Я подумала. не переехать ли к тебе». – сказала Джоан
1976-1978
Как-то на выходных, в начале 1976 года, в Маноре я встретил свою будущую жену Джоан Темплмен. У меня складывается впечатление о человеке в течение тридцати секунд после встречи с ним, и я по уши влюбился в Джоан почти в тот же момент, как увидел. Проблема заключалась в том, что она уже была замужем. Он был режиссером звукозаписи и музыкантом-клавищником, продюсировавшим одну из наших групп – wigwam.
Джоан была практичной шотландской леди, и я моментально понял, что она не переносит восторженных глупостей. Я знал, что не смогу привлечь ее внимание тем же, чем привлек Кристен. Большинство моих прошлых взаимоотношений с женщинами строилось на большом общественном внимании к моей личности, но сейчас я впервые почувствовал, что передо мной женщина, которой не нужны мои обычные эксцентричные поступки.
Джоан работала в антикварном магазине Dodo на Вестбурн Гроув, недалеко от наших офисов на Вернон-ярд. В понедельник утром я в нерешительности потоптался у магазина, потом собрался с духом и вошел, Магазин торговал старыми вывесками и рекламными объявлениями. Я спросил владелицу магазина о Джоан.
– Вы покупатель? – спросила она, сердито глядя на меня.
– Да, я в восторге от старых вывесок, – сказал я, неуверенно оглядываясь. Джоан подошла сзади.
– Вижу, вы уже познакомились с Диз, – сказала она. – Лиз, это Ричард. – Так что вы хотели бы купить? – не унималась Лиз.
Выхода не было. За несколько следующих недель визитов к Джоан у меня собралась внушительная коллекция старых жестяных вывесок ручной работы, рекламирующих все: от хлеба Hovis до сигарет Woodbine. На одной жестянке было написано:«Нырни сюда за чаем. ». Еще я купил большую свинью, которая играла на тарелках и когда-то стояла в мясном магазине. Одна из моих любимых вывесок рекламировала датский бекон и куриные яйца. На ней была изображена свинья, прислонившаяся к стене и слушавшая восторженное куриное кудахтанье по поводу только что снесенного яйца. Эта сценка была озаглавлена словами:«Вот что я теперь называю музыкой. » Я отдал ее Саймону Дрэперу, поскольку он был ужасно раздражителен по утрам, пока не съедал изрядный завтрак. Он повесил эту композицию над своим письменным столом она-то позже и подсказала нам название для ежегодного сборника самых выдающихся музыкальных хитов, который с тех пор каждый год становился лидером чартов -«Вот что я теперь называю музыкой. » В тот момент, когда я купил все подарки на Рождество в Dodo, Лиз сказала Джоан, что она – лучший продавец, который у нее когда-либо был.
Джоан была замужем за Ронни Лихи почти восемь лет, но у них не было детей. Ронни часто находился в разъездах, и мне казалось, возможно, потому что это устраивало меня, что он и Джоан начали отдаляться друг от друга. Всякий раз, когда Ронни уезжал, я звонил друзьям Джоан и спрашивал, не встречаются ли они с ней.
– Не возражаете, если я приду следом? – спрашивал я мимоходом.
Скоро они стали называть меня «идущий следом». я не имел ничего против, поскольку таким образом появлялся шанс сидеть где-нибудь рядом с Джоан и разговаривать с ней. Мое ухаживание не было похоже на другие романы, которые я был в состоянии контролировать. Джоан – в высшей степени скрытный человек, и было чрезвычайно трудно узнать, как она относится к своему браку. Я уже понял, что она значит для меня, и терялся в догадках, какого она обо мне мнения. Думал, что, возможно, она заинтригована моей настойчивостью, но все остальное было скрыто.
Наконец Джоан согласилась поехать на остров Уайт, и мы провели выходные в маленьком отеле в Бембридже. Это стало началом романа. Поскольку Джоан была замужем, мы оба вели двойную жизнь. Она не могла встречаться в будни, когда Ронни был дома, но однажды рано утром решила удивить меня, заскочив на Денби-террас. Когда она позволила себе войти, то увидела, что горничная Марта поднимается по лестнице к моей спальне и несет поднос с двумя чашками чая. Джоан поняла, что я был в постели с женщиной, и это было правдой, поэтому она остановила Марту и положила на поднос цветок.
– Скажите Ричарду, что Джоан передает ему привет, – сказала она, развернулась на каблучках и пошла в магазин.
Я был убит. Бросился в Dodo, чтобы убедить ее пообедать со мной.
– Ну, и к чему все эти слова о вечной любви? – спросила Джоан саркастически.
– Ну, я был одиноким, – ответил я, запинаясь. – Я не мог ждать до выходных.
– Какое душераздирающее объяснение! – сказала Джоан.
Я старался выглядеть пристыженным и раскаивающимся, но посмотрев друг другу в глаза, мы оба рассмеялись.
Наш роман длился почти год. Нас отчаянно тянуло друг к другу, и мы обычно созванивались, когда выпадали свободные пять минут. Джоан выскальзывала из магазина, я покидал офис на Вернон-ярд, и мы встречались на Денби-террас, который находился как раз посередине. География была очень компактной: Вернон-ярд, Вестбурн Гроув и Денби-террас – и все это в районе Портобелло-роуд, одно место не дальше двадцати ярдов от другого. В пределах этого небольшого треугольника и происходил бурный роман.
Когда удавалось украсть двадцать драгоценных минут за обедом, четверть часа перед встречей или несколько мгновений после закрытия Dodo, мы старались абстрагироваться от внешнего мира. Несмотря на страсть, мы помнили, что Джоан замужем (на самом деле, только на бумаге, таким был и мой брак). В некоторых аспектах взаимоотношения Джоан и Ронни походили на мои взаимоотношения с Кристен: Ронни выступил инициатором экспериментов по секс-спарингу с другими женщинами и сказал Джоан, чтобы и она тоже не терялась. Джоан попала в затруднительное положение, поскольку ее совершенно не устраивали отношения на ночь, таким образом, исподволь она начала влюбляться в меня.
Еще больше все осложнилось, когда Кристен, узнав о Джоан, вернулась в Лондон. К этому времени я снова выкупил у Кевина Айеррса «Дуанд». Примерно тогда Кристен ушла от Кевина. Она говорила, что хочет вернуться ко мне. Мы все еще были женаты. Моя семья всегда внушала мне, что брак надо сохранить, и поэтому я был готов согласиться с Кристен. Но любил Джоан. Для каждого из нас это была кошмарная ситуация: Джоан чувствовала, что разрывается между мной и Ронни, Кристен – между мной и Кевином, наконец, я разрывался между Кристен и Джоан. То, что начиналось как волнующее приключение в маленькой спальне на Денби-террас, теперь начинало разрушать жизни пяти человек.
Спутанный клубок этих сложных взаимоотношений в итоге размотался сам собой, и случилось это на вечеринке, где присутствовали и Джоан, и Кристен. Лучшая подруга Джоан Линда загнала меня в угол:
– Кого же ты любишь на самом деле? – потребовала она ответа. – Так не может продолжаться. Вы все убиваете себя, и тебе надо решить эту проблему.
Джоан разговаривала с кем-то.
– Я люблю одну женщину, – сказал я, посмотрев на Джоан. – А она меня нет.
– А я говорю тебе, что любит, – ответила Линда.
На этом мы и остановились.
На следующий день я был один на борту «Дуанда». Был темный февральский вечер, шел сильный дождь. Я разговаривал по телефону и не слышал стука в дверь. Когда дверь открылась, я резко обернулся. Это была Джоан.
– Перезвоню позже, – сказал я и двинулся навстречу, чтобы обнять ее.
– Знаешь, я подумала, не переехать ли к тебе, – сказала Джоан.
Той весной 1977 года ко мне обратился Ричард Эллис, который утверждал, что сделал потрясающее изобретение «птеродактильный летательный аппарат». Он прислал фотографию: человек на трехколесном велосипеде, парил над верхушками деревьев на двух больших крыльях. Эллис хотел, чтобы я испытал это летательное приспособление, а затем купил лицензию на его распространение. Я пригласил его в Майор, чтобы взглянуть на аппарат. На вид это было что-то среднее между изобретениями Леонардо да Винчи и Хита Робинсона. Велосипед имел маленький мотор с роторами, который подвешивался над головой пилота. Эллис объяснил, что если я как сумасшедший буду крутить педали, двигаясь вдоль по дороге или взлетно-посадочной площадке, мотор включится и будет снабжать аппарат электроэнергией, пока я взлетаю. Затем двигатель будет обеспечивать работу роторов, которые позволят находиться в воздухе.
Мне было лестно, что Эллис выбрал меня в качестве второго человека, который поднимется в воздух на его летательном аппарате. Он слышал о полетах на воздушных шарах на горячем воздухе, которые я устраивал для сотрудников Virgin во время летней вечеринки прошлого года, и надеялся, что если аппарат мне понравится, я смогу сделать ему рекламу. В очередной раз мое желание испытать что-нибудь новое обернулось серьезной неприятностью.
– За пару уикендов вы научитесь управляться с ним, – заверил Эллис. – Поэтому сегодня взлетать не будете.
Он подсоединил двигатель к какому-то тросу с резиновым выключателем на конце. Потом дал мне, чтобы я положил его в рот.
– Когда двигатель наберет обороты, и вы будете быстро катиться по взлетно-посадочной полосе, прикусите это, и двигатель перестанет работать.
Джоан и еще несколько друзей стояли в конце полосы летного поля. Меня обмотали ремнями безопасности и положили в рот резиновую затычку. Казалось, все это сулит много веселья.
– Хорошо! Пошел! – крикнул Эллис.
Я начал крутить педали как можно быстрее, пока катился по взлетно-посадочной полосе. Двигатель завелся, и велосипед со свистом понесся вперед. Я никого не мог слышать из-за шума двигателя, но мог видеть их лица. Я решил, что передвигаюсь достаточно быстро и эксперимент закончен, поэтому изо всех сил впился зубами в наконечник. Ничего не произошло. Двигатель даже прибавил обороты. Надкусил снова. Ничего. Я несся по полосе со скоростью больше тридцати миль в час, – было ощущение невероятной скорости – когда внезапно велосипед дал крен вверх, и вся эта хитрая штука поднялась в воздух. Я снова сомкнул зубы на резине, но двигатель и не думал глохнуть. Посмотрел вниз и увидел поднятые вверх лица. Только Джоан казалась равнодушной. Я поднялся в воздух сильными порывистыми движениями, как это делают люди, взлетающие с пирса в Брайтоне. Через несколько секунд различил буковые деревья, растущие в лесу рядом с авиационным полем. Я не знал, что делать. Я находился в ста футах над землей, и никто не объяснил, как управлять этой машиной.
Свободной рукой я дотянулся до двигателя и начал тянуть за все провода, которые мог нащупать. Двигатель ужасно разогрелся, и я обжег руку, но один за другим выдернул провода и отсоединил все, что попалось под руку. Надо было остановить двигатель. Я уже благополучно миновал деревья и находился над очередным полем, когда двигатель, наконец, заглох. Стало тихо. Я попытался удержать равновесие при помощи велосипеда, но крылья надо мной были очень тяжелыми. Я вошел в штопор и устремился к земле. В последний момент я уловил какое-то подобие ветра, он развернул машину, и она рухнула вниз боком. Я лежал на земле потрясенный.
– Мы думали, что ты хорошо управляешься с этой штуковиной, – услышал я голос Джоан.
– Я не собирался взлетать, – сказал я. – Это было ужасно.
Когда я пролетал над головой Джоан в безумной схватке с двигателем и едва избежал смерти, она поняла только то, что я постиг хитрость управления аппаратом. На следующей неделе Эллис поднялся в воздух на той же самой машине и рухнул на землю. Он погиб при ударе.
– К нам поступил еще один нигерийский заказ, – сообщил мне Крис Стайлианоу. – Любят они этого парня, u-roy.
Крис был менеджером Virgin по экспорту компании, и за предыдущие несколько месяцев 1977 года заработал тысячи фунтов в самой невероятной стране, какой была Нигерия. Нигерийцы обожали музыку регги. В то время фактически во всей Великобритании только фирма Криса Блэквелла Island Records выпускала записи с музыкой регги.
В1976 году я отправился на Ямайку, следуя примеру Блэквелла, намереваясь заключить контракт с некоторыми исполнителями регги. Дни напролет я просиживал на его веранде и, в конце концов, сумел подписать контракты с Питером Тотем, который пел с Бобом Марли, и исполнителем U-Roy. Первый альбом Питера Тоша «Легализуй это»[54]. выпущенный Virgin, хорошо раскупался в 1977 году. Но сейчас музыка была иной: ямайские ди-джеи и ведущие радиопрограмм кромсали свои собственные записи и на фоне ритмичной музыки нараспев монотонно проговаривали но большей части рифмованный сленг и политические слоганы. Это был прототип рэпа. Их называли «тостерами». именно таким и был этот U-Roy, обвешанный драгоценностями всезнайка, который имел большой успех в Нигерии. На Ямайке должны были быть и другие «тостеры». мы должны отправиться туда и монополизировать рынок.
Мне нравится удирать из Лондона в середине зимы. Я обнаружил, что солнечный свет и дальнее путешествие делают более ясными перспективы моей лондонской жизни. На этот раз у меня были две дополнительные причины, чтобы покинуть город: я хотел взять с собой Джонни Роттена, потому что у него были некоторые сложности во взаимоотношениях с Малькольмом Маклареном и The Sex Pistols, к тому же надеялся встретиться с Джоан, которая поехала с Ронни в Лос-Анджелес, чтобы дать их браку последний шанс. Роттен был в восторге от моего предложения, поскольку он любил регги, а мы с Джоан договорились не общаться до тех пор, пока вопрос с ее браком не решится.
Саймон не смог поехать со мной, и я взял Кена. Таким образом, в начале 1978 года панк-рокер, бухгалтер и преобразившийся «хиппи графского двора» вместе полетели на Ямайку, в Кингстон, чтобы заключить контракт с несколькими регги-группами и поискать «тостеров». Зная, что жители Ямайки не доверяют письменным контрактам, мы прихватили с собой чемодан с $30000 наличными и открыли магазин в отеле «Кингстон Шератон». Вскоре разнеслась весть, что трое гринго прибыли в город для прослушивания музыкантов, и полился поток музыкальных коллективов. Кен сидел на кровати со своим чемоданом, Джонни и я прослушивали записи групп и разговаривали с их участниками. Джонни решал, с какими музыкантами стоит подписать контракт, после чего Кен открывал чемодан и доставал деньги. Американские доллары были устойчивой валютой на Ямайке, где импортные товары были запрещены, и все покупалось на черном рынке. Некоторые из групп настолько стремились произвести на нас впечатление, что брали с собой барабаны и гитары. Наша комната скоро наполнилась высокими людьми, на которых были массивные шляпы в красные, желтые и зеленые полосы с кисточками. Один певец возвышался над нами и нежно пел о своей божественной родине Эфиопии.
Джонни сидел на диване и едва кивал головой в такт музыке. Было трудно поверить, что это тот же самый человек, вытянутый и худой, как громоотвод, который выкрикивал пронзительным голосом ругательства, плевал на изображения королевы и олицетворял яростное поколение. Размышляя об императоре Хайле Селассие, вдохновившем растафарианцев[55], я сомневался, поняла ли до конца британская королевская семья то, что произошло.
За неделю мы заключили контракты почти с двадцатью группами, исполнявшими регги, и нашли еще двоих «тостеров» впридачу: Prince Far I и Тарра Zukie. Все это время я старался убедить Джонни остаться в составе The Sex Pistols, но было бесполезно. Он рассказал, что все в группе перессорились друг с другом и с Малькольмом Маклареном, что Сид Вишес принимает наркотики и становится все более несдержанным по отношению к своей подруге Нэнси. Джонни хотел выступать соло, и у него на примете были двое музыкантов, с которыми он намеревался основать новую группу под названием Public Image Limited или сокращенно PIL. Мне было очень жаль слышать это, поскольку я хотел создать из группы Sex Pistols еще одну классическую рок-команду, наподобие rolling stones. В конце концов, rolling stones тоже начинали как самая шокирующая группа в мире, а Мика Джаггера арестовывали за хранение наркотиков и возмущение общественности. К 1978 году Rolling Stones выступали уже больше пятнадцати лет, они стали частью истэблишмента. И было непохоже, чтобы они собирались останавливаться.
Испытание успехом – это очевидная трудность, с которой сталкивается рок-группа, но сложнее всего добиться, чтобы твое имя вошло в сознание людей. Без сомнения, the sex pistols стали частью мировой терминологии, пусть даже в качестве символа того, что для большинства людей представляется отвратительным, и я знал, что надо быть сумасшедшим, чтобы пренебречь таким преимуществом. Я старался убедить Джонни, что группа могла бы использовать свое имя в несколько другом амплуа, и, возможно, отойти от имиджа экстремальной панк-группы. Я также хотел, чтобы о них по-настоящему узнали за океаном: там было продано всего 300000 экземпляров альбома «Не беспокойся о яйцах… ». примерно столько же их было продано в Великобритании, но ситуация с последующими альбомами могла быть намного лучше. После мгновенного успеха Майка Олдфилда и затем его ухода из общественной жизни я был уверен, что с Sex Pistols такого не произойдет, и они будут на виду. Они являлись лучшей группой Virgin Music и были катализатором как ее большей известности, так и новой волны в рок-музыке. Но Джонни не был настроен слушать меня.
В последний вечер мы нашли бар «Раста» вверх по побережью от Кингстона, где продавали рыбу в остром соусе. Мы сели снаружи, любуясь морем. Стая пеликанов, подобно пикирующим бомбардировщикам, в боевом порядке прокладывала путь сквозь косяки рыб. Каждый пеликан выходил из общего строя и пикировал, подбирая под себя крылья, прежде чем погрузиться в воду. Мы пили пиво Red Stripe и слушали Боба Марли. Несмотря на то, что я продолжал возвращаться в разговоре к тому, что могли бы сделать Sex Pistols, Джонни на самом деле не слушал.
Была огромная разница между Майком Олдфилдом и Sex Pistols. Несмотря на то, что тот, и другие не смогли выдержать бремени славы, с моей точки зрения (как главы их звукозаписывающей фирмы). в остальном их судьбы диаметрально расходились. Майк принес virgin music потрясающее количество денег, которые мы вложили в расширение компании и заключение новых контрактов. Без него мы не смогли бы ничего сделать. Хотя Sex Pistols были группой номер один с синглом «Господь, храни королеву» и альбомом «Не беспокойся о яйцах… ». virgin столько не заработала на них.
Сидя с Джонни Роттеном на ямайском побережье, я вынужден был смириться с мыслью, что virgin никогда не заработает на Sex Pistols больше. Малькольм Макларен организовал участие группы в фильме «Великий рок-н-ролльный обман». и меня интересовало, не могли бы мы выпустить саундтрек к этому фильму. Но, так или иначе Саймон, Кен и я были близки к тому, чтобы признать: отныне на Sex Pistols делать ставку нельзя.
Было тяжело наблюдать, как группа разваливается – и это было намного хуже, чем ситуация с Майком Олдфилдом, который продолжал записывать пластинки, и они хорошо продавались. Но было и то, что могло служить утешением. После заключения контракта с группой Sex Pistols Virgin стала модной фирмой звукозаписи для панк-музыкантов и групп новой волны. Музыкальный мир оценил ту рекламную кампанию, которую мы организовали для The Sex Pistols, и новое поколение интересных групп повернулось к нам лицом. Саймон выбрал среди них The Motors, xtc, the skids, magazine, penetration и the members, чьи записи пользовались спросом, еще одна группа – The Human League постепенно упрочивала свое положение. virgin music publishing заключила контракт с Гордоном Самнером, школьным учителем из Ньюкасла, выступавшим под псевдонимом Стинг и певшим в составе многообещающей группы Last Exit.
Я вернулся в «Кингстон Шератон». размышляя о перспективах Virgin без Sex Pistols. Меня ожидало сообщение от Джоан, она просила позвонить.
– Встретимся в Нью-Йорке? – спросила она.
На следующее утро я покинул Ямайку.
Жизнь на пределе
1978-1980
Я встретил Джоан в Нью-Йорке. Ее попытка реанимировать брак с Ронни не удалась. Мы провели неделю на Манхеттене и ощущали себя беженцами. Мне еще предстояло пройти через развод с Кристен, а Джоан только за несколько дней до этого рассталась с Ронни. Мы как раз подумывали о том, чтобы сбежать из Нью-Йорка и провести некоторое время вместе подальше от цивилизации, когда кто-то спросил меня, не назвал ли я компанию Virgin Music в честь Виргинских островов[56]. Я ответил «нет». но эти острова представлялись именно тем романтическим укрытием, которое было так необходимо мне и Джоан.
Поддавшись порыву, мы решили слетать на Виргинские острова. Нам негде было остановиться, денег было не очень много, но я слышал, что если проявить серьезный интерес к покупке острова, то местный агент по продаже недвижимости разместит тебя бесплатно на великолепной вилле и покажет острова с вертолета. Это казалось довольно забавным. Я нахально сделал несколько звонков и был достаточно убедителен, когда представился (упомянув the sex pistols и Майка Олдфилда) и сообщил, что компания virgin music расширяется, и мы хотим купить остров, куда наши рок-звезды могли бы приезжать, чтобы побыть вдали от зевак, и где, возможно, будет звукозаписывающая студия. От этих слов агент по недвижимости пришел в явное возбуждение.
Мы с Джоан прилетели на Виргинские острова, где нас приняли, как членов королевской семьи, и препроводили на роскошную виллу. На следующий день мы облетели на вертолете все острова, которые были выставлены на продажу. Мы сделали вид, что нам вполне приглянулись первые два острова из увиденных, но спросили, имеются ли другие.
– Есть еще один – настоящее маленькое сокровище, – ответил агент. – Его продает один английский лорд, который здесь никогда не бывал. Остров называется Некер, но не думаю, что это хороший вариант, потому что находится он очень далеко.
Это нас вполне устраивало.
– Хорошо, – сказал я. – Не могли бы мы увидеть его?
По дороге на Некер я смотрел вниз из окна вертолета и восхищался чистым лазурным морем. Мы приземлились на белый песчаный берег.
– На острове нет воды, – сказал агент. – Последними из известных обитателей были два журналиста, прибывшие сюда для тренинга на выживание. Они послали радиограмму, взывая о помощи, раньше чем через неделю. Это самый красивый остров архипелага, но он требует больших денежных вложений.
Над пляжем возвышался холм. Мы с Джоан полезли на вершину, чтобы оглядеть весь остров. Тропинок не было, поэтому когда мы достигли вершины, паши ноги были в царапинах и кровоточили, поскольку пришлось продираться сквозь кактусы. Но открывшийся вид стоил того: мы увидели риф, огибающий остров, и обнаружили, что отмель занимала большую часть пространства вдоль береговой линии. Еще раньше агент сообщил, что кожистые черепахи приплывают откладывать яйца на песчаные берега острова Некер. Вода была настолько чистой, что мы различили гигантского ската, который, колыхаясь, безмятежно прокладывал путь вдоль песчаного дна внутри рифа. Там были тысячи гнездящихся чаек и крачек и небольшая стая пеликанов, ловивших рыбу. Выше планировала птица фрегат, подхваченная воздушным потоком. ; ее большие крылья были широко раскинуты. Оглянувшись на остров, мы заметили два озера с соленой водой и маленький тропический лес. Стая черных попугаев пролетела над деревьями. Глядя по ту сторону на другие острова, мы могли различить только их зеленые береговые линии, ни одного жилища не попалось на глаза. Мы спустились с холма, чтобы найти агента.
– Сколько хозяин хочет за него? – спросил я.
– ?3 млн.
Только что в наших мечтах мы уже любовались закатом с вершины холма.
После слов агента видение улетучилось.
– Хорошая мысль, – сказала Джоан, и мы устало потащились к вертолету.
– А какова была ваша предположительная цена? – спросил агент, внезапно почуяв неладное.
– Мы могли бы предложить ?150000. – ответил я бодро. – $200000. – добавил я, стараясь произнести это так, чтобы сумма выглядела солиднее.
– Понятно.
Как только мы прилетели назад на виллу, стало ясно, что нам здесь больше не рады. Упомянутых $200000 было явно недостаточно, чтобы предоставить нам ночлег на вилле. Наши сумки были выставлены к дверям, и мы с Джоан перетащили их на другой конец деревни, где переночевали и позавтракали.
Было очевидно, что полетов над островами больше не предвидится. Однако мы были полны решимости купить Некер. Мы чувствовали, что этот остров может стать нашим тайным убежищем, где мы всегда сумеем уединиться. Поэтому, хотя нас практически выгнали с Виргинских островов, как каких-нибудь воров крупного рогатого скота, мы поклялись вернуться туда.
Позже в Лондоне я узнал, что хозяин острова Некер хочет продать его срочно. Он собирался построить дом где-нибудь в Шотландии, и это обошлось бы ему примерно в ?200000. Я поднял свою цену до ?175000 и ждал у телефона три месяца. Наконец, мне позвонили.
– Если вы предложите ?180000. остров ваш.
Не было даже намека на то, что эта сумма – всего лишь ничтожная часть от тех ?3 млн., о которых говорил агент по продаже недвижимости. Поэтому я согласился, и остров Некер стал нашим. Но даже при такой низкой цене была одна загвоздка: правительство Виргинских островов издало предписание о том, что, кто бы ни купил Некер, он обязан в течение пяти лет обустроить остров, в противном случае право собственности переходит к правительству. Потребовались бы огромные деньги, чтобы построить дом и протянуть водопровод от соседнего острова, но я хотел вернуться туда с Джоан. Я намеревался заработать достаточно денег, чтобы позволить себе это.
Остаток тогдашнего отпуска мы с Джоан провели на острове Биф. и именно там я основал компанию Virgin Airways. Мы пытались вылететь в Пуэрто-Рико. но местный регулярный пуэрто-риканский рейс отменили. Терминал аэропорта был забит страждущими пассажирами. Я позвонил нескольким чартерным компаниям и договорился зафрахтовать самолет до Пуэрто-Рико за $2000. Поделив эту сумму на количество мест. я взял напрокат доску и написал: «Virgin Airways: $39 за билет на самолет до Пуэрто-Рико». Я прошелся с доской по аэропорту. и скоро все места на чартерный рейс были заняты. Как только мы приземлившись в Пуэрто-Рико. один из пассажиров повернулся ко мне и сказал:
–Virgin Airways – не такая уж плохая компания. Немного улучшить сервис и дело бы пошло.
– Как раз это я мог бы сделать. – засмеялся я.
Ричард, я хочу жениться и прошу тебя быть моим шафером, – сказал мне Майк Олдфилд.
– Это чудесно. – отреагировал я. – А кто она?
– Дочь моего преподавателя по лечебному курсу. Всю жизнь Майк Олдфилд был интровертом. В сентябре 1976 года он поехал на лечебный курс в Уэльс. предполагавший участие в неком действе, где тебя поочередно то унижали, то хвалили перед группой людей. Мне это напоминало скорее жесткий курс по выживанию в условиях частной закрытой школы или армии. Но когда Майк появился после курса, его интроверсия исчезла. В течение нескольких дней он позировал фотографу какого-то музыкального издания обнаженным в позе роденовского «Мыслителя». А теперь он хотел жениться.
– Как давно ты ее знаешь? – спросил я. – Три дня.
– Не хочешь подождать?
– Я не могу ждать, – ответил он. – Она отказывается спать со мной, пока мы не поженимся. Это произойдет завтра в Челси.
Поскольку попытка переубедить его не увенчалась успехом, мы с Джоан отправились туда и стали ждать Майка и его невесту. В качестве свадебного подарка мы прихватили с собой два резных африканских табурета, поставили их на тротуар рядом со зданием и сели. Поток женщин и мужчин следовал мимо нас, и выходили они мужьями и женами. Пока мы сидели и ждали, я чувствовал, как сама идея женитьбы становилась все менее и менее привлекательной. Мы оба – Джоан и я – страдали от неудачных браков, и вид этого конвейера зарегистрированных пар, выходивших из дверей каждые шесть с половиной минут и, на наш предвзятый взгляд, направлявшихся прямиком к юристам, занимающимся разводами, удерживал нас от клятв, которые мы однажды уже произносили. Они казались фальшивыми. Я знал, что люблю Джоан, но чувствовал, что нет необходимости произносить какие-то заученные слова, чтобы подтвердить это.
Майк и Сара зарегистрировались, и мы подарили им африканские табуреты. Вечером мы вместе поужинали, но длилось это недолго, поскольку Майк не скрывал своего намерения как можно скорее уединиться с Сарой. На следующее утро раздался телефонный звонок.
– Ричард, я хочу развестись, – это был Майк.
– Что такое?
– Мы несовместимы, – ответил Майк голосом, не допускавшим дальнейших расспросов.
Майк и Сара отправились к юристам, и все закончилось тем, что Саре присудили больше ?200000 в качестве алиментов. Ума не приложу, что происходило той ночью, но что бы там ни было, это, должно быть, самая высокая плата за проведенную вместе ночь, какую знала история.
В 1977 году компания virgin в целом получила без учета налогов прибыль в ?400000. в 1978 эта цифра возросла до ?500000. После провала The Sex Pistols мы оставались с небольшим числом наших артистов, самым важным из которых был Майк Олдфилд – его альбомы стабильно продавались, несмотря на наступление панка и новой волны. Мы подписали контракт с двумя новыми коллективами, оба исполняли эзотерическую музыку с использованием синтезатора: orchestral manoeuvres in the dark и the human league. Пока эти группы только набирали обороты, ХТС, the skids и magazine были уже довольно успешными в плане продаж. Наши пластинки продолжали хорошо расходиться во Франции и Германии, особенно это касалось группы Tangerine Dream.
В 1979 году, посмотрев на Virgin со стороны, можно было придти к выводу, что это пестрая коллекция различных компаний. Из нашего маленького здания бывшей конюшни на Вернон-ярд мы управляли магазинами пластинок, которыми занимался Ник; звукозаписывающей фирмой – ее курировали Саймон и Кен; музыкальной издательской компанией, – за это отвечала Кэрол Уилсон. В Маноре дела тоже шли неплохо, и мы расширили свой звукозаписывающий бизнес, приобретя Лондонскую студию звукозаписи. Наш план, заключавшийся в том, чтобы иметь в арсенале все, что необходимо рок-звезде, – возможность записать, опубликовать, распространить и продать то, что создано, – начинал приносить плоды. Помимо этого, мы также основали Virgin Book Publishing, которая первоначально была ориентирована на издание книг о музыке, биографий и автобиографий рок-звезд.
Вместо будущих альбомов группы The Sex Pistols, которые, скорее всего, никогда не появились бы, мы получили права на фильм, который продюсировал Малькольм Макларен, -«Великий рок-н-ролльный обман». Это гарантировало еще один и последний их альбом – саундтрек к фильму. Чтобы работа пошла успешнее, мы основали Virgin Films, ею стал руководить Ник.
Другим предприятием, которое затеял Ник, был ночной клуб Venue, где наши группы могли бы выступать, а люди есть и общаться, слушая музыку. По мере того как мир рок-музыки становился все более изощренным, становилось ясно, что группы больше не хотят просто записывать свои песни, а затем продавать их. Видеоролики становились наиболее эффективным способом продвижения песен, и некоторые циники замечали, что видеоряд не менее важен, чем сама музыка. Чтобы восполнить этот пробел, Ник также организовал фильмомонтажную студию, на которой наши группы могли бы создавать и редактировать свои видеосюжеты.
Еще одна услуга, которую Virgin предоставляла своим артистам, возможность продавать их пластинки за рубежом. Хотя мы были крошечной компанией с офисом в здании конюшни на Ноттинг-Хилл, я знал, что если у нас не будет представительств за рубежом, нам не представится возможность подписать контракты с международными группами. Одной из прелестей рок-музыки является то, что, достигая ведущих позиций на рынке, она становится универсальным предметом потребления. Наилучшим показателем успешности группы является количество пластинок, проданных за границей.
Большие многонациональные компании имели огромные преимущества перед Virgin или Island, поскольку во время переговоров с группой могли упоминать продажи пластинок во Франции и Германии.
Единственной возможностью, открытой для Virgin, было не конкурировать с многонациональными компаниями, а сконцентрироваться на внутреннем рынке Великобритании и давать разрешение на выпуск пластинок наших групп за рубежом, как мы поступили в отношении Майка Олдфилда в самом начале деятельности. Несмотря на то, что это был заманчивый вариант, поскольку мы экономили на накладных расходах, он не доставлял мне радости. Компании Island и Chrysalis пошли по этому пути, и это ограничивало их рост, ибо они зависели от милости зарубежных обладателей патентов. Выдав лицензию на производство пластинок группы другой компании, ты теряешь всякий контроль над тем, что происходит дальше. Мы же хотели не только быть в курсе перспектив наших английских групп за рубежом, но и привлечь внимание иностранных групп к возможности их записи на Virgin. Чтобы французские, немецкие и американские коллективы знали, что они могут быстрее заключить контракт для распространения записей по всему миру с нами, чем с большими международными звукозаписывающими фирмами.
Было трудно представить, что с небольшим штатом офиса на Вернон-ярд, действительно, можно взяться за установление контактов за рубежом. Но мы решили рискнуть. В 1978 году Кен отправился в Нью-Йорк основывать фирму Virgin в Америке. Аналогично тому, как virgin в Лондоне разрослась и стала занимать несколько маленьких домиков в окрестностях Ноттинг-Хилл, я представлял, что Virgin America обоснуется в каком-нибудь доме в Гринвич Вилледж, а затем будет медленно расширяться, скупая дома по всей стране, в Чикаго, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско и других региональных центрах. Это позволило бы не возводить один монолитный головной офис.
В 1979 году я поехал во Францию, чтобы встретиться с Жаком Кернером, главой французского отделения компании PolyGram. Я не знал никого из французской музыкальной индустрии, и хотя встречался с ним для того, якобы, чтобы предложить polygram распространять пластинки, выпущенные virgin, на самом деле я подыскивал кого-нибудь, кто мог бы основать Virgin во Франции. Кернер представил меня человеку с интригующей внешностью Патрику Зелнику, который делал записи для PolyGram. Слегка сумасшедшей наружностью Патрик очень напоминал Вуди Аллена – с такими же густыми, жесткими, непослушными волосами и тяжелыми очками в черной оправе. Патрик был не только похож на Вуди, он и пел себя, как тот: когда мы в первый раз пошли с ним вместе пообедать, то потратили после этого четыре часа, стараясь узнать, где он припарковал машину. Патрик сообщил, что с интересом наблюдал за прогрессом компании Virgin. Впервые он попытался встретиться с нами, когда у нас был свой прилавок на музыкальном фестивале в Каннах в 1974 году, но нашел только объявление «Уехали кататься на лыжах». После этого Патрик стал приезжать в магазин Virgin на Оксфорд-стрит за пластинками, и ему очень нравились Майк Олдфилд и Tangerine Dream.
Кернер предлагал мне ?300000. чтобы представлять весь каталог Virgin во франции с процентом комиссионных сверх того. Поскольку тогда у Virgin было мало денег, и мы только что взяли еще один заем, чтобы заплатить за Некер, самым простым было согласиться. Но вместо того, чтобы покорно занести в записную книжку детали сделанного мне предложения, я написал:«Патрик Зелник: Virgin France». Я удивил Кернера, попросив у него время на размышление.
После встречи я поблагодарил обоих и попросил дать знать, когда они в следующий раз будут в Лондоне, и встретиться со мной на борту плавучего дома. В следующем месяце Патрик прибыл в Лондон и позвонил. Мы пообедали на «Дуанде» и я спросил, не уйдет ли он из PolyGram, если я предложу ему возглавить независимую дочернюю фирму Virgin во Франции. Я предоставил бы ему полную свободу выбора французских групп, которые ему нравятся, с ними и были бы заключены контракты. На листе бумаги мы вчерне набросали несколько цифр, и Патрик согласился. Он основал Virgin France вместе со своим другом, Филиппом Константином, диким взлохмаченным индивидуумом, время от времени употреблявшим героин, но обладавшим превосходным музыкальным вкусом. Пока Патрик занимался делом, Филипп проводил время с группами.
– Когда вас приглашают на ужин, – укоризненным тоном сказал по телефону Жак Кернер, когда Патрик расторг с ним договор, – это не значит, что надо уходить домой с чужими ножами.
Я извинился, что таким образом заполучил Патрика, но сказал Жаку, что основать французскую Virgin было решением самого Патрика. И только после того, как Патрик уже покинул PolyGram, мы вернулись к цифрам и поняли, что просчитались: мы забыли включить в расчеты налог на добавленную стоимость, розничная наценка была неверна, мы безнадежно преувеличили число пластинок, проданных в Париже. Но когда все выяснилось, было слишком поздно: Патрик и Филипп уже работали в Virgin. Одна из первых групп, с которой они заключили контракт, называлась Telephone, в тот год она лидировала по количеству проданных во Франции пластинок. Позже Патрик будет только качать головой, не веря, что предпочел фактического банкрота – английскую звукозаписывающую фирму безопасности PolyGram.
Пока продолжались переговоры с Патриком, я вернулся во Францию, чтобы встретиться с исполнительным директором Компании Arista Records. Мы не могли прийти к соглашению по поводу распространения пластинок, но в навострил уши, когда он начал хвастаться, что они вот-вот подпишут контракт с Жюльеном Клером, самой яркой французской поп-звездой. Я понятия не имел, о ком идет речь, но простил себе это недоразумение и выскользнул в туалет. Нацарапав на запястье имя Клера, я осторожно прикрыл надпись рукавом свитера, чтобы спрятать ее. После окончания встречи я бросился к телефонной будке и позвонил Патрику.
– Ты слышал о певце по имени Жюльен Клер? – спросил я.
– Конечно, слышал, – ответил Патрик. – Это самый лучший певец во Франции.
– Ты знаешь, у него еще ни с кем не подписан контракт. Давай попытаемся сделать это. Мы можем пригласить его на обед?
На следующий день за обедом мы с Патриком смогли убедить Жюльена заключить с нами контракт, уведя певца из-под носа у фирмы Arista. Так, за каких-то две недели, я преуспел в том, что перестал быть желанным гостем сразу в двух фирмах звукозаписи, но оба – и Патрик, и Жюльен – заложили фундамент и своего благосостояния, и Virgin France.
С Кеном в Нью-Йорке, Патриком в Париже, Удо в Германии и нашей компанией в Лондоне Virgin могла выступать на рынке в качестве международной фирмы звукозаписи. Бедой было то, что не было запаса наличных денег, и любое понижение цен могло стать фатальным. Теперь, направляясь в банк Courts, я надевал туфли, и мои волосы были не такой длины, чтобы попадать во вращающиеся двери, но там ко мне по-прежнему относились скорее как к одаренному школьнику, чем как к бизнесмену. Даже глядя на итоги продаж Virgin, исчисляемые ?10 млн., здесь только качали головами и улыбались.
– Это хорошая поп-музыка, не правда ли? – добродушно спрашивал менеджер банка Courts. – Мой сын любит слушать Майка Олдфилда. Я просто мечтал бы о том, чтобы мой второй сын не включал эту громкую панковскую дребедень. Я не перестаю кричать, чтобы он выключил ее.
Я старался обратить внимание на то, что Virgin разрастается в большую компанию. У нас очень хорошо обстояло дело с продажами, и мы зарабатывали такие же хорошие и стабильные деньги, как в любом другом бизнесе. Но служащие банка всегда придерживались своей точки зрения:«В данный момент у вас все замечательно, – говорил менеджер. – Но, конечно, качественные показатели вашей прибыли низкие. Мы не можем предугадать, какими они будут через месяц».
Вопреки этим безрадостным прогнозам в конце 1978 года мы чувствовали себя вполне уверенно: в Соединенном Королевстве год выдался очень удачным, поскольку ряд хитов, записанных нами, вошел в десятку лучших, и продажи в магазинах шли очень успешно. Но в 1979 году Маргарет Тэтчер была избрана премьер-министром; процентные ставки стремительно повысились, и мы были ввергнуты в тяжелейший кризис. Продажи пластинок в Великобритании упали впервые за двадцать лет, и наша сеть магазинов потеряла очень много денег. Неудача постигла и Кена в Нью-Йорке: раскрутка первого сингла, выпушенного там virgin, обошлась в $50000 и абсолютно себя не оправдала. С сожалением мы решили закрыть американский офис и отозвать Кена домой. Казалось, все идет наперекосяк, даже дома. В ноябре 1979 года Джоан позвонила мне, чтобы сказать, что наш плавучий дом под угрозой затопления. Я оставил включенным водяной насос, и вместо того, чтобы откачивать воду, он начал закачивать ее. Мы встретились на «Дуанде». и, стоя в воде, пытались спасти мебель и ящики с архивами. Достав все, что могли, мы продолжали стоять на бечевнике и разговаривать с нашими соседями о том, как лучше всего поднять корабль. Один из соседей передвинул коробку, и к нашему смущению из нее выпал большой вибратор. После удара о землю он самопроизвольно включился и начал вибрировать. Мы все наблюдали за тем, как он с жужжанием перемещался, пока не свалился в канал, где промелькнул в воде подобно торпеде и скрылся из виду.
– Это имеет к тебе отношение, Ричард? – спросила Джоан язвительно.
– Нет. А к тебе?
– Конечно же, нет.
Та коробка (конечно.) находилась на борту «Дуанда» в течение многих лет. Расходящиеся круги на месте, где затонул вибратор, представлялись подходящим завершением 1970-х годов.
В 1980 году я предпринял поездку в Лос-Анджелес в попытке заинтересовать американские звукозаписывающие фирмы английскими артистами. Поездка была провальной. Я взял с собой набор презентационных записей, но никто не интересовался ничем новым. Майк Олдфилд был популярен как всегда; кто-то даже изменил написание его фамилии на Оилфилд[57], что, конечно, отражало реальную ситуацию в компании Virgin. Все остальные группы, лицензию на производство пластинок которых я предлагал, – The Skids, the motors, xtc, iapan, orchestral manoeuvres in the dark (по поводу последних один из покупателей на CBS сказал:«Слушай, Ричард. У нас не так много времени. Давай мы будем называть их просто OMD?»). The Flying Lizards – слушали с вежливым интересом, но мало что из этого взяли.
Видя, что доход Virgin иссякает, я постоянно составлял списки тех вещей, на которых можно сэкономить. Я продал дом на Денби-террас и вложил деньги в Virgin, мы продали две квартиры на Вернон-ярд, которыми владели, урезали расходы на все, что только можно. Недавно я наткнулся в записной книжке на список первоочередных задач, относящихся к тому времени. Это хорошее свидетельство нашего отчаянного положения:
1.Перезаложить Манор.
2.Прекратить обогрев воды в бассейне.
3.Заключить контракт с Japan (группа).
4.Продать дома на Вернон-ярд.
5.Спросить Майка Олдфилда, не можем ли мы придержать его наличные деньги.
6.Продать плавучий дом.
7.Продать мою машину.
8.Сдать в аренду все записывающее оборудование.
9.Ник мог бы продать свою долю акций коммерческому банку или Warner Bros.
10. Продать клуб Venue.
Я обратился с письмом к персоналу Virgin и объяснил, что нам крайне необходимо потуже затянуть пояса:«Хорошая новость заключается в том, что новая пластинка Яна Гиллана прямиком заняла третью строчку в чартах. Плохая новость – что ее продано всего 70000 экземпляров, это составляет как раз половину того, что принесло бы такое же место в прошлом году. Наши доходы сократились более чем вполовину, поскольку накладные расходы остаются прежними».
По подсчетам Ника, virgin должна была потерять в 1980 году ?1 млн.
– Я не могу продать свои акции коммерческому банку, – сообщил он. – В этом году потери Virgin составят ?1 млн. Мои акции ничего не стоят.
– Но это же брэнд, – возражал я.
– Virgin? Цена ему – минус ?1 млн., – ответил Ник. – Для них брэнд не представляет ценности. Что стоит брэнд British Leyland?
Внезапно Virgin оказалась в отчаянном положении. Спад 1980 года подхватил нас с неожиданной жестокостью морского шквала. Во второй раз мы были вынуждены произвести сокращение штата: девять человек, составлявших шестую часть тех людей, которые представляли интересы Virgin Music по всему миру. Пропорционально это было меньше тех сокращений, которые проводились тогда в других компаниях, но для нас это было душераздирающим шагом. Ник, Саймон, Кен и я проводили часы напролет, обсуждая возможные пути выхода из кризиса. Без яркой рок-звезды, готовой „ыпустить успешный альбом,у Virgin не было шанса получить денежные вливания. Получалось, что мы отчаянно пытаемся доказать друг другу, что служащие банка Coutts ошибались. Снова и снова мы шли по списку с названиями наших групп и кое-кого вычеркивали. Нам пришлось отказаться от большинства рэгги-груип, с которыми были заключены контракты на Ямайке, поскольку военный режим в Нигерии наложил запрет на все импортные товары и свел на нет наши продажи.
По мере споров между Ником и Саймоном о том, какие группы стоит сохранить, в их отношениях росла напряженность. Ник доказывал, что Virgin должна отказаться от группы The Human League, новой команды из Шеффилда, игравшей на синтезаторах.
– Только через мой труп, – заявлял Саймон.
– Они маргиналы, – возражал Ник. – Мы не можем позволить себе поддерживать их.
– The Hu man League – именно то, ради чего я занимаюсь этим бизнесом. – парировал Саймон, едва сдерживаясь.
– Ты просто транжиришь те деньги, которые я экономлю на магазинах, – отвечал Ник, тыча пальцем в лицо Саймону.
– Слушай сюда, – огрызался Саймон, вскакивая на йоги. – Никогда больше не тычь своим чертовым пальцем мне в лицо. И The Human League останется.
Я наблюдал, как Саймон и Ник решают вопросы с позиции силы, и чувствовал, что надо что-то предпринять. Ник являлся моим основным деловым партнером, он был моим ближайшим другом с детства, мы с ним работали бок о бок со времен издания журнала Student , когда нам было по шестнадцать лет. Но его слишком обуревала идея снижения издержек и экономии денег, хотя, надо признать, именно в тот момент, когда мы попали в большую беду. Но я понимал, что если не предпринять что-то кардинальное, а это новые траты, то мы никогда не выберемся из болота.
Ник и Саймон зашли в тупик и обратились ко мне, чтобы я рассудил, кто из них прав. К бешенству Ника, я встал на сторону Саймона. Это стало поворотной точкой в наших трехсторонних отношениях, которые были так хороши до этого. Только музыкальный вкус Саймона мог спасти Virgin от полного краха. Без групп нового поколения, за которые ратовал Саймон, мы не сдвинулись бы с мертвой точки. Ник считал, что мы выбрасываем деньги на ветер, он вернулся к управлению магазинами пластинок и был намерен Добиться еще большей экономии на них.
Во время одной из встреч мы обсуждали новый контракт с барабанщиком из группы Genesis. В сентябре 1980 года Саймон хотел потратить ?65000. чтобы заключить контракт с Филом Коллинзом, как с соло-музыкантом. И опять Саймон был уверен, что это правильный шаг, и он выстоял после всех критических замечаний и сомнений, высказанных Ником. Сотрудничество с Филом Коллинзом стало возможным из-за расширения нашего студийного звукозаписывающего бизнеса. Наряду с Манором мы приобрели студию в западной части Лондона на Таун-хаусе. Позади Таун-хауса построили вторую студию, которая сдавалась напрокат по более низкой цене. Мы не только, как это обычно делалось, обили стены для устранения акустической реверберации, мы сделали их каменными. Когда Фил Коллинз захотел записать музыку, он решил, что не может позволить себе сделать это в лучших студиях, поэтому остановил выбор на нашей студии с каменными стенами. Фил нашел, что именно здесь сумел достичь наилучшего звучания своих барабанов и рассчитывал записать альбом «В воздухе сегодня вечером»[58]. Это звучало фантастически. Фил настолько легко вошел в контакт с нашими звукооператорами, что сам не заметил, как уже разговаривал с Саймоном, и раньше, чем мы поняли, что произошло, был готов подписать с нами контракт.
Ник заставил Саймона произвести все возможные расчеты продаж, пытаясь определить, сколько экземпляров сольного альбома Фила мы могли бы продать. Ника беспокоило, что фанаты Genesis не будут покупать его, но Саймон доказал, что даже если 10% фанатов группы купят дебютный альбом Фила, мы уже заработаем. Со страхом глядя на цифры превышения кредита в банке и ужасно низкие показатели продаж пластинок других групп, мы знали, что поставлено на карту. К чести Ника, он согласился, что следует заключить контракт с Филом Коллинзом, даже если пришлось бы взять деньги из кассы магазинов, чтобы набрать необходимую сумму для аванса. Фил был необыкновенно одаренным музыкантом и певцом. Его голос запоминался, а стихи брали за душу: ему было суждено стать более успешным, чем сама Genesis.
Между тем New Musical Express написал, что Virgin Music находится в тяжелом финансовом положении. Если бы служащие банка Coutts читали это издание, в чем я сомневаюсь, они бы очень хорошо подумали, предоставлять ли мне кредит, на который я рассчитывал. Я немедленно постарался пресечь подобные разговоры, написав письмо редактору:«Поскольку в последнем номере вы позволили себе опубликовать сведения о том, что я нахожусь в глубоком финансовом кризисе, примите во внимание мое намерение преследовать вас в судебном порядке, чтобы получить некоторую сумму беспроцентных денег, а не обращаться за ними в коммерческие банки… » Несмотря на то, что New Musical Express был явно не Financial Times , я признавал, что если слухи, подобные этим, и не бьют по голове, у них все же есть ужасное свойство самоувековечивания. Но хуже всего было то, что они соответствовали действительности.
Два месяца спустя после наших споров о Филе Коллинзе и The Human League я наткнулся на две сделки, перед которыми не смог устоять. Обе касались ночных клубов. В первом случае речь шла о Roof Garden в Кенсингтоне, который предлагалось купить за ?400000. В Virgin, разумеется, не было денег, но пивовар, поставлявший пиво в этот ночной клуб, был готов предложить нам беспроцентный заем при условии, что мы будем продолжать продавать его вина, пиво и спиртные напитки. Другой клуб назывался Heaven. Это был большой ночной клуб для геев, размещавшийся под Чеарин-Кросс-етейшн. Хозяином был друг моей сестры Ванессы, и он хотел продать заведение человеку, который уважал бы желание сохранить его в качестве клуба для геев. Зная меня по работе в консультативном центре, он полагал, что мне можно доверить это дело. Цена была ?500000. и снова пивовар был готов предоставить нам беспроцентный заем, чтобы покрыть всю покупную сумму в обмен на продажу его пива. Я понятия не имел, почему пивовары в открытую не хотят стать владельцами этих клубов, но прыгал от радости, что мне предоставлялась возможность купить их.
Я знал, что Ник будет против этих приобретений, поэтому подписал соглашения без его ведома. Он был в бешенстве, считая, что я транжирю деньги. Он смотрел на платежное обязательство в еще один миллион фунтов и считал, что я разрушаю Virgin.
– Это погубит нас, – возражал он.
– Но нам не надо платить никаких процентов, – говорил я. – Это бесплатные деньги. Если кто-то предлагает тебе Rolls-Royce по цене Mini, ты обязан взять.
– Не существует такой вещи, как бесплатный сыр, так же, как не существует бесплатных денег, – ответил Ник. – Это все равно долг. Мы, скорее всего, не сможем покрыть его. Практически мы банкроты.
– Это деньги бесплатные, – сказал я. – И я думаю, что есть такая вещь, как бесплатный сыр. Мы выберемся из беды.
Ник выразил несогласие со мной настолько решительно, что стало ясно: наши пути расходятся. Он считал, что я веду Virgin прямиком к банкротству. Он хотел оградить оставшиеся 40% своей доли бизнеса, пока не стало слишком поздно. Что касается меня, то, несмотря на то, что мы давно знали друг друга, последние два или три года наши профессиональные взаимоотношения не приносили радости. Мы с Ником всегда были лучшими друзьями, но после того, как Virgin расширилась и превратилась из розничного продавца пластинок в фирму звукозаписи, я ощущал, что он исчерпал себя. Ник считал, что мы все исчерпали себя, и это, возможно, соответствовало действительности. На студии звукозаписи для него не было предусмотрено комнаты, и что бы ни происходило, он не чувствовал себя комфортно при общении с музыкантами, которым занимались Саймон, Кен и я. Я подозревал, что пуританское мировоззрение Ника заставляет его сопротивляться каждому фунту, потраченному на еще одну бутылку шампанского, даже если она может повлиять на заключение контракта и принести хорошие прибыли. У меня было чувство, что Ник всегда старался удержать меня от того, что я хотел делать, включая, признаю, рискованную трату денег на новые группы. Интересно, что примерно с 1977 года Ник перестал принимать участие в корпоративных лыжных праздниках. Я всегда хотел, чтобы персонал virgin прекрасно проводил время, и первым не прочь подурачиться, если это придаст размах вечеринке. Ник не понимал, как можно получать от этого удовольствие. Мы знали друг друга настолько хорошо, что могли бы написать повесть о сильных и слабых сторонах каждого. В конце концов, оба осознали, что лучше расстаться, пока мы еще друзья. Так мы сможем остаться ими, не дожидаясь, пока станем непримиримыми врагами.
Я получил еще одну ссуду в другом банке и выкупил долю Ника в Virgin. Вместе с наличными деньгами Ник также забрал с собой несколько любимых частей Virgin Group: кинотеатр «Скала». киностудию и студию производства видео-роликов. Настоящий интерес Ника был в мире кино, и уйдя, он основал Palace Pictures, чтобы делать фильмы. Со своим талантом он скоро начал создавать прекрасные фильмы:«Компания волков». «Мона Лиза» и получившую Оскар «Кричащую игру»[59].
После того, как произошло разделение, мы с Ником обнялись и примирились. Оба получили, что хотели, и чтобы отпраздновать наш «развод». закатили прощальную вечеринку в Roof Garden. Мы выиграли во многих отношениях: остались друзьями, часто виделись, и каждый сумел самостоятельно достичь процветания. Несмотря на то, что я приобрел 40% доли Ника в Virgin, я прекрасно понимал, что нет разницы, владеешь ли ты 100% или 60% обанкротившейся компании. Ник был прав в своих прогнозах на 1980 год: убыток от торговли составил ?900000.