Заявитель, ссылаясь на статью З Конвенции, также жалуется на условия его содержания в следственном изоляторе ИЗ-47/1 г. Магадана (СИ3О-1)
Власти Российской Федерации указывают, прежде всего, что заявителем не исчерпаны средства правовой защиты, предоставленные ему законодательством Российской Федерации, что предусмотрено требованиями пункта 1 статьи 35 Конвенции. Они отмечают, что заявитель имел возможность обратиться с жалобой на якобы имевшее место нарушение его прав к начальнику СИЗО, а также в вышестоящие государственные органы исполнения уголовных наказаний. Заявитель мог обратиться и в суд. В этой связи власти Российской Федерации ссылаются на подпункты З и 7 пункта 1 статьи 17 Федерального закона “О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений” и на Закон “Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан”, а также на пункт 2 статья 45 и пункты 1 и 2 статьи 46 Конституции Российской Федерации.
Однако заявитель, зная о наличий указанных возможностей, не воспользовался ими для принесения жалоб на условия содержания. Власти Российской Федерации утверждают, что просьба заявителя от 11 августа 1999 г. об отбывании наказания в СИЗО, а не в исправительной колония, свидетельствует о том , что заявитель не имел намерений обращаться с жалобами на действия администрации следственного изолятора.
Власти Российской Федерации такжё указывают на то, что просьбы заявителя об освобождении из-под стражи, в которых он ссылался на условия содержания, нельзя рассматривать как средства правовой защиты от якобы имевшего место нарушения положений статьи З Конвенции.
Что касается существа данной жалобы, власти Российской Федерации признают, что в силу экономических причин условия содержания заключенных в России являются весьма неудовлетворительными и не соответствуют требованиям, предъявляемым к пенитенциарным учреждениям в других государствах, входящих в Совет Европы. При этом власти Российской Федерации отмечают, что условия содержания заявителя под стражей нельзя рассматривать как пытку или бесчеловечное или унижающее достоинство обращение. Условия его содержания под стражей ничем не отличались от условий, во всяком случае, были не хуже условий, в которых содержатся большинство заключенных в Россия. Переполненность — проблема все следственных изоляторов.
Органы власти не имели намерения причинять заявителю боль или наносить вред его здоровью. Администрацией следственного изолятора предпринимались все имеющиеся в ее распоряжения медицинские меры для лечения больных и предотвращения заражения других заключенных.
Правительство принимает все возможные меры к улучшению условий содержания заключенных в России. Принят ряд целевых программ по строительству новых следственных изоляторов и реконструкции действующих, а также по борьбе с туберкулезом и другими инфекционными заболеваниями в местах заключения. Реализация этих программ позволит вдвое увеличить площади мест содержания под стражей, а также улучшить санитарно—гигиенические условия в следственных изоляторах.
Заявитель утверждает, что он систематически обращался с жалобами на условия содержания в органы власти Российской Федерацией всех уровней. Все эти жалобы подавались через администрацию следственного изолятора, где они и регистрировались.. Однако никаких мер по улучшению условий содержания принято не было.
Что касается существа данной жалобы, заявитель утверждает, что переполненность и антисанитарные условия в камере, где он содержался, с учетом длительности срока его содержания под стражей, являются нарушением статья З Конвенции.
Суд напоминает, что назначение пункта 1 статья 35 Конвенции — предоставить Договаривающимся государствам возможность предотвратить или исправить нарушения, в связи с которыми им предъявляются претензии, прежде чем эти претензии будут поданы в Суд. Следовательно, государства освобождаются от ответственности за свои действия перед международным органом до тех пор, пока не получат возможность исправить положение дел, используя собственные правовые системы (см., например, постановление Европейского Суда по делу “Ремли против Франция” (Remli v. Franсе) от 23 апреля 1996 г; // Rероrts. 1996-II Р. 571. § 33 — и постановление Европейского Суда по делу “Сельмуни против Франции” (Selmouni v. France) (GC — постановление Большой Палаты) № 25803/94. § 74. ЕСHR 1999-V).
Однако, согласно требованиям пункта 1 статья 35 Конвенция, обязательному использованию подлежат только те средства правовой защиты, которые имеют отношение к заявляемым нарушениям и в то же время являются доступными и адекватными. Такие средства правовой защиты должны определение существовать не только в теории, но и на практике, в противном случае их невозможно признать доступными и действенными (см., в частности, такие источники, как постановление Европейского Суда по делу “Аквидар и другие против Турции” ( Akvidar and Other v. Turkey) от 16 сентября 1996 г. // Reports. 1996—IV. Р. 1210. § 66 — и упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу “Сельмуни против Франции” (Selmouni v. France), § 75.
Кроме того, Суд напоминает, что в вопросах исчерпанности национальных средств правовой защиты бремя доказывания возлагается на власти государства ответчика, которые должны убедить Суд в том, что рассматриваемое средство правовой защиты в соответствующий момент времени было действенным, существовало как в теория, так и на практике, т.е. было доступно, а также что это средство правовой защиты могло обеспечить удовлетворение жалоб заявителя с достаточной вероятностью успеха. В случае если все эти обстоятельства будут убедительно доказаны, заявитель обязан доказать, что выдвигаемое властями государства-ответчика средство правовой защиты, в сущности, было исчерпано либо по тем или иным причинам являлось неадекватным или недейственным ввиду особенностей данного дела или что имелись особые обстоятельства, освобождавшие его от данного требования (см., например, упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу Аквидара и других (Akvidar and Other)// 1211. § 68 —и упоминавшееся выше решение по делу “Сельмуни против Франции” (Selmouni v. France), § 76).
В данном случае Суд отмечает, что факты неоднократного обращения заявителя с жалобами на условия содержания под стражей в различные органы власти, в частности в Магаданский городской суд, в Верховный Суд Российской Федерации, к Генеральному прокурору Российской Федерации и в Высшую квалификационную коллегию судей Российской Федерации, не оспариваются. Суд полагает, что тем самым органы власти были достаточно осведомлены о положении заявителя и имели возможность рассмотреть вопрос об условиях его содержания и при необходимости исправить положение.
Кроме того, хотя заявитель действительно не воспользовался каналами, упомянутыми властями государства-ответчика, и не обращался с отдельными жалобами в суд, к начальнику следственного изолятора и в вышестоящие государственные органы, Суд отмечает, что проблема переполненности следственных изоляторов, по-видимому, носит системный характер, а не только относится к положению данного заявителя. Власти Российской Федерации не представили свидетельств того, каким образом эти органы могли исправить положение заявителя ввиду признаваемых экономических трудностей, испытываемых администрацией мест содержания под стражей.
Ввиду этих обстоятельств Суд не считает установленным с достаточной степенью определенности, что использование средств правовой защиты, упоминаемых властями Российской Федерации, могло бы при вести к удовлетворению жалобы заявителя на условия содержания его под стражей.
Таким образом, Суд полагает, что в этой части жалоба заявителя не может быть отклонена на том основании, что заявителем не были исчерпаны национальные средства правовой защиты.
Что касается существа данной части жалобы, Суд полагает, что, принимая во внимание заявления Сторон, в ней затрагиваются предусмотренные Конвенцией сложные вопросы- факта и права, разрешение которых будет зависеть от рассмотрения дела по существу. Таким образом Суд пришел к выводу, что данная часть жалобы не является явно необоснованной в значения пункта З статьи 35 Конвенции. Никаких иных оснований для признания жалобы неприемлемой не установлено.
3. Заявитель утверждает, что длительное содержание под стражей до суда явилось нарушением пункта З статьи 5 Конвенции,который гласят “Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствия с подпунктом “с” пункта 1 настоящей статьи..., имеет право на судебное разбирательство в течение разумно го срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд”.
Власти Российской Федерации заявляют, что период предварительного заключения заявителя окончился 3 августа 1999 г., в день вынесения ему приговора Магаданским городским судом. Они утверждают прежде всего, что заявителем не исчерпаны имеющиеся национальные средства правовой защиты, так как он не подал кассационную жалобу. Власти Российской Феде рации утверждают, что суд кассационной инстанции мог сократить срок лишения свободы, назначенный заявителю по приговору городского суда, до срока фактического пребывания его стражей, с учетом большой продолжительности его содержания в следственном изоляторе до суда.
Кроме того, утверждается, что Суд должен ограничить рассмотрение продолжительности срока содержания заявителя под стражей до суда периодом с 5 мая 1998 г., т.е. с момента вступления Конвенции в силу в отношении Российской Федерации, по 3 августа 1999 г.
Власти Российской Федерация далее заявляют, что жалоба заявителя должна рассматриваться с учетом оговорки, сделанной Российской Федерацией при ратификации Конвенции. Они утверждают, что указанная оговорка относятся к содержанию заявителя под стражей как в период производства предварительного следствия, так и в период рассмотрения дела в суде. При этом власти Российской Федерация ссылаются на текст оговорки и на содержание статей Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, на которые в оговорке содержатся ссылки. В частности, статьями 11, 89, 92 и 101 УПК РСФСР предусматривается право суда применять меры пресечения в виде заключения под стражу на этапе рассмотрения дела в суде вплоть до вынесения судебного решения.
Власти Российской Федерации указывают, что за заявитель был задержан на том основании, что он препятствовал установлению истины по уголовному делу, и утверждают, что период содержания его под стражей во время предварительного следствия не превысил максимального срока в полтора года, предусмотренного статьей 97 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР.
Далее власти Российской Федерация считают срок предварительного заключения заявителя разумно обоснованным, с учетом сложности дела и его значительного объема (9 томов), большого числа свидетелей и потерпевших.
Заявитель утверждает, что следует учитывать срок с 29 июня 1995 г. по 31 марта 2000 г., когда Магаданским городским судом было вынесено второе решение по его делу, а не по 3 августа 1999 г., когда суд вынес первое решение по делу. Хотя период до 5 мая 1998 г. не подпадает под юрисдикцию Суда с учетом условия гаtione temporis, тем не менее заявитель просит Суд учесть, что к указанной дате он уже провел в заключении более трех лет. :
Он также полагает, что оговорка, сделанная Российской Федерацией, в данном случае неприемлема, так как она не касается длительности сроков предварительного заключения. Заявитель указывает, что цель оговорки — сохранить за прокурором право санкционировать предварительное заключение и при необходимости продлевать его срок.
Заявитель утверждает, что не было необходимости заключать его под стражу и содержать в заключении в течение длительного срока, так как доказательства того, что он пытается воспрепятствовать установлению истины по делу, отсутствовали. Доводы, которые приводили представители властей для оправдания содержания его под стражей, были необоснованными либо не достаточными.
Заявитель также утверждает, что его дело не отличалось особой сложностью, ссылаясь при этом на вывод Магаданского областного суда от 15 марта 1999 г.
Что касается объема материалов дела, заявитель утверждает, что три тома из девяти целиком состоят из его жалоб в адрес различных инстанций. В отношении числа свидетелей и потерпевших заявитель указывает, что в ходе расследования было допрошено 29 свидетелей. Кроме того, в деле участвовали два гражданских истца.
Заявитель утверждает, что производство по делу осуществлялось без должной тщательности со стороны властей. Столь длительный срок содержания его под стражей связан с низким качеством следствия, с его необоснованными попытками увеличить число пунктов обвинения в обвинительном акте и с отсутствием должного контроля за ею деятельностью со стороны органов, осуществлявших надзор за следствием. В этой связи заявитель ссылается на выводы Магаданского городского суда от 3 августа 1999 г.
Суд указывает прежде всею, что при определении срока содержания под стражей до суда согласно положениям пункта З статьи 5 Конвенции должен учитываться период с момента заключения обвиняемого под стражу до момента признания его виновным, даже если он признан виновным лишь судом первой инстанции (см., в частности, постановление Европейского Суда по делу “Вемхофф против Германии” (Wemhovv v. Germany) от 27 июня 1968 г.// Серия А. # 7. р. 23. § 9 - и постановление Европейского Суда по делу “Лабита против Италии” (Labita v. Italy) (решение Большой Палаты) № 26772/95. § 145, 147. ЕСНR 2000— IV). Таким образом, в данном случае срок содержания заявителя под стражей до суда начался в момент ареста, 29 июня 1995 г., и окончился 3 августа 1999 г., в день, когда Магаданский городской суд вынесен ему обвинительный приговор и назначил наказание. То, что срок его, предварительного заключения продолжался и после указанной даты в связи с обвинениями, не учтенными при постановлении приговора, не влияет на то обстоятельство, с 3 августа 1999 г. заявитель отбывал наказание по приговору суда надлежащей юрисдикции в значении подпункта “а’ пункта 1 статьи 5 Конвенции.
Суд отмечает возражение властей Российской Федерации по поводу того, что национальные средства правовой защиты не были исчерпаны, так как заявитель не обжаловал решение городского суда в суде кассационной инстанции, который мог сократить срок наказания, ограничив его сроком фактического содержания под стражей, с учетом продолжительности предварительного заключения
Однако Суд не убежден в том, что такое обжалование, фактически обжалование приговора, могло стать действенным средством правовой защиты и удовлетворения его жалобы в соответствии с пунктом З статьи 5 Конвенции по поводу чрезмерной продолжительности срока предварительного заключения. Власти Российской Федерации не представили никаких примеров из национальной судебной практики, когда срок наказания был бы сокращен по аналогичным основаниям.
Соответственно Суд пришел к мнению, что жалоба не может быть отклонена на том основания, что национальные средства правовой защиты не были исчерпаны.
Суд также отмечает возражение властей Российской Федерации со ссылкой на оговорку, сделанную Российской Федерацией при ратификации Конвенции. Суд полагает, что данное возражение тесно связано с существом жалобы заявителя.
Кроме того, Суд полагает, что в свете заявлений сторон существо данной части жалобы также затрагивает сложные вопросы права и факта в значении, предусмотренном Конвенцией. В связи с вышеуказанным Суд пришел к выводу, что в данной части жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта З статьи 5 Конвенции.
Суд приобщает возражение властей Российской Федерации со ссылкой на оговорку, сделанную Российской Федерацией при ратификация Конвенции, к существу жалобы заявителя.