Дом, где разбиваются сердца 8 страница
Лебедь
Могучий, девственный, в красе извивных линий,
Безумием крыла ужель не разорвёт
Он озеро мечты, где скрыл узорный иней
Полётов скованных прозрачно-синий лёд?
И Лебедь прежних дней, в порыве гордой муки
Он знает, что ему не взвиться, не запеть:
Не создал в песне он страны, чтоб улететь,
Когда придёт зима в сиянье белой скуки.
Он шеей отряхнёт смертельное бессилье,
Которым вольного теперь неволит даль,
Но не позор земли, что приморозил крылья.
Он скован белизной земного одеянья,
И стынет в гордых снах ненужного изгнанья,
Окутанный в надменную печаль.
Рок
Над человеческим оцепенелым стадом,
Где черным знаменем ревет разбойный шквал,
Угрюмо высятся исхлестанные градом
Бродяги, чей призыв и нас не миновал,
Взывают о глотке лазури исполины,
Как в цедру горькую, вгрызаясь в Идеал.
Он заменил им все и амфоры из глины,
И посохи, и хлеб, -- в пустынные места,
К морям, лежит их путь, неодолимо-длинный.
Отставшие хрипят, любуясь, как густа
Их собственная кровь, вскрывающая вены, --
Целуй, о Смерть, целуй умолкшие уста!
Архангел оборвал поход их дерзновенный,
Когда на берегу возвысился морском
И в сердце слабым меч вонзил благословенный.
Мечту и скорбь они всосали с молоком.
Горда сынами Мать, а люди на колени
Готовы пасть, едва в угаре бунтовском
Вскипит их стон, и нет рыданья вожделенней!
Они утешены, им мелочность чужда,
А следом, под дождем плевков и оскорблений,
Плетется гаеров освистанных орда.
Таких же точно слез со щек они не стерли,
Дорожный прах они глотают без стыда,
Но балаганный вой застрял в бессильном горле,
Не вызвав жалости услужливой толпы, --
О Прометеев род, отвергший клекот орлий!
В безводные пески свернут они с тропы,
Туда, где злобный Рок, как царь, чинит расправу,
И кинутся лобзать сатраповы стопы.
Любовь сквернителю святыни не по нраву:
Семейной кляче он взбирается на круп,
И вмиг счастливая чета летит в канаву.
А стоит флейтой вам коснуться робких губ,
Мальчишки рассмешат зевак нелепой позой,
Повыставив зады наглей гремящих труб.
А стоит женщине украсить платье розой,
Он изжует цветок и, трупа лиловей,
Ей выплюнет на грудь с распутною угрозой.
Кривое канотье надвинув до бровей,
В огромных сапогах при карликовом росте,
Хохочет сластолюб, и скопище червей
В подмышках гнилостных клубится, вызов бросьте
Растленному, увы, скрежещущий клинок,
Как лунный луч, пройдет сквозь призрачные кости.
Того, кто в гордости священной одинок,
Бессильны оскорбить завистливые слухи,
А эти, чтобы мстить, готовы сбиться с ног.
Над ними нищие куражатся старухи,
Толпа, орущая: «Танцуй, кривляйся, пой!»,
Когда пустеет жбан и заурчало в брюхе.
Поэт на ненависть и жалость не скупой,
За бесприютный дар не ведая расплаты,
Вам скажет: «Это сброд ничтожный и тупой.
Свершайте подвиги и, как табун крылатый,
Упейтесь славою на девственном ветру,
Не пятьтесь конницей, закованною в латы!
Достойным фимиам курите на пиру,
Но гаерский колпак -- посмешище прямое!
Постыдно продолжать нелепую игру».
Теперь, когда в лицо им вылили помои,
В разочарованной провидческой хандре
Они, изобразив отчаянье немое,
Спешат повеситься на первом фонаре.
Прозрение
Печалилась луна. Восторг неуловимый
Рыданьями виол струили серафимы,
И музыка текла с невидимых смычков
В лазурь дымящихся, туманных лепестков.
Ты первый поцелуй узнала в тот счастливый,
Благословенный день, -- дурманные приливы
Терзали душу мне, пьянея от мечты,
Не оставляющей похмельной пустоты
Сердцам, что навсегда с ревнивой грустью слиты.
Я шел, уставившись в изъеденные плиты
Старинной площади, когда передо мной,
Смеясь, возникла ты под шляпкою сквозной
Из отблесков зари, так в полумраке тонком
Я зацелованным, заласканным ребенком
Следил, как добрая волшебница, во сне,
Снежинки пряных звезд с небес бросает мне.
Тщетная мольба
Глазурной Гебе я завидую, принцесса,
На чашке, что к губам прильнула дорогим,
Но не дерзнет аббат стать богом в чаще леса
И на фарфор к тебе не явится нагим.
К помаде больше ты питаешь интереса,
Болонкой не прижмешь меня к шелкам тугим,
Я не придворная забава и не пьеса,
Но, кажется, меня Вы предпочли другим.
Так прикажи. . . Завит искусством ювелира
Твой локон золотой, твой смех -- трава для клира
Овец, отзывчивых на прихоть госпожи.
Так прикажи, и я на флейте заиграю,
На веере любви присяду робко с краю,
Стать пастухом твоих улыбок прикажи!
Верлен