Глава 7. Супружеские и семейные конфликты. 2 страница
Моральная позиция Эриксона опирается не на абстрактную идею, а на то, что могло бы сделать жизнь человека более приятной. Иногда, когда он считает, что один супруг использует другого, он производит изменения.
У одного из моих пациентов была жена, которая до этого была замужем четырнадцать раз. Он считал, что она была замужем только дважды. Мне нравился этот парень. У него был хороший, сильный характер. Он чувствовал свою силу, но не хотел применять ее к своей хорошей, запутавшейся, невротичной жене.
Я встретился с женой, которая совсем не собиралась говорить мне о своих четырнадцати браках, но каким-то образом она "спонтанно" рассказала мне об этом. Она взяла с меня обещание ничего не говорить ее мужу. Я заметил, что ее муж странно терпелив и добр по отношению к ней. Он позволял ей подделывать чеки и оплачивал их. Она вышла из себя и разбила машину, и он за нее заплатил. Она постоянно изменяла ему с другими мужчинами. Я сказал ей, что ее муж пытается сейчас принять решение о том, стоит ли ему оставаться с ней. Я спросил ее: "Не считаете ли вы, что следует сказать ему о тех четырнадцати браках. о которых вы до сих пор умалчивали?" Она ответила: "Нет!" На что я сказал: "Вот он ваш ответ и придерживайтесь его".
Конечно же она рассказала все мужу. Она терпеть не могла выполнять приказы мужчин, а я приказал ей "придерживаться своего ответа". Она продемонстрировала неповиновение мне, рассказав мужу о своих четырнадцати браках
Когда муж узнал все, то его отношение к жене изменилось Он спросил ее: "Сколько раз в своих предыдущих браках мы подделывала чеки?" Она ответила ему. "Сколько раз мы изменяла мужьям с другими мужчинами?" И она снова ответила ему. Он сказал: "Ну, хорошо, я женился на тебе, я. люблю тебя несмотря на то, что ты дрянь. Если я еще раз обнаружу подделку или измену, я подаю на развод. Я буду иметь веские основания для развода — ведь ты утаила от меня жизненно важную информацию",
Жена исправилась. Она боялась потерять своего пятнадцатого мужа.
Имея дело с супружеской парой, Эриксон не объединялся с одним из супругов против другого и считал это важным общим правилом, из которого делались исключения тогда, когда речь шла о насилии или об абсолютном отказе от сотрудничества. Иногда он встречался с каждым из супругов отдельно, иногда они должны были приходить к нему вместе. Какой из этих двух вариантов выбрать, Эриксон иногда решал прямо в приемной. Он рассказывал:
"Когда ко мне приходит супружеская пара, я выхожу, чтобы встретить их, и, как правило, спрашиваю: "Кто из вас хочет поговорить со мной первым? Или же вы зайдете в кабинет вместе?" Задав вопрос, я наблюдаю затем за их лицами и головами.
Когда я вижу, что они смотрят друг на друга, как бы говоря: "Не хотел (а) бы ты зайти со мной?", то я приглашаю в кабинет обоих. Если муж смотрит на меня с ужасом и показывает на жену жестом, который должен сообщить, что первой должна зайти именно она, и взглянув затем на нее, я вижу, что она делает то же самое, я также приглашаю в кабинет их обоих. Если он указывает на нее, а она смотрит на меня ожидая, когда я ее приглашу, я приглашаю ее первой.
Иногда муж говорит: "Я хотел бы поговорить с вами, прежде чем вы начнете беседовать с моей женой". Или же жена может сказать то же самое, желая побеседовать со мной до того, как я буду беседовать с ее мужем. Я не всегда выполняю их пожелания. Иногда я говорю: "Хорошо, но чтобы я лучше понял вас, давайте поговорим все вместе в течение пяти или шести минут. Затем я буду говорить с одним из вас". Я поступаю таким образом потому, что если они поведут себя по-диктаторски, решая вопрос о том, кто зайдет в кабинет первым, они могут пожелать вести себя таким образом и дальше, поэтому эту первую ситуацию начинаю определять я. Когда мы начинаем беседовать все вместе, я могу продлить время этой предварительной беседы до пятнадцати минут или до двадцати, но почти всегда я ограничиваюсь пятью, шестью минутами. Отпуская кого-либо из них, я могу сказать: "А сейчас я буду беседовать с одним из вас в течение пяти минут". Я всегда ограничиваю время и оставляю за собой возможность перестраивать всю процедуру".
Иногда один из супругов отказывается прийти к психотерапевту для решения супружеской проблемы и чаще всего это случается с мужем, нежели с женой. Разные психотерапевты справляются с такой ситуацией по-разному. Обычно срабатывает простое приглашение сопротивляющегося супруга, но если это не помогло, Эриксон действовал в этом случае уникальным образом.
Муж привел ко мне свою жену и сказал, что ему надоело платить психоаналитику гонорар за три встречи в неделю в течение пяти лет, потому что его жене стало еще хуже по сравнению с тем моментом, когда она начинала лечение. Он сказал мне также, что не собирается говорить со мной. Он хотел всего лишь, чтобы я взаимодействовал только с женой и каким-то образом помог ей.
Я провел с его женой семь лечебных часов, прежде чем мне удалось заполучить его к себе в кабинет. Я использовал процедуру, к которой я часто прибегаю в подобных случаях. Беседуя с женой, я на каждом сеансе выдвигал какое-либо утверждение, с которым ее муж не должен был согласиться, замечая при этом: "Не знаю, каким образом отнесся бы к этому ваш муж". Часто я выбирал такие предметы разговора, которые могли бы дать мужу понять, что я его понимаю неправильно. После каждой встречи со мной жена подвергалась опросу со стороны мужа и должна была рассказать все, о чем мы беседовали. И каждый раз она рассказывала ему содержание того маленького кусочка разговора, где мы говорили о нем. После того, как мы с женой встретились семь раз, он приказал ей сделать так, чтобы я назначил ему время встречи. Он пришел за тем, чтобы вывести меня из заблуждения, и вот теперь я мог взаимодействовать с обоими супругами.
В некоторых случаях существенно, чтобы муж и жена приходили к психотерапевту вместе. Вот как описывает Эриксон одну из таких типичных ситуаций:
"Если вы имеете дело с мужем и женой, которые относятся друг к другу очень подозрительно и к тому же злобно, вам надо пригласить к себе обоих вместе, и сразу же вы должны определить свою роль. Если муж начинает выливать свои подозрения, что он может делать, впрочем, очень тонко, я поворачиваюсь к жене и говорю: "И он действительно убежден в то, что говорит и очень искренен, не так ли?" Жена думает: "Он на моей стороне", а муж думает, что я на его стороне. Затем я говорю мужу: "А сейчас, по соображениям любезности, давайте выслушаем некоторые замечания вашей жены". И она теперь может отомстить ему, высказывая все более серьезные подозрения и обвинения. Это происходит потому, что ее поставили в позицию, где она вынуждена защищаться. Затем я поворачиваюсь к мужу и делаю то же замечание о том, что она действительно верит в то, что говорит, и искренне это переживает. И жена вдруг понимает, что, будучи на ее стороне, я в то же время нахожусь и на стороне мужа и начинает реагировать точно так же, как и я. Затем я даю им время усвоить это и говорю: "Итак, вы пришли ко мне за помощью. Без сомнения, вы хотите, чтобы я выслушал обе стороны с сочувствием и пониманием, чтобы вы могли понять, в чем же состоит настоящая правда. Я уверен, что вам обоим настоящая правда не страшна". Таким образом я определяю настоящую правду как мое мнение о ситуации. Каждый из них считает, что я на его стороне, а затем они обнаруживают, что я на стороне настоящей правды и они согласны со мной от всего сердца.
Обычно я считаю, что мне следует справиться с ситуацией таким образом, что бы быть на стороне обоих супругов, но иногда я занимаю совершенно другую позицию. Если жаловаться начинает наиболее горластый супруг, и я вижу, насколько он не прав, я поворачиваюсь к другому члену супружеской пары и говорю: "Он действительно искренне верит во все это. Он убежден в этом. Итак, вы знаете, что большая часть того, что он говорит, возможно, все, что он говорит, вероятно, большая часть этого, ни на чем не основана. Вы хотите, чтобы он убедился в тех вещах, которых вполне обоснованы, и вы хотите также, чтобы он отказался от того, что необосновано. И он тоже хотел бы отказаться от всего, что не соответствует действительности".
Таким образом, я оправдываю горластого члена семьи, а от другого члена семьи требую абсолютно объективной позиции. И горластый, о котором было сказано, что он собирается отвергнуть все несоответствующее действительности, начинает со всем соглашаться. Может показаться, что здесь я слишком директивен, контролируя их действия. В сущности, я всего лишь даю человеку возможность изменить свое мышление и свои взгляды. Я просто показываю:
"Вот смотрите, здесь есть еще несколько дюжин удобных для путешествия дорог, которых раньше вы не замечали на карте".
Когда супружеская пара испытывает трудности при обсуждении каких-либо тем, вызывающих чувство вины, Эриксон ограничивает коммуникацию таким образом, что обсуждение этих тем становится адекватным ситуации.
Иногда, когда я встречаюсь с мужем и женой одновременно, я не позволяю жене смотреть на мужа, а мужу на жену. Это ограничение они ощущают, как очень сильное. Они склонны все время бросать взгляды друг на друга, чтобы определить, как партнер реагирует. Но так поступать неприлично, как они считают. И таким образом они говорит гораздо откровеннее, чем предполагали. Видите ли, они нуждаются в том, чтобы что-то делать, но совершенно не в состоянии делать это, и, однако они должны что-то делать. Поскольку они не могут смотреть друг на друга, они должны общаться вербально. Поскольку они ощущают вину по поводу того, что иногда бросают взгляды друг на друга, они начинают выражать мысли и переживания, отягощенные чувством вины. Эта ситуация вызывает чувство вины и они начинают сообщать об этом чувстве. Однако здесь вы должны быть очень внимательны, чтобы никто из них не использовал эту ситуацию для того, чтобы отомстить другому или обвинить его. "Он никогда не водит меня в ресторан ужинать". Вам такие вещи не нужны. Это просто придирки.
Эриксон мог ограничивать коммуникацию, работая с пациентами в кабинете или вне кабинета и, кроме того, он очень свободно мог потребовать от пациентов странных и неадекватных действий, необходимых для достижения какой-либо цели. Иногда это напоминало терапию абсурда. Он мог сказать пациенту, что он должен проехать тридцать пять миль в глубину пустыни, а затем ответить на вопрос, почему он там находится. Он предписывал странное поведение также и в случае супружеских трудностей.
Однажды я рассказал ему о проблеме, на которую пожаловалась одна молодая пара. Эта проблема заставляла страдать в равной степени обоих супругов. Муж в этой паре не был способен к какой-либо инициативе. Он всегда ждал, пока ведущую роль не возьмет на себя жена. Например, по субботам, когда жена делала уборку в квартире, муж ходил за ней из комнаты в комнату, наблюдая, как она убирает пыль пылесосом. Жену это очень раздражало, но она не знала, что ей делать. Куда бы она ни пошла, муж шел за ней и наблюдал за ее работой. Муж сказал, что ему нравится смотреть, как она работает. Эриксон объяснил, как бы он стал решать эту проблему. Он бы встретился с женой и проинструктировал ее, чтобы в субботу она начала как обычно делать уборку. Закончив пылесосить комнату, она должна была сказать: "Так, теперь все" и перейти в другую комнату. Пропылесосив всю квартиру, она должна была бы вынуть мешок с пылью из пылесоса, и снова пройтись по комнатам, высыпая пыль на чистый пол в каждой комнате. Рассыпав из мешка всю пыль, она должна была бы сказать: "Ну вот, а теперь пусть все останется так до следующей субботы". Затем она должна была отказаться обсуждать свои действия с мужем. Согласно Эриксону, муж не стал бы больше никогда сопровождать ее из комнаты в комнату, и в течение последующей недели у них случилась бы ссора по одному важному вопросу, касающемуся их брака.
Когда Эриксон хочет, чтобы супруга, которые до этого прекрасно ладили друг с другом, начали ссориться, он может подойти к проблеме тактично или ввести в ситуацию элемент абсурда. Например, он мог сказать: "Если бы вы были менее толерантной женщиной, а вы были бы менее толерантным мужчиной, что могло бы вызвать у вас разногласия?" Таки образом он мягко подталкивал супружескую пару к открытому выражению несогласия.
Обсуждая вопрос о том, как вызвать ссору, вмешавшись ситуацию более резко, Эриксон сказал: "Вы можете инициировать ссору, вводя в ситуацию что-либо непонятное. Попросите ребенка вычистить ваши ботинки и когда он сделает это, нарочно плесните на них водой, а затем скажите, дурачась:
"Я ведь испортил их, не так ли?" Такое чувство недоумения, которое возникает как реакция на такие ваши действия, очень неприятно и побуждает человека к активности. Или же попросите кого-нибудь пришить пуговицу, а затем, когда это с неохотой будет сделано, оторвите ее и скажите: "Ведь на самом деле было крепко пришито, не так ли?" Если вы уничтожите результаты какого-либо дела и сделаете что-то непонятное, то это будет очень деструктивным".
Иногда Эриксон вместо того, чтобы вызвать ссору, побуждает супругов к тому, чтобы они продолжали ссориться точно так же, как они делали это ранее. Такая инструкция сама по себе меняет суть ссоры. Техника побуждения людей к действиям, которые для них и так характерны, довольно часто использовалась Эриксоном. Представляется, что эта техника моделирует поощрение сопротивления при гипнотизации. Вот пример того, как Эриксон поощрял действия одной супружеской пары, но поощрял таким образом, что за этим последовало существенное изменение их жизни. Проблема состоял" в пьянстве жены. Эриксон рассказывал:
Ко мне обратились за помощью муж и жена, причем жена была настоящей алкоголичкой. Она пила в одиночку. Каждый день, возвращаясь домой с работы, муж находил ее пьяной и они ссорились до драки. Он носился по дому в поисках спрятанной бутылки. Эти поиски бесили ее. Это продолжалось много лет, и ночная драка, равно как и поиски бутылки, превращались в игру, и каждый развивал у себя навыки, чтобы в ней выиграть.
Я узнал, что проводить уик-энд он любит, растянувшись в глубоком кресле и читая "Бизнес-Уик" или "Уолстрит джорнал" или какую-либо книгу. Она, в свою очередь, предпочла бы ухаживать за цветами в саду, и чтобы при этом никто не заглядывал ей в рот и не искал в земле закопанной бутылки. Она действительно любила работать в саду, но при этом любила и виски.
Беседуя с ними обоими, я дал им задание: он должен был старательно искать спрятанную бутылку каждый вечер, а она должна была прятать ее как можно искуснее, находя в этом радостное удовлетворение. Я велел им продолжать эту процедуру в том виде, какой она до сих пор имела. Он должен был охотиться за бутылкой, она должна была прятать ее. Но если ему не удавалось найти бутылку, она была обязана опустошить ее на следующий день.
Я разрешил им поиграть в эту маленькую игру еще некоторое время. Это была нехорошая игра, но ему совершенно не нравилось охотиться за бутылкой, а она испытывала слишком много радости от всего этого. Однако эта процедура отняла у нее привилегию прятать бутылку тайно. Теперь она прятала ее целенаправленно, и это уже было действием, вызывавшим вину и стыд. И игра потеряла для нее часть своей привлекательности. Когда я предложил, чтобы выигравшим считался он, если ему удавалось найти бутылку, а она считалась выигравшей тогда, когда он терпел неудачу, у них были крайне удивленные лица, тем не менее они делали это в течение двенадцати лет.
Следующий шаг состоял в том, чтобы заставить его купить трейлер и поехать вместе с женой на озеро Каньон на рыбалку, без виски. Я выбрал для них такой вид отдыха потому, что считал, что раз она выросла в штате, где было много озер, она должна была ненавидеть озера и рыбалку. И он тоже ненавидел рыбалку.
Я заметил, что пребывание в лодке далеко от берега без виски даст ей возможность остаться трезвой, и это будет полезно для ее здоровья. Ее мужу тоже будет полезно побыть на открытом воздухе, вместо того, чтобы воткнуть свой нос в газету.
Как я и ожидал, они начали использовать трейлер, но плавать в лодке и ловить рыбу не стали. В субботу и воскресенье они выезжали на природу, и это им очень нравилось, она перестала пить, и они начали наслаждаться общением друг с другом. Они выезжали на природу каждый уик-энд в разные места и отказались от своей игры.
В данном случае была использована еще одна техника, типичная для Эриксона. Этой паре было дано задание купить трейлер и ловить рыбу на озере. Эриксону нужно было, чтобы они изменили свой стереотип времяпрепровождения в течение уик-энда. Вместо того, чтобы оставаться дома, избегая общения друг с другом, им, как считал Эриксон, следовало вовлечься в новую деятельность. Однако он выбрал для этого рыбалку на озере, а этого занятия ни один из них не выносил. Они выбрали другой вариант среди других вариантов, предложенных Эриксоном, и начали выезжать на природу, что им очень понравилось. Таким образом эта супружеская пара "спонтанно" выбрала иной способ проведения уик-эндов.
Кроме того, что Эриксон стимулировал людей вести себя так, как они вели себя и раньше, он еще предварял перемены, заставляя людей готовиться к ним. Изменение произойдет с большей вероятностью, если люди начнут совершать такие действия, которые могли бы быть совершены только тогда, когда изменения уже произойдут.
Следующий наш пример иллюстрирует как раз этот прием. Здесь тоже речь шла о проблеме пьянства. Считая, что такая серьезная проблема, как пьянство, предполагает вовлеченность многих людей, Эриксон обычно работает со всей семьей. Как и многие другие психотерапевты, он обнаружил, что жена алкоголика может негативно реагировать на его выздоровление, часто поощряя его пить. Эриксон предваряет эту реакцию, таким образом изменяя ее. Он рассказывал:
Когда алкоголик бросает пить, то у жены его больше не остается поводов упрекать его. Она начинает чувствовать себя заброшенной, потерявшей цель в жизни. Обычно в таких случаях я беседую с алкоголиком и его женой одновременно.
Я прошу его определить для меня, в чем состоит проблемная ситуация. Он отвечает примерно вот что: "Я бы, наверное, не пил, если бы моя жена не упрекала меня постоянно и не пилила". Когда я говорю жене: "Я сомневаюсь в том, что вы действительно упрекаете его. Я надеюсь, что вы лишь выражаете законное сожаление по поводу того, что он так сильно пьет. Но это отнимало у вас слишком много энергии. Когда он бросит пить, на что вы собираетесь потратить эту энергию?"
Я настаивал на том, что ей необходимо об этом подумать. Поставив вопрос таким образом, я даю мужу возможность увидеть, что она способна использовать свою энергию и в других областях. Но, чтобы она начала использовать свою энергию в других областях жизни, он должен бросить пить. Таким образом вы их связываете, но никогда не говорите им о том, что вы сделали. Если вы убеждаете ее использовать свою энергию в других областях жизни, то вы убеждаете его дать ей такую возможность.
Я также говорю: "Каждое утро вы просыпаетесь с определенным запасом энергии. В течение дня вы расходуете эту энергию, к вечеру вы уже устали. Вам надо поспать, чтобы пополнить ваш запас энергии. Когда он бросит пить, как вы собираетесь тратить свою энергию в течение дня?"
Иногда я делаю то же самое со всей семьей, поскольку если алкоголик бросает пить, то это неминуемо отзывается на всех членах семьи. Я могу спросить у дочери тоже самое, что и у жены: "Когда твой отец больше не будет алкоголиком, как ты собираешься проводить то время, которое ты раньше тратила на мечты о том, чтобы он перестал пить или на избегание его, или на внушение ему, чтобы он исправился?" Школьников я заставляю говорить: "Ну, я могу потратить это время на геометрию". Жену я заставляю сказать: "Ну, тогда у меня появится возможность поработать в церковном активе".
Наше время отличается тем, что не только молодые люди совершают самые разнообразные "наркотические путешествия", но и их родители впадают в зависимость от других типов наркотиков. Самой распространенной является зависимость от транквилизаторов. В отличии от многих психиатров, которые считают фармакотерапию хорошим способом успокаивания и стабилизирования состояния человека, Эриксон считал зависимость от транквилизаторов признаком неправильного образа жизни. Иногда его просили избавить человека от пристрастия к наркотикам. Он рассказывал:
Я никогда не выписываю людям рецепты на транквилизаторы. Наоборот, часто моя проблема состоит в том, как избавить кого-либо от пристрастия к транквилизаторам. Если кто-либо просит меня выписать рецепт на транквилизаторы, а я просто отказываю ему, то он идет в таком случае к другому врачу и получает свой рецепт. Следовательно, я не должен просто отказывать им, но каким-то образом должен сделать так, чтобы транквилизаторов у них не оказалось.
Например, однажды ко мне обратилась женщина и довольно отчаянно умоляла меня выписать рецепт на продолжение курса транквилизаторов, которые она принимала уже довольно давно. Я сказал: "Да, конечно". И начал шарить по столу. "Где-то здесь у меня был рецептурный справочник", — говорю я, открываю стол, выдвигаю верхний ящик, но не могу найти книги, выдвигаю второй ящик, ищу на столе. Я изображаю усиленную активность, но не могу найти рецептурный справочник, и пока я его ищу, мы начинаем беседовать. Так или иначе, к концу беседы она собирается уходить, оба мы забываем о рецепте на транквилизатор. Если она раньше собирала их, она должна будет взять лекарство из своего неприкосновенного запаса, потому что я буду забывать выписывать рецепт и на последующих встречах.
Когда я забываю про это, и она про это забывает, то между сеансами она начинает думать: "Я должна напомнить ему про это". Она думает так, вместо того, чтобы пойти к другому врачу. Но совершенно очевидно, что я про это чистосердечно забываю, а она об этом забывает непроизвольно. Таким образом ее ожидания продолжают сосредотачиваться на мне.
Иногда, когда у меня на лечении находится человек, привыкший к транквилизаторам, и ждет от меня, чтобы я выписывал ему рецепты на них, я предлагаю ему образцы, которые присылают мне фармацевтические фирмы. При этом я говорю, что таким образом им не придется платить за лекарства высокие цены. И вот они начинают получать лекарства только от меня, и я таким образом могу контролировать, насколько мало и как редко они их принимают.
Иногда Эриксон применял такой прием, который он называл нормальным лечением зависимости от транквилизаторов. Следующий пример иллюстрирует использование этого приема при решении довольно серьезной проблемы.
Один врач диагностировал у своей пациентки нарушение функций печени из-за неумеренного потребления транквилизаторов и позвонил мне из своего города, попросив принять ее на лечение. Если с дерева падал лист, или листок бумаги слетал со стола на пол, она нуждалась в транквилизаторе. Когда она вошла в кабинет со своим мужем, весь ее вид говорил о том, что она хочет, чтобы к ней отнеслись как к нормальному человеку. Я понял, что если я дам ей понять, что считаю ее невротичкой, она станет скованной и агрессивной, и при этом совершенно не важно, будет ли она сотрудничать со мной или нет. Она хотела, чтобы к ней относились как к нормальному человеку. Она ходила на лечение к психиатру несколько раз в неделю, но оставалось совершенно непонятным, почему она туда ходила. Беседуя с нею, я узнал, что у нее есть музыкальное образование, а у ее мужа — степень кандидата наук. Поскольку она интересовалась прежде всего классической музыкой, я сказал ей, что любое решение ее проблемы с транквилизаторами должно носить совершенно классический характер. То есть это должно быть нечто, чего ей хватит на долгие годы.
Я заметил, что судя по ее внешнему виду, по тому как она скрещивает ноги и обнимает себя руками, она принимает слишком много транквилизаторов и страдает от последствий этого. Я сказал также, что у меня есть множество транквилизаторов и я совершенно уверен в том, что они ей понравятся, как они понравятся и ее мужу. Я добавил также, что они очень эффективны, но она должна немного приготовить себя к их приему. Затем я рассказал ей, что это за транквилизаторы. Я сказал ей, что каждый раз, как она почувствует настоятельное желание проглотить таблетку, она должна сесть и громко произнести вслух все известные ей богохульства и непристойности. Она сочла это хорошей идеей и мужу это тоже понравилось. В ответ на мое предложение у нее появилось чувство, что с ней не происходит ничего серьезного, и как только все транквилизаторы будут выделены из ее организма, все будет в абсолютном порядке. Я назначил им время следующей встречи и они вышли счастливыми.
Предлагая ей ругаться и богохульствовать, я объяснил, что за период детства она накопила в себе огромные запасы ругательств.
Должно быть, в детстве и подростковом возрасте ее жизнь была просто адом. Она согласилась со мной. Она рассказала мне некоторые подробности своей жизни, о том, как мать вмешивалась в их отношения с мужем в течение первого года их совместной жизни, о ее жестких требованиях, ожиданиях и авторитарных суждениях. Я заметил, что классическое богохульство берет свое начало еще в пещерном периоде жизни человека и с тех пор работает эффективно. Ей очень понравилось беседовать со мной и она приняла мое предложение. Это было нормальное решение нормальной проблемы.
Когда они пришли ко мне в следующий раз, я спросил:
"О чем еще бы вы хотели со мной поговорить?" Они согласились со мной, что мертвое прошлое лучше похоронить, сделав из него разумные выводы.
Принято считать, что семейная психотерапия, определяемая как ряд встреч со всеми членами семьи одновременно, возникла в начале пятидесятых годов нашего века. Многие психотерапевты использовали эту процедуру, и Эриксон был одним из них. Но его работа в этом плане не очень известна, поскольку он опубликовал очень мало работ о семейных методах психотерапии. Несмотря на то, что его психотерапия в огромной степени была ориентирована на понимание психопатологических симптомов, как следствия семейной проблемы, он далеко не всегда встречался в ходе психотерапии со всей семьей. Когда он все же поступал таким образом, его работу отличал особенный стиль, сильно отличающий его от остальных психотерапевтов. Например, когда вся семья была в сборе, мать может настолько доминировать над всеми, что никто не может высказать даже своего мнения. Многие семейные психотерапевты в таких случаях просто просят женщину посидеть спокойно, но это как правило, успеха не имеет. Или же они примиряются с ее поведением, или же делят семью на подгруппы и встречаются с каждой подгруппой в отдельности, чтобы услышать мнение каждого члена семьи. Эриксон поступал в таких случаях иначе.
Один отец семейства попросил меня встретиться с его семьей. Он пришел ко мне втайне от своей жены и рассказал, что он несчастен, а его сыновья конфликтуют с законом. Впоследствии, когда ко мне явились все члены его семьи, оказалось, что его жена была из тех женщин, которые считают, что остальным членам семьи высказываться не обязательно, и она тщательно следила за этим.
Я сказал ей, что она должна сейчас себя приготовить к совершенно необычной ситуации. Я попросил ее положить руки на колени и тщательно следить за ними, чтобы между большими пальцами было расстояние в одну четверть дюйма. Я сказал, что она должна тщательно наблюдать за пальцами и не позволять им сдвигаться или раздвигаться. Я добавил, что ей будет очень трудно сохранить молчание, но все-таки она, несмотря на это должна будет молчать вне зависимости от того, что скажет каждый из членов семьи. Я хотел, чтобы она впоследствии сказала заключительное слово, и я ее заверил, что ей дадут это слово, но сейчас ей следует сосредоточиться на пальцах и молчать. Затем я повернулся к мужу и попросил его не раскрывать рта; о том же самом я попросил старшего и среднего сыновей. Затем я обратился к самому маленькому сыну, наименее важному в семье, с просьбой высказать свое мнение обо всех присутствующих. Все слушали его вполне толерантно, особенно мать, хотя ее губа презрительно кривилась, потому что это была лишь детская болтовня. Но тем не менее мать приняла это и тем самым утвердила право среднего и старшего сыновей на высказывание, не говоря уже о муже. Она должна была слушать очень внимательно, потому что в своей заключительной речи она должна была отреагировать на все сказанное. Время от времени я спрашивал ее: "Вы действительно слушаете внимательно?" Она не могла ответить мне не пошевелив при этом пальцами и поэтому каждый раз, когда она начинала говорить, я показывал ей на пальцы и она тут же успокаивалась и снова начинал слушать. Собственно говоря, совершенно не важно, каким образом вы держите пальцы, но прежде чем сделать что-либо другое, вы должны изменить положение пальцев, но зачем вы должны это сделать — непонятно.
Таким образом, оказывается возможным так ограничить коммуникацию в семье, чтобы ее члены стали более коммуникативными. Это просто временное ограничение. Поскольку, если вы выслушали маленького Джонни, потом среднего Вилли, а затем большого Тома, каждый из них мотивирует последующего к тому, чтобы быть более коммуникабельным, поскольку он этого заслуживает. Когда пришла очередь матери говорить, она в буквальном смысле этого слова должна была сказать все, поскольку ей было дано право заключительного слова. В обычной ситуации она могла бы говорить в течение часа и при этом ничего не сказать, но здесь она должна была сказать массу вещей по каждому поводу, который кто-либо из членов семьи упомянул в своих высказываниях. Таким образом, такое простое ограничение коммуникации позволило получить невообразимое количество информации.