Философия познания Аристотеля

 

 

Аристотель — величайший древнегреческий философ, который жил в 384 — 322 гг. до н.э. В 17 лет Аристотель стал слушателем Академии Платона, где и пробыл до смерти учителя, т.е. 20 лет. Платон называл Аристоте­ля "Умом", но который требует особой узды.

Аристотель высоко ценил Платона, но он рано обнаружил слабые места в учении своего учителя. Ему приписывают слова: "Платон мне друг, но истина дороже".

В конце 40-х годов IV в. до н.э. Аристотель был воспитателем будущего Александра Македонского.

В 50 лет Аристотель открывает свою школу Ликей (Лицей). Он имел не одну сотню учеников и последователей.

В раннем диалоге "Эвдем" Аристотель разделяет учение о позна­нии как воспоминании душой некогда полученного ею в потустороннем мире знания, которое она утратила в результате телесного вопло­щения. Здесь Аристотель говорит о союзе тела и души как противо­естественном.

В произведении "Протрептик" (обращение, увещевание) Аристотель развивает мысль о неупразднимости философии, ибо ей служат даже те, кто ее отрицает. Он выступает против упреков в никчемности и бесполезности философии, хотя и признает, что философия и в самом деле не снисходит до частностей, оставаясь на уровне всеобщего и неизменного бытия. Аристотель также говорит здесь о большом росте успехов науки, если бы она получила поддержку со стороны госу­дарства.

Произведения Аристотеля как зрелого философа можно разбить на несколько групп: логические, общефилософские, физические, биологические, этические, политико-экономические, искусствоведческие. Логика Аристотеля, учение о мышлении и его законах изложены в таких трудах, как: "Первая аналитика", "Вторая аналитика", "То­пика", "Опровержение софизмов", «Категории», "Об истолковании".

После Аристотеля эти труды были объединены под общим названием "Органон" ("Орудие").

Аристотелю принадлежит первый в истории психологический трактат — "О ду­ше", с примыкающими к нему небольшими трактатами.

Главное собственно философское произведение Аристотеля назва­но "Метафизикой" уже после него, так, как было помещено "после физики", после физических сочинений ("мета" — "после"). Это сочи­нение состоит из 14 "книг" (частей, помещенных на различных отдельных папирусах). Так, книга V является самостоятельной, в ней впервые в истории философии даётся словарь философских терминов.

Учение Аристотеля о познании, также как и общее учение, трудно для понимания, так как несет на себе следы незаконченного исследования, что касается, в частности, вопроса о соотношении общего и отдельного, ума и тела, эмпирического и рационального познания.

В философии Аристотеля различают "первую" (собственно филосо­фия) и «вторую философию» (физика, которая еще полностью не отде­лилась у него от философии). Именно "первая философия" получает позднее название "метафизики". Главным вопросом метафизики он счи­тал вопрос о существовании некоей неподвижной и вечной сущности, помимо чувственных сущностей, и о том, в чем эта сущность заключа­ется. Эта сверхчувственная сущность как предмет ценнее того, чем занимается физика, поэтому наука о ней — первая философия, а физика — вторая.

Первая философия, по Аристотелю, — наука наиболее божественная, владеть которой пристало скорее богу, чем человеку. Её предметом являются божественные предметы, в связи с чем Аристотель называл первую философию теологией, т. е. учением о боге, но как особом, философском предмете изучения.

В целом Аристотель — панлогист. Он, как и Парменид, — сторон­ник тождества бытия и мышления. Формы мышления для него суть формы бытия, и наоборот. Основным законом всего его учения является закон о том, что противолежащее, включая противоположное, не может быть присуще одному и тому же предмету. Или, иначе: "Вместе и существо­вать и не существовать нельзя", и также: "невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же в одном и том же смысле". Аристотель показывал, что всякий, кто опровергает это начало, приходит в противоречие с самим собой. Это — "самое достоверное из всех начал". Не случайно у Аристотеля онтология (учение о бытии, сущем) и логика — две стороны одной и той же науки.

В своей непосредственности сущее — совокупность единичных предметов, воспринимаемых чувствами. Но сущее — это также и качества, и количества, и отношения, и действия. Поэтому Аристотель не согласен с расхожим мнением о том, что сущее исчерпывается его чувственной картиной. Он говорит: "Если помимо единичных вещей ничего не существует, тогда, можно сказать, нет ничего, что постигалось бы умом, а все подлежит восприятию через чувства, и нет науки ни о чем, если только не называть наукой чувственное восприятие".

По Аристотелю, всякое единичное имеет свою суть, которая пости­гается умом, а не чувствами, и является предметом науки. Совокуп­ность этих сутей вещей образует высший, сверхчувственный уровень бытия, где бытия больше, чем на уровне чувственных, единичных ве­щей, на уровне природы. Уровень сущностей (сутей) вещей включает в себя уровень чувственных вещей как свою часть. Уровень сутей вещей не потусторонний чувственным вещам.

Среди критериев сущности у Аристотеля функционируют два: 1) мыслимость, или познаваемость чего-либо в понятии, и 2) "способность к отдельному существованию". Первый носит откровенно гносеологи­ческий характер. По Аристотелю, нужно искать такие сущности, кото­рые способны к самостоятельному существованию и познаваемы в по­нятии.

Также онтологически и логически Аристотелем определяется субстрат (подлежащее). Логически субстрат — это "то, о чем сказывается все остальное, тогда как он сам уже не сказывается о другом". При этом Аристотель отказывает материи в праве быть сущностью, поскольку она у него неспособна к отдельному существованию, и непознаваема в силу отсутствия у нее понятия. Единичные вещи, хотя и могут выступать субстратом, но они невыразимы в понятиях (единичное не имеет определения), и являются составными целыми, и поэтому они не являются сущностями. В то же время "роды не существуют помимо видов". Род — это, после вида, минимально общее. Не может существовать самостоятельно то, что является более общим чем род, тем более — всеобщее. Аристотель говорит: "Ни всеобщее, ни род не есть сущность".

Вершина всеобщего — категории, как наиболее общие роды высказываний, далее несводимые друг к другу и не могущие быть обобщае­мыми. Таких категорий Аристотель называет сначала восемь: суть (ве­щи), или сущность, качество, количество, отношение, место, время, действие и страдание. Только категория сущности обозначает самосто­ятельно существующее. Все остальные категории обозначают то, что самостоятельно не существует, т.е. только лишь определения, которые высказываются о сущности. Сущность — это первая категория среди всех других, сколько бы их ни было.

Суть бытия вещи — это ее форма, как ее первосущность. Форма как суть бытия вещи — это тот или иной вид определенного рода. Т.е. у Аристотеля вид первичен по отношению и к единичному, и к общему родовому.

Ставя в центр формы как такие виды, Аристотель способствовал конкретному исследованию природы, как области единичного, связан­ного с соответствующим общим. Но сами виды у Аристотеля — вечные и неизменные сущности, т.е. они метафизичны. Будучи внесенными в материю, они как бы творят вещи. Каждая чувственная сущность — составное образование, она слагается из активной формы и пассив­ной материи — воспреемницы формы. Все вещи, в конечном счете, состо­ят из первоматерии. Но непосредственно они состоят и возникают из уже предварительно оформленной последней материи. Такая мате­рия уже и определима и познаваема. Первая же материя "сама по себе непознаваема".

Аристотель размышлял о материи как источнике индивидуализации вещей, но так и не дал решения этого вопроса.

Подход Аристотеля телеологичен. Все процессы обладают внутрен­ней целенаправленностью. Это характерно не только для "поступков, определяемых мыслью", но и для "вещей, возникающих естественным путем". Цель по Аристотелю — это стремление к своему благу. Так, две исходные первопричины — материя и форма — дополняются третьей: целевой, а затем и четвертой — движущей. Движущей первопричиной является некий перводвигатель, как высшая форма. Форма, цель (энтелехия) и движущая причина в единстве становятся у Аристотеля богом.

Под жизнью бога Аристотель понимает исключительно деятельность его разума — божественное мышление. Бог Аристотеля и есть чистый деятельный разум, самодовлеющее, само на себе замкнутое мышление. Бог мыслит сам себя, он есть "мышление о мышлении". В боге предмет мысли и мысль о предмете совпадают. Природу бог не мыслит. При этом бог Аристотеля — это как бы обожествленный философ-логик (А.Н.Чанышев), который мыслит не вещи сами по себе, а их формы, понятия о вещах.

Аристотель — первый в истории историк философии. По любому предмету он стремился выяснить, что об этом думали до него. При этом он придерживается не эмпирического, а теоретико-логического подхода. Он сравнивает предшествующих философов с необученными и неискусными в битвах людьми. Особенно высоко Аристотель ценил уче­ние Анаксагора об Уме-Нусе, представляя этого философа единственно трезвым среди пьяных.

Аристотель отмечает, что его учитель, Платон, совершил принципиальную ошибку, приписав самостоятельное существование тому, что самостоятельно существовать не может. Позднее это стало называться "гипостазированием".

Аристотель размышлял о предмете математики, в отличие от пред­мета философии. Он различает общую математику и специальную математику (геометрию, астрономию). Общая математика сопоставима с философией, т.к. она "имеет отношение ко всему". Объекты матема­тики неподвижны. Но они не могут существовать отдельно от материи. Однако предметы математики как таковые не существуют и в вещах. Они суть всего лишь определенные акциденции физических вещей, абстра­гируемые умом. Так, согласно Аристотелю, в вещах находятся не сами числа, а такие их пространственные и количественные свойства, ко­торые путем абстрагирования становятся в сознании человека числамии другими математическими предметами.

Аристотель стремился не смешивать также физику с философией и математикой. Физика у него изучает подвижные предметы, которые не способны существовать отдельно от материи. Говоря о случайности и самопроизвольности в природе, Аристотель отмечает, что "самопроизвольное и случай есть нечто более второстепенное, чем разум и при­рода". Т.е. он связывает случайность исключительно с деятельностью человека как сознательного существа, ставящего перед собой созна­тельные цели.

Разбирая виды необходимости, Аристотель выделяет логическую необходимость — доказательность.

Анализируя проблему бесконечности, Аристотель перечисляет пять источников представления о бесконечности, среди которых называет мышление, которое неостановимо. При этом он признает лишь потенци­альную бесконечность, поскольку актуальная бесконечность, как бесконечное чувственно воспринимаемое тело, невозможна. Но о бесконечности Аристотель также говорит, что она непознаваема и неопределённа.

Говоря о бесконечности мышления, Аристотель правильно отмеча­ет, что не все то, что мыслимо, существует в действительности, и, хотя мы можем мыслить бесконечное число как не имеющее предела в направлении к наибольшему, это не значит, что бесконечное существу­ет в действительности, актуально.

Аристотель ясно говорит о движении и знании о нём как ключе к познанию приро­ды, ведь "природа есть начало движения и изменения".

Характеризуя категорию места (у Аристотеля не было понятия пространства), он говорит, что относительно всего мироздания мы вовсе не обязаны мыслить нечто запредельное ему, ибо само мирозда­ние нигде не находится.

О времени Аристотель говорит, что оно не может существовать без души. Остается, однако, неясным, что это за душа. Кстати, гово­ря о времени и движении, Аристотель критикует позицию отрицания движения как немощь мысли. О движении говорят свидетельства чувств.

Относительно перводвигателя Аристотеля можно отметить, что он у него ничем не аргументируется. В то же время перводвигатель есть критерий истины в вопросах движения, что является откровенной слабостью учения Аристотеля.

Аристотель строит свою картину мира, по мнению многих, самую слабую часть его учения. Но авторитет Аристотеля надолго задержал развитие науки, в частности космологии — вплоть до Коперника, Бру­но, Кеплера и Галилея. Впрочем, и здесь, в своих космологических заблуждениях Аристотель был вполне основателен.

В своей космологии Аристотель следовал своему же принципу: "Учение о природе должно быть умозрительным".

Аристотель может считаться основателем биологии как науки. Живой организм был даже моделью для Аристотеля при построе­нии общей картины мира. Сравнивая астрономию с биологией, он гово­рил, что "и то, и другое исследование имеет свою прелесть". Более того, он говорил, что о животных и растениях "мыимеем боль­шую возможность знать, потому что мы вырастаем с ними". Именно на примере биологических явлений — кровь, жилы, другие части организмов, очень неприглядные для многих на вид, — Аристотель отмечал чувство наслаждения познанием, которое должно быть независимым от того, приятен или нет предмет познания непосредственному чувст­ву человека, если, конечно, этот человек истинный ученый и тем более философ. Главное — стремиться к познанию причин, что состав­ляет суть научного познания и высшее проявление человеческого ра­зума. Аристотель отдает предпочтение наблюдению жизни перед эстетическим наслаждением от созерцания ее мертвого изображения в искусстве. Не случайно в школе Аристотеля постепенно возобладали конкретные, и даже эмпирические исследования, особенно в области ботаники.

Аристотель учил ничем не пренебрегать при изучении природы, "ибо в каждом произведении природы найдется нечто, достойное уди­вления". И далее: "Надо и к исследованию животных подходить безо всякого отвращения, так как во всех них содержится нечто природ­ное и прекрасное". При этом все-таки он отдавал предпочтение со­зерцанию целесообразного в природе, того, что представляет собой ее "разумное основание".

Как и в физике, позднее канонизированной, но и вульгаризированной, Аристотель сильно мешал развитию биологической науки, уво­дя ее в сторону мнимых целей, как это было, например, с его допущением само­произвольного зарождения из неживого низших видов живого: червей, моллюсков и даже рыб.

В мировоззрении Аристотеля центральное место занимает учение о душе. Душа Аристотеля связана, с одной стороны, с материей, а с другой — с богом.

Психология — наука о душе, в своей низшей, физической части совпадает по своему предмету с биологией. Она изучает живое в аспекте целевой и движущей причин, а это и есть душа. Биология изучает живое в аспекте формальной и материальной причины. Аристотель го­ворит, что "занимающемуся теоретическим рассмотрением природы следует говорить о душе больше, чем о материи, поскольку материя скорее является природой через душу, чем наоборот".

В трактате "О душе" Аристотель определяет душу через сущность, форму и возможность, суть бытия и энтелехию. Душой может обладать только естественное, а не искусственное тело (топор души не имеет). Душа — это осуществление возможности жизни. Но душа включается лишь при завершённости способного к жизни естественного тела.

Аристотель различает три вида души: два из них относятся к физической психологии, третья метафизична. В минимуме душа есть везде, где есть жизнь. В своем максимуме душа есть там, где есть ум. Таков, прежде всего, бог. Животное "впервые появляется благодаря ощущению". Способность к осязанию — критерий наличия животной души, так же как способность к питанию — растительной. Где есть животная душа, там есть и растительная, но не наоборот.

По Аристотелю, "совсем немного существ обладает способностью рассуждения и размышления". Это люди и бог. Бог обладает лишь ра­зумной душой. Человек — всеми тремя. Человеческая душа наиболее сложная, иерархическая, разумная душа.

Аристотель отвергает орфико-пифагорейское, а также платоновское учение о переселении души. По Аристотелю, по-видимому, все состояния души связаны с телом. Он приводит примеры того, что эмоции — функции не только души, но и тела. Ум же может существовать от­дельно от тела. Но здесь, в отношении ума и способности к умозре­нию, Аристотель не столь категоричен. Он, правда, говорит, что ум не имеет своего органа, хотя уже до него многие видели такой орган в мозге.

Хотя у Аристотеля нет специальных работ по теории познания, но о познании он говорит везде — и в метафизических, и в логических, и в физических, и даже в этических и политологических работах. "Метафизика" открывается словами: "Все люди от природы стремятся к знанию". Любознательность, любовь к знанию — прирожденное свойство людей, впрочем, как и животных.

Аристотель критикует тех, кто "ничего не принимает за истину", т.е. скептиков. Аристотель понимает, что далеко не все в одинаковой мере истинно. Есть более или менее истинное.

Аристотель не принимает также и противоположного положения, что все есть истинное (Протагор). Он обращается за поддержкой к практике и к своему закону запрещения противоречий.

Аристотель против положения, что "существует только чувственно воспринимаемое бытие". Он говорит: «Но чтобы не существовали те лежащие в основе предметы, которые вызывают чувственное восприятие, хотя бы самого восприятия и не было, — это невозможно». Т.е. здесь он противник и субъективно-идеалистического сенсуализма. Предметы, вызывающие чувственные восприятия, по Аристотелю, существуют объек­тивно, независимо от человека и его разума.

Сущность как предмет познания скрыта, поэтому истинное позна­ние вызывает много трудностей. При этом Аристотель различает бо­лее явное и известное для нас и более явное и известное с точки зрения природы вещей. Первое — мир, данный в чувствах, второе — сути вещей и причины (формы) отдельных вещей, а также и в первую очередь первоначала и первопричины. Последние наиболее трудны для человеческого познания, но не для бога. Но первоначала и первопричины, если они рас­познаны, познаны максимально. То, что дальше от чувственного воспри­ятия, то лучше воспринимается мыслью.

Согласно Аристотелю, подлинное знание возможно только об общем. Такое знание должно иметь свой предмет — уровень сутей вещей. Толь­ко "при посредстве всеобщего можно достигнуть знания".

Аристотель колеблется между сенсуализмом и рационализмом, так и не определив соотношение того, что теперь называют чувственной и рациональной ступенями познания. Но Аристотель стремится к един­ству чувства и разума. Линия сенсуализма выражена у Аристотеля до­вольно сильно. Он дает описание восхождения познающего субъекта от чувственного восприятия к познанию принципов. Чувственное восприятие, у Аристотеля, обще человеку и животным. Чувственность Арис­тотель оценивает очень высоко, ведь чувственные восприятия "состав­ляют самые главные наши знания об индивидуальных вещах". За чувственным восприятием следует ступень опыта, тоже общая у человека и животных, но уже не у всех. Опыт оказывается возможным благодаря повторяемости чувственных восприятий и накоплению их в памяти. Опыт — это "ряд воспоминаний об одном и том же предмете". Опыт также дает "знание индивидуальных вещей". Об опыте Аристотель говорит, что тот, "кто владеет понятием, а опыта не имеет и общее познает, а заключенного в нем индивидуального не ведает, такой человек часто ошибается".

За чувственным восприятием и опытом следует ступень "искусст­ва" (технэ). Это особая ступень познания, имеющая основу в прак­тике, т.е. "искусство" возникает на основе опыта. "Искусство" — это даже знание общего и причин. Люди, владеющие "искусством", являются более мудрыми, чем люди простого опыта.

Далее следует ступень наук, высшая из которых философия. Но общее впечатление таково, что, скорее всего, по Аристотелю, все знание происходит из чувств, путем индуктивных обобщений.

Аристотель подробно рассматривает все ступени восхождения к знанию. Так, имея в виду чувства, он говорит, что "необходимо воо­бще признать, что оно (чувство — СХ) есть то, что способно восприни­мать формы ощущаемого без его материи, подобно тому, как воск принимает отпечаток перстня без железа или золота". Каждый "орган чувств воспринимает свой предмет без материи". Но чувственное знание адекватно и объективно. Особенно Аристотель выделяет общие свойства: величина, число, единство, движение, покой, которые воспринимают­ся всеми органами чувств, в то время как особого органа для их восприятия нет.

Аристотель даёт свое решение проблемы, позднее названной проблемой вторичных качеств. Так, он отмечает, что черное существует независимо от восприятия его органом зрения, но существует лишь потенциально. Акт зрения переводит потенциально черное в актуально черное.

Ценя чувственную ступень, Аристотель все же отмечает, что "чув­ственное восприятие общо всем, а потому это — вещь легкая, и муд­рости (в нем) нет никакой". Серьезный предмет — "предмет науки — необходимое". Наука познает общее. Наука познает не единичное, а "то, что существует вечно или в большинстве случаев". При этом Аристотелю характерно мнение, что знание общего не появляется из знания единичного, а лишь выявляется благодаря такому знанию. Знание общего заложено в разумной душе потенциально.

О разумной душе Аристотель говорит, что она независима от тела, что она есть теоретический, созерцательный ум. Он различает пассивный, воспринимающий ум, соответствующий материи, и активный, со­зидающий ум, соответствующий форме. Именно активному уму он при­дает не зависимое ни от чего существование. Только активный ум "есть то, что он есть, и только это бессмертно и вечно". Но такой ум присущ, по-видимому, лишь богу. Человеку больше свойственен ум созерцательный, воспринимающий, пассивный, т.е. преходящий ум. Этот ум претер­певает воздействие извне. Он становится всем тогда, когда обнаруживает заложенные в нем формы бытия. Для актуализации последних необходимы, с одной стороны, активность сознания (активный разум), с другой — воздействие на душу объективного мира через чувства. Аристотель говорит, что "когда созерцают умом, необходимо, чтобы в то же время созерцали в представлениях". Но представления не перерабаты­ваются в понятия, а только способствуют тому, чтобы заложенные в душе формы бытия перешли из состояния потенции в состояние акта. Получается, что формы у Аристотеля существуют трояко: в боге акту­ально и без материи, в природе актуально и в материи, в душе по­тенциально и без материи.

Чтобы перевести знание форм, т.е. общего, из состояния потен­ции в состояние осуществленности (энетелехии), разум должен дейст­вовать в полном объеме, и пассивный (рассудок), и активный. При ведущей роли активного разума. У человека, таким образом, знание в возможности предшествует знанию в действительности. В боге все на­оборот. У Аристотеля верх берет рационализм: знание существует до процесса познания.

В своей логике Аристотель пытается решить вопрос о том, как возникает знание общего, особенно — всеобщего, первых начал. Так, он говорит о познании через наведение (индукция): "ибо таким именно образом восприятие порождает общее". Но здесь же он говорит, что "на­чалом науки будет нус", разум. Похоже, что активность разума у Ари­стотеля заключается именно в том, чтобы совершить скачок от частно­го знания к общему.

Аристотель — основатель логики как систематизированной науки о мышлении и его законах. У него даже бог — идеальный логик. Сам Ари­стотель, правда, называл эту свою науку "аналитикой". Но логика Аристотеля — не самостоятельная наука, она — инструмент всякой науки.

В качестве логика, Аристотель формулирует основные законы мыш­ления, дает определение истине и лжи, понятию (термину) и суждению; устанавливает виды суждений, дает определение умозаключению (силло­гизму); различает виды доказательства, описывает типичные ошибки при доказательстве — невольные (паралогизмы), и намеренные (софизмы). Он исследует выводы по аналогии и индукцию. Говоря о доказа­тельстве, Аристотель считает, что доказать что-либо — значит свя­зать необходимой связью то, что связано в самой действительности. Для этого нужно, чтобы посылки были истинными суждениями, и чтобы связь посылок была логически правильной. Т.е. одной логической правильности для этого мало.

Об истине и лжи Аристотель говорил, что они не заключены в самой действительности, т.е. что они не онтологичны: "истинное и ложное есть сочетание мыслей". Он дал объективное (референтное) определение истинности и ложности суждений.

Кстати, термин "диалектика" Аристотель употребляет в отношении доказательства, исходящего лишь из вероятных, правдоподобных по­сылок. Заведомо ложные, софистические умозаключения Аристотель называл эристическими.

Аристотель принципиально противопоставлял индукцию дедукции, пытался подтянуть индукцию до дедукции, связав ее с третьей фигурой силлогизма. Но он понимал неизбежность неполной индукции при вос­хождении от общего по природе к общему в душе (уме).

Аристотель развивал свое наукоучение. Правда, он не использо­вал слова "наука", он говорил об "эпистеме" (знании) и о "дианойе" (размышлении), а также о "софии" (мудрости). Мудрость — высшее из трех, ибо только она способна научать.

По Аристотелю, не всякое знание научное (эпистеме). Чувствен­ное знание — принципиально ненаучно, в нем невозможна никакая муд­рость. Наука — это знание, выходящее за пределы обычных показаний чувств, она есть результат мышления. При этом у Аристотеля наука отрывается от опыта, связывается непосредственно с поиском причин.

Максимум науки имеет место там, где происходит познание с абсолютной точностью, что возможно лишь в отношении необходимого и всеобщего.

Аристотель говорит об отличии науки от "искусства" (тэхне). Науки, по Аристотелю, не служат никакой общественной пользе, а искусства служат. Наука существует только ради самой себя. Искусства — ради какой-либо пользы. В остальном "искусство" не отличается от науки. Похоже, что у Аристотеля "искусство" — это прикладная наука.

Самое печальное, что Аристотель отрывал науку от практики, прежде всего производственной. Материальная производственная дея­тельность у Аристотеля стоит ниже не только науки, но даже "искусства". Так, ремесленники не в состоянии по-настоящему научать, они способны только передавать навыки, а не знания.

Каждая наука у Аристотеля имеет свой предмет, она образует не­которое единство, в котором есть более общее и менее общее, при этом менее общее подчинено более общему. Науки несводимы друг к другу. Единой науки нет, имеются лишь многие науки.

Аристотель различает три рода наук: теоретические, практические и творческие. Но это различие следует понимать не только в отно­шении предметов наук, но также как различие в отношении ценности наук и их предметов. Теоретические науки противостоят у Аристотеля практическим и творческим. Они заняты, прежде всего, созерцанием. Это не теоретические науки в современном смысле слова.

К теоретическим (умосозерцающим) наукам относятся метафизика ("первая философия"), физика ("вторая философия") и математика. Первая философия выше всех других наук. Он говорил: "все другие науки более необходимы, нежели она (первая философия — СХ), но лучше нет ни одной". Он даже сравнивает философию со свободным человеком, а другие науки — с рабами.

Говоря о происхождении философии и наук, Аристотель отмечает, что сначала были изобретены "искусства", а лишь потом, когда появился досуг, — науки, как способ наилучшего времяпрепровождения. Философия начинается с удивления, а завершается открытием перво­причин, снимающих его. Она возникает из мифологии, при этом испытывает влияние других наук. Математика возникает раньше философии.

Не лишена интереса познавательная проблематика в этике Ари­стотеля. Саму этику, а также политику, Аристотель трактовал как практические науки.

Свою этику Аристотель основывает на психологии, на делении души человека на три части. Человеческая душа делится на неразумную и разумную части. Разумная, в свою очередь, распадается на рассу­док и собственно разум, иначе — на разум практический и разум тео­ретический. Неразумная часть души делится на растительную (питательную) и страстную (аффективную) части. У разумной души имеются свои, дианоэтические, или интеллектуальные, добродетели и соответственно свои дианоэтические пороки. Дианоэтические добродетели — это мудрость, разумность, благоразумие, дианоэтические пороки — противоположные первым состояния духа. Что касается страстной (аффективной) части души, то здесь душа добродетельна в той мере, в какой практический разум овладевает аффектами и вносит в них меру.

Дианоэтические добродетели приобретаются путем обучения, эти­ческие — путем воспитания. Лишь тот человек полностью добродете­лен, кто стремится к мудрости, т.е. философ.

Аристотель оспаривает мнение Сократа о том, что "никто, обла­дая знанием, не станет противодействовать добру". Знание и дейст­вие не одно и то же, знание носит общий характер, действие же всегда конкретно. Добродетели не качества разума, они всего лишь сопряжены с разумом. Главное в приобретении этических добродете­лей характера не само знание, а воспитание, привычка.

Добродетель практического разума — рассудительность. Практи­чен тот, кто способен хорошо взвешивать обстоятельства и верно рассчитывать средства для достижения ведущих к благополучию целей. Для практичности нужны опыт и изобретательность. Но изобретатель­ность, которую имеет здесь в виду Аристотель, должна быть направ­лена на хорошие цели. В противном случае практический человек становится вредным и даже опасным для общества.

Выше практической рассудительности Аристотель ставит мудрость как добродетель теоретической части разумной души. Разумная часть разумной души направлена на созерцание неизменных принципов бытия, на метафизические сущности. Ее добродетель состоит в мудрости, которая выше практичности. Предмет мудрости — необходимое и вечное. При этом (в "Этике") дается определение науки: она есть "схваты­вание общего и того, что существует по необходимости". Кроме того, мудрость, наука, высшая дианоэтическая добродетель так же приобрета­емы, как и все другое. Наука — это приобретенная "способность души к доказательствам". И только мудрость и наука способны принести высшее блаженство. Правда, наука и мудрость при этом понимаются исключительно непрактически, даже как антипрактическая практика жизни философа-мудреца, как чисто созерцательная деятельность. Само блаженство "простирается так же далеко, как и созерцание; и чем в каком-либо существе более созерцания, тем в нем и более блаженства"

Вопросы политической практичности и рассудительности рассмат­риваются Аристотелем в работе "Политика". Аристотель говорит, что "от прочих животных человек отличается тем, что имеет сознание о добре и зле, о справедливом и несправедливом".

Аристотель отмечает, что в отношении политики требуется ана­лиз, как основной метод исследования. Ибо "каждое дело должно исследовать в его основных самомалейших частях”. В отношении государства это означает выяснение, из каких элементов оно состоит. Необходимо также исследовать реально существующие формы политичес­кого устройства и созданные философами ранее социальные проекты.

Политическое устройство предполагает власть закона, определяе­мого Аристотелем как "бесстрастный разум". Гражданами считаются те, кто исполняет воинскую, административную, судейскую и жреческую функции.

О рабстве Аристотель говорит, что люди устроены так, что "одно­му полезно быть рабом, а другому — господином". Вместе с тем Аристотель не может отказать рабам в рассудительности, мужестве, спра­ведливости. То есть, он сам ставит под сомнение свое утверждение об отличии рабов от свободных.

В отношении экономики Аристотель впервые анализировал формы стоимости наряду со многими формами мышления, общественными и ес­тественными.

Относительно искусства Аристотель говорил, что "через искусство возникают те вещи, форма которых находится в душе". Но являются ли эти формы сами творениями души, Аристотель этого не объясняет. Как и у Платона, у Аристотеля искусство является подражанием (мимесис). Но у него мимесис не копирование. Художник волен выби­рать предметы, средства и способы подражания. О поэзии Аристотель говорит, что она "философичнее и серьезнее истории", ибо она "боль­ше говорит об общем, история — о единичном". Т. е., искусство у Ари­стотеля находится в явной близости с наукой и "техне", поскольку имеет дело с общим. Но это общее не одно и то же для искусства и для науки. В искусстве общее — типически-образное, а в науке — по­нятийное. Что касается принижения исторической науки, то это объяс­няется тем, что во времена Аристотеля история была исключительно эмпирической дисциплиной, имеющей дело с единичным. Истории, осно­ванной на знании социальных законов он не знал.

Рассматривая трагедию, Аристотель отмечает, что ее центр состав­ляет превращение делаемого в свою противоположность ("перипетия"), перелом, связанный с узнаванием как переходом от незнания к зна­нию, меняющий жизнь трагического героя от лучшего к худшему и при­водящий его к гибели. В трагедии, по мнению Аристотеля, перелом в судьбе героя должен происходить не от несчастья к счастью и не из-за порочности героя, а из-за "большой ошибки". Поэтому действие трагедии на зрителей и характеризуется как некое очищение (катар­сис). Скорее всего, при этом имелось в виду то, что сегодня мы свя­зали бы с неким освобождением души зрителя от скрытых в подсознании напряжений.