,
что братья твои завистливы
и злоумышляют против тебя?»
«Я ощущал себя львом с цепью на шее.
Не униженный этой цепью, не жалующийся,
но просто ожидающий, что моя сила будет признана».
«А в колодце, и затем в тюрьме?
Каково там было?»
«Как луна, когда она на ущербе,
однако знает, что придет и полнота.
Как жемчужина, растертая в порошок для снадобья,
знающая, что станет светом в человеческих очах.
Как зерно пшеницы, раскрывающееся в земле,
растущее, затем пожатое, смолотое на мельнице
в муку, испеченное, раскрошенное снова меж зубов,
чтобы стать глубочайшим пониманьем в человеке.
Потерянное в любви, как те песни, что сеятели поют
в ночь после высева зерна».
Нет этому конца.
Но вернемся к тому,
о чем тот славный человек с Иосифом беседовал.
«А что, мой друг, ты Мне принес?
Ты знаешь, что негоже страннику являться
с пустыми руками к двери такого Друга, как я.
Это все равно, что отправляться на мельницу
без зернышка пшеницы.
Бог станет вопрошать при воскрешении:
«Ты принес подарок Мне? Забыл?
Или, может, думал, что не увидишься со Мной?»
Иосиф продолжал поддразнивать.
Гость начал: «Ты не представляешь, как я искал
подарок для Тебя. Но все казалось неуместным.
Не понесешь же злато в золотую жилу,
а каплю воды — морю Омана!
Все, приходившее в голову, было равносильно тому,
чтобы нести зерна тмина в город Керманшу,
откуда тмин берет происхожденье.
Все зерна уже хранятся в Твоих амбарах.
Ты имеешь даже мою любовь и душу,
так что и их я дать не мог.
Я зеркало Тебе принес. Ты на себя смотри
и помни обо мне».
Он зеркало достал из-под накидки,
где сберегал его.
Что есть зеркало бытия?
Небытие. Приноси всегда зерцало небытия
в качестве подарка. Любой другой подарок нелеп.
Пусть бедняк вглядится в щедрость глубоко.
Пусть хлеб увидит голодающего человека.
Пускай трут узрит искру кресала.
Пустое зеркало и твои гибельные привычки,
когда их держишь друг напротив друга, —
вот когда начинаются настоящие дела.
Вот где искусство и ремесла.
Портному нужен порванный кафтан,
чтобы свое практиковать искусство.
Стволы деревьев приходится рубить за разом раз,
чтоб их использовать сумел краснодеревщик.
Лекарю необходима сломанная нога, чтобы ее лечить.
Недостатки суть способы для славы проявиться.
Кто увидел, каковы его болезни,
тот галопом поскачет по пути.
Нет хуже ничего,
чем думать, что ты пребываешь в здравии.
Более всего другого самодовольство
путь преграждает мастерству.
Помести свою низость напротив зеркала и рыдай.
Пусть вытечет самодовольство из тебя!
Сатана думал: «Я лучше Адама»,
и это «лучше» все еще крепко в нас сидит.
Твоя проточная вода, возможно, выглядит чистой,
но есть еще и непотревоженная муть на дне.
Твой шейх может прокопать отводной канал,
который выведет муть наружу.
Доверь свою рану врачеванию учителя.
На рану слетаются мухи. Они покрывают ее,
эти мухи самооправданий,
твоей любви к тому, что ты почитаешь своим.
Дай учителю смахнуть мух и забинтовать рану.
Не отворачивай головы. Продолжай смотреть
на забинтованное место. Именно там
в тебя входит свет.
И не верь даже и на мгновение,
что ты излечиваешь себя сам.
Мышь и верблюд
Мышь ухватилась за верблюжью узду
передними лапками и пошла,
подражая погонщикам верблюдов.
Верблюд последовал за ней,
давая мыши ощутить геройство.
Наслаждайся, —
подумал он. — Я преподам тебе сейчас урок».
Они подошли к берегу большой реки.
Мышь остолбенела.
«Чего ты ждешь?
Входи же в реку. Ты мой предводитель.
Не останавливайся здесь».
«Я боюсь утонуть».
Верблюд вошел в воду. «Здесь всего лишь по колено».
«Твое колено! Твое колено
в сто раз выше моей головы!»
«Ну что ж, быть может, тебе
не стать погонщиком верблюдов.
Оставайся с такими же, как ты.
Ведь мыши нечего сказать верблюду».
«Может быть, ты поможешь мне
перебраться на тот берег?»
«Залезай ко мне на горб.
Я создан для переправы сотен тебе подобных».
Ты не пророк, но следуй смиренно по пути пророков —
и сможешь прибыть туда же, где находятся они.
Не пытайся направлять корабль.
Не открывай свою собственную лавку.
Слушай. Храни молчание.
Ты не Божий глашатай. Старайся быть ухом,
а если уж заговорил, то для того, чтоб попросить
о разъяснении.
Источник твоего высокомерия и злобы —
в вожделениях, укоренившихся в твоих привычках.
Некто, привыкший есть глину, приходит в негодование,
когда ты пытаешься помешать ему.
Предводительство также может стать
ядовитой привычкой.
Когда кто-нибудь ставит под вопрос твои полномочия,
ты думаешь: «Он пытается захватить власть».
Ты, может быть, ответишь вежливо,
но внутренне ты негодуешь.
Всегда сверяй свое внутреннее состояние
с владыкой своего сердца.
Медь не знает, что она медь,
пока не превратилась в золото.
Твоя любовь не знает своего величия,
пока не узнала своей беспомощности.
Хромой козел
Вы видели козлиное стадо,
спускающееся к воде.
Хромой и мечтательный козел
замыкает шествие.
На некоторых лицах — беспокойство о нем,
но теперь они смеются,
поскольку — посмотри: когда стадо возвращается,
тот козел ведет его!
Есть много различных видов познания.
Разновидность знания хромого козла —
это ветвь, восходящая
к корням существования.
Научись у хромого козла
и поведи стадо домой.
Отец-разум
Космос — форма божественного закона,
твой здравомыслящий отец.
Когда ты испытываешь по отношению к нему неблагодарность,
очертания мира кажутся злобными и уродливыми.
Помирись с этим отцом, с изысканностью узоров,
и все пережитое наполнится ощущением близости.
Поскольку я влюблен в это, я никогда не скучаю.
Красота постоянно исторгается из источника, шум
ключевой воды в ушах и в моем внутреннем бытии.
Ветви деревьев вздымаются и опадают подобно
экстатическим рукам
тех, кто предался мистической жизни.
Звуки листьев переговариваются как поэты,
творящие свежие метафоры.
Зеленый войлок покрывает побеги,
но мы замечаем проблески зеркала,
скрытого под ним.
Подумай, каково будет, когда все покрывающее
сдернуто в сторону! Я рассказываю
лишь об одной тысячной того, что вижу,
поскольку так много сомнения повсюду.
Распространено мнение, что эта поэзия
с оптимизмом смотрит в будущее.
Но Отец-Разум говорит:
Нет нужды провозвещать будущее!
Это теперь и есть оно. Это.
Твоя глубочайшая нужда и желание
удовлетворены энергией мгновения
здесь, в твоей руке.
---
Смиренная жизнь не принижает. Она наполняет.
Возврат к более простому «я» дает мудрость.
Когда мужчина придумывает истории
для своего ребенка,
он становится отцом и ребенком,
слушающими вместе.
Собаки любви
Однажды ночью человек взывал:
«Аллах! Аллах!»
Сладость на его губах все возрастала от восхвалений,
пока какой-то циник не сказал:
«Ну, как? Я слышал твои призывы,
а ответ ты получил хотя бы раз?»
Человеку нечего было на это сказать.
Он перестал молиться и погрузился в беспокойный сон. Ему приснилось, что он видит Хызра, наставника душ,
среди густой зеленой листвы.
«Почему ты прекратил восхваления?»
«Потому что я ни разу не слышал ответа».
«Эта устремленность, которую ты проявляешь,
и есть ответное послание».
Скорбь, из которой ты взыскуешь,
влечет тебя к соединению.
Твоя чистая печаль, желающая помощи,
есть тайный кубок.
Слушай, как собака воет, тоскуя о своем хозяине.
Это скуление и есть связующее звено.
Существуют собаки любви,
чьи имена никому не известны.
Отдай свою жизнь, чтобы стать одной из них.
Моисей и пастух
Моисей услышал, как пастух молится у дороги:
«Боже, где Ты? Я хочу помочь Тебе, починить твои башмаки и причесать волосы. Я хочу постирать Тебе одежду и снять вшей. Я хочу принести Тебе молока,
целовать Твои рученьки и ноженьки,
когда настает время для Тебя идти в кровать.
Я хочу подмести Твою комнату
и держать ее в чистоте. Боже, мои овцы и козы — Твои.
Все, что я могу сказать, вспоминая тебя,
это ай-й-й и ах-х-х».
Моисей не мог этого больше выдержать:
«С кем это ты говоришь?»
«С Тем, кто сотворил нас,
сотворил землю и сотворил небо».
«Не говори о башмаках
и носках с Богом! И что это еще за рученьки и ноженьки?
Это звучит кощунственно и фамильярно, как будто
ты болтаешь со своими дядьками.
Только то, что растет, нуждается в молоке.
Только тот, у кого есть ноги,
нуждается в башмаках. Не Бог!
Даже если ты имел в виду Божьих посланников,
как Бог, когда Он сказал:
«Я был болен и вы не навестили Меня»,
даже тогда этот тон был бы нелепым и непочтительным.
Используй уместные термины.
Фатима — хорошее имя для женщины,
но если ты назовешь мужчину Фатимой, это оскорбленье.
Язык тела и рождений
пригоден для нас, на этом берегу реки,
но не для того, чтоб обращаться к Источнику,
не для Аллаха».
Пастух раскаялся, разорвал свою одежду,
тяжко вздыхая, он ушел в пустыню.
И тогда нежданно откровение пришло Моисею.
Божий голос:
Ты разлучил Меня и того, кто близок Мне.
Ты, как Пророк, пришел соединять иль разделять?
Я дал каждому существу
собственный и непохожий путь видения, знания
и способность выразить это знание.
То, что кажется ложным тебе, правильно для него.
Чистота и нечистота, леность и усердие
в богослужении для меня не значат ничего.
Я чужд всему подобному.
Не думай, что один способ богослужения
оценивается выше или ниже, чем другой.
Индусы поступают так,как свойственно индусам.
Дравиды-мусульмане в Индии делают то,
что свойственно им.
Все это хвала, все это благо.
Это не я прославляем в актах богослужения.
Это служащие Богу! Я не слышу ими произносимых слов. Я смотрю внутрь на их смиренность.
Разверзнутая приниженность является реальностью,
а не язык! Забудь о фразах. Я хочу горения, горения.
Будь другом своего горения.
Сожги свое мышление и свои формы выражения!
Моисей,те, кто обращает внимание на способы поведения
и говорения, принадлежат к одной категории.
Сгорающие влюбленные — к другой.
Не облагай налогом на собственность
сожженное селенье. Не порицай влюбленного.
«Ложность» его речей в сто раз лучше
«правильности» у других.
Внутри Каабы неважно,
в какую сторону направить
свой молитвенный коврик!
Ныряльщику в океане не нужны снегоступы!
Владения любви не имеют правил или доктрины.
Только Бога.
Таков рубин, на котором ничего не выгравировано!
Он не нуждается в метках.
Бог начал являть
сокровенные тайны Моисею. Виденья и слова,
которые нельзя здесь записать, изливались на него
и чрез него. Он покинул себя и затем вернулся.
Он вошел в вечность и пришел опять сюда.
Это происходило много раз.
Нелепо с моей стороны
пытаться говорить об этом. Если б я сказал,
это вырвало бы с корнем нашу человеческую разумность,
это разломало бы перья, используемые для писания.
Моисей побежал за пастухом.
Он следовал за смятенными следами,
которые в одних местах шли прямо, как ладья
по шахматной доске, а в других — поперек,
как шахматный слон, то поднимались подобно гребню волны, то съезжали вниз, как рыба,
но его ступни всегда
оставляли гадательные символы на песке —
летопись его отчаянного состояния.
Наконец Моисей догнал его.
«Я был неправ. Бог открыл мне,
что в богослужении нет правил.
Говори все, что и как твоя влюбленность тебе подсказывает.
Твое сладостное кощунство
есть подлинная преданность.
Благодаря тебе весь мир обретает свободу.
Пусть твой язык развяжется, и не волнуйся
о том, что выйдет.
Все это светоч духа».
Пастух отвечал:
«Моисей, Моисей,
я ушел превыше даже этого.
Ты применил свой кнут, и моя лошадь испугалась
и выпрыгнула из себя.
Божественная и человеческая природа
сошлись вместе.
Благословенна твоя карающая длань.
Я не могу сказать, что случилось.
То, что я говорю сейчас,
не мое подлинное состояние. Оно неизреченно».
Пастух затих.
Когда смотришь в зеркало,
ты видишь самого себя, а не состояние зеркала.
Флейтист влагает дыхание во флейту,
и кто творит музыку? Не флейта.
Флейтист!
Всякий раз, когда ты воздаешь хвалу
или благодарения Богу, они всегда подобны простоте
этого славного пастуха.
Когда ты в конце концов увидишь
сквозь завесы, каковы вещи на самом деле,
ты будешь повторять снова и снова:
«Это уж точно не похоже на то,
как мы себе это представляли!»