Формирование разведывательного батальона в Меце 9 страница
Я вернулся в Таганрог, когда уже стемнело. Меня положили в полевой госпиталь с желтухой и дизентерией, сопровождавшейся тошнотой. Тогда свирепствовала эпидемия дизентерии, и она опасно ослабила фронт. Полноценных германских полков и дивизий уже больше не было. Восточный фронт удерживался слабыми остатками некогда сильных боевых частей. Немецкие гренадеры вступали в тяжелейшую битву за время своего существования — они были обескровлены и не готовы к ней. Они видели надвигающееся бедствие широко раскрытыми глазами, выполняли свой долг и ни секунды не сомневались в этом. Они верили в необходимость самопожертвования.
Я покинул полевой госпиталь спустя почти две недели. Я еще довольно слабо держался на ногах, но доложил о прибытии в часть, после чего без особых церемоний был переведен командиром в офицерский резерв и должен был находиться при штабе дивизии. К этому времени дивизия «Лейбштандарт» перешла к обороне к западу от Ростова. Она тесно взаимодействовала с 13-й и 14-й танковыми дивизиями и отбивала все удары советских войск. Район операций III корпуса пролегал через голые поля, и жестокий холод выморозил землю, сделав ее твердой как камень. Было невозможно вырыть окоп или даже оборудовать приемлемую позицию. Погода стала нашим самым жестоким противником.
Мой батальон занял оборонительные позиции и вел боевые действия против 253-й русской дивизии под командованием полковника Охатского, сформированной только в августе на Северном Кавказе. Дивизия была набрана из кубанских казаков, которые не слишком любили советскую власть.
В мое отсутствие батальон стал еще слабее; особенно ощущался недостаток офицеров. 2-й ротой 1-го разведбатальона СС командовал оберштурмфюрер СС Ольбутер. Он получил ранение, однако отказывался покидать свою роту. 3-я рота 1-го разведывательного батальона была поражена дифтерией в тяжелой форме, что еще больше ослабило боеспособность батальона. 1 ноября возле населенного пункта Александровский был ранен оберштурмфюрер СС фон Бюттнер.
Вместе с командиром дивизии я навестил 2 ноября в Александровском своих старых товарищей и присутствовал на вручении Рыцарского креста Герду Бремеру. С удовлетворением я отметил неподдельную радость мотоциклистов в связи с награждением Бремера. Рота заслужила это признание ее достижений.
Мороз сменялся дождем. Вода накапливалась в окопах и в глубоких дорожных колеях и все время заливалась в форменную одежду. Автомобили, пушки и танки увязали в грязи. Гренадеры шли в ней по колено. Снабжение стало почти невозможным и могло обеспечиваться только гужевым транспортом. Машины ползли как черепахи. Потребление горючего и потери боевой техники не соответствовали результатам. Армия утопала в грязи. Потери из-за болезней бесконечно возрастали. Период морозов начался уже в середине ноября. Нам приходилось одну за другой выковыривать из грязи вмерзшие машины и разогревать двигатели, используя дополнительные средства. Мы стали армией-калекой.
Как раз в это время я присутствовал на очень важном совещании в командном пункте в Лаханове. Оно касалось важной роли нефти. Присутствовали генерал-полковник фон Клейст, генерал фон Макензен, Зепп Дитрих и несколько экспертов по нефти. Они были убеждены в необходимости захвата русских нефтяных месторождений в Баку для того, чтобы продолжать войну. В связи с этим взятие Ростова становилось абсолютной необходимостью.
Военнослужащие более низких званий молча слушали, когда приводились цифры производства и потребления нефти, обсуждались потребности в ней экономики и армии. У нас не было необходимых данных и опыта для того, чтобы дать оценку этих выступлений.
Однако с военной точки зрения дело обстояло иначе. Все предостерегали от наступления на Ростов, указывая на большие потери в частях и к тому же на то, что армия была просто не готова к такой операции. Дивизии были обескровлены, недоставало боевой техники, из рук вон плохо обстояло дело с зимней форменной одеждой, необходимой для ведения зимней кампании. Меховые полушубки и шапки доставлялись из Мариуполя с огромными трудностями. Германских солдат невозможно было отличить от русских уже на расстоянии 100 метров. Состояние здоровья военнослужащих также оставляло желать лучшего. Командиры подразделений, частей и соединений оценивали ситуацию с абсолютной точностью, когда говорили: «Мы атакуем, мы возьмем Ростов и будем преследовать советские войска за Доном, но мы не сможем надежно защитить захваченный город».
В середине ноября 11 солдат 2-го батальона 1-го пехотного полка СС были найдены в выгребной яме здания НКВД в Таганроге. Они попали в плен в сентябре и, судя по показаниям гражданского населения, были брошены в яму чекистами живыми.
Решение о наступлении на Ростов было принято 14 ноября. (Немцы наступали на Ростов с 5 ноября. — Рей.) Главный удар должна была наносить с запада моторизованная дивизия «Лейбштандарт», а также 13-я танковая дивизия, с севера — 16-я танковая дивизия. Атака должна была начаться 16 ноября. Однако ее пришлось отсрочить на день, потому что вследствие жестоких морозов не было достаточного количества готовых к операции танков и бронемашин. Мой батальон наступал по дороге через Султан-Салы и сразу же попал под сильнейший заградительный огонь на сильно заминированной и укрепленной местности. Каждую пядь земли приходилось отвоевывать, прилагая беспрецедентные усилия при температуре минус 30 градусов по Цельсию. Дорога на Ростов была отвоевана лишь благодаря исключительному упорству эсэсовцев.
Мои солдаты впервые воевали без меня и вели, пожалуй, тяжелейшие из боев, в которых когда-либо участвовали. Ожесточенные бои развернулись по всему фронту вокруг Ростова. Атакующие дивизии несли тяжелые потери, сражаясь на сильно укрепленной и заминированной местности. Герд Пляйс, бравый командир 1-й роты 1-го разведывательного батальона СС, потерял обе ноги и умер по дороге в полевой госпиталь. Фриц Витт сражался бок о бок со своими гренадерами. Генерал-полковник фон Макензен демонстрировал блестящий пример настоящей прусской доблести. Терпеливо, собрав всю волю в кулак, руководимые им войска III моторизованного корпуса продолжали шагать по снежным сугробам и шли в атаку вместе с «Лейбштандартом».
Гренадеры и генералы шли на штурм плечом к плечу по обледенелым полям под Ростовом. Контратакующие Т-34 смяли легкие противотанковые орудия 60-й моторизованной дивизии и угрожали прорывом, но затем встали, объятые пламенем, под огнем 88-мм зенитных орудий. Слезы ярости бежали по лицам артиллеристов легких 37-мм противотанковых орудий; они были бессильны против стальных монстров. Немецкое 37-мм противотанковое орудие стало музейным экспонатом; его калибр уже больше не был достаточным для того, чтобы уничтожать средние (Т-34) и тяжелые (КВ) танки противника.
Гренадеры и танкисты продолжали атаковать с поразительным упорством и стойкостью и 21 ноября взяли штурмом отчаянно защищавшийся Ростов. 1-й роте 1-го пехотного полка СС удалось захватить мост через Дон и занять небольшой плацдарм. Командир этой роты, Гейнц Шпрингер в ходе этой операции был шесть раз ранен, а в роте осталось двенадцать штыков.
Итог битвы за Ростов был подведен в следующем приказе:
Командующий III моторизованным корпусом
Штаб корпуса, 21 ноября 1941 года
ПРИКАЗ ПО КОРПУСУ
Солдаты III моторизованного корпуса!
Битва за Ростов выиграна!
17 ноября до полудня корпус начал наступление, выполняя задачу по овладению Ростовом и захвату моста через Дон. Задача была успешно выполнена к 20 ноября (21 ноября. — Ред.).
Мы захватили более 10 000 пленных плюс, по последним подсчетам, 159 орудий, 56 бронемашин, 2 бронепоезда и большое количество другой боевой техники.
Солдаты моего корпуса! Мы все можем гордиться этой великой, новой и успешной демонстрацией действий подразделений, в которую каждый отдельный солдат внес свой неоценимый вклад.
Ни ледяной ветер, ни жестокий мороз, ни нехватка зимней одежды и боевой техники, ни темень безлунных ночей, ни танки противника, его ракетная артиллерия и тысячи мин, ни полевые укрепления, на заблаговременное возведение которых ушла не одна неделя и огромные размеры которых мы все видели, ни тем более сами красноармейцы — ничто не смогло остановить наше триумфальное наступление.
В результате тщательно и умело подготовленного неожиданного фронтального наступления на восток энергичной дивизии «Лейбштандарт» при активной поддержке танков 13-й танковой дивизии оборона противника была сметена со своих позиций. Противнику уже больше не сопутствовал успех, несмотря на его яростные контратаки, особенно против 14-й танковой дивизии, в попытках предотвращения смелого прорыва двух наших формирований в северные предместья крупного города Ростова и до самого Дона и мостов на нем.
Остатки отступающих войск противника попытались спастись, переправившись через Дон. Благодаря своей решительности 1-му батальону 1-го пехотного полка СС дивизии «Лейбштандарт» — подразделению, привыкшему побеждать, — даже удалось захватить железнодорожный мост Ростова в целости и сохранности.
В то же время решительным наступлением, осуществленным далеко на восток и юго-восток, 60-я моторизованная дивизия успешно прикрыла открытые фланги корпуса и взяла Аксайскую, в то время как части и подразделения 13-й танковой дивизии быстро и решительно преследовали отходящего на восток противника.
Кроме того, все части корпусов, как и военно-воздушные части — в особенности наши чудные, безупречно действующие летчики воздушной разведки, — внесли значительный вклад в наш общий успех! Мы отрезали единственную действенную связь русских с Кавказом раз и навсегда.
Теперь мы должны удержать то, что завоевано, для того, чтобы открыть дверь новым победам, как только фюрер прикажет их одержать.
Мы также салютуем ему своим «Зиг хайль!».
Подпись: фон Мзкензен, генерал кавалерии
Победа была одержана, но, как оказалось, уже назревала катастрофа. Корпус был основательно растянут и слишком ослаблен для того, чтобы осуществлять длительную оборону захваченных объектов. Наши части, которые были потрепаны и обескровлены, подвергались непрерывным атакам превосходящих советских сил.
Мой батальон под командованием гауптштурмфюрера СС Крааса вел бои на Мертвом Донце. Мертвый Донец ответвляется от Дона возле Ростова и образует самый северный, правый, рукав в дельте Дона. Батальон занимал позицию в восемь километров по фронту — на этом оборонительном рубеже находилось менее 300 солдат. Сюда входили и водители, связисты, работники штабов и все офицеры. Не было больше обозов — все, кто мог сражаться, были на фронте.
В то время как советские войска вновь и вновь атаковали фронт немцев к северо-востоку от Ростова, они бросали одну за другой только что сформированные дивизии через скованный льдом Дон, пытаясь смять ослабленные тяжелыми потерями германские силы. Стойкость, проявленная немецкими солдатами в этих тяжелых боях, почти достигала предела человеческих возможностей. Широко рассредоточенные позиции (обычно отделения) располагались на крутом обледенелом северном берегу Мертвого Донца (а восточнее проходили и по правому берегу основного русла Дона. — Рей.) и были обращены на юг, в сторону замерзших плавней дельты и основного русла Дона. Только с большим трудом и с помощью взрывчатки удалось выбить в твердой земле неглубокие окопы. Чтобы уберечься от жестокого мороза, теплую одежду стягивали с мертвых немецких солдат и даже с убитых советских солдат.
В течение трех дней на нашем слабом фронте обороны русские вели активную разведку — это указывало на грядущее наступление. Мои товарищи смотрели на все это без страха и ажиотажа; они выполняли свои обязанности почти фаталистически. Немногочисленные офицеры находились в своих секторах, как пастушьи собаки, опекая доверенных им солдат. Я нашел Хуго Крааса и Германа Вейзера в небольшом доме, где они оценивали показания дезертира из 62-й кавалерийской дивизии русских и готовили свои части для предстоящих оборонительных боев.
Позиция 1-го разведывательного батальона, слабо удерживаемая, но обороняемая закаленными в боях солдатами, 25 ноября в 5.20 была подвергнута обстрелу русской артиллерии всех калибров, а затем атакована. Потери от этого огненного вала были почти нулевыми: где ничего не стоит, ничего и не может быть уничтожено. Но потом у моих солдат чуть кровь не застыла в жилах! В сумраке утренней зари появились большие массы русской пехоты, которые с песнями и криками бросились в наступление на наши позиции. Передние ряды сомкнули руки, образуя таким образом непрерывную цепь, которая ступала по льду в такт дикому пению. Мины наших минометов проделывали большие пробоины во льду, вынуждая советские войска разорвать свою цепь. Но мины не могли остановить пришедшую в движение массу, наступавшую на моих товарищей как отлаженный механизм. На середине реки советские солдаты попали под наш обстрел и валились на лед, как спелая пшеница под косой.
Мои солдаты потеряли веру в Бога и человечество, когда продвигавшиеся вперед русские солдаты наступали, перебираясь через упавших и продолжая штурм. Атаку вели 343-я и 31-я стрелковые дивизии и 70-я кавалерийская дивизия. Три только что созданные дивизии в атаке на несколько сотен человек, растянувшихся на 8000 метров и практически в одиночестве — каждый был предоставлен сам себе и должен был справляться с такой массой!
Два батальона 1151-го стрелкового полка русских прорвались на участке 2-й роты 1-го разведывательного батальона СС и были уже на наших оборонительных позициях, угрожая прорвать весь фронт. 177-й и 248-й стрелковые полки атаковали центральную часть обороны батальона и тоже были близки к прорыву.
Контратаку на участке 2-й роты 1-го разведывательного батальона СС нужно было проводить сразу, но в данный момент под рукой для выполнения этой неотложной задачи никого не было. Советские войска атаковали по всему фронту с неослабеваемой интенсивностью, угрожая лишить присутствия духа горстку солдат, лежащих за своими пулеметами. Русский штурм был похож на приливную волну, несущуюся со стороны Кавказа и разбивавшуюся о крутой берег Дона, теряя здесь свою силу. Первые лучи солнца, пробивавшиеся из-за густых облаков, осветили ужасную картину. На всем пространстве, куда только доставал взгляд, Дон и его протоки были усеяны темными точками, некоторые из которых двигались с большим трудом, а другие постепенно засыпал снег. Атака советских войск была отбита с тяжелыми для них потерями по всему фронту. Однако тысячи советских солдат залегли и дожидались ночи. Лошади без седоков ускакали на юг, их пронзительное ржание звучало как зов смерти.
Силы противника, прорвавшиеся на участке 2-й роты 1-го разведывательного батальона СС, были сметены нашей немедленной контратакой. Шесть офицеров и 393 солдата Красной армии были взяты в плен. Только на одном этом участке насчитали 310 убитых русских солдат. Судя по показаниям пленных, атака имела целью отрезать Ростов с запада.
Атаки продолжались, не ослабевая, 26 и 27 ноября, несмотря на огромные потери. Для нас было загадкой, как люди с такой охотой могли позволить вести себя на бойню, как ягнят на заклание. Несмотря на массы мертвых, искалеченных тел, лежавших неподвижно на льду, новые русские формирования включались в бой и устремлялись навстречу смерти. Русская атака 27 ноября началась в 16.00 с артиллерийской подготовки и огневого вала из орудий всех калибров, особенно с использованием ракетной артиллерии, но и эта последняя атака в районе действий 1-й роты 1-го разведбатальона СС была отбита к 19.50. Отдельные подразделения противника прорвались на позиции роты и были заблокированы. Контратака была намечена на 28 ноября.
Потери батальона были тяжелыми и затронули унтер-офицеров и офицеров. Батальонный адъютант оберштурмфюрер СС Г. Вейзер принял командование 2-й ротой 1-го разведывательного батальона СС. Оберштурмфюрер СС Ольбутер опять получил ранение. Последняя атака против 2-й роты 1-го разведбатальона СС пришлась большей частью по левому флангу и была отбита с ужасными потерями для русских. Атакующее русское соединение было сформировано в июне в Краснодаре в качестве 128-й пехотной дивизии и впервые введено в бой именно здесь. Батальон, атаковавший наш левый фланг, в начале штурма насчитывал более 450 человек личного состава. В атаке через Дон 135 солдат этого батальона были убиты и более 100 раненых взяты в плен. Другие 37 попавших к нам в плен были невредимы.
Огромные заслуги нашей части могут быть по-настоящему оценены только тем, кто сам испытал на себе парализующий эффект жестокого мороза и психологическую нагрузку бесконечных боев. Я видел солдат, лежавших за своими пулеметами со слезами отчаяния, катившимися по их лицам, когда их руки мелькали, меняя одну за другой пулеметные ленты с патронами, — и снова пули дождем сыпались на атакующие массы. Ольбутер, исполняющий обязанности командира роты, вел своих мотоциклистов в контратаку без сапог. Они были срезаны с ног незадолго перед атакой. Обе его ноги были сильно обморожены.
В этом бою победителем стал каждый боец. Целиком полагаясь на свои собственные силы, каждый второй солдат находился на позиции лежа за пулеметом — он сражался в тяжелейшем в своей жизни бою без подсказок, приказов или других действий вышестоящих командиров.
Раненые были перевязаны (как можно было на таком сильном морозе) и на грузовиках переправлены в Таганрог. Раздирающие душу крики наших раненых солдат, испытывавших невыносимые боли, было вынести труднее, чем самую страшную атаку. Поскольку мы понимали, что наши каждодневные потери не позволят долго успешно обороняться, оставалось гадать, в каком месте рухнет наш фронт. (Автор лукавит — немецкий фронт к северо-востоку от Ростова рушился начиная с 17 ноября. — Ред.)
Бой не прекращался и с наступлением темноты. Район перед позициями 1-й роты 1-го батальона СС был очищен от противника с помощью нескольких штурмовых орудий, к 9.00 прорыв был ликвидирован. На подходах к позициям остались лежать более 300 убитых. Пленные тащили с собой своих раненых товарищей. Но даже после этого дорого обошедшегося советским войскам боя они продолжали атаковать. Только примерно к 14.00 противник отступил на расстояние 2–3 километра, но постоянно усиливал огонь своей артиллерии.
Бои на других участках фронта проходили в сходных условиях и серьезно ослабили немецкую оборону. Опасность прорыва в любом месте фронта вокруг Ростова нельзя было не замечать, и в штабе командования 1-й танковой армии (до октября танковая группа) это прекрасно понимали. Мы все были единодушны в том, что линию фронта следует сократить, если мы хотим предотвратить катастрофу, которая в сложившихся обстоятельствах может привести к обвалу всего фронта. У нас не оставалось резервов. Степь была пуста. Только глубокие снежные сугробы и телеграфные столбы нарушали монотонность снежных пространств. Наилучшим вариантом для обороны был бы рубеж по реке Миус к западу от нас. Только там мы могли надеяться остановить намного превосходящие силы русских и предотвратить прорыв фронта. Некоторое время назад для того, чтобы установить пункты следования по направлению в тыл, были высланы головные походные заставы. Всякий отход должен был иметь конечным пунктом оборонительные позиции на реке Миус — они должны быть заняты всем личным составом до последнего солдата. Дальнейший же отход по заснеженной степи принес бы немыслимые потери в живой силе и технике.
В то время как тяжелые бои на Дону несколько стихли и атаки советских войск были отбиты с жестокими для них потерями, превосходящие силы русских возобновили атаки на участке 60-й моторизованной дивизии и прорвали слабый фронт немцев к северо-востоку от Ростова. Русские также прорвались на широком фронте, смяв левый фланг 1-й танковой армии. Фронт дрогнул! В это время тяжелые упорные бои продолжались почти на всем советско-германском фронте вплоть до Ленинграда. Германская армия на востоке уже больше не могла успешно противостоять такой огромной, превосходящей силе, как Красная армия. Ледяной холод, совершенно не подходящая одежда и ужасные потери, а также недостаточное пополнение в личном составе и боевой технике делали успешные операции просто невозможными. Мы сражались за свою собственную жизнь!
Во второй половине дня III моторизованному корпусу было приказано оставить Ростов и осуществить отход на заранее подготовленный оборонительный рубеж на Миусе. В жесточайших боях дивизии «Лейбштандарт» удалось 29 ноября оставить Ростов, отойти без больших потерь и при поддержке 13-й танковой дивизии к исходу 2 декабря закрепиться на подготовленных оборонительных позициях на реке Миус. Я участвовал в отходе вместе со штабом дивизии. Мы обрадовались приказу на отход из города и сокращение фронта. Это решение предотвращало возможную катастрофу. Поэтому приказ из штаба фюрера не эвакуироваться из Ростова ни при каких условиях и оборонять захваченные позиции до последнего патрона был для нас как гром среди ясного неба.
Выполнить этот приказ было невозможно. Он самым ужасным образом показывал, что вся серьезность ситуации на фронте должным образом не оценена. Как раз в это самое время наши части шли во мраке ночи, едва способные держаться на ногах от холода. Глубокие сугробы, жгучий восточный ветер и чувство безграничной оторванности превращало жизнь немецких солдат в пытку.
Как мог быть издан такой приказ? Это было для меня загадкой. Приказ был проигнорирован, и отход на Миус был продолжен. Фельдмаршал фон Рундштедт, генерал фон Макензен и другие заслуживали благодарности войсковых частей. Своим решением продолжить отход они сохранили жизнь множества солдат и предотвратили развал фронта группы армий «Юг». Следует также упомянуть о том, что Зепп Дитрих (старый друг Гитлера, иначе не сносить бы ему головы. — Рей.) осудил «фанатичный» приказ фюрера в самых сильных выражениях и отстаивал решение командования группы армий «Юг» на отход III моторизованного корпуса как единственно возможное. Думаю, что я прав, когда утверждаю, что он однозначно встал на сторону фельдмаршала фон Рундштедта (и фон Клейста. — Рей.) в тот трудный для него час. Однако фельдмаршал фон Рундштедт был все же отстранен от командования группой армий «Юг» и заменен фельдмаршалом фон Рейхенау.
Тем временем русские дивизии атаковали наши оборонительные позиции с неослабеваемой силой. Прорывы можно было ликвидировать, только приложив чрезвычайные усилия.
Мой батальон был на левом фланге дивизии «Лейбштандарт» и поддерживал контакт с 60-й моторизованной дивизией. Подразделениям удавалось удерживать позиции, взаимодействуя друг с другом в ходе боя, и создать опорные пункты, причем с помощью русских добровольцев. Боеспособность наших подразделений настолько ослабла, что командиры даже стали использовать антибольшевистски настроенных русских во фронтовых частях. Поэтому я не удивился, когда, посещая своих солдат на позициях, я встречал иногда чуть ли не больше русских, чем немцев. Добровольцы были в основном родом либо с Северного Кавказа, либо с Украины. Их энтузиазм был тогда безграничен, и именно по этой причине они были приняты нашими солдатами.
В декабре во время ураганного артиллерийского обстрела я потерял одного из своих лучших товарищей. Наш прекрасный переводчик, храбрый Гейнц Дрешер, был одним из наиболее одаренных офицеров в батальоне. Он всегда был примером для других и в жизни и в бою. Он нашел свой последний покой на железнодорожной насыпи в Таганроге.
Незадолго до Рождества мне непостижимым образом повезло — я получил разрешение слетать домой. Я вылетел с несколькими товарищами из Таганрога на транспортном U-52. Мы летели через Умань в Львов, а там я сел на поезд. Через восемнадцать часов я уже стоял, жалкий и потрепанный, на железнодорожной станции Фридрихштрассе и первый раз за столь долгий срок говорил по телефону со своими родными. Жаль, что это счастливое время прошло слишком быстро и момент расставания подобрался семимильными шагами.
30 декабря я получил приказ явиться 1 января для доклада к Гитлеру. Приглашение было передано мне из рейхсканцелярии. Пронизывающий холод господствовал тогда и в Германии. Я простился с женой на железнодорожной станции Зоопарк в Берлине и поднялся в ледяной от холода вагон поезда. Моим попутчиком был японский посол, который тоже ехал в Восточную Пруссию и который, на основании прежнего опыта поездок в спецпоездах, запасся коньяком. И не прошло много времени, как мы уже пытались согреться горячительным напитком.
Меня встретили товарищи в Кентшине и проводили в ставку фюрера через густой лес (1 километр). Нас проверили на нескольких постах и сообщили по телефону о нас на последнем посту. Охранные функции здесь выполнял личный состав моторизованной гренадерской дивизии СС «Великая Германия». Ставка состояла из нескольких железобетонных бункеров и обычных деревянных казарм, великолепно замаскированных — они были скрыты за высокими деревьями. Расквартирование и обеспечение питанием соответствовали обстоятельствам. Несомненно, целесообразность и простота были тем, чем руководствовались при строительстве ставки фюрера («Вольфшанце» — «Волчье логово». — Ред.).
Гауптштурмфюрер СС Пфайфер принял меня и проинформировал о причине моего вызова сюда. Из слов Пфайфера я заключил, что Адольф Гитлер обеспокоен ситуацией на фронте и желал бы получить информацию, так сказать, из первых рук.
Адольф Гитлер производил впечатление простого и энергичного человека. Я был удивлен тем, что он прекрасно разбирался в вооружениях и был точно проинформирован о преимуществах и недостатках различных типов танков и бронемашин. Однако больше всего меня поразило то, что он был знаком с боевыми действиями моего батальона и хотел получить ответ на вопросы по тактике. С учетом предыдущих успехов батальона он был усилен гренадерской ротой легких бронемашин и огневым взводом тяжелых пехотных орудий.
Я не смягчал выражений, говоря о боевых действиях под Ростовом-на-Дону, и доложил о непосильных требованиях, которые были предъявлены к частям и соединениям. Я особенно акцентировал внимание на не соответствующем ситуации поступлении пополнений. Генерал Йодль поддержал меня и сослался на донесения из других подразделений. Из разговора у меня создалось впечатление, что ситуация с войсками на востоке очень мучила Адольфа Гитлера и он был озабочен тем, как помочь делу.
3 января вместе с полковником Цейцлером я вылетел на Не-111 обратно в Мариуполь. В Мариуполе я пересел на «Шторьх», который должен был доставить меня в Таганрог. Вскоре мы пролетели над дымящимися обломками сбитого U-52. Чтобы сократить мне путь в штаб дивизии, пилот посадил легкий самолет в пределах видимости командного пункта, и я сел в следовавшие мимо запряженные лошадью сани. Насквозь промерзший, я прибыл обратно в свою часть после 16-дневного отсутствия.
В ту же ночь я сменил Хуго Крааса, временно исполнявшего обязанности командира батальона, и в серых утренних сумерках впервые после столь долгого перерыва проковылял по позициям моей части. С начала Русской кампании до 15 декабря 1941 года в моем батальоне были отмечены следующие потери:
Убитыми:
6 офицеров;
9 военнослужащих унтер-офицерского состава;
79 военнослужащих рядового состава.
Ранеными:
20 офицеров;
33 военнослужащих унтер-офицерского состава;
308 военнослужащих рядового состава.
Пропавшими без вести:
1 офицер;
2 военнослужащих унтер-офицерского состава;
7 военнослужащих рядового состава.
Полученное пополнение:
11 офицеров;
1 военнослужащий унтер-офицерского состава;
186 военнослужащих рядового состава.
За тот же период времени 1-м разведбатальоном СС были взяты в плен 112 командиров и 10 142 солдата Красной армии.
Наша оборонительная позиция проходила прямо через поселок Самбек, располагаясь на переднем склоне длинной гряды. Заливные луга тянулись перед нами, их ледяное покрытие лишь кое-где прерывалось небольшими зарослями ивняка. Русские занимали свои позиции напротив нас. В некоторых местах до них было всего 100 метров. Фронт успокоился. Если не считать разведки и артобстрелов, никаких иных боевых действий не велось. В сложившейся ситуации я считал излишним патрулирование, и, соответственно, у меня неделями не было потерь. Позиции продолжали основательно оборудоваться; особое значение придавалось установке глубокоэшелонированных минных полей.
Земляные работы велись с помощью местного населения. Войска обеспечили местным жителям питание и медицинскую помощь. Я отказался силой вытаскивать людей из их домов и охотиться за ними по снежным пространствам. Следствием этого могли бы быть неизбежные потери. Проявленное нами уважение привело к тому, что население помогло — ради хороших отношений между ним и военными. Поэтому неудивительно, что через короткое время у батальона были лучше всех оборудованные оборонительные позиции и нас посещали офицеры соседних подразделений и частей. В наших землянках и блиндажах было почти по-домашнему уютно.
В начале года я узнал кое-что, чего не хотел бы скрывать от читателя. Однажды мой водитель, Макс Борнхефт, поставил передо мной тарелку с маленькими кусочками мяса, объяснив, что это голубиные бедра, которые он «достал» благодаря «хорошим связям» в Таганроге. Когда я начал есть этот деликатес, у меня возникли сомнения. Я сказал Максу, что, хотя все это очень вкусно, ни одно из бедрышек никогда не летало по воздуху, как у голубя. Но Макс не заставил меня долго строить догадки. Он сказал довольно сухо: «Нет, они не летали, они прыгали! Вы едите лягушачьи лапки!»
Вслед за тем, как кончились морозы, наступил период непролазной грязи, которая делала снабжение войск почти невозможным и препятствовала наступательным действиям. Как следовало продолжать войну? Этот вопрос вызывал у нас жгучий интерес. Оборонительный вариант был немыслим, но немецким войскам на Восточном фронте не хватало сил для крупномасштабного наступления. Дивизии, которые могли быть использованы для наступления, все еще находились на своих позициях, хотя кадровый состав был достаточным лишь для отдыха и пополнения. Мы боялись, что однажды нас выведут со своих позиций и нам придется идти в атаку вместе с наскоро собранными частями.
После того как 1-я танковая армия и часть 17-й армии (а также 6-й армии. — Ред.) уничтожили русские войска, прорвавшиеся к югу от Харькова (23 мая 1942 года немцы окружили здесь советские войска, взяв в плен 240 000 человек. — Ред.), мы были выведены со своих зимних позиций и в конце мая переброшены в район Сталино (Донецк. — Ред.). Именно там новые, созданные за зиму части усилили нашу дивизию, а новое пополнение влилось в ряды ветеранов. Упражнения на стрельбище быстро вернули моему батальону отличную боевую форму. Он был лучше вооружен, чем в 1941 году, и, имея за плечами опыт предыдущих боев, снова стал достойным соперником любого противника. Моральный дух части был высоким. Военнослужащие всех званий твердо верили в свои собственные силы и в своих офицеров — прежде всего, благодаря их сверхчеловеческим способностям, проявленным в боевых действиях как в наступлении, так и в обороне, умению противостоять превосходящим силам противника.
Совершенно неожиданно в начале июня 1942 года дивизия «Лейбштандарт» была выведена из состава войск, готовившихся к большому наступлению на юге Восточного фронта, и переброшена во Францию в ожидании возможной высадки сил союзной коалиции. Мой батальон был переведен в район Кана, и штаб расквартировался в Бретвиль-сюр-Лез. Прошло немного времени, и в Нормандии для нас уже не было никаких секретов. Все возможные ситуации были отрепетированы как с войсками, так и без них, и в результате был достигнут такой уровень подготовленности, который можно было бы уверенно противопоставить самой лучшей воинской части мирного времени.
Осенью мы готовились к отправке в Северную Африку, но судьба распорядилась иначе. Трагедия 6-й армии под Сталинградом призвала нас обратно в Россию. Только везение спасло нашу дивизию от разгрома под Сталинградом. Дивизии, которые воевали рядом с нами в 1941–1942 годах, шли здесь в свой последний бой. Другие ждали нашей помощи. Мы покинули Францию на самой высокой скорости и опять двинулись на восток. Нашей целью был фронт к востоку от Харькова.