Философия познания Лейбница

Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646 — 1716 гг.) — гениальный ученый-энциклопедист и глубочайший философ. Сын профессора морали. Маль­чиком увлекся логикой. По окончанию философского факультета защитил "Диссертацию о комбинаторном искусстве", в которой сформулировал идею логического исчисления (фактически, будущей математической логики). Он также защитил юридическую диссертацию "О запутанных судебных случаях". Занимался вопросами упорядочения права одного из немецких государств. Более всего увлекался занятиями наукой и философией. Независимо от Ньютона открыл дифференциальное и интег­ральное исчисление.

Лейбниц ввел понятие "живой силы", связанной с кинетической энергией (мера движения как произведение массы на квадрат скорости). Ф. Энгельс оценивал это как предвосхищение закона сохранения и пре­вращения энергии. Лейбниц занимался инженерный делом.

В области истории Лейбниц сформулировал ряд идей, сильно отли­чавшихся от тогдашних описательных и эмпирических подходов в исто­рической науке (историографии). Он также писал сочинения на политические и богословские темы. Обосновывал идею воссоединения христи­анских церквей.

Много времени Лейбниц уделял научно-литературной работе, вопро­сам организации науки. Написал записки для Петра I с проектом академии наук в России.

Научное и философское наследие Лейбница огромно. Толькописем по научным вопросам он отправил свыше 15 000. Он автор многочисленных статей, трактатов, диалогов. Сре­ди них: "Рассуждение о метафизике", "Новые опыты в челове­ческом разуме (разумении)" (против Локка, см. ниже), "Теодицея", которую считал своим основным произведением, "Монадология" (издана, как и «Новые опыты…», после смерти автора).

Лейбниц разрабатывал собственную историко-философскую концеп­цию, согласно которой различные философские учения отнюдь не предс­тавляют собой совокупности заблуждений. Он писал: "большинство школ (философских — СХ) правы в значительней части своих утверждений, но заблуждаются в том, что они отрицают". Пытался классифицировать философские учения. Одним из первых употребил термин "материа­листы". Сторонников новой — антисхоластической, механистической — традиции Лейбниц нередко именовал "новаторами". О годах своего раз­вития под влиянием Декарта говорил, что был тогда "более материа­листичным". Но он отличал себя от Демокрита и Гоббса, как "чистых материалистов". Нередко Лейбниц констатировал свою приверженность направлению Платона в философии.

Лейбниц решительно критиковал формально-схоластическую логику. Отвергал схоластические формы как бесполезные для нового естество­знания. Но считал понятие формы центральной категорией философии.

Лейбниц не сомневался в том, что метафизика нужна. Причем нужна не столько для опровержения атеизма, сколько для обоснования всякого знания, в особенности научного. Лейбниц видел различие в степени обобщенности человеческих знаний. Он считал, что "существуют три ступени понятий, или идей: обыденные, математические и метафизические понятия". Метафизику он понимал как наиболее глубокую разновидность знания. Науч­ное знание, по Лейбницу, не только не отменяет, но предполагает, прямо зависит от метафизики: "Хотя все частные явления могут быть объяснены математически и механически тем, кто их понима­ет, тем не менее, общие начала телесной природы и самой механики но­сят скорее метафизический, чем геометрический характер".

Лейбниц сохранил в своей философии понимание внечувственного разума как внеисторического разума. Он был классическим рационалистом. Но Лейбниц конкретизировал это понимание, внес изменения, связанные с глубоким постижением математического поз­нания и логики, сближавшейся с математикой. В методологии Лейбниц в большей мере аналитик, чем Декарт.

Интуиции, как исходные принципы знания, Лейбниц стал трактовать как такие первичные истины, которые основываются на логическом за­коне тождества. Интуиции у него выражаются аналитическими суждениями, в которых предикат раскрывает признаки, уже заключенные в субъекте, но становящиеся совершенно очевидными только в предикате. Тождество субъекта и предиката в таких суждениях освобождает интуитивные истины от субъективизма.

К первичным истинам, основанным на законе тождества, примыка­ют и даже выводятся из них математические истины. Но математи­ческие истины основываются на логическом законе противоречия. Такие истины, как и первично-интуитивные, тоже выражаются аналитическими суждениями.

Интуитивно-дедуктивные истины полностью независимы от многообразных изменений, постоянно обнаруживающихся в опыте. Лейбниц называл их вечными истинами. Но эти предельно разумные истины логико-математического характера не всегда выражают действительно существующее. Они позволяют мыслить возможное, т.е. непротиворечивое.

Рационализм Лейбница отнюдь не игнорировал опыта, без которого не возможны ни жизнь, ни наука. Факты опыта могут, как существовать так и не существовать, хотя они всегда действительны. В сфере опыта можно мыслить противоположное. Закон противоречия (непротиворечия) применительно к опыту не ведет к каким-либо значительным выводам. Истины опыта всегда более или менее случайны. Это истины факта, в противоположность вечным, необходимым истинам разума.

Научное осмысление опыта возможно. Оно опирается на закон достаточного основания. Лейбниц осмыслил данный закон как важнейший логический закон, наряду с законом тождества и законом противоречия. Согласно этому закону, все существующее и происходящее имеет место по какой-то причине, на каком-то основании. Исследование фактов опыта состоит в установлении зависимос­ти одних фактов от других, а если глубже — в установлении определен­ных правил и законов. Такие правила (законы) в отношении всеоб­щности не достигают статуса логико-математических, т.е. всегда истинных, или необходимо истинных. По Лейбницу, даже самые прочные истины факта в известной мере случайны. Но познание истин факта даже более важно, чем познание вечных истин. Начиная с того, что познание истин факта значительно шире познания необходимых истин. Размышляя над законом достаточного основания, Лейбниц подчёркивал значение исследования степеней вероятности, писал о необходимости создания особой логики вероятностей, способной усовершенствовать искусство изобретений.

Несмотря на свою ценность практического свойства, истины факта много ниже теоретичности, присущей истинам разума. Необходимые вечные истины невозможно проверить случайными истинами. Теоретическая ценность истин разума прямо пропорциональна степени аналитичности, которая в них заключена. В сведении всякого знания к аналитическим суждениям Лейбниц видел идеалтеоретического знания, теории. Этот путь неизбежен при изучении случайных истин, которых огромное множество. Исследование сложных связей в сфере опыта, по Лейбницу, может быть доведено лишь до более-менее общих положений.

Закон достаточного основания, будучи законом, правилом опытного познания, применим и к мыслям самого исследователя, его суждениям. Данный закон иногда называют законом достаточного обоснования. Он требует, чтобы все наши заключения были строго обоснованы. Впрочем, Лейбниц не очень строго разводил предметный и логический аспекты действия закона достаточного основания. Он практически не делал различий между анализом фактов и событий внешнего мира и анализам самих мыслей. Это приводило к отождествле­нию логического некоторой мысли с реальной причиной факта или события, что является признаком панлогизма.

Методология Лейбница многое объясняла. Но она не объясняла са­мого знания. Это он попробовал сделать в своей метафизике.

Метафизику Лейбниц разрабатывал как обобщение всей сферы уже познанного. Но он учитывал при этом и то, что еще не познано или не могло быть познано. Он говорил, например, что "возникновение животных остается так же необъяснимо, как и возникновение мира". Тем более необъяснимым для него было возникновение сознания, факт чело­веческого познания.

В своей метафизике, допускавшей "естественную теологию", Лейб­ниц использовал понятие Бога. С ним он связывал все необъясненное, не познанное наукой и тем более то, что счи­тал вообще непознаваемым. Познанное Лейбниц связывал с категорией субстанции. Но и здесь использовалось понятие Бога, как выражение божественной интеллектуальной силы, отождеств­ляемой иногда с понятием субстанции.

Лейбниц истолковывал христианскую религию как "естественную религию", т.е. как не противоречащую разуму.

У Лейбница можно видеть элементы онтологического доказательства божественного бытия как актуальной бесконечности и всегда ясной идеи нашего ума об этом. Бог "есть первичное Единство, или изначальная простая субстанция".

Лейбниц различал в Боге три главных атрибута: "могущество, ко­торое есть источник всего, потом знание, которое содержит в себе все разнообразие идей, и, наконец, волю, которая производит измене­ния или созидания...". Но более всего Лейбниц подчеркивал интеллектуализирующую сторону понятия Бога. Он фактически доказывал, что определяющий атрибут Бога — знание. Неслучайно Лейбниц именует Бога Надмировым Разумом. Это позиция максимальной десенсуализации божества и его деятельности (что обнаруживается уже у Аристотеля).

Бог реализует некое чистое познание, недоступное человеческому духу. Человеческий дух отягощен чувственностью и большая часть его истин — случайные истины факта. Бог лишен всякого чувст­венного знания. Творение вещей Богом ("могущество") — прямое следствие досконального, предельного, полного знания им творимых вещей.

Бог обладает полным, завершенным знанием: "Только высший Разум, от которого ничто не ускользает, способен отчетливо понять всю бесконечность, все основания и все следствия".

В трактовке чуда Лейбниц ис­ходил из того, что чудо существует "лишь по видимости и по отноше­нию к нам". Так понимаемому чуду Лейбниц противополагал понятие ес­тественного — всего того, что связано с уже познанными законами — правилами. Все, что не согласуется с познанными законами и правилами, люди склонны объявлять сверхъестественным, или чудесным. Но: "Бог ничего не делает без основания", пусть человеком еще и не уясненно­го. И все же проблематика соотношения чудесного и непознаваемого у Лейбница не исчезает. Он писал: "В истинной философии и здравой тео­логии следует различать между тем, что объяснимо природой и силами созданных вещей, и тем, что объяснимо лишь силами бесконечной субстанции. Надо признать бесконечную дистанцию между действенностью Бога, превосходящую естественные силы, и действиями вещей, которые совер­шаются по законам, вложенным в них Богом..."

Лейбниц понимал, что понятие субстанции должно обобщать и все проявления жизни, доходя до познавательной деятельности человека. Он, однако, предпочел идеалистическое толкование субстанции как духовной единицы бытия, которую назвал монадой. Нередко всю ме­тафизику Лейбница именуют монадологией. Надо сказать, что понимание единицы субстанции как монады позволило Лейбницу многое увязать в достаточно стройное логическое целое, включая как физические, механические представления, так и учение о познании, и даже о морали. Это стало возможным потому, что монада у Лей­бница, будучи чем-то абсолютно простым, в то же время обладает внутренней активностью, является носителем силы.

Каждому телесному образованию присуща только своя степень жиз­ненной силы. При этом действует еще один важный принцип Лейбница, согласно которому в любых переходах в природе и в человеческом сознании имеет место постепенность. В сознании огромную роль играют неуловимо малые, бессознательные представления. Это — закон непрерывности: все процессы природы протекают посредством минимальных ко­личественных прибавлений. Отсюда вытекает знаменитое положение Лейбница: природа не делает скачков.

Лейбниц не признавал метампсихоза. Он даже говорил, что это "схоластические предрассудки", "будто душа может совершенно отделиться от тела". Здесь нет соответствия состоянию современного ему естествознания, биологическим открытиям. По Лейбницу, душами мо­гут называться только такие монады, восприятия которых "более отчетливы и сопровождаются памятью". Душа есть и у животных, и у человека. Лейбниц увлекался концепцией преформизма, согласно которой семенной зародыш животного (а тогда уже были от­крыты сперматозоиды) — это микроскопическая копия взрослого живот­ного: рост — лишь простое увеличение размеров животного. Пре­формизм "согласовывался" с духом теории аналитических суждений Лейбница, в которых предикат лишь раскрывает то, что уже мыслится в субъекте.

В человеке души трансформируются в дух. Словом «дух» Лейбниц обозначает всю сферу человеческого сознания. Душа человека, как познающее начало, обладает перцепциями — восприятиями, соответствующими ощущению. Малые перцепции (незначительные восприятия) характеризуют латентное, бессознательное состояние человеческой психики. Это хорошо, как считал Лейбниц, проявляется во время сна. Но решающая особенность духа (человеческой души) заключена в его способности само­познания, самоуглубления субъекта в свою внутреннюю познавательную деятельность. Лейбниц указывал: "Думать о каком-нибудь цвете и сознавать, что думаешь о нем, — две совершенно различные вещи, — точно так же, как самый цвет отличается от меня, думающего о нем".

Рефлективное самоуглубление Лейбниц называл апперцепцией. Осознанность — главное отличие апперцепции от бессознательных пер­цепций. Апперцепция поэтому представляет большую ценность по срав­нению с перцепцией. Однако апперцепция далеко не всегда присуща сознанию человека. Лейбниц понимал, что не вся сфера сознания может быть сведена к апперцепции, к самосознанию. По содержанию апперцепции — самая интенсивная форма сознания, по объему — его меньшая часть.

Апперцепция выражает активность человеческого сознания, достигающего вершин познавательной деятельности. Предельная актив­ность апперцепции составляет цель человеческого сознания и позна­ния. Все низшие проявления сознания должны получать свое обоснование с позиций его высших форм.

Лейбниц сформулировал положение о том, что субъект богаче объ­екта. Он считал совершенно неприемлемым выведение сознания из опыта, из внешнего мира. Отвергал он и истолкование человеческой души как некоей изначально чистой доски, на которой опыт запечатлевает свои все более усложняющиеся письмена. Образ чистой доски совершенно неприменим к человеческой душе, соз­нанию, причем, даже в отношении начала жизни человека. Познавательная деятельность человека даже в самом простом опыте с необходимостью предполагает наличие принципов, делающих возможным осмысление опыта. Отсюда берет начало также известное лейбницево положе­ние: нет ничего в интеллекте, чего раньше не было бы в чувствах...кроме самого интеллекта, который не выводим ни из каких чув­ств. Лейбниц предложил образ человеческой души как глыбы мрамора, про­жилки которой намечают формы будущей статуи. Чувствен­ный образ необходим в познавательном действии души, но лишь для реализации потенциальных возможностей, заложенных в душе до опыта.

Для Лейбница познавательная деятельность человеческого ду­ха, особенно в ее высших формах, послужила моделью для субстанции-монады. Все другие, низшие проявления монады — это только ступени восхождения к высшей, познавательной цели бытия. Стрем­ление к познанию присуще любой монаде. Но только в духе оно реализуется наиболее совершенным образом и доходит до ступени апперцепции, субъективности, до "я". Это говорит о том, что ра­ционалист Лейбниц гораздо глубже эмпириков понимал творческую суть человеческого познания. Правда, Лейбниц не удержи­вается от другой крайности. Подчеркивая, что человеческий дух все внешние процессы воспринимает через внутренние, Лейбниц считал, что свойства объекта должны быть выведены из субъекта. Он писал: "Мысля о себе, мы мыслим также и о бытии, о субстанции, о простом и сложном, о невещественном и о самом Боге..."

Приоритет познавательной функции человеческого духа выливается в положение о том, что все без исключения предметы и процессы природы представляют собой лишь "хорошо обоснованные явле­ния", а не нечто первоначальное и стабильное само по себе. Степень стабильности предметов и процессов природы как явлений прямо пропорциональна рациональной обоснованности соответствую­щих явлений. Лейбниц приходит, фактически, к выводу о логическом конструировании объекта субъектом.

Монаду Лейбниц называл тем, что "не имеет окон". Не менее часто он именует монаду "живым зеркалом универсума". Отраже­ние монадой универсума Лейбниц понимает как спонтанное воспроизведе­ние каждой монадой как познающей единицей всего богатства природы. Он писал: "Красоту универсума можно было бы познать в каж­дой душе, если бы только возможно было раскрыть все ее изгибы, раз­вертывающиеся заметным образом только со временем".

Каждая монада умножает образы единого универсума, отражая (воспроизводя) его в меру своих индивидуальных возможностей: "Не в предмете, а в способе познания предмета ограничены мена­ды". Так онтологический плюрализм Лейбница дополняется и согла­суется с его гносеологическим плюрализмом.

Основу согласованности двух названных плюрализмов Лейбница составляет концепция все тех же аналитических суждений. Каждая монада обла­дает некоторым "полным понятием", которое "выражает, хотя и смутно, все, что происходит в универсуме, прошедшее, настоящее и будущее". Смутность поднимается до ясности по мере превращения перцепции мо­нады в апперцепцию. Полное преодоление смутности своих знаний не дано ни одному человеку. Человек "в трех четвертях наших поступков" бывает только эмпириком. Подлинная теория образуется на основе лишь необходимых и вечных истин. Без таких истин недостижимо всеобъемлющее знание, т.е. метафизика. Созданные Богом монады, не имея "окон", развивают только присущие им познавательные деятельности. Согласованность всех познающих монад есть результат гармонии универсума. Источником гармонии является божественная мудрость. Именно она еще при творении "запрограммировала" (В. В. Со­колов) монады, причем так, что результатом их независимой друг от друга деятельности стал закономерный универсум. Это и есть знаме­нитое учение Лейбница о предустановленной гармонии, в котором роль Бога сводится, собственно, только к творению монад. Бог заранее раз и навсегда согласовал физическое с духовным (подчинив первое второму). Лейбниц писал в одном из писем: "Гар­мония, или соответствие между душой и телом, является не беспрестанным чудом, а, как все вещи природы, действием или следствием первоначального, происшедшего при сотворении вещей чуда. В действительности она есть беспрестанное чудо в такой же мере, как и множество естественных вещей".

Мир, природу Лейбниц понимал как единую цепь все более высоких и совершенных образований. Вершины своего совершенствования мир дости­гает в познающем человеческом духе, пусть даже в силу действия предустановленной божественной гармонии. Это не что иное, как идея раз­вития, отчасти даже затрагивающая само познание.

Исходя из своих принципов в области гносеологии, Лейбниц пост­роил концепцию причинности (детерминизма). Важную роль здесь сыграли представления о случайных истинах, базирующихся на законе достаточного основания, а также о необходимости исчисления вероят­ности при осмыслении случайных истин. Необходимым Лейбниц предложил считать то, противоположное (противоречащее) чему невозможно. Возможное — то, что мыслится непротиворечивым образом и допускается объективной закономерностью. Высшую необходимость, необходимость первого рода Лейбниц называл абсолютной или метафизической. Помимо абсолютной возможности и при непротиворечии ей могут существовать многочисленные виды необходимого меньших масштабов. Это область т.н. гипотетической необходимости.

Лейбниц отвергал концепцию случайности, связанную с понятием об однозначной необходимости. Он считал, что объективная случайная связь "основывается не на одних чистых идеях и на прос­том разумении Бога, но зависит и от свободных решений его и от хода универсума".

Используя старое гносеологическое положение о сущности и существовании, Лейбниц стремился к тому, чтобы за внешним слоем фактов (даже законов) вскрыть более глубокую их сущность, еще более общую закономерность.

Лейбниц отказывается от понятия свободной воли, близкого к понятию чуда. Свободная воля совершенно невозможна. Возможна только свобода, свобода в соотношении с необходимостью. Свобода не может выходить за рамки абсолютной необходимости (в сферу невозможного). В отношении гипотетической необходимости свобода обя­зательно связана с многообразным случайным. У Лейбница нет фатализма. Все монады способны к самопроизвольной активности. Но только у "ду­хов", как высших монад, самопроизвольность становится свободой. Самопроизвольность у духов (в т. ч. человеческих) неотрывна от их способности трансформации перцепций в апперцепции. Для достиже­ния свободы человек должен преодолеть множество случайностей в своих страстях. Неограниченная свобода недостижима для человека. Только бестелесный Бог, обладающий вечными, абсолютными истинами, полностью сливает необходимость со свободой. Для человека, подчеркивал Лейбниц, детерминироваться разумом к лучшему — это и значит быть наиболее свободным.

Предустановленная гармония применительно к человеку выступает у Лейбница как теодицея(богооправдание — термин, придуманный Лейб­ницем). Как сверхъестественное чудо оказывается видимостью по мере того, как мы поднимаемся ко все более широкому и глубокому познанию, так и зло все более улетучивается по мере нашего восхождения ко все более обширной целостности и осознанию тех или иных отношений и порядков как ее частных элементов. Зло, у Лейбница, — необходимый элемент мировой гармонии. Оно становится все более незначительным по мере расширения нашего кругозора в пространстве и во времени. В этом Лейбниц проявляется как сторонник прогресса цивилизации и культуры. Его оптимизм получил словесное выражение: "Все к лучшему в этом лучшем из миров".

В деятельности Лейбница можно видеть тенденцию сближения с ранним просветительством, порожденным благодаря успехам научного знания, и ожиданием общего прогресса человечества.