Глава 7. Подлёдная глубина
Он стал чувствовать себя неловко, неладно. Точь‑в‑точь как будто прекрасно вычищенным сапогом вступил вдруг в грязную, вонючую лужу; словом, нехорошо, совсем нехорошо!
Н. В. Гоголь. Мёртвые души
Заскрипели снаружи ворота, и к парадному подкатила, судя по бравому рыку двигателя, автомашина отечественного производства.
Генерал Еропкин глянул в окно.
Вслед за лейтенантом Быковым выбрался из машины высокий подросток.
Еропкин сразу узнал его и облегчённо вздохнул: – Ну, слава Богу!
Ваня шёл молча, нервы на пределе. У него был шанс. Ему заказали пропуск. Его ждали. Сам президент!!! А он не пришёл. Что теперь подумает про него Василиса? Господи, и откуда он взялся на мою голову, этот Быков?
Быков добросовестно сопел сзади, чуть не прижимаясь к Ивану плечом. Вот он, кабинет генерала. Пришли.
Генерал выразительно зыркнул на Быкова, тот исчез. Тимофей Петрович сам подошёл к кадету Царицыну, шумно выдохнул, провёл рукой по светлым Ваниным волосам.
– Молодчина, сам всё решил. Не кадетское дело на сцене кривляться. Ребята в роте по тебе соскучились. С возвращением, брат.
Царицын мягко отстранил генеральскую руку. Ему не нравилось, когда ерошат волосы – что за детский сад?
– Виноват, товарищ генерал. Никак не могу приступить к занятиям. Разрешите попросить ещё несколько дней, до Нового года.
– Что?! Да что ты? – Еропкин от неожиданности опустился в кресло.
– Как так, едряшки‑мурашки, а? Да ведь четверть заканчивается, сейчас контрольные начнутся… – Тимофей Петрович решительно хлопнул ладонью по столу. – Нечего тебе как бабе на телевизоре крутиться. Что ты как певичка вырядился? Форму, небось, уж целую неделю не надевал? Хватит. Пусть другие выпендриваются. А ты всё‑таки – кадет, будущий офицер, а не баба.
– Никак нет, товарищ генерал! Не имею чести быть бабой! – иронично произнёс Царицын и быстро, с жаром заговорил: – Товарищ генерал! Движение выжигателей набирает силу. Ребята выбрали меня лидером. Они мне доверяют, я не могу их бросить. Сейчас очень важный момент, я должен закончить одно дело. Разрешите взять отпуск до Нового года. Очень прошу! Я должен! И ещё… Вы можете мне не верить, но… ровно через полчаса я должен быть в Кремле! Прошу понять, мне необходимо сейчас уехать!
– Кремль, говоришь… – генерал с опаской всматривался в Ванины зло сощуренные глаза. – Без тебя разберутся.
– Я настаиваю, товарищ генерал! – Царицын вспыхнул, сделал несколько решительных шагов навстречу Еропкину.
– Я же сказал: от‑ста‑вить, – побагровел от гнева генерал. – Это приказ. А Россия без тебя потерпит.
Они стояли друг против друга: огромный седой лев в генеральском мундире и худенький, в струнку вытянувшийся мальчишка в модной новенькой курточке.
– Да?! Ну, пусть тогда… и училище без меня потерпит! – громко, почти взвизгнув, выкрикнул он.
– Ты в своём уме, Царицын? – побагровел Еропкин. – Кругом! В раздевалку шагом марш! Чтоб через минуту был на занятиях!
Страшное происходило, немыслимое.
Земля продолжала вращаться вокруг солнца, электроны крутились вокруг своих ядер, шестерёнки кремлёвских часов вращались, как прежде, а кадет Царицын почему‑то… замер. Нарушая все законы мироздания, русский кадет, невзирая на команду «кругом», остался недвижим – и только сухой румянец брызнул пятнами по щекам. Еропкин медленно привстал.
– Суворовец Царицын, надеюсь, Вы понимаете, что означает отказ выполнить приказ старшего по званию? По уставу училища я обязан немедленно Вас отчислить… Ты понимаешь это, дурачина?! Такого в Кадетке ещё не было, едрёна‑матрёна!
– Отлично, – сухо усмехнулся кадет, – это я училищу нужен, для статистики. А мне училище – не свет в окошке. Если мешаете работать для страны – пора, значит, перегрызать пуповину.
Взял под козырёк. Развернулся. Вышел. Тимофей Петрович суетно полез в карман, пытаясь нащупать там гильзу с валидолом. Ну и дела! Валидол, однако не нащупывался.
Легендарный московский безобразник, лидер оголтелых отморозков по кличке Царевич, он же по совместительству звезда новогоднего шоу и бой‑френд президентской дочки, метался по штабу, грыз карандаши и бешено ворочал тёмно‑синими очами. Он перегрыз пуповину, шагнул за Рубикон. Пути назад не будет. Тёплое детство навек отвалило в прошлое, как выгоревшая ступень ракеты. И нет больше кадета Царицына. Ничего, ничего, терпеть. Боль – нормальное состояние мужчины.
Ване хотелось сломя голову броситься обратно в генеральский кабинет, упасть Еропкину в ноги и заплакать, вымаливая прощение. Только бы старик простил!
Но Царевич сдержался. Терпеть, надо терпеть. Вот и Геронда в письме советует держаться твёрдо. Если кадетство мешает работать для страны, придётся перешагнуть и через кадетство.
Изгрыз карандаш, отсиживаясь в одиночку в суворовском домике. Графит на зубах, на столе – россыпь канцелярских скрепок. Дурная привычка: разгибать их, перекручивать винтом – получаются ломаные змейки.
Подошёл к окну, согревая дыханием холодные пальцы. Время не ждёт. Поднимать паруса, выходить в океан взрослой жизни. Через час – телевизионное интервью. Надо быть ярким, весёлым, атакующим. Никто не должен заметить слёзы в глазах великолепного Царевича. А плакать, признаться, хотелось.
Почему генерал так жестоко ранил Царицына? Человек, которого Иван привык считать достойнейшим из смертных, оказался…
В тот самый миг, когда движение выжигателей заявило о себе на всю страну, генерал прислал своего волкодава Быкова – выследить, вырвать Царицына из колеи, запереть в училище, в казарме!
Да что это значит? Неужели генерал… знал о предстоящей встрече Царицына с папой Алисы?!
Получается, что генералу не выгоден неожиданный успех Царицына, его взлёт как лидера патриотического движения подростков?
Тогда… кто же он, этот человек, вслух заявляющий о своём служении России, а на деле… на деле… Страшная догадка шевельнулась под сердцем холодной гадюкой.
Пре‑да‑тель… Генерал Еропкин – предатель. Он знал, что отзыв Царицына в училище поставит жирный крест на движении выжигателей! Знал седой хитрец, что никто из ребят
в состоянии заменить Ивана, подхватить лидерство. Вот и решил загнать Ивана обратно в Кадетку, замучить муштрой и зубрёжкой! И ведь с какой лёгкостью, без тени смущения, генералище вогнал Ваньке отравленный кинжал в спину: отчислить, отчислить!
Так мог поступить только коварный враг, желающий лю‑5ой ценой выбить Царицына из седла.
Звенело, стучало в ушах страшное слово. С каждой минутой, с каждой раскрученной, переломанной скрепкой Ваня убеждался всё больше: генерал Еропкин – переодетый, замаскированный враг России.
В училище он сидит специально, чтобы развалить кадетку, чтобы выдавить из неё самых талантливых, мозговитых мальчишек и оставить только серую посредственность. Чтобы не было среди будущих русских офицеров ни одного достойного человека! Ай‑яй‑яй, как поздно он догадался!
Только теперь в памяти задёргались, засуетились догадки
намёки: а почему у нашего генерала в кабинете одни портреты висят и ни одной иконы?
А может быть, иконы ему мешают, а? А может быть, наш Тимофей Петрович… Колдун?