ТЕМА 1. Философия истории

1.Заполните в тетради таблицу «Различные подходы в определении смысла истории»

Представители исторической мысли Смысл истории Отношение к идее универсальной истории
Античность    
Средневековье    
Просвещение    
Немецкая философия (Гегель, Кант, Ницше)    
Марксизм    
Цивилизационная теория    
К. Поппер    
Французская антропологическая школа    

 

2. Заполните в тетради таблицу «Сравнительный анализ формационной и цивилизационной концепции»

Линии сравнения Цивилизационная теория Формационная теория
Представители    
Универсальность истории    
Уникальность истории    
Роль личности в истории    
Критерий и двигатель прогресса в истории    
Периодизация истории    
Конец истории    

 

Работа с текстом:

Прочитайте отрывок из книги Дж. Редфилда «Селестинские пророчества». Разделяете ли вы точку зрения автора? Ответ аргументируйте. Каков смысл в изучение истории вкладывает автор?

«Историю надо правильно понимать. Я много лет изучал и преподавал историю с ложной точки зрения. Я обращал внимание главным образом на технические достижения цивилизации и на великих людей, двигавших прогресс… Только это не самое главное в истории. Гораздо важнее внутренний мир людей – то, что они чувствуют и думают. Я понял это далеко не сразу. История должна как можно подробнее описывать фон, на котором протекает человеческая жизнь, но ее должна занимать не столько эволюция техники, сколько эволюция мысли. Поняв, как жили люди раньше, мы поймем, как развивался наш теперешний взгляд на мир и в каком направлении должен развиваться прогресс. Мы можем осознать цель, к которой движется наша цивилизация, и, соответственно, понять, далеко ли нам еще до нее…

Чтобы понять ход истории, надо ощутить, как менялись представления о мире обычных людей, - ведь наша картина мира складывалась из жизненных впечатлений множества людей, живших до нас. Современные представления о природе вещей развивались тысячу лет, и чтобы понять, почему они именно такие, вам придется вернуться на тысячу лет назад и затем двигаться через весь миллениум, словно вы действительно проживаете сами все эти годы».

В чем, по мнению Фукуямы, смысл универсальной истории, что есть прогресс человечества и существует ли конец истории? (отрывки из книги Фукуяма Фр. Конец истории и последний человек. М., 2005, с. 101-124)

«Универсальная История человечества - … это энциклопедический каталог всего, что известно о человечестве, а попытка найти осмысленную, общую закономерность в развитии человеческих обществ в целом…

Первыми, поистине Универсальными историками западной традиции оказались христиане. Именно христианство впервые ввело понятие равенства всех людей перед Богом, и тем самым – общей судьбы всех народов мира. Христианский историк не интересовался конкретной историей греков или евреев; для него было важно искупление человека как человека, событие, устанавливающее действие воли Божий на Земле. Все нации – всего лишь ветви одного человечества, и судьба его может быть понята в терминах плана Бога относительно человека. Более того, христианство ввело понятие истории, ограниченной во времени, начинающейся с сотворения человека Богом и кончающееся его окончательным спасением. Для христиан конец земной истории будет отмечен Судным днем, который установит Царство небесное, и тогда земные события перестанут существовать в буквальном смысле.

В эпоху Ренессанса и Просвещения были сформулированы представления о человеческом прогрессе. Фрэнсис Бэкон видел прогресс в техническом превосходстве современников над жителями древности. Фонтенель прогресс относил главным образом к области научных знаний. Другие теории прогресса были выдвинуты авторами эпохи просвещения – Вольтером, Тюрго, Кондорсе. Работа Кондорсе «Прогресс человеческого ума» содержит описание десяти стадий Универсальной Истории человека, последняя эра которой – ее еще предстоит достигнуть – характеризуется равенством возможностей, свободой, рациональностью, демократией и всеобщей образованностью.

Наиболее серьезные попытки написания Универсальной Истории были предприняты в традиции немецкого идеализма (Кантом и Гегелем). Кант (в эссе «Идея Универсальной Истории с космополитической точки зрения») отдавал себе отчет, что течение всего человеческого не имеет никакой видимой закономерности и что человеческая история кажется непрерывной цепью войн и жестокостей. Но он предположил, что история имеет конечную цель, которая придает смысл всей истории. В качестве такого конечного пункта он рассматривал осуществление человеческой свободы. Достижение такого справедливого гражданского устройства и его универсализация на весь мир являются поэтому критерием, по которому понимается прогресс в истории.

Кантовские выводы дополнил Гегель. Гегель видел причины прогресса в истории не в постепенном развитии разума, но в слепой игре страстей, которые ведут людей к конфликту, революции и войне. История движется вперед в непрерывном процессе конфликта, в котором системы мышления, как и политические системы, сталкиваются и разваливаются из-за собственных внутренних противоречий. Тогда они заменяются системами менее противоречивыми и более высокого уровня, и те порождают новые и различные противоречия… Ход Универсальной Истории мог быть понят как рост равенства людской свободы, сформулированный в сентенции Гегеля: «Восточные народы знали, что один свободен; греки и римляне – что только некоторые свободны; в то время, как мы знаем, что все люди абсолютно свободны». Для Гегеля воплощением человеческой свободы было современное конституционное государство, то, что мы назвали либеральной демократией.

Идеи немецких идеалистов были переработаны Марксом и Энгельсом. Главное отличие их взгляда на Универсальную Историю состояло в том, какое именно общество должно возникнуть в конце истории. Маркс, полагал, что либеральное государство не в состоянии разрешить одно фундаментальное противоречие – противоречие классового конфликта, борьбу между буржуазией и пролетариатом. Для марксистов конец истории в торжестве мирового коммунизма.

В XX веке традиция создания Универсальной Истории была нарушена трудами Освальда Шпенглера и Арнольда Тойнби. Они делят историю на историю различных народов – «культур», каждая из которых подчиняется некоторым биологическим законам роста и загнивания. В определенном смысле, Шпенглер и Тойнби вернулись к циклической истории отдельных народов, свойственной античной историографии.

Вполне допустимо сказать, что невероятный исторический пессимизм, порожденный двадцатым веком, дискредитировал почти все Универсальные Истории. Идея, что история имеет направление и смысл, очень чужда многим направлениям мысли нашего времени. И не случайна популярность трудов Шпенглера и Тойнби, описавших закат и разложение западных ценностей и институтов…

Но появление демократических сил там, где никто не ожидал их существования, нестабильность авторитарных форм правления… заставляет нас снова поднять старый вопрос Канта: существует ли Универсальная История человечества, если смотреть с точки зрения куда более космополитичной, чем была возможна в кантовские времена».

Приложение 1

Прочитайте отрывок из книги Ю. Семенова «Философия истории» о национализме и патриотизме, ответьте на вопросы:

· Чем национализм отличается от национальной идеи

· Когда появился национализм

· Приведите примеры проявления национализма в современном мире

Слово «национализм» имеет немало значений. Чаще всего под национализмом понимают идеологию движений, руководствующихся «национальной идеей» и совокупность действия, совершаемые людьми под влиянием этой идеологией.

Возникновение нации с необходимостью предполагает появление «национальной идеи». Но когда нация формируется по признаку принадлежности к социоисторическому организму, национализма в привычном понимании этого слова не возникает. Национальная идея в таком случае не предполагает противопоставления людей по признаку этнической принадлежности. Это отнюдь не означает отсутствие вообще какого бы то ни было противопоставления групп людей в пределах социоисторического организма. Но это — противопоставление не одного этноса другому, а людей, отстаивающих интересы своего отечества, людям, которые выступают в разрез с этими интересами, т.е. подразделение населения социоисторического организма на патриотов и антипатриотов.

В эпоху складывания централизованных государств в Западной Европы в качестве антинациональной силы выступали те представители класса феодалов, которые противились этому процессу, независимо от их этнической принадлежности. В годы Великой Французской революции нацию составили все те жители этой страны, которые боролись за ее революционное преобразование, опять-таки, независимо от своей этнической принадлежности. В их числе были и этнические французы, и эльзас-лотарингцы, и корсиканцы, и т.п. Объединяла их принадлежность к непривилегированному, «третьему» сословию.

Еще в январе 1789 г., Эмманюэль Жозеф Сийес (1748 — 1836) в знаменитой брошюре «Что такое третье сословие?» прямо заявлял: «...Третье сословие обнимает все, что относится к нации; и все, что не заключается в третьем сословии, не может считаться частью нации». В ходе революции в качестве врагов нации выступила значительная часть дворян, которые в большинстве своем были этническими французами. Логика борьбы привела к тому, что многие из них покинули Францию и вступили в ряды иноземных армий, боровшихся против их бывшего отечества.

Почти все они субъективно продолжали считать себя патриотами. Ведь они, как это им представлялось, сражались не против Франции вообще, а лишь против новой, революционной Франции. Они вели борьбу за Францию, но только не новую, а старую, дореволюционную, которая продолжала оставаться для них отечеством. Но вопреки их субъективным представлениям, к этому времени существовала только одна Франция — новая. Никакой другой не было. И поэтому, хотели они этого или не хотели, они стали предателями, оказались вне отечества и вне нации. То же самое произошло с и теми этническими русскими, которые в союзе с иностранными интервентами сражались в годы Гражданской войны 1918—1922 гг. в России против советской власти. Белоэмигранты оказались за пределами отечества и вне русской нации.

Но главное не в том, что после революции другого отечества, кроме нового, не существовало. Ведь в предреволюционное время тоже существовало одно отечество, причем со старыми порядками. И революционеры боролись против этих порядков. С чисто формальной точки зрения получалось, что они боролись против своего отечества. И, как хорошо известно, сторонники старого режима нередко обвиняли революционеров в антипатриотизме, в измене отечеству и т.п. грехах. Но это были фальшивые обвинения.

Суть дела в том, что интересы социоисторического организма, т.е. отечества, требовали изменения общественного строя. И поэтому те люди, которые боролись за коренное преобразование социора, служили интересам отечества, были патриотами. Революционеры всегда патриоты, истинные патриоты. К революционной борьбе их побуждают не просто интересы тех или иных классов, а патриотизм.

«Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? — писал В.И. Ленин, — Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всех работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т.е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты... И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии...».

Среди революционеров могут быть представители господствующего класса, заинтересованного в сохранение существующего строя. Это люди, которые поставили интересы своего отечества выше интересов своего класса. Они изменили своему классу во имя служения отечеству. Прекрасный пример — декабристы. Что же касается врагов революции, контрреволюционеров, то они всегда, независимо от своих субъективных намерений, переживаний, — враги отечества, предатели нации.

Национальная идея при том варианте развития, который имел место в Западной Европе, была идеей патриотической. Она выражала реальные интересы того или иной социоисторического организма и была явлением прогрессивным. Существование объективных интересов социоисторического организмов, которые представляют собой одновременно интересы, если не всего его населения, то значительной его части, есть несомненные факт, по крайней мере, для истории нового времени. Этот факт, к сожалению, нередко игнорировался многими марксистами, делавшими упор на классовые интересы.

Но это отнюдь не значит, что патриотическая, или социорнонациональная (соционациональная) идея всегда была явлением только позитивным. Нередко она использовалась для прикрытия своекорыстных интересов правящих классов или даже просто тех или иных клик. В случаях несправедливых войны, особенно колониальных, патриотическая идея были маскировкой и оправданием всевозможных преступлений и иных мерзостей. Об этом лучше всех сказал в свое время великий американский писатель Марк Твен (наст. имя и фам. — Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, 1835 — 1910), в замечательных памфлетах, среди которых особо выделяются «О патриотизме» (1900; 1923) и «В защиту генерала Фанстона» (1902).

В самое последнее время среди наших публицистов, именующих себя демократами, но в действительности выражающих интересы российской компрадорской буржуазии, стало необычайно модным приводить изречение английского писателя Сэмюэля Джонсона (1709—1784) : «Патриотизм — последнее прибежище негодяя». Но вопреки их трактовке С. Джонсон осуждает не патриотизм сам по себе, а использование лозунга патриотизма для прикрытия грязных делишек.

Когда нация строится по признаку не социорной, а этнической принадлежности, «национальная идея» всегда предполагает политическое, а нередко и правовое противопоставление людей, образующих разные этносы. Не буду долго задерживаться на национализме господствующего этноса, одновременно образующего и нацию. Это явление всегда отрицательное и только отрицательное. Национальная идея в таком случае служить оправданием и обоснование привилегированного положения данной группы людей, ее нрава на притеснение и дискриминацию всех других этнических групп.

В национализме дискриминируемого этноса выражается его стремление покончить со своим приниженным положением. В этом смысле в нем есть демократическое, позитивное содержание. И если бы данная идеология этим бы исчерпывалась, если бы лозунгом такого движения было полное равенство всех людей, независимо от их этнической принадлежности, то собственно нельзя было бы назвать ее национальной, тем более националистической.

Но так, обычно, никогда не бывает. В национализме притесняемой этнической общности почти всего присутствует его противопоставление всем остальным этносам, прежде всего господствующему. И когда программой движения является требование территориальной автономии, тем более независимости, то почти всегда явно или неявно подразумевается, что власть в автономной области, тем более в независимом государстве, должна принадлежать, прежде всего, или даже исключительно представителям I данной нации. Иначе говоря, данная программа предусматривает предоставление привилегий данной нации и явную или неявную дискриминацию людей, принадлежащих к иным этносам и прежде всего к господствующей нации. В таком случае идеологию движения обычно характеризуют не как национальную, а как националистическую.

Националистической может быть и чаще всего бывает и идеология настоящего национально-освободительного движения. В случае же квазинационального движения идеи этнократии, исключительности прав и привилегированного положения данного этноса являются центральными. Национализм нередко при этом перерастает в этнорасизм.

Ярким примером может быть положение, сложившееся в Латвии и Эстонии. Русское и вообще русскоязычное население в большинстве своем лишено гражданства этих стран, а тем самым и многих политических и гражданских прав. Фактически в этих республиках сложился режим апартеида, во многом сходный с тем, что еще недавно существовал в Южно-Африканской республике. Отличие в основном лишь в том, что в ЮАР деление на привилегированную и дискриминируемую группы населения проводилось по расовому признаку, а в Латвии и Эстонии — если неформально, то по существу, по признаку этнической принадлежности.

И в Латвии и в Эстонии в самое последние время приняты законы, еще более ухудшающие положение русского и вообще русскоязычного населения. «Владение эстонским языком, — сообщают из Таллинна, — основное условие не только для получения гражданства, но, после принятия 9 февраля поправок к соответствующему закону, оно стало основным и для получения работы. Сектор возможностей для тех, кто знает эстонский язык, широк, для тех, кто его не знает или знает плохо, катастрофически сужается, формируя принципиально разные общественные слои в рамках одного государства. Граждане и неграждане, эстонцы и неэстонцы — за этими понятиями скрываются своеобразные миры, существующие в Эстонии сепаратно, в несравнимо разных материальных, духовных и правовых ипостасях».

Совершенно закономерно, что правящая элита этих государств, проводя политику апартеида, всемерно поощряет пропаганду национализма и этнорасизма, не только терпимо, но в высшей степени благосклонно относится к фашистским военным преступникам (солдатам и офицерам национальных частей СС), всячески оправдывает совершенные ими и служащими полиции, созданной немецкими оккупантами из местных жителей, чудовищные преступления. Дело дошло до того, что в Латвии 18 марта — день первого боя созданного по личному приказу Адольфа Гитлера латышского легиона «Ваффен СС» — был официально объявлен государственным праздником. В 1998 г. была переиздана антисемитская книга «Страшный суд», опубликованная латышскими фашистами в 1942 г. с предисловием Генриха Гиммлера. Не захотела отставать от Латвии и Эстония. 19 мая 1999 г. в Таллине были торжественно перезахоронены останки бывшего командира 20-й дивизии СС Альфонса Ребане.

В нашей «демократической» прессе различного рода националистические партии и группировки, существующие в странах СНГ и Прибалтики, нередко именуют национально-демократическими. Чаще всего как демократические характеризуются также такие, например, объединения, как Народный Рух Украины и Белорусский народный фронт (БНФ). В действительности же этнонационализм и демократия несовместимы, что можно видеть на примере деятельности названных политических образований.

Основной их лозунг — пропаганда вражды к России и всему русскому, насильственное вытеснение русского языка и принуждение населения этих стран к пользованию одним лишь языком, в первом случае украинским, во втором — белорусским. БНФ не повезло. Его политика наткнулась на упорное сопротивления населения Белоруссии и, прежде всего, самих белорусов и провалилась. На референдуме 14 мая 1995 г. за придание русскому языку статуса государственного высказалось 83% его участников. Программа же Руха вопреки воле большинства населения Украины настойчиво проводится в жизнь властями республики, ее правительством и президентом, хотя последний и был избран лишь постольку, поскольку обещал придать русскому языку статус государственного.