Правильность утратившему ее, чем когда мертвому возвратит жизнь
Учитель. Итак, разумная природа всегда имеет свободный вы-
бор, ибо она всегда имеет власть сохранять правильность воли ра-
ди самой правильности, хотя иногда и с затруднением. Но если
свободная воля утрачивает правильность из-за трудности сохране-
ния, она после того так же служит греху неспособностью возвра-
тить эту правильность своими силами; т. е. если она становится
«духом ведущим и невозвращающим» (Пс. 27, 39.), ибо «делаю-
щий грех есть раб греха» (Ин. 8, 34.). Ведь как никакая воля до то-
го, как обрела правильность, не может получить ее, пока Бог не
даст, так, утрачивая полученную, не может обрести ее заново, если
Бог не возвратит. И я считаю большим чудом, когда Бог возвраща-
ет утраченную правильность, чем когда умершему возвращает ут-
раченную жизнь. Тело ведь, умирая в силу необходимости, не со-
вершает этим греха, такого, чтобы уже никогда не могло заново
обрести жизнь; воля же, утрачивая правильность по собственной
вине, заслуживает того, чтобы в ней всегда нуждаться. И если кто-
то по своей воле принимает смерть, он не отнимает от себя то, че-
го никогда не Должен был упустить; тот же, кто утрачивает пра-
вильность воли, отбрасывает то, что по долгу всегда обязан был
сохранять.
Ученик. Вижу, что очень верно то, что ты говоришь о рабстве,
которым порабощается греху делающий грех, и о невозможности
заново обрести утраченную правильность иначе как от того, кем
раньше она была дана; а все, кому она дается, должны следить,
чтобы держать ее, не выпуская.
Глава XI. [Что] это рабство не отнимает свободы выбора
Но этим суждением ты сильно умерил мою радость: я-то уж решил
было, что человек всегда наверняка имеет свободу выбора. Поэтому
разъясни мне теперь само это рабство, чтобы не казалось, будто оно
может противоречить названной свободе. Ведь и то, и другое, т. е.
и свобода, и рабство, находятся в воле, и человек является рабом или
свободным в зависимости от последней. Итак, если он раб, то в каком
же смысле свободен? Или, если свободен, то каким образом он раб?
Учитель. Если ты как следует присмотришься, то убедишься, что,
когда человек не имеет упомянутой правильности, он без противоре-
чия и свободный, и раб. Ибо никак не в его власти взять правиль-
ность, когда он ее имеет; но всегда в его власти сохранить ее, покуда
имеет. Он раб, поскольку не может уйти от греха; и он свободен, по-
скольку не может быть отторгнут от правильности. Но от греха
и рабства его он может отвратиться только благодаря кому-то друго-
му; от правильности же может быть совращен только сам собою,
а свободы его ни сам он, ни другой не может лишить его. Ибо он все-
гда по природе своей свободен для сохранения правильности, если ее
имеет, даже и тогда, когда не имеет той, которую сохраняет1.
Ученик. Теперь мне понятно, как в одном и том же человеке мо-
гут вместе без противоречия сосуществовать свобода и рабство.
Глава XII. Почему скорее называется человек свободным
чем рабом, когда он не имеет правильности,
так как если он ее имеет, то ее нельзя отнять у него,
но если он ее не имеет —
он не может своими силами восстановить ее
Но я очень хочу знать, почему человек скорее называется сво-
бодным, когда не имеет правильности, так как если он ее имеет, ее
нельзя у него отнять, чем рабом, когда имеет, так как если не име-
ет, то не может своими силами вновь обрести ее. Ведь он раб, по-
скольку не может уйти от греха; он свободен, поскольку не может
быть отторгнут от правильности; и как он никогда не может быть
отторгнут от нее, если имеет, так никогда не может уйти, если ке
имеет. Поэтому как он всегда имеет эту свободу, так, кажется, все-
гда имеет и это рабство.
Учитель. Рабство есть не что иное, как неспособность не совер-
шать греха. Скажем ли мы, что это неспособность вернуться к пра-
вильности или неспособность заново обрести правильность, чело-
век — раб греха только потому, что он, будучи не в силах вернуться
1 Ср. этот анализ с анализом «натуральной» истины высказывания в диа-
логе «Об истине» (гл. II и далее в гл. V).
к правильности или вновь обрести ее, не может не грешить. Поэто-
му когда он имеет эту правильность, он не раб греха. А способ-
ность сохранения правильности он имеет всегда — и когда имеет
правильность, и когда ее не имеет: и потому он всегда свободен.
Что же до того, что ты спрашиваешь, почему он скорее называ-
ется свободным, когда не имеет правильности, так как другой в
этом случае не может у него отнять ее, чем рабом, когда имеет пра-
вильность, поскольку он не может, не имея ее, своими силами вос-
становить ее, то это так же, как если бы ты спросил, почему скорее
говорится, что человек «имеет способность видеть солнце», когда
солнца нет, поскольку как только оно появится — он сможет видеть
его, чем что [человек] «имеет неспособность видеть солнце», когда
солнце есть, поскольку [если солнца не будет], он не может его сде-
лать видимым. Ведь как даже когда солнца нет, мы имеем в себе
зрение (visum), которым видим его, когда оно наличествует; так
и тогда, когда нам не хватает правильности воли, мы все же имеем
в себе предрасположенность (aptitudinem) разумения (intelligendi)
и воли (volendi), благодаря которой мы можем сохранить ее ради
нее самой, когда ее имеем. И как когда у нас есть все для видения
солнца, кроме его самого (nisi praesentia eius), тогда только мы не
имеем способности (potestatem), которую нам доставляет его при-
сутствие; так лишь когда нам недостает этой правильности, мы
имеем это бессилие, доставляемое нам ее отсутствием. Ведь чело-
век всегда имеет свободу выбора, но он раб греха не всегда, а толь-
ко тогда, когда не имеет правильной воли.
Ученик. Если бы я со вниманием поразмыслил над тем что ты
говоришь, когда разделил зрительную способность на четыре спо-
собности, я бы здесь не засомневался: потому признаю свою вину
в этом сомнении.
Учитель. На сей раз я прощу тебя с условием, что впредь, ког-
да потребуется, ты будешь держать в голове сказанное нами так
ясно, чтобы не было нужды повторять.
Ученик. Благодарю тебя за прощение. Но не удивляйся, если
то, над чем привык размышлять, я, один раз услышав, не могу все
сразу навсегда удержать умом.
Учитель. Если ты все еще сомневаешься насчет чего-то в опре-
делении свободы выбора, которое мы построили, то скажи.
Глава XIII. [Что] «способность (potestas)
сохранять правильность воли ради самой правильности»
есть совершенное определение свободы выбора
Ученик. Есть одно, что все еще меня немного беспокоит в нем.
А именно, мы часто имеем способность сохранять нечто, которая,
однако, не является свободной в таком смысле, что ей не могла бы
помешать чужая сила. Поэтому когда ты говоришь, что свобода
выбора есть способность сохранять правильность воли ради са-
мой правильности, посмотри, не нужно ли добавить что-то, что
приписывало бы этой способности такую свободу, чтобы ее не
могла превзойти никакая сила.
Учитель. Если способность сохранения правильной воли ради
самой правильности можно было бы когда-то найти вне той сво-
боды, которую мы исследовали, нужно было бы добавить то, о чем
ты говоришь. Но так как высказанное определение является на-
столько совершенным определением по роду и видовому отли-
чию, что содержит ни больше, ни меньше, чем ту свободу, кото-
рую мы исследуем, то нельзя помыслить ни того, чтобы что-то
к нему добавить, ни того, чтобы что-то отнять. Ибо «способность»
есть род свободы. То же, что добавлено — «сохранения» — отделя-
ет ее от всякой способности, которая не есть способность сохране-
ния, например, от способности смеха или хождения. Добавляя же
«правильности», мы отличаем ее от способности сохранения зо-
лота и всего прочего, что не есть правильность. А через прибавле-
ние «воли» она отличается от способности сохранения правиль-
ности других вещей, как девственности или мнения. И, благодаря
тому, что сказано «ради самой правильности», она отделяется от
способности сохранения правильности ради другого, как когда
правильность сохраняется ради денег или по природе. Например,
по природе сохраняет правильность воли собака, когда любит
щенков своих или хозяина, который делает ей добро. Итак, зна-
чит, в этом определении нет ничего, что не было бы необходимым
для заключения к свободе выбора разумной воли и для исключе-
ния прочего — первая достаточным образом включается, а все ос-
тальное исключается: в самом деле, наше определение не являет-
ся ни избыточным, ни недостаточным. Не кажется ли тебе так?
Ученик. Мне оно вообще кажется совершенным.
Учитель. Скажи же, хочешь ли знать что-нибудь еще о свободе
этой, благодаря которой считается, что обладающий ею делает до-
бро или зло. Ведь о ней одной сейчас наш разговор.
и людям. И сотворенная или обретаемая, бывает что имеет пра-
вильность, которую сохраняет, и [бывает, что] не имеет. Из имею-
щих одна владеет отделимо (separabiliter)', другая — нераздельно.
Именно та, которой владеют отторжимым образом, и была у всех
ангелов до того, как добрые устояли, а злые пали, и у всех людей
вплоть до смерти, которые имеют эту правильность.
Та же, которая владеет нераздельно, присуща избранным ангелам
и людям. Но ангелам избранным — после смерти порочных, а лю-
дям — после смерти их. Та же, что нуждается в правильности, одна
нуждается так,что ещеможетобрести ее, другая — непоправимо. Та,
что поправимо нуждается, есть только в этой жизни у всех людей, ее
взыскующих, хотя многие ее не восстановят. Та же, что взыскует
правильности без надежды восстановить ее, — у порочных людей
и (порочных же) ангелов после смерти, а у людей после этой жизни.
Ученик. Об определении и разделении свободы этой с Божьей
помощью ты так удовлетворил меня, что я ничего не нахожу, что
еще нужно было бы спросить об этом.
Глава XIV. Деление этой свободы
Ученик. Теперь тебе остается произвести деление этой свободы.
Ибо хотя согласно этому определению она одинаково присуща
всякой природе, разумной природе, все-таки свобода, присущая
Богу, очень отличается от тех, которые свойственны разумным
тварям, а эти последние свободы отличаются друг от друга.
Учитель. Бывает свобода выбора, существующая сама от себя,
та, что ни сотворена, ни получена от другого, — она присуща одно-
му Богу; другая, сотворенная Богом и обретаемая, присуща ангелам
' «Правильность», как было показано чуть выше, присуща свободе как бы
акцидентально. Ансельм пытается выразить это в терминах аристотелевско-
боэцианской теории определения (ср. Боэций об отделимых и неотделимых
привходящих признаках: Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. Уте-
шение философией. С. 102 и далее).
Гильом из Шампо