Глава I. Криминалистика на пороге XXI века
Р. С. Белкин
Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня
Злободневные вопросы российской криминалистики
Издательство Норма (Издательская группа НОРМА-ИНФРА - М)
Москва, 2001
|
ББК 67.52 Б 43
Белкин Р. С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня.Злободневные вопросы российской криминалистики. — М.: Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА—ИНФРА • М), 2001. — 240 с.
ISBN 5-89123-493-9 (НОРМА) ISBN 5-16-000470-Х (ИНФРА • М)
К настоящему времени в криминалистической науке накопилось значительное число многообразных умозрительных конструкций, не имеющих серьезных теоретических или практических обоснований. Их авторы, пропагандируя свои идеи, находят иногда сочувственный отклик у читателей. Это побудило автора данной книги — известного ученого-криминалиста, доктора юридических наук, профессора, Заслуженного деятеля науки России — критически проанализировать криминалистические "фантомы", наносящие ущерб науке и практике борьбы с преступностью.
Книга адресована специалистам-криминалистам, студентам, аспирантам и преподавателям юридических вузов и факультетов, а также всем интересующимся проблемами криминалистики.
ISBN 5-89123-493-9 (НОРМА) © Белкин Р. С., 2001
ISBN 5-16-000470-Х (ИНФРА • М) © Издательство НОРМА, 2001
Содержание
От автора ...................................................................7
Глава I. Криминалистика на пороге XXI века................... 9
1. Научно-технический прогресс и криминалистика ............... 9
2. Проблема классификации наук и природа криминалистики ... 32
Глава II. Три "кита" современной криминалистики ...........47
1. Философский смысл понятия отражения .................................. 49
2. Криминалистический смысл понятия отражения. 52
3. Уголовно-процессуальный смысл понятия отражения....58
4.След .................................................................60
5.Образ .........................................................64
6. Отражение как научная абстракция .............. .66
Глава III. Традиции и новации в системе и языке криминалистики..68
1. Новации в системе криминалистики .............. 68
2. Новации в языке криминалистики ............ 81
Глава IV. Нравственные начала деятельности следователя...91
1. Мораль и этическая теория. Проблема профессиональной этики следователя .... 91
2. Нравственные основы воздействия следователя на участвующих в деле лиц ....97
3. Может ли обман быть нравственным? ......... .107
Глава V. Теория и практика: извечные проблемы связи..116
Глава VI. Криминалистическая диагностика как предмет дискуссии .130
Глава VII. Научный прогноз и эмпирическое предвидение...145
1. Понятие эмпирического предвидения......................……...145
2. Основания эмпирического предвидения ..................……..148.
3. Объекты и содержание эмпирического предвидения ..151
4. "Инструменты" формирования эмпирического прогноза..154
5. Эмпирическое предвидение и тактическое решение.160
Глава VIII. Ошибки в уголовном судопроизводстве.163
1. Понятие ошибки в уголовном судопроизводстве ……164
2. Классификация ошибок в уголовном судопроизводстве …169
3. Следственные ошибки .................……175
4. Экспертные ошибки ……186
5. Судебные ошибки ...................................……191
Глава IX. "Санитары" судопроизводства ................…...195
Глава X. Процессуальные ловушки и криминалистические хитрости .203
1. Когда форма стесняет содержание.......................………..204
2. Когда форма бессодержательна.............................……….. 208
Глава XI. Фантомы криминалистики ..............………219
1. Криминалистическая характеристика преступления — реальность или иллюзия? ..220
2. Иллюзорные криминалистические концепции и теории.. 224
От автора
В "Курсе криминалистики", третье издание которого выходит в свет в этом году, в силу хотя и значительного, но все же ограниченного объема работы, не удалось исчерпывающе осветить все новации и процессы, характерные для современного состояния отечественной криминалистической науки. Так, в нем нет ответа на вопрос:
почему некоторые явно актуальные и значимые для практики достижения и рекомендации кри миналистики не привлекают внимания практиков и не используются ими в своей деятельности? Не рассмотрен и ряд существенных направлений теоретических исследований, отражающих современные последствия влияния на криминалистику научно-технического прогресса.
Есть и еще одна проблема, о которой д пор упоминалось лишь вскользь, но которая требует сейчас обстоятельного обсуждения. Дело в том, что в криминалистической науке к настоящему времени накопилось значительное число различных умозрительных конструкций и "от-крытий", которые не имеют ни теоретических, ни практических обоснований. Их авторы, одержимые либо беспочвенными иллюзиями, либо амбициями, настойчиво пропагандируют свои идеи и, что особенно тревожно, находят сочувственный отклик у недостаточно компетентных или простодушных читателей и участников конференций, загипнотизированных подчас громкими именами "первооткрывателей". Думаю, что наступил момент серьезно разобраться с этими криминалистическими "фантомами", наносящими явный ущерб и науке, и практике борьбы с преступностью.
Все эти и некоторые иные мотивы и побуждают меня выступить с предлагаемой читателю книгой. Ему и судить, достиг ли автор поставленных целей.
Глава I. Криминалистика на пороге XXI века
1. Научно-технический прогресс и криминалистика
Середина XX в. ознаменовалась качественным скачком во всех областях жизни общества, в сфере материального производства, в образе жизни человечества. Эти совершенно новые явления связаны с "лавинообразным процессом инноваций, материализованных научных идей, научных открытий, технических изобретений и разработок, с принципиально новыми технологическими процессами, которые в совокупности, в свою очередь, порождают стремительные, динамичные изменения в социальной структуре общества"[1]. Резко ускорился научный прогресс, изменились взаимоотношения науки и общества, проявились новые социальные функции и возможности науки. Корни этого качественного скачка, его причины и последствия стали обозначать понятием "научно-техническая революция", впоследствии уступившим место понятию "научно-технический прогресс".
Прошлое человечества свидетельствует, что технические революции случались и ранее. Они были связаны с появлением принципиально новой системы труда или технологии, кардинально менявших характер труда, его производительность, вызывавших в конечном счете значимые социальные последствия. Так, техническая революция XVIII—XIX вв., породившая машину и системы машин, которые заменили непосредственный физический труд человека, вооруженного инструментом, повлекла промышленную революцию, т.е. переворот во всем общественном производстве, что ознаменовало окончательную победу капитализма над феодализмом. Истории известны и разнообразные революции в науке, затрагивающие либо одну отрасль, либо всю систему знаний, когда изменяется научная картина мира.
Проблема сущности и содержания НТР, несмотря на обилие концептуальных объяснений, остается дискуссионной. Иногда полагают, что НТР — соединение научной и технической революций. Например, Э. Ольшевский считает, что научная революция протекает под непосредственным влиянием как внутренних законов развития науки, так и технической революции, а техническая — под воздействием как внутренних законов развития техники, так и научной революции. Именно соединение этих двух революций и именуется научно-технической революцией[2]. Однако зачастую эти революции разделены во времени, и поэтому нет оснований говорить об их совпадении и объединении.
Очевидно, суть НТР заключается в качественном преобразовании производительных сил общества под влиянием коренного изменения роли науки как фактора общественного развития. "НТР изменяет всю структуру и элементы производительных сил, а также условия, характер и содержание труда. Воплощая растущее взаимопроникновение науки, техники и производства, она вместе с тем влияет на все стороны жизни современного общества, включая управление производством, образование, быт, культуру, психологию людей, взаимоотношения между природой и обществом. НТР представляет собой всемирно-историческое явление"[3].
В отечественной литературе определились три основных пути изучения НТР: описательный подход; сравнительно-исторический подход; системный подход. Хронологических границ между ними провести нельзя; нередко к тому же они дополняют друг друга.
Описательный подход был характерен для начального этапа изучения НТР и обычно сводился к перечислению многих признаков НТР, преимущественно технических: новые источники энергии и рост технической и энергетической вооруженности труда, автоматизация, облегчающая техническую и умственную деятельность, и т.п.
Сторонники описательного подхода связывали НТР то с автоматизацией производства, то с применением атомной энергии[4], то с превращением науки в непосредственную производительную силу общества[5]; но уже с начала 1970-х гг. стало ясно, что описательный подход лишь иллюстрирует проявления НТР, не вскрывая ее сущности.
Сравнительно-исторический подход стал доминировать в исследовании НТР со второй половины 1960-х гг. Он заключался в анализе изменений производительных сил общества путем сравнения прошлых технических и промышленных революций с современной НТР. Этот подход позволил обнаружить общее у разных типов революций, дать их типологию (техническая революция, научная революция, социальная революция, научно-техническая революция), позволил определить тенденции развития изучаемого явления. Важным этапом в подобного рода исследованиях стала монография коллектива авторов под руководством С.В. Шухардина "Современная научно-техническая революция", в которой содержались следующие принципиальные положения: техническая революция подготавливает промышленную революцию; промышленная революция может завершиться социальной революцией; НТР есть слияние научной и технической революций; завершение НТР происходит при ее перерастании в новую промышленную революцию[6].
Системный подход распространился также с конца 1960-х гг. и нередко дополнялся сравнительно-историческим методом исследования. В рамках этого подхода НТР анализировалась как сложная динамическая система, изучались ее состав и взаимозависимость входящих в нее элементов, выявлялась как функциональная зависимость отдельных элементов НТР, так и НТР и общества в целом[7].
Завершая обзор исследований природы и сущности НТР, М.Г. Лазар и И.И. Лейман приходят к следующим выводам:
1. НТР — всемирно-историческое явление. Оно наступило под влиянием ряда глубинных противоречий в производительных силах, между производством и потреблением, противоречий из-за территориального и структурного перераспределения населения, урбанизации и др. Разрешение этих противоречий старыми способами стало невозможным. Потребовались иные средства, которыми и стали новые производительные силы, опирающиеся на широкое использование науки.
2. Сущность НТР в том, что сложилось новое соотношение науки, техники и производства, возникла система наука — техника — производство.
3. НТР — современная форма научно-технического прогресса. Научно-технический прогресс, обеспечивая создание новой техники (как производственной, так и непроизводственной), проявляется прежде всего во всей структуре производительных сил. В то же время научно-технический прогресс охватывает и непроизводственную сферу, и быт, проникает во все "поры" общества, отражаясь во всех его структурах.
4. Научно-технический прогресс в его современной форме — НТР — является процессом целенаправленным, организованным, планируемым и управляемым. Формы этого управления многообразны и динамичны. В их основе лежит социальный заказ, т.е. система социальных целей, одним из средств достижения которых и выступает научно-технический прогресс наряду с политическими средствами и средствами экономического характера[8]. Помимо сказанного следует учитывать и социальный эффект научно-технического прогресса. Он влечет изменение социальных компонентов общества, в том числе его социальной структуры, общественной безопасности, социальной активности, морально-психологического климата общества и др.
Цель нашего исследования диктует необходимость выяснить содержание и формы влияния научно-технического прогресса на науку как социальный феномен, играющий, как следует из сказанного, одну из ключевых ролей в развитии общества. В литературе последствия этого влияния нередко толкуются поразному, но в этом разнобое можно выделить и нечто общее:
1) ускорение темпов развития науки в целом ("информационный взрыв"), особенно в "точках роста", т.е. в точках взаимодействия наук;
2) математизация и формализация знаний;
3) проникновение математики во все новые области знаний;
4) тенденция перехода от анализа к синтезу, системному анализу — отсюда интерес к моделированию, структурно-функциональному методу, принципу дополнительности;
5) рост научного потенциала общества;
6) возрастание роли и эффективности науки;
7) интеграция наук;
8) появление комплексных наук;
9) всеобщий интерес к методологии, логике и философии науки;
10) кибернетизация научных исследований.
Рассмотрим некоторые из этих следствий, имеющих, как будет показано далее, прямое отношение к развитию криминалистики, более подробно, обратив особое внимание на одно из них, явно отражающее субъективный характер влияния научно-технического прогресса на науку. Речь идет о всеобщем интересе ученых к вопросам методологии, логики и философии науки.
Рассматривая процесс развития науки, Т. Кун отмечает его цикличность. В границах каждого цикла кумулятивное развитие науки, т.е. накопление знаний, происходит на основе исходной для данного цикла парадигмы и до тех пор, пока эта парадигма не противоречит приобретаемым знаниям. После того как исходная парадигма перестает играть роль универсального объяснения новых явлений, возникает необходимость ее разрушения и перехода к новой парадигме, удовлетворяющей условиям развивающейся науки[9].
Замена научной парадигмы и составляет сущность научной революции. Размах этой революции бывает различным: он может относиться к изменению всей научной картины мира, но может проявляться лишь в рамках какой-либо одной области научного знания. Предвестником революции и ее существенным признаком и служит повышение интереса к методологии, логике и философии науки. Пик подобного повышенного интереса наблюдался в конце 1960-х и в 70-х гг., что знаменовало повсеместную замену научных парадигм конкретных наук. Это не было изменением научной картины мира, но привело к существенному изменению роли и места конкретных наук в объяснении этой картины, что получило выражение в повсеместном изменении взглядов на их предметы.
Констатируя всеобщность этого процесса, П. Копнин писал, что "предмет самых различных наук непрерывно подвергается изменению в связи с ростом знания, прогрессом общественного развития в целом. Во многих областях современной науки происходят самые жаркие дискуссии о предмете и содержании этих наук. Такой процесс не случаен и касается он не только новых областей вроде кибернетики, но и давно сложившихся, таких как математика, физика, химия, биология и другие"[10]. Сущность этого процесса и заключалась в повсеместной смене научных парадигм, что свидетельствовало о его революционности. Совершенно естественно и то, что он не мог lie коснуться и криминалистики, бурно развивавшейся в эти годы. Та исходная парадигма, которая лежала в основе криминалистических исследований в предшествующие указанному моменту годы и которая выражалась в общепринятом, "традиционном" определении предмета криминалистики как науки о приемах, средствах и рекомендациях в области борьбы с преступностью, изжила себя и нуждалась в замене.
Определение предмета криминалистики (как выражение принятой научной парадигмы) требовало принципиального пересмотра, во-первых, потому, что было неполным, не отражало ряда сторон криминалистики, новых объектов исследования, новых задач науки. Определение предмета нуждалось в пересмотре, во-вторых, — и это главное — потому, что оно не соответствовало современным представлениям о предмете частной науки как формы отражения человеком объективной действительности, как области знания. Наконец, оно требовало изменения потому, что представляло криминалистику не как самостоятельную науку, несмотря на декларирование этого, а как некий прикладной придаток других наук в области судопроизводства, поскольку не давало четкого ответа, в чем заключается ее оригинальность, самостоятельность.
Изложенные причины и повлекли действительно революционные изменения в представлениях о предмете криминалистики, которые отразили замену прежней научной парадигмы новой, что качественно изменило направление основных научных исследований в криминалистике. Вот здесь-то и проявился в полной мере интерес криминалистов к проблемам методологии, логики и философии своей науки. Этот интерес вызвал к жизни ряд фундаментальных работ, символизирующих новый этап развития криминалистической науки, потенциал которого не исчерпан и по сей день[11]. В этих работах получили отражение и иные следствия научно-технического прогресса в их "криминалистических" проявлениях[12].
Ускорение темпов развития науки.Сначала в совместной работе с А.И. Винбергом[13], а впоследствии в "Курсе" мною была предпринята попытка сформулировать на базе общих законов развития науки специфические законы развития криминалистики[14]. Среди них был упомянут и закон ускорения темпов развития криминалистической науки в условиях научно-технического прогресса, который в криминалистике действует в прямом, не преобразованном виде. Я опирался при этом на известные высказывания Энгельса о росте научного знания в геометрической прогрессии[15].
Причинами ускоренного развития криминалистики в переживаемый период, по моему мнению, являются:
• возрастающий объем фундаментальных и прикладных исследований в криминалистике, о чем свидетельствует рост числа монографий и диссертационных работ;
• ускоренное развитие тех отраслей знаний, данные которых используются в криминалистике;
• повышение общественной значимости криминалистики в связи с растущей актуальностью проблемы борьбы о преступностью;
• растущий в силу объективных факторов, порожденных научно-техническим прогрессом, потенциал криминалистики как науки.
Успешно преодолев кризисный этап смены научной парадигмы в 1970 — 1980-х гг., криминалистика резко увеличила свой научный потенциал и повысила практическую эффективность. И то и другое происходит в условиях "информационного взрыва", отражающего качественно возросшую продуктивность научных исследований. По подсчетам ряда авторов, объем научной информации в мире удваивается за каждые 8-10 лет, а общее число печатных работ превышает 100 млн. названий. Ежегодно в 80 тыс. научных журналов публикуется около 3 млн. статей. Половина всех данных, имеющихся в науке, получена за последние 15 лет. За последние 25 лет выпущено почти столько же книг, сколько за предшествующие 500 лет.
Естественно, "информационный взрыв" в криминалистике характеризуется гораздо более скромными цифрами, и тем не менее, с ним нельзя не считаться. Наблюдавшийся в 1970-х — первой половине 1990-х гг. резкий рост публикаций по криминалистике значительно осложнил использование содержащейся в них информации. Эти сложности усугубились с распадом СССР, прекращением деятельности общесоюзных центров криминалистических научных исследований, фактическим свертыванием всякой библиографической работы в области правовых наук. Существенный ущерб был нанесен внутринаучным связям. Лишенные подпитки из центра, свелись на нет криминалистические исследования в ряде бывших союзных республик: странах Балтии, Киргизии, Туркмении, Грузии, Армении и др. Искусственно воздвигнутый языковой барьер существенно ослабил связи между криминалистами Украины и учеными России. Но закон ускоренного развития науки в условиях НТП, нейтрализованный на время политическими реалиями жизни общества, вновь стал набирать силу в России и (в известной степени) в Белоруссии и Украине. В российских условиях вновь во весь рост встала задача создания единого общероссийского научного и информационного центра в области криминалистики, так и не решенная до 1991 г.
Математизация и формализация знаний.С начала 1960-х гг. в криминалистике получает широкое признание как принципиальная возможность применения математических методов в научных исследованиях, так и необходимость их использования для решения' практических задач судопроизводства. Математизация криминалистики открыла новые возможности ее развития и повышения практической эффективности.
Процесс математизации криминалистики протекает в четырех направлениях. Первое — общетеоретическое. Здесь решается задача принципиального обоснования возможности применять математические методы исследования и определять те области науки, те проблемы, при решении которых данными методами можно получить наиболее эффективные результаты. Второе направление — разработка проблем криминалистической идентификации и некоторых других частных криминалистических теорий и их практических приложений. Третье направление — решение задач судебной экспертизы, где применение математических методов неразрывно связано с еще одним следствием НТП — кибернетизацией науки и практики.
В результате интенсивного изучения проблемы использования математических и кибернетических методов в научных и экспертных исследованиях естественно возник вопрос о пределах их применения. Г.Л.Грановский отметил две точки зрения: одни возлагают надежды в области совершенствования экспертизы только на методы точных наук, "другие более осторожно подходят к этому вопросу и указывают на пределы возможностей использования современной математики. Именно их позиция представляется более близкой к правильному пониманию проблемы". По его мнению, существуют естественные ограничения, "которые природа объектов экспертизы налагает на возможности использования для их исследования математических методов... Применение количественных методов в любой экспертизе теоретически допустимо, но практически еще мало известно, какие признаки и в каких пределах поддаются математическому описанию и оценке, какие результаты можно ожидать от их использования для исследования математическими методами"[16].
Четвертое направление — решение проблем криминалистической тактики и методики. Уже первые исследования показали ограниченные возможности использования в этой области и математических и кибернетических методов.
Основным полем применения названных методов остается судебная экспертиза. Е.Р. Россинская называет следующие направления их использования системой "эксперт — ЭВМ":
1. Автоматизация сбора и обработки экспериментальных данных, получаемых в ходе экспертных исследований методами хроматографий, масс-спектрометрии, рентгеноспектрального и других видов анализа.
2. Информационное обеспечение экспертных исследований, т.е. создание банков данных и автоматизированных информационно-поисковых систем по конкретным объектам экспертизы.
3. Формирование систем анализа изображений, которые позволяют осуществлять идентификационные и диагностические исследования.
4. Формирование программных комплексов или отдельных программ выполнения вспомогательных расчетов по известным формулам и алгоритмам.
5. Разработка программных комплексов автоматизированного решения экспертных задач[17], что позволяет судить о достигнутом в этой области уровне еще одного следствия НТП — формализации.
Переход к системному анализу, моделированию, структурно-функциональному методу.Это следствие научно-технического прогресса проявило себя прежде всего в активизации исследований проблем моделирования во всех разделах криминалистики. Пионером исследований этих проблем в криминалистике и доказывании был И.М. Лузгин, обратившийся к данной проблематике еще в середине 1960-х гг. Вслед за ним эту сферу исследовали А.А. Эйсман, М.Н. Хлынцов, Г.А. Густов и др. В последнее время моделированию уделяли внимание ТС. Волчецкая, А.М. Каминский, А.А. Протасевич, Д АСтепаненко, В.И. Шиканов и др.[18]
Еще в 1977 г. вышла в свет монография В.А. Жбанкова о принципах системного подхода в криминалистике и практической деятельности при расследовании преступлений[19]. В ней шла речь о системном анализе свойств личности, данных, выявляемых при осмотре места происшествия, и т.п. Развивались идеи, высказанные еще в 1973 г. Р.С. Белкиным и А.И. Винбергом[20]. Существенным вкладом в разработку проблематики системного анализа и структурно-функционального мейда стала монография Г.А. Зорина "Криминалистичес|Жая эвристика". Автор продемонстрировал эвристичесie приемы анализа через синтез, доминантного аналиличности участника следственного действия, многовариантного эвристического программирования и др.[21]
Можно сделать вывод, что названное следствие учно-технического прогресса прямо стимулировало явление новых путей научных исследований, реалиция которых в следственной и экспертной практике юзволила получать ощутимые результаты. Особое ачение для криминалистики имеет такое следствие научно-технического прогресса, как интеграция наук, возникновение комплексных наук, заслуживающее специального рассмотрения.
Одним из наиболее существенных следствий научно-технического прогресса в области научных исследований стали процессы интеграции научных знаний. Наряду с процессами дифференциации знаний их интеграция влечет возникновение или интенсивное развитие наук новых типов. Ф.В. Лазарев и М.К. Трифонова называют эти новые типы:
1) синтетические (биохимия, психофармакология, :екулярная биология, физическая химия и др.);
2) интегративные (кибернетика, семиотика, тео:я информации, теория систем и др.);
3) комплексные (науковедение, комплексное изуЕение человека, биосферы, космоса и др.)[22].
По их мнению, синтетические науки появляются нa стыке двух или нескольких областей знания, в частности, в результате переноса методов и идей одной науки в рамки другой. "В последние десятилетия конституирование наук рассматриваемого типа происходит особенно интенсивно, причем следует заметить, что этот процесс, будучи результатом междисциплинарного синтеза, с одной стороны, усиливает дифференциацию научного знания, с другой — порождает объективные предпосылки для его интеграции"[23].
Интегративные науки олицетворяют собой новый, не известный классическим наукам тип абстракций. "Для вычленения этого типа абстракций решающим является не материальная субстанциальная однородность исследуемых объектов и процессов, а объективное тождество структурных и функциональных характеристик различных областей реальности"[24]. В основе таких наук лежит обнаружение в объектах различной качественной природы некоторых элементов, индифферентных к их качеству. Именно это и позволяет строить научные абстракции, справедливые для процессов любой материальной природы, независимо от сферы их протекания"[25].
Комплексные науки представляют собой результат сближения областей знания, ранее резко отличавшихся и по содержанию и по способам исследования. Они "являются особой отраслью знания; они возникают и развиваются не как "пучок" независимых .дисциплин, объединенных одним названием, а как единая система знания со своим специфическим концептуальным, понятийным и категориальным аппаратом"[26].
Одной из доминирующих тенденций развития науки в условиях НТР выступает дифференциация и интеграция научного знания. Она играет определяющую роль и в изменении природы существующих наук, и в формировании новых наук названных типов, и в процессе взаимопроникновения, диффузии научных идей и методов. Если основная роль, которую играет дифференциация знаний в развитии науки, заключается преимущественно в обосновании возникновения новых наук, в решении проблем классификации отраслей знания, то роль интеграции знаний в современных условиях гораздо более многопланова. Развивая идеи B.C. Готта и Ф.М. Землянского об основных направлениях интеграции научного знания, Т.В. Аверьянова называет следующие формы интеграции знаний:
1. Перенос идей и представлений из одной области знаний в другую;
2. Использование понятийно-концептуального аппарата, методов и иных познавательных средств других областей науки;
3. Формирование комплексных проблем и направлений исследований;
4. Формирование новых научных дисциплин "пограничного" типа на стыках известных отраслей знания;
5. Сближение, усиление взаимосвязи и взаимодействия наук, различающихся своими предметными областями;
6. Сближение наук различных типов — фундаментальных и прикладных, эмпирических и теоретических, высокоформализованных и описательных и т.д.;
7. Универсализация средств языка науки;
8. Выработка региональных и общенаучных форм и средств познания;
9. Усиление взаимодействия между философским и нефилософским знаниями;
10. Усиление интегративной роли философии[27].
Сходные направления называют авторы монографии "Категории современной науки"[28].
Названные направления интеграции научного знания тесно и органично переплетаются между собой, и в реальности их бывает трудно отграничить друг от друга. Их разделение носит условный, чисто методический характер.
Общенаучные тенденции дифференциации и интеграции научного знания проявляются в криминалистике с момента ее зарождения как науки. На этапе становления криминалистики главенствующую роль играла дифференциация знания, которая, с одной стороны, выражала отношение криминалистики к другим юридическим наукам, к числу которых ее причисляли, а с другой — отношение консолидированных криминалистических знаний к данным других наук, обслуживающих потребности уголовного судопроизводства: судебной медицины, судебной психиатрии, судебной химии и др.
Дифференциация знаний стала той методологической основой, которая объективно способствовала конституированию криминалистики как самостоятельной науки. Известно, что криминалистика в ее "донаучный" период была представFлeнa разрозненными рекомендациями в работах по уголовному процессу. Но эта наука не могла удовлетворить растущие потребности судебно-следственной практики в эффективных методах и средствах борьбы с преступностью, и простое увеличение числа рекомендаций о том, как должен поступать следователь в той или иной ситуации для раскрытия преступления, не решало задачи.
В то же время сами эти рекомендации "не вписывались" в представления об уголовнопроцессуальной науке, были чужеродными для ее предмета, не говоря уже о том, что они были чемто ремесленническим для судебных чиновников, привыкших оперировать чисто правовыми понятиями и категориями. Естественно, что наряду с дифференциацией,, отделением криминалистических знаний от процессуальной науки шел и процесс интеграции, консолидации этих знаний, их накопления и систематизации. Но если дифференциация носила внешний характер, то интеграция выступала как внутринаучный процесс, не связанный на этом этапе развития криминалистики с иными областями знания.
Утвердившееся в конце 1920-1930-х гг. мнение о самостоятельном характере криминалистики, хотя и не ставшее тогда общепризнанным, потребовало дальнейшей дифференциации, отграничения криминалистики от тех областей знания, которые, как и она, непосредственно использовались в судопроизводстве. Это касалось прежде всего судебной медицины, положения которой на первых порах фактически включались в криминалистику. Достаточно вспомнить, что в своих первых определениях криминалистики И.Н. Якимов сводил понятие ее предмета к изучению и применению наиболее целесообразных приемов и способов естественных, медицинских и технических наук[29]. Однако уже вскоре указание на них как на элементы предмета криминалистики исчезло, и об иных науках стали упоминать лишь в контексте использования их данных для решения, собственно криминалистических задач. Принцип дифференциации снова "сработал" на утверждение самостоятельности криминалистической науки. Отечественная криминалистика предстала уже не в конгломерате "судебных наук", где она нередко пребывает на Западе, а как четко очерченная система научных знаний.
На последующих этапах развития криминалистики роли этих процессов поменялись, и на первый план выступила интеграция знаний. Дифференциация теперь была направлена не вовне, а внутрь самой криминалистики, что способствовало возникновению (или возврату к жизни) на стыках со смежными науками новых областей знания: судебной психологии, логики следствия, науки управления и др. "Частицы" предмета криминалистики переместились в предметы этих новых наук. Интеграция же перестала служить лишь прагматическим целям пополнения арсенала криминалистики; ее роль значительно возросла, но об этом речь пойдет ниже.
С моей точки зрения, важнейшим следствием научно-технического прогресса стало усиление интегративной роли философии, сближение философского и нефилософского знания.
До конца 1960-х гг. во многих прикладных науках авторы, отдавая дань известным идеологическим канонам, считали обязательным в возвышенном стиле произносить панегирики в честь диалектического, а подчас и исторического материализма, занимаясь, по существу, неким философским пустословием. Чрезвычайно редко специалисты в области частных наук обращались к диалектике действительно по делу, использовали ее категории и законы не по школьным прописям, а для выделения и действительного решения философских задач своих наук.
Признавая на словах всеобщее методологическое значение материалистической диалектики, на деле философию оставляли философам или тем редким представителям естественных наук, обычно физикам, результаты исследований которых требовали истолкования с точки зрения философских концепций мироздания, макро- и микромира, материи и энергии. Отчуждение в реальном научном процессе философии от конкретных наук отнюдь не способствовало развитию последних, поскольку на всех этапах возникали и будут возникать подлинно философские проблемы, требующие для своего решения — а от этого в немалой степени зависит сам прогресс науки — глубокого, творческого владения философской методологией. Философия становится в известном смысле ключом к самопознанию наукой своих исходных основ, их переосмысливанию в свете новых фактов и гипотез. "Мы наблюдаем некую общую закономерность, — пишут Ф.В. Лазарев и М.К. Трифонова, — чем более зрелой ступени достигает в своем развитии та или иная область знания, тем углубленнее становится ее интерес к своим собственным основам, к тем первичным абстракциям и исходным допущениям, на которых покоится все здание теории. И то, что вначале принималось за нечто простое и очевидное, оказывалось в результате анализа сложным и проблематичным. Но, может быть, самое любопытное заключается в том, что анализ исходных фундаментальных понятий и принципов, сопровождаемый попыткой придать им строгий объективный смысл, приводил, как правило, не к простому уточнению и углублению прежних теорий, а к их коренному переосмысливанию, к качественному скачку в noзнании"[30].
Сказанное в полной мере можно отнести к криминалистике.
К середине 1960-х гг. стало очевидным, что простое количественное пополнение содержания криминалистики — это тупиковый путь в ее развитии, исчерпавший себя. Нужны были новые подходы, открывавшие перспективы для достижения криминалистикой уровня действительно современной науки. Толчком к поискам такого подхода стали изменившиеся в философии представления о методах науки. Именно с этого момента началось интенсивное сближение криминалистики с философией, с материалистической диалектикой. Было бы неверным считать, что до этого ученые-криминалисты были вовсе чужды некоторых философских проблем: они возникали и при разработке теории криминалистической идентификации, и при анализе причинно-следственных связей в процессе расследования, и при оценке полученного знания с точки зрения таких философских категорий, как необходимость и случайность, вероятность и достоверность и др. Но все это происходило на путях простого заимствования философского знания без должного к нему критического отношения.
Не случайно интерес криминалистов к философской проблематике возник в связи с трактовкой научных методов. Именно они представляют собой "производительные силы" науки, с изменения которых изменяется отношение науки к природе и обществу, как это наблюдается в развитии науки в целом. На базе новых философских представлений об иерархии научных методов, развенчивающих догматическое представление о диалектическом методе как единственном подлинно научном для всех областей познания, сложилась система методов криминалистики и методов практической деятельности, использующих положения этой науки. Было доказано, что диалектический метод действительно является единственным всеобщим, но не единственным научным методом познания, что на его базе формируются другие научные методы меньшей степени общности — общенаучные и специальные методы частных наук[31]. Эти революционные изменения в учении о методах научных исследований потребовали пересмотра взглядов на более широкое научное понятие — методологию частной науки. И тут криминалисты столкнулись о неожиданным препятствием.
Методология конкретной области научного знания, конкретной частной науки не сводится к системе используемых в этой науке методов исследования, отражения своего предмета. Отождествление методологии с системой методов означает, по-моему, чисто прагматический подход к раскрытию данного понятия. При такой трактовке методологии на второй план отступает ее мировоззренческое значение, философский смысл, неизбежно принижается значение диалектического материализма, который является всеобщей научной методологией именно потому, что "диалектическая логика есть субъективное отражение всеобщих объективных законов движения и развития реального мира"[32]. По мнению И.А. Налетова, диалектико-материалистическая методология "была и остается принципиальной, выверенной основой естественнонаучного и социального познания"[33]. Правильное понимание сущности методологии требует рассмотрения диалектического материализма — всеобщей научной методологии — как теории познания, что приводит к важному выводу: методология— это теоретическая система знания, т.е. система идей, а не просто способов исследования. "Методология науки — это прежде всего гносеологическая проблема: позитивист, напротив, отрицает какую бы то ни было причастность методологии к философскому мировоззрению... Методологию определенного исследовательского процесса вообще нельзя представить себе в отрыве от теоретической системы знаний, в сфере которой ведется поиск"[34].
Было бы неверным полагать, что поскольку методология — это система идей, то методы исследования не имеют к ней отношения. Здесь другая (такая же ошибочная) крайность в понимании сущности методологии. Составной элемент методологии — учение о методах познания, в том числе и о методах формирования теоретических положений, о методах конструирования самих теорий. Речь, следовательно, идет только о том, что учение о методах познания не исчерпывает собой содержания методологии. Более того, в известном смысле любая теория играет роль метода познания, ибо указывает путь исследования и определяет его цели. Можно согласиться в П.В. Копниным, который полагает, что "любая отрасль научного знания может плодотворно развиваться только в том случае, если она превращает свои теории с самого момента их возникновения в метод достижения нового знания и практического преобразования действительности"[35]. Эту же мысль подчеркивает и М.Б. Туровской, когда указывает, что метод есть не особая форма знания, а характеристика теории, поскольку последняя выступает в роли программы практического осуществления своего предмета, т.е. в роли предпосылки метода[36]. Единство теории и метода подчеркивает и A.M. Коршунов: "Теория одновременно есть метод, и наоборот, метод есть теория... Любые знания выступают и как результат, и как средство научного познания. Теория выполняет функции метода познания, поскольку она используется для получения новых знаний"[37].
Некоторые философы полагают, что постановка вопроса о методологии конкретной науки неправомерна. Так, А. Бынков писал: "Частнонаучной методологии нет. Методология одна: она есть философско-логическая, ибо только философия и логика исследуют всеобщие законы бытия и мышления"[38]. В юридических науках эта точка зрения приобрела несколько иной вид. Представители общетеоретической правовой науки — теории государства и права — утверждали, что эта наука имеет методологическое значение для всех правовых наук, и поэтому у последних нет и не может быть своей методологии[39]. Это утверждение представляется принципиально неверным.
Методология конкретной науки — это система ее мировоззренческих принципов, теоретических концепций, категорий и понятий, методов и связей, определений и терминов, это научное отражение предмета данной науки. Именно такую роль играет в криминалистике ее общая теория. Разработка частнонаучной методологии на современном уровне развития научного знания под силу только специалистам в его конкретных областях, обладающим подлинно научным мировоззрением, т.е. владеющим материалистической диалектикой как методом познания и учением о познании. Именно поэтому разработка методологии конкретной науки — ее собственная сфера. В любой отрасли .знаний представители какой-либо ее области не могут считать себя посредниками между философией и остальными представителями этой науки.
Связь с философией не является исключительной функцией какой-то одной конкретной науки, даже такой, которая имеет наиболее общий характер по сравнению с другими, какой по отношению к юридическим наукам является теория государства и права. Каждая конкретная наука немыслима без собственной методологической базы, суть которой составляют основные положения материалистической философии, конкретизированные применительно к предмету данной науки. Различие в связях между конкретными науками и философией с этой точки зрения заключается только в том, что теоретические основы более общих наук содержат большее число отправных философских положений, опираются на более общие философские категории, а теории частных наук используют, главным образом, категории более частного значения. Любая конкретная наука не только может, но и должна претендовать на такую же связь с философией, что и наука самого общего характера. При этом совершенно естественно, что в зависимости от своего предмета некоторые науки будут более тесно связаны с одним из разделов философии и менее тесно — с другими, наоборот.
Для криминалистики приоритетное значение имеют связи с диалектической логикой, и в первую очередь - с такой концептуальной категорией философии, как отражение. Можно без преувеличения утверждать, что эта категория составляет философский, теоретический и практический фундамент криминалистики.
Свойство отражения, лежащее, по выражению Ленина, в самой основе материи, стихийно использовалось с первых дней существования криминалистики как самостоятельной науки. Одно из ее центральных понятий — понятие следа — лежало в основе всех криминалистических рекомендаций по раскрытию преступлений. Изучались способы совершения преступлений как первопричины возникновения следов криминальных действий, обращалось внимание на относительную неизменяемость и индивидуальность различных видов следов, предпринимались попытки различных форм и способов классификации следов и их носителей в целях их использования в раскрытии и расследовании преступлений, идентификации следообразующих объектов и т.п. Но глубинный смысл следа как отражения объекта, явления, процесса оставался вне поля зрения исследователей. Лишь в 1970-х гг., когда и в криминалистике со всей очевидностью стала проявляться (как следствие научно-технического прогресса) такая тенденция, как усиление интегративной роли философии, сближение философского и нефилософского знания, исследование криминалистами категории отражения приобрело действительно методологический характер. Стало очевидно, что отражение образует самый фундамент криминалистики, сущность этой науки. В процессе отражения стали различать не только отражаемый и отражающий объекты, но и средства отражения, т.е. средства переноса информации от отражаемого к отражающему объекту. Отражение получило свою информационную интерпретацию, сформировалась система средств, методов и форм извлечения, обработки, хранения и использования содержащейся в отражении информации и т.п.
На базе решения философских проблем криминалистики с конца 1960-х гг. стала формироваться общая теория этой науки, в основе которой лежала новая научная парадигма, олицетворенная новым определением предмета криминалистики.
2. Проблема классификации наук и природа криминалистики
Проблема классификации наук на разных этапах развития научного знания решалась по-разному. В период развития эмпирических знаний природа разделялась на три царства: минералов, растений и животных.
Будучи в то время практически полезной, классификация наук, отнесенных к тому или иному царству, естественно, не имела научных оснований и хотя в известной степени и способствовала накоплению и систематизации знаний, но давала весьма приблизительное представление о предметах конкретных наук.
К середине XIX в. ряд таких основных наук, как механика, физика, химия, биология, ботаника, отпочковался от философии и разграничился между собой, определившись с собственными предметами и объектами исследования. Возникла необходимость в научной классификации отраслей знания, и идею такой классификации в общей форме предложил Гегель и обосновал Энгельс. Он писал: "Классификация наук, из которой каждая анализирует отдельную форму движения или ряд связанных между собой и переходящих друг в друга форм движения, является вместе с тем классификацией, расположением, согласно внутренне присущей им последовательности, самих этих форм движения, и в этом именно и заключается ее значение"[40]. На основе этой классификации популярным стало деление наук на три класса: общественные (их часто называют гуманитарными), естественные и технические. Однако, хотя принцип деления наук по изучаемому предмету сохранился, в современных условиях эта классификация требует определенной корректировки.
По мнению Д.М. Трошина, современная классификация науки должна соответствовать следующим основным требованиям:
1) отражать современный уровень познания объекта;
2) соответствовать новому характеру развития познания (интеграция и дифференциация наук), новым методам и средствам познания;
3) должна не замыкать науку на данном уровне познания, не создавать тупиков, а раскрывать пути j дальнейших научных поисков[41].
Однако процессы интеграции научных знаний существенно осложняют формирование современной классификации наук. Трудности возникают прежде всего в результате таких следствий интеграции, как диффузия идей, понятийного аппарата, методов и познавательных средств одних наук в другие, формирование новых наук на стыках известных областей знания, комплексный характер исследования объектов познания.
О.М. Сичивица называет диффузией наук процесс проникновения одних наук в другие и полагает, что этот термин точнее выражает существо процесса, чем термины "взаимопроникновение наук" и "взаимосвязь наук", поскольку проникновение наук вовсе не всегда является взаимным, а взаимосвязь выдвигает на первый план результат взаимодействия, а не его процесс[42]. Наиболее активным диффундирующим элементом служат методы познания, поэтому в литературе появился даже термин "экспансия методов", отражающий их активность в завоевании новых областей исследования. Криминалистика дает яркие примеры такой диффузии: многочисленные химические, физико-химические и другие методы естественных наук, математические и кибернетические методы широко используются как в научных исследованиях, так и в криминалистической и иных видах судебных экспертиз.
Процесс диффузии научного знания имеет две стороны: внутреннюю и внешнюю. Внутренняя заключается в синтезе знаний внутри и в рамках конкретной науки. Здесь речь идет преимущественно о синтезе научных теорий, следствием которого является формирование теории более высокого уровня, вплоть до формирования общей теории науки, некоей метатеории, отражающей предмет данной области знания во всех его проявлениях и элементах. Этот процесс в криминалистике привел к формированию в 1970-х гг. ее общей теории, ставшей методологической основой науки[43].
Внешняя сторона диффузии может выражаться в синтезе знаний наук, относящихся к одному и тому же комплексу родственных наук, например юридических, медицинских, но она может привести и к синтезу, выходящему за рамки любого комплекса. Отмечается, что именно такой синтез в последнее время получает все большее распространение и значение[44].
Логическим следствием синтеза научных знаний стала комплексность исследований с привлечением для изучения объекта знаний из различных разделов одной науки или различных наук. Комплексность исследований получила широкое распространение в криминалистике и судебной экспертизе. В последней возникло понятие комплексной экспертизы — исследования, проводимого для решения пограничных смежных для различных родов (видов) экспертиз, вопросов, которые не могут быть решены на основе одного вида знаний. Комплексность исследований стала приобретать такое важное значение, что ее начали расценивать как тенденцию развития современной науки[45], как общенаучный метод исследования[46]. Однако в последнем случае явно смешивается понятие научного подхода и научного метода: подход — это принцип исследования, которым руководствуется исследователь, избирая тот или иной метод.
Рассмотрение вопросов научного синтеза и комплексного подхода к научному исследованию вновь возвращает нас к проблеме классификации наук. Ранее упоминались такие новые типы наук, как науки синтетические, интегративные и комплексные, но их место в традиционной классификации определено не было. В связи с этим возникает по крайней мере два вопроса: возможно ли и каким образом включение этих типов наук в традиционную классификацию; а если нет, то какая классификация должна прийти ей на смену?
Представляется, что решение этой проблемы может выглядеть следующим образом.
Если синтетическая наука возникает на стыке наук, относящихся к одному и тому же классу, например общественных, то она должна оставаться в том же классе на правах самостоятельной структурной единицы. Если же синтетическая наука возникает на стыке наук различных классов, как это имеет место в основном при формировании интегральных и комплексных наук, то в традиционной классификации должно быть выделено еще одно, четвертое, звено, включающее эти, по образному выражению науковедов, "гибридные науки".
Таким образом, традиционная классификация наук приобретет следующий вид:
| Общественные (гуманитарные) науки | Естественные науки | Технические науки | Гибридные науки |
| Социология. Правовые науки. Экономические науки.. Синтетические науки. | Физика. Химия. Биология... Синтетические науки. | Теория механизмов и машин. "Электротехника . Синтетические науки. | Синтетические науки. Интегральные науки. Комплексные науки. |
С начала 1990-х гг. процесс ускоренного развития криминалистики потребовал анализа и оценки не только ее количественных изменений, но и влияния научно-технического прогресса на ее сущность и функции. Этот анализ заставил усомниться в правовой природе криминалистики. В 1994 г. после ряда выступлений на кафедрах различных вузов и в НИИ я выступил с сообщением "Криминалистика и теория судебной экспертизы: природа и связи" с авторитетной трибуны международного криминалистического симпозиума "Актуальные проблемы криминалистических исследований и использования их результатов в практике борьбы с преступностью". В этом сообщении я изложил свое мнение о новом взгляде на природу криминалистики как синтетической науки[47]. Развернутое обоснование данного взгляда было затем дано в статье "О природе криминалистической науки"[48].
Известно, что с конца 1950-х гг. господствующей была концепция правовой природы криминалистики. Обоснование этой концепции в обобщенном виде заключалось в следующем:
1. Криминалистика — правовая наука, ибо ее предмет и объекты познания лежат в сфере правовых явлений.
2. Криминалистика — правовая наука, так как ее служебная функция, решаемые ею задачи относятся к правовой сфере деятельности государственных органов, к правовым процессам (расследование, судебное разбирательство).
3. Все рекомендации, разрабатываемые криминалистикой для практики, носят строго выраженный правовой характер, основаны на законе, соответствуют его духу и букве; они вызваны к жизни потребностью ликвидации в нашей стране преступности и "развивались в советском уголовном процессе лишь с единственной целью оказания научной помощи следственным и судебным органам в отыскании истины по делу"[49].
4. "Юридический характер криминалистики проявляется в нормативно-юридической функции, свойственной ей как отрасли правоведения, под воздействием которой многие научные рекомендации криминалистики вводятся в содержание правовых норм"[50].
5. Криминалистические рекомендации носят нормативный характер.
6. Наконец, исторически криминалистика зародилась именно в рамках правовой — уголовно-процессуальной — науки..
Для обоснования синтетической природы криминалистики прежде всего использовались контраргументы, опровергающие концепцию ее правовой природы.
I. Отнюдь не весь предмет и не все объекты познания криминалистики лежат в сфере правовых явлений. Попробую это показать на примере сформулированного мною определения предмета криминалистики: криминалистика — наука о закономерностях механизма преступления, возникновения информации о преступлении и его участниках, собирания, исследования, оценки и использования доказательств и основанных на познании этих закономерностей специальных средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений[51].
Между тем далеко не все закономерности механизма преступления и уж тем более возникновения информации о преступлении и его участниках лежат в сфере правовых явлений. Большая часть из них — это общие закономерности всякой человеческой деятельности, закономерности процесса отражения, не приобретающие особенностей и не зависящие от сферы их действия, проявления. Таковы, например, закономерности формирования цели деятельности, где только сама цель лежит в области правовых (точнее, противоправных) явлений, или закономерности возникновения источников информации: след автомашины как средства совершения преступления по механизму возникновения ничем не отличается от следа любой подобной машины в аналогичных условиях следообразования; трассы от топора, которым была срублена ветка для маскировки трупа, будут такими же, как и в случаях безобидного использования этого орудия. Во всех этих случаях действует одна и та же закономерность следообразования.
Закономерности исследования и оценки доказательств — это общие закономерности содержательного и оценочного познания; специфическими являются здесь лишь условия и объекты познания; но они не сказываются на существе проявления этих закономерностей.
ІІ. Можно ли считать криминалистику правовой наукой лишь в силу того, что ее служебная функция и решаемые ею задачи относятся к правовой сфере деятельности государственных органов, к правовым процессам?
Концепция правовой природы криминалистики дает на этот вопрос утвердительный ответ, который, по мнению ее сторонников, не вызывает сомнений. Однако при ближайшем рассмотрении эти сомнения не только возникают, но и дают основания для прямо противоположного ответа.
Принято считать, что служебная функция криминалистики заключается в разработке методов и средств предупреждения, раскрытия и расследования преступлений, способствовании внедрению в судопроизводство достижений иных наук. Но разве не ту же функцию выполняет судебная психология, которая в силу этого отнюдь не становится юридической наукой, или судебная медицина, судебная психиатрия и некоторые другие области знаний? Действительно, есть область проблем, которые не решают ни упомянутые, ни другие науки, кроме криминалистики. Это специфические вопросы криминалистической тактики и криминалистической методики, некоторые вопросы криминалистической техники. Они в значительной части относятся к 'правовым процессам, в определенной степени носят правовой характер. Но это лишь подтверждает наличие в криминалистике известного правового содержания, но вовсе не свидетельствует, что оно исчерпывает всю суть криминалистической науки.
Функции науки не свидетельствуют однозначно о ее природе. Именно в силу процессов интеграции научного знания одна и та же функция может быть присуща разным наукам. Каждая из наук криминального цикла, в сущности, выполняет ту же функцию, которая считается присущей лишь криминалистике. И уголовно-процессуальная наука, и криминология, и наука уголовного права, и уж тем более теория оперативнорозыскной деятельности своими рекомендациями служат интересам практики борьбы с преступностью, вооружают эту практику своим "продуктом". Разница между ними в этом смысле — различный характер научного "продукта": в одном случае им служит четкое определение того противоправного явления, с которым следует вести борьбу, т.е. указание на ее предмет и цель, в другом — это законно обусловленные процедуры борьбы, в третьем — средства и методы непроцессуальных форм деятельности правоохранительных органов и т.п. Но и те, и другие, и третьи — суть арсенал следователя, судьи, оперативного сотрудника органа дознания, средства, методы и формы его деятельности. В этом плане криминалистика — вовсе не какое-то уникальное явление в системе наук; уникален, специфичен лишь ее "продукт", точно так же, как уникален и специфичен "продукт" любой другой самостоятельной науки.
III. Все ли рекомендации, разрабатываемые криминалистикой для практики, носят правовой характер, основаны на законе, соответствуют его духу и букве? О том, что это не так, говорит самое поверхностное знакомство с ними. Что правового в разработке правил фотосъемки на месте происшествия? В приемах обнаружения, фиксации и изъятия следов? Во многих рекомендациях по тактике допроса, обыска, следственного эксперимента и других следственных действий? В правилах конструирования следственных версий и выведения из них следствий? В одних случаях эти рекомендации носят чисто технический или технологический характер, в других — психологический или логический и т.п. Подавляющее большинство из них вообще в законе не упоминается и никак им не регламентируется.
Кстати, об утверждении, что эти рекомендации основаны на законе, их соответствии его букве и духу. Можно ли так считать, если, как сказано, они в своей массе либо не противоречат закону, либо безразличны для закона? К числу последних практически относятся все экспертные методики, используемые при производстве криминалистических экспертиз, которые разрабатываются криминалистикой, большинство технических средств фиксации и исследования доказательств, ряд тактических и методических рекомендаций, например, по планированию и иным мерам организации расследования и т.п. Поэтому справедливее говорить не об их соответствии, а об их непротиворечии закону, т.е., по большому счету, действительно соответствии духу, но отнюдь не букве закона.
IV. Можно ли считать связи криминалистики с другими неправовыми науками "частными и локальными", а право, правовые науки, правоохранительную практику — ее основной "питательной средой"?
Еще четверть века назад этот тезис, пожалуй, не вызывал сомнений. Но криминалистика далеко ушла в своем развитии. Ни на одну из наук, считающихся правовыми, не оказал такого влияния научно-технический прогресс и его последствия, как на криминалистику. Не говоря о том, что прямым следствием научно-технического прогресса стало формирование ее общей теории, все остальные разделы криминалистической науки буквально насыщены "инородными" знаниями, ставшими органическими составляющими криминалистики. Это уже зачастую не простая связь с другими областями знания, а проникновение последних в недра самой материи криминалистики. Следовательно, сейчас говорить о "частных и локальных" связях криминалистики с иными областями знания — значит просто игнорировать те изменения, которые произошли в природе этой науки.
Следует отказаться от попыток определения, "что важнее" для криминалистики: ее правовая или неправовая составляющие. Все элементы ее содержания одинаково важны и необходимы именно в силу природы этой науки.
V. Можно ли считать, что криминалистика обладает нормативно-юридической функцией только потому, что некоторые ее рекомендации приняты законодателем и стали нормой закона? Г.А. Матусовский пишет: нормативный характер криминалистических рекомендаций заключается в том, "что они входят в качестве обязательного элемента в систему источников правовой информации. Основу такой системы составляет закон (например, уголовно-процессуальный), положения которого конкретизируются (в большинстве случаев) в подзаконных актах (приказы, инструкции), различных ведомственных нормах и методических указаниях, непосредственно содержащих криминалистические рекомендации"[52].
Но, во-первых, на каком основании криминалистические рекомендации объявлены обязательным элементом системы источников информации? И, во-вторых, их использование в подзаконных актах — это вовсе не функция разработавшей их науки. При любой трактовке функций криминалистики к их числу не может быть отнесена техника законотворчества, формирования нормативных актов. А то, что этими нормативными актами предписывается использовать те или иные криминалистические рекомендации, не имеет отношения к природе науки.
Новые представления о природе криминалистики — это не возврат к концепции ее двойственной природы. Дефект последней заключался в том, что содержание науки жестко делилось на две разнородные части и естественно-технической объявлялась криминалистическая экспертиза — раздел, который, во-первых, в то время не был общепризнанным элементом структуры криминалистики, а во-вторых, как институт имел и имеет явно процессуальный характер.