Сага об Олаве сыне Трюггви 7 страница
CIX
Конунг Олав сын Трюггви стоял высоко на корме Змея в тот день и то стрелял из лука, то метал копья, и всегда два сразу. Он смотрел вперед и видел, как люди на его корабле рубят с размаха мечами, но он видел также, что мечи плохо режут, и громко крикнул:
— Что же вы так вяло рубите? Я вижу, что мечи ваши не режут!
Кто-то отвечает:
— Мечи наши притупились и очень зазубрились.
Тогда конунг спустился с кормы, открыл рундук под почетным сиденьем, вынул оттуда много острых мечей и раздал людям. И когда он опускал вниз правую руку, то люди видели, что кровь текла у него из рукава кольчуги. Но никто не знает, куда он был ранен.
CX
Всего больше защищались и всего больше разили врагов те, кто стоял на корме и на носу Змея. И там и там люди были как на подбор и всего выше борт.
И вот, так как посередине корабля погибло всего больше народа и у мачты уже мало кто стоял на ногах, Эйрик ярл пошел на приступ и взошел на Змей сам пятнадцатый. Навстречу ему бросился Хюрнинг, зять Олава конунга, с другими людьми, и завязалась ожесточеннейшая битва, которая кончилась тем, что ярл отступил на свой корабль, а те, кто ворвался с ним на Змей, были либо убиты, либо ранены. Торд сын Кольбейна так говорит об этом:
Там за кровлей Грима112
Шли витязи в лязге
…………………………
…………………………113
И доколь не рухнет
Небо, не забудут,
Как пускал ток раны
Светлой сталью Хюрнинг.
Снова разгорелась ожесточеннейшая битва, и многие полегли тогда на Змее. И вот, когда войско, защищавшее Змея, еще поредело, Эйрик ярл в другой раз пошел на приступ Змея. Снова ему было оказано ожесточенное сопротивление. А когда те, кто стоял на носу Змея, увидели, что происходит, они перешли на корму и стали оказывать там ярлу ожесточенное сопротивление. Но так как на Змее погибло столько народу, что борты его опустели, люди ярла стали всходить на корабль по всему борту. И все те, кто еще мог защищать Змей, пошли на корму корабля, где находился конунг. Халльдор Некрещеный так говорит о том, как Эйрик ярл подбадривал своих людей:
Вождь отважный в битве
Ободрял отряды,
А Олава люди
Назад отступали,
Когда коней пены
К смелому придвинул —
Бой гремел — убийце
Вендов114 златовержец115.
CXI
Кольбьёрн Окольничий поднялся туда, где стоял конунг. У него была такая же одежда и такое же оружие, как у конунга. Кольбьёрн был очень статен и красив. Снова завязалась ожесточеннейшая схватка на корме. Но так как на Змей взошло столько людей из войска ярла, сколько вмещал корабль, и корабли ярла со всех сторон окружили Змей, и слишком мало оставалось народу, чтобы защищаться от такой огромной рати, то, как ни могучи и храбры были люди конунга, большинство из них вскоре погибло. И тогда они оба — сам Олав конунг и Кольбьёрн — прыгнули в море, один — с одного борта, а другой — с другого. А люди ярла поставили мелкие суда вокруг Змея и с них убивали тех, кто прыгал в море. Когда же сам конунг прыгнул в море, они хотели схватить его и доставить Эйрику ярлу. Но Олав конунг, прыгая, поднял щит над собой и потонул в пучине. А Кольбьёрн, прыгая, опустил щит, чтобы защититься от копий, которые летели с более низких судов, и упал в море так, что щит оказался под ним. Поэтому он не потонул так быстро и был схвачен. Его втащили на лодку и думали, что это конунг. Его доставили ярлу, но когда ярл увидел, что это — Кольбьёрн, а не Олав конунг, он подарил Кольбьёрну жизнь. В это время все люди Олава конунга, которые еще были в живых, стали прыгать за борт со Змея. Халльфред говорит, что Торкель Невья, брат конунга, из всех этих людей прыгнул за борт последним:
Сеятель увидел
Камней персти116: пусты
Змеи — смело в битву
Он шел — и Журавль.
Тогда лишь, не дрогнув,
В страшной драке лезвий
Бросил Торкель волка
Свай117 и вплавь пустился.
CXII
Как было написано раньше, Сигвальд ярл присоединился в Стране Вендов к Олаву конунгу. У самого ярла было десять кораблей, а на одиннадцатом были люди Астрид, конунговой дочери, жены Сигвальди ярла. Когда Олав конунг прыгнул за борт, то раздался победный клич всего войска, и только тогда ярл и его люди опустили весла в воду и начали грести, направляясь туда, где шел бой. Об этом говорит Халльдор Некрещеный:
Нагрянули венды
Отовсюду. Точат
Зубы великанши
Крышки Христ118 на рати.
Волки рвали трупы,
Громко сталь бряцала,
Полководец бился,
А полки бежали.
Но тот вендский корабль, на котором были люди Астрид, поплыл прочь и вернулся в Страну Вендов. И вот сразу же многие стали рассказывать, то Олав конунг якобы сбросил с себя под водой кольчугу, вынырнул вдали от боевых кораблей и поплыл к вендскому кораблю, а люди Астрид доставили его на берег. Есть много рассказов разных людей о дальнейшей судьбе Олава конунга. Но Халльфред говорит так:
Живого ли славлю
Я вождя, иль умер
Сей потатчик крачки
Пляски палиц аса119?
Разно бают вязы
Сеч, двояки речи.
Твердо лишь, что в буре
Стрел всесильный ранен.
Как бы там ни было, конунг Олав сын Трюггви так и не вернулся к власти в Норвегии. Но Халльфред Трудный Скальд говорит так:
Дуб побоищ120 добрый
Твердил, будто родич
Трюггви смог от смерти
Уйти, всевластитель.
Только я не внемлю
Той молве, что Олав
Жив еще и тщетной
Не тешусь надеждой.
И еще так:
Верно, ратоборцу
Судьба не судила —
В пойле скальной твари121
Скальд найдет усладу —
Из такого лязга
Секир выйти живу,
Но владельцы углей
Персти122 в это верят.
Снова уверяют
Люди, будто конунг
То ли ранен в пенье
Стали, то ли спасся.
Но теперь о смерти
Княжьей — мало вижу
Складу в толках этих —
Достоверны вести.
CXIII
В силу этой победы ярлу Эйрику сыну Хакона достались Великий Змей и большая добыча. После этой битвы он сам правил Великим Змеем. Халльдор говорит так:
Мчал в преславной сече
Мечей Змей Великий
Вождя, и дружина
Ладьи снарядила. Но
Гадюка в крике
Хлёкк123 досталась ярлу,
Когда благородный
Клинок окровавил.
Свейн, сын Хакона ярла, обручился тогда с Хольмфрид, дочерью Олава конунга шведов. Когда они делили между собой норвежскую державу — Свейн конунг датчан, Олав конунг шведов и Эйрик ярл, — то Олаву конунгу достались четыре фюлька в Трандхейме, оба Мёра, Раумсдаль и на востоке — Ранрики от Гаут-Эльва до Свинасунда. Эти земли Олав конунг дал Свейну ярлу на тех же условиях, на которых раньше конунги данники или ярлы получали их от верховных конунгов. А Эйрику ярлу достались другие четыре фюлька в Трандхейме, Халогаланд и Наумудаль, Фьорды и Фьялир, Согн и Хёрдаланд, а также Рогаланд и Северный Агдир до мыса Лидандиснес. Торд сын Кольбейна говорит так:
Скоро ярлы многих
Херсиров поддержкой —
Славлю Ньёрда жара
Ручья124! — заручились,
И теперь покорен
С севера, от Вейги,
И на юг, до Агдира,
Край. Пою о брани,
Народу на радость
Ратоводец правил,
Норвежцев надежно
Длань его хранила.
Но твердят, что конунг
Умер. Как умерить
Скорбь людскую? Сиры
Днесь владенья Свейна.
Свейн конунг датчан удержал Вик, которым он и раньше владел, но отдал в лен Эйрику ярлу Раумарики и Хейдмерк.
Свейн сын Хакона получил сан ярла от Олава Шведского. Свейн ярл был красив на редкость. И Эйрик ярл и Свейн ярл крестились и приняли правую веру. Но когда они правили Норвегией, они никому не навязывали христианства. Они хорошо соблюдали старые законы и все обычаи страны. Их любили, и они были хорошими правителями.
ПРЯДИ ОБ ИСЛАНДЦАХ
Прядь о Токи
I
В то время, когда Олав конунг1 сидел в Сарпсборге, пришел к нему как-то некий рослый человек и приветствовал его. Конунг принял его хорошо и спросил его имя. Тот назвался Токи и сказал, что он сын Токи, сына Токи Старого. Он попросил у конунга позволения пробыть у него некоторое время. Конунг ответил согласием и отвел ему подобающее место. Нрав Токи имел спокойный, а пил умеренно. Это был человек покладистый и обходительный, и оттого он всем пришелся по душе. Конунг находил, что Токи и умен, и повидал немало, к тому же он умел легко и мудро уладить любой спор. Конунг почитал беседу с ним наилучшим развлечением. И хотя Токи выглядел стариком, нетрудно было заметить, что прежде был он мужем статным и видным.
Однажды, когда конунг беседовал с Токи, он спросил, сколько ему лет. Тот сказал, что он и сам точно не знает — «одно мне известно: было мне назначено прожить два человеческих века, а теперь, похоже, они на исходе, потому что, вижу я, что старею, как и большинство людей».
Конунг сказал:
— В таком случае, ты должен помнить Хальва конунга и его воинов или Хрольва Жердинку, а с ним и его героев.
Токи отвечает:
— Как же, помню и того, и другого, ведь я побывал у них обоих.
Конунг спросил:
— Кто ж из них показался тебе славнейшим?
Токи отвечает:
— Об этом вы сами сможете судить, государь, а я вам поведаю одну историю. В те времена был я еще в расцвете сил и путешествовал из страны в страну с небольшим отрядом, который я набрал сообразно с тем, что, по моему разумению, приличествовало и подходило мне как нельзя лучше, затем что сам я тогда следовал примеру самых удалых храбрецов. Правда и то, что немногое показалось бы мне в то время недостижимым. Ездил я по разным местам, а хотелось мне испытать щедрость и великодушие хёвдингов и проверить, так ли заслужена слава их воинов, как о том идет молва. Предрешено же было, что нигде мне нельзя задерживаться дольше, чем на двенадцать месяцев. Прослышал я тогда о Хрольве Жердинке, о щедрости его и добросердечии, а еще — о славе, подвигах и доблести его воинов и о том, что никто не может сравняться с ними силою и статью. Во что бы то ни стало захотелось мне повидать этого конунга и его героев. И вот, отправился я в путь с моими людьми и ехал до тех пор, пока не прибыл в Данию к Хрольву конунгу. Вошел я к нему и его приветствовал. Он принял меня хорошо и спросил, что я за человек, а я в ответ рассказал о себе. Он спросил, какое у меня к нему дело, и я сказал, что хотел бы у него перезимовать. На это он ответил, что еще ни одному человеку не отказал в угощении, а потому не бывать и мне или людям моим первыми, кому он в этом откажет. Тогда я спросил, где мне следует сидеть. Он предложил мне сесть там, где я сам смогу очистить себе место, стащив кого-нибудь со скамьи. Я поблагодарил его за это предложение: был я тогда преисполнен желанием испытать свою силу. Первым делом направился я к тому месту, где сидел Бёдвар Бьярки. А конунг поставил условие, что они не должны были бороться со мной. Схватил я Бёдвара за руки, ногами уперся в перекладину скамьи, пригнул плечи, напряг руки и потянул, что было силы, но тот сидел крепко, так что мне не удалось даже сдвинуть его с места. Только то и было, что от сильного напряжения менялся он в лице: то становился красным, как кровь, а то — белым, как лыко, или черным, как Хель, а еще — бледным, подобно трупу. Взял я тогда за руки Хьяльти Гордого. Принялись мы оба тянуть изо всех сил, и он, и я. Этого мне то и дело удавалось подтащить к самому краю скамьи, но он всякий раз успевал выпрямиться и усесться на свое место вперед меня. Так продолжалось некоторое время, покуда я не отступил. Подошел я тогда к Хвитсерку Храброму, потянул, собрав все свои силы, и стащил его со скамьи, а за ним и всех остальных. Так я обошел вокруг палаты, и пришлось им всем одному за другим оставить свои места. Уселся я тогда, где захотел, а со мною мои люди, и занимали мы все самые что ни на есть почетные места. Было же там во всем такое великолепие, какого мне нигде не доводилось видеть. А когда настало лето, я пошел к Хрольву конунгу, поблагодарил его за гостеприимство и сказал, что мне пора в дорогу. Он предложил, чтобы я остался при нем, но мне это пришлось не по вкусу.
II
Стал я опять разъезжать по разным местам, и так продолжалось до тех пор, пока не дошел до меня слух о Хальве конунге и его воинах. Немало рассказывали тогда о том, какие это были храбрецы. И вот, отправился я в Норвегию и прямиком к Хальву конунгу. Явился я к нему и его приветствовал, а он принял меня как нельзя лучше. Я просил позволения перезимовать у него, и он с готовностью разрешил оставаться при нем так долго, как мне заблагорассудится. Тогда я спросил, где нам следует сидеть, мне и моим людям. Он предложил мне сесть там, где я сам смогу очистить себе место, и поставил те же условия, что и Хрольв Жердинка. Направился я тогда к тому месту, на котором восседал рядом с конунгом Утстейн ярл, взял его за руки и хотел стащить со скамьи. Поднатужился я, что было силы, да не тут-то было. Потом подошел я к Инстейну, а от него — к Хроку Черному, потом — к Бьёрну, а там — и к Барду. Никого из них мне не удалось стащить со скамьи. Обошел я вокруг всей палаты, а с места так никого и не сдвинул, и сказать вам по правде, государь, даже тот, кто сидел там дальше всех, и самый из них последний держались не хуже Бёдвара Бьярки. Подошел я тогда опять к конунгу и спросил, где мне сесть, раз я сам не сумел добыть себе места. Он сказал, что в таком случае нам следует занять скамьи, стоявшие ниже тех, на которых сидели его люди. После этого я направился к скамьям, отведенным для меня и моих спутников. Не было там недостатка в хорошем угощении, да и ни в чем ином, одно только пришлось мне не по душе: а то, что должен был я смотреть на других снизу вверх, а они на меня — сверху вниз, в остальном же понравилось мне там все как нельзя лучше. Вот и рассудите теперь, государь, кто из них заслуживает большей славы.
— Нетрудно заметить, — сказал конунг, — что всех превзошли своей силой воины Хальва конунга, однако, сдается мне, не было в те времена конунга щедрее и великодушнее Хрольва Жердинки. А теперь скажи, крещенный ты человек или нет?
Токи отвечает:
— Я принял неполное крещение2, потому что мне приходилось бывать то среди христиан, а то среди язычников, но верю я в Белого Христа. А пришел я к вам затем, что хочу креститься и исполнить тот обряд, какой вы мне назначите, потому что, по моему разумению, лучшего человека мне для этого не найти.
Конунг обрадовался тому, что он хочет принять крещение и служить Богу. После этого Токи был крещен епископом Олава конунга и умер в белых одеждах3.