ОТ МАНИФЕСТА 17 ОКТЯБРЯ 1905 г. К ТРЕТЬЕИЮНЬСКОМУ ПЕРЕВОРОТУ 1907 г. 7 страница

Все эти меры использовались уже десятилетиями и не дали ре­зультата. Поэтому единственным выходом казалось попытаться пресечь мысли о национальной самобытности народов в самом корне — в вопросе о языке.

Уже в конце 1908 г. Министерство просвещения представило проект Правил о начальных училищах. Вопреки всем недавним ус­тупкам правила снова разрешали использовать родной язык только в первый (в крайнем случае — второй) год обучения. Родной язык

80 С. Д. Набоков—Я. Я. Литвинову. 1 мая 1911 г. (РГИА. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 1066. Л. 29—32).

81 Особый журнал Совета министров 13 января 1911 г. (Там же. Ф. 1276.

Оп. 4. Д. 35. Л. 245).

82 Особый журнал Совета министров 17 апреля 1908 г. (Там же. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 90а. Л. 304—307).

83 Государственный совет: Сессия восьмая. 1912—1913 годы. СПб., 1913. Стб. 1411.

84 Всеподданнейшая записка Г. А. Скалона 30 мая 1913 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 5. Д. 44. Л. 346).

85 Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам 4 ноября 1909 г. (РГИА. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 94Г. Л. 321—322).


 

как предмет обучения опять лишь «дозволялся», хотя законы 1905 г. говорили о праве на его преподавание. Наступление на на­циональную школу возглавил сам Столыпин. В январе 1910 г. он выразил недовольство распространением на западных окраинах школ на родном языке. Школа, подчеркивал он, есть проводник идей русской государственности и не может быть «поприщем для националистического политиканства».86

В течение всего 1911 г. заседало совещание о школьном об­разовании в местностях с инородческим и инославным населе­нием. Некоторым его участникам и проект Министерства про­свещения казался слишком либеральным. Применение родного языка даже как подсобного и только в первый год обучения, го­ворили они, все равно «искусственно пробуждает национальное самосознание инородцев». Конечно, отвечало большинство этого совещания, «идеалом школы с точки зрения государственного единства представлялась бы единая для всех народностей импе­рии школа с государственным языком преподавания», но, увы, «приходится считаться с создавшимся положением». Для этого большинства постепенное введение всеобщего начального обуче­ния было важно, в частности, и тем, что с распространением министерских школ уничтожатся частные с преподаванием на родном языке. Как о само собой разумеющемся говорилось, что право учиться на родном языке не касается украинцев и бело­русов, поскольку их «отнюдь нельзя причислить к инородцам». Частные гимназии на родном языке решили пока не трогать, чтобы не вводить в соблазн уехать учиться за границу (здесь, конечно, имели в виду поляков и немцев).87

Вновь усилились преследования просветительных обществ. Уже в 1908 г. была закрыта «Матица». Обществу приходских биб­лиотек Варшавской архиепархии отказывали в открытии библио­тек. Католическому союзу губерний Царства Польского не разре­шались ученые общества, публичные лекции и периодические из­дания — т. е. то, ради чего он был основан.88 На Украине во многих городах были закрыты общества «Просвита», преследова­лась возникшая украинская печать. В январе 1910 г. Столыпин специальным циркуляром выразил недовольство тем, что «среди инородческих элементов, населяющих Россию, стало наблюдаться особое движение к культурно-просветительному развитию... на почве их исключительно национальных интересов». Он предложил губернаторам впредь отказывать в регистрации «каких бы то ни было инородческих обществ, в том числе украинских и еврей­ских», и найти способ закрыть ранее разрешенные.89 В феврале 1914 г. Министерство внутренних дел старалось помешать празд-

86 Журнал междуведомственного совещания по вопросу о постановке школь­ного образования в местностях с инородческим и инославным населением (Там же. Ф. 1022. Оп. 1. Д. 28. С. 1—3).

87 Там же. С. 24, 26, 30—34, 36.

88 Записка графа С. И. Велепольского. 1912 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 166. Л. 4—5).

89 Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам 20 января 1910 г. (Там же. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 86. Л. 43).


нованию столетия со дня рождения Т. Шевченко,90 а Синод счел «неудобным» участие в юбилейных торжествах православного ду­ховенства.91

Борьба вокруг школы и просветительных организаций в Запад­ном крае имела еще один — вероисповедный — аспект. «Цер­ковь,—открыто признавало Министерство внутренних дел,— уже с давних времен сделалась одним из орудий национально-по­литической ... борьбы».92 Власть (и на этот раз вполне обоснован­но) видела в католицизме опору польского влияния в крае и с не­охотой шла на уступки католической церкви в украинских и бе­лорусских губерниях. Опыт районов, где силой обращенные в православие униаты после 17 апреля 1905 г. массой хлынули к ка­толикам, внушал правящим кругам основательную тревогу за по­ложение дел и в тех районах, где католическая и православная церкви боролись за местное население.

До 1905 г. вопрос о том, выделять ли районы Холмщины, на­селенные «православными» украинцами, из губерний Царства Польского, тянулся десятилетиями. Когда же эти «православные» десятками тысяч устремились в костел, православная церковь за­била тревогу, а Столыпин выразил готовность выделить Холмщи-ну из Польши хоть по ст. 87, лишь бы «обречь исконно русскую землю от денационализации». Схватка вокруг создания Холмской губ. затянулась до самой мировой войны и еще больше обострила отношения с поляками. Попытка Столыпина увеличить присут­ствие украинских крестьян в западном земстве, чтобы ослабить там позиции польских помещиков, стоила ему провала проекта введения земств в западных губерниях и окончательно решила судьбу его премьерства.93

В Северо-Западном крае белорусское движение было еще сла­бым. Католическое духовенство попыталось воспользоваться по­слаблениями 1905—1906 гг. для усиления влияния на белорусов. Николай II потребовал обратить «серьезное внимание на это скверное и недопустимое явление».94 Полем борьбы здесь стали дополнительные богослужения в католических церквах, уроки за­кона Божия католического вероисповедания и так называемое «тайное обучение», а научиться польскому языку в Западном крае можно было только тайно. В начале 1911 г. Столыпин потребовал резко ужесточить кары за тайное обучение.95 В ноябре 1912 г. Ми­нистерство просвещения тоже издало циркуляр с требованием, чтобы родной язык учащихся определяли не родители (те под

90 История Украинской ССР. Т. 5: Украина в период империализма (начало XX в.). Киев, 1983. С. 284.

91 Государственная Дума: Четвертый созыв. Сессия II. СПб., 1914. Ч. 2. Стб. 775.

92 Представление Министерства внутренних дел 12 февраля 1907 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 12. Л. 178).

93 Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907—1911 гг. С. 213—218.

94 А. Д. Арбузов— А. Н. Харузину. 9 июля 1910 г. (РГИА. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 826. Л. 101 — 102).

95 Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам 15 января 1911 г. (Там же. Ф. 821. Оп. 150. Д. 611. Л. 134—135).


влиянием ксендза называли польский), а директора начальных училищ (эти, естественно, всех записывали в русские).96

В Министерстве внутренних дел стремились «располячить ко­стел», но постепенно убедились в том, что одними карательными мерами тут не обойдешься и надо разработать программу «наци­онального возрождения белорусов». Под этим понималось, чтобы они осознали себя русскими, для чего следовало читать сельско­хозяйственные и экономические лекции на русском языке, устра­ивать библиотеки с подбором «русских национально-патриотиче­ских сочинений» и т. п.97 При Н. А. Маклакове в министерство был даже подан проект о богослужении и преподавании закона Божия на белорусском языке, причем не только у католиков, но и у православных, но движения он не получил.98 Вместо этого в апреле 1914г. Совещание по вопросу о борьбе с полонизацией Се­веро-Западного края сочло нужным обратить внимание на нацио­нальные движения среди белорусов и других народов края.99

Приближение войны и явная безуспешность националистиче­ского курса правительства привели к тому, что часть бюрократи­ческих кругов стала думать о необходимости более гибкой полити­ки. Крайности великорусского шовинизма, говорили они, только подталкивают инородцев «на измену и революцию».100 Они пред­лагали сблизиться с верхами «консервативных народностей» — по­ляков и прибалтийских немцев 101 и вообще со всеми, кто готов признать «имперскую идею». Однако правительственный курс на западных окраинах не изменился.

Предвоенные годы были временем резкого усиления антисеми­тизма в стране. Определяя свою позицию в еврейском вопросе, власть не скрывала, что ограничения евреев в правах только фор­мулируются как религиозные, а на деле «преследуют собственно политические цели».102 Традиционный бюрократический антисе­митизм «сверху» дополнялся антисемитизмом «снизу» черносотен­ных организаций. Правая реакция пыталась возложить на евреев вину за революцию. В идеологии восстановления «попранных» прав самодержавия и православия антисемитизм играл роль удар­ного лозунга, обращенного к выбитым из привычного русла жизни и ищущим козла отпущения кругам. Российский помещик, стра­шившийся растущего в стране капитализма (в его представле­нии — «еврейского капитала»), и мелкий предприниматель, нена­видевший более удачливого конкурента, видели в еврее виновника своих бед. Эти настроения особенно чувствовались на западных окраинах, в черте еврейской оседлости, где насильственно запер-

96 П. Н. Игнатьев—И. Н. Лодыженскому. 27 ноября 1915 г. (Там же. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 84д. Л. 61—64).

97 Проект циркулярного письма А. А. Макарова. Май 1912 г. (Там же. Д. 167. Л. 1—5).

98 Неатрибутированный машинописный текст (Там же. Л. 71—73).

99 Программа Совещания... (Там же. Д. 84е. Л. 145—148).

100 Гражданин. 1911. № 15. С. 14.

101 С.-Петербургские ведомости. 1912. 15 марта.

102 Проект Особого журнала Совета министров 3 февраля 1907 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 12. Л. 234).


тые в ней евреи — ремесленники и торговцы — составляли сплош­ную массу, сквозь которую русскому мелкому хозяйчику действи­тельно трудно было пробиться.

До последних предвоенных лет власть действовала сравнитель­но осторожно по отношению к еврейской буржуазии. Правитель­ство само признавало, что выселить еврейских ремесленников и торговцев из внутренних губерний — значит задеть интересы свя­занного с ними русского населения. Тем не менее с 1912 г. Мини­стерство внутренних дел затеяло такое выселение. С 1913 г. нача­лось и наступление на права евреев в акционерных предприятиях, затрагивавшее крупную буржуазию.

Наибольшее внимание власть уделяла тому, чтобы перекрыть евреям доступ к образованию. Этим преследовались две цели: со­кратить число людей, получавших вместе с образованием право жить во внутренних губерниях, и вообще уменьшить численность «неблагонадежной» еврейской интеллигенции. В 1907—1909 гг. были восстановлены и унифицированы процентные нормы для приема евреев в высшие и средние учебные заведения. В 1911 г. эти нормы были распространены и на сдающих экзамены экс­терном.

Параллельно с «законотворчеством» правительства в стране нагнеталась черносотенная антисемитская истерия, которую вся­чески поддерживали власти. Кульминацией ее стал суд над М. Бейлисом, обвиненным в ритуальном убийстве православного мальчика. Министерства юстиции и внутренних дел добивались осуждения Бейлиса. Его оправдание крестьянами-присяжными стало, по признанию следившего за судом чиновника, «полицей­ской Цусимой, которую никогда не простят».103

На Востоке империи власть все больше беспокоил рост нацио­нального движения, развивавшегося под идеями панисламизма и пантюркизма. Это движение по-прежнему выдвигало в первую очередь лозунги возрождения национальной культуры и осущест­вления национально-конфессиональной автономии, а на общерос­сийской арене было близко к либералам. После победы младоту-рецкой революции усилились международные связи российских джадидистских лидеров. Развитие событий, несмотря на преду­преждения местной администрации еще на рубеже века, застигло центральное правительство врасплох.

Только в 1910г. было созвано совещание по борьбе против «та-таро-мусульманского» влияния в Поволжье. Сосредоточившись на борьбе с революционным движением, сетовало совещание, власть не уделила вовремя внимания эволюции в российском мусульман­стве. И вот теперь нужно срочно бороться с «искусственно создава­емой ... религиозно-национальной сплоченностью» мусульманских народов России. Для этого совещание предлагало усилить деятель­ность православных миссионеров в Поволжье, не допускать свет­ские предметы в мусульманские конфессиональные школы (тогда, считали его участники, те, кто стремится к светскому образованию,

103 См.: Тагер А. С. Царская Россия и дело Бейлиса. М., 1934. С. 280.


пойдут в государственные школы на русском языке). Главную опасность совещание видело в «пантатаризме» — стремлении татап к культурной гегемонии в регионе. Поэтому оно готово было продолжить линию Н. И. Ильминского, распространявшего пра­вославие, и учить крещеных инородцев на родном языке.104 Но как уже говорилось, совещание по делам инородческой школы в 1911 г. стало сокращать число народов, имеющих право учить­ся на своем языке. Народы Поволжья (кроме татар) в этот список не попадали. И вообще мало о ком российский власти говорили с таким высокомерным пренебрежением, как о «малых» народах Поволжья и Урала, рассматривая их лишь как объект борьбы рус­ского и татарского влияния.

Реализуя рекомендации совещания 1910г., Министерство внут­ренних дел требовало в корне пресекать влияние «культурно враж­дебного нам государства» — Турции 105 и не допускать к исполне­нию обязанностей муллы людей, учившихся в Турции и Египте. Ре­комендовалось и от выпускников новометодных медресе в самой России требовать удостоверения о «непричастности к религиозно-племенной агитации».106 Министерство все больше приходило к вы­воду, что «развитие религиозно-национального движения среди русских мусульман», особенно в Поволжье, идет «вразрез с интере­сами нашей государственности».107 Поэтому в 1914 г. было проведе­но новое совещание по мусульманским делам. Особенно беспокоило власть то, что новометодные школы готовят неблагонадежных мулл, среди которых растут противоправительственные настрое­ния, а большинство татарских газет оппозиционно. Тяга к собст­венной культуре, формулировало совещание главную тревогу вла­сти, ведет к обособлению от русской народности, а потому нужно с осторожностью относиться к пожеланиям, даже когда они касаются чисто конфессиональных дел. Кроме того, часть членов совещания предлагала разделить Оренбургский муфтиат на татарский, баш­кирский и киргизский (казахский), чтобы уничтожить преоблада­ние татар и разобщить мусульманские народы.

Совещание показало, что власть, в общем, растеряна и не мо­жет придумать ничего, кроме мер, которые уже не дали резуль­тата в прошлом. На этом фоне выделялась своим капитулянтством рекомендация не требовать (вопреки всей прежней практике) от мулл знания русского языка. Надеялись, что это уменьшит вообще тягу к светскому образованию, а ведь именно с образованием у мусульман «рушится их прежнее строго консервативное полити­ческое направление».108 Это было признанием того, что провоз-

104 Журнал Особого совещания по выработке мер для противодействия тата-ро-мусульманскому влиянию в Приволжском крае. 1910 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 472. Л. 1—21).

105 Циркуляр Департамента духовных дел Министерства внутренних дел гу­бернаторам 7 октября 1910 г. (Там же. Д. 469. Л. 9).

106 Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам 12 декабря 1911 г. (Там же. Д. 566. Л. 38).

107 А. А. Макаров- В. К. Саблеру. 7 октября 1912 г. (Там же. Д. 573. Л. 18—19).

108 Журнал совещания по мусульманским делам. 1914 г. (Там же. Д. 576. Л. 115—384).


глашавшийся полтора века путь приобщения к российской госу­дарственности через школу таит в себе опасность — школа приоб­щала, но не к идеям самодержавия.

В Казахстане и Средней Азии центральным вопросам нацио­нальной политики стала после 1906 г. русская крестьянская коло­низация. Имелись в виду две цели — увеличить численность рус­ского населения в регионе и смягчить за счет «свободных» земель края аграрное перенаселение в Европейской России. В конце XIX в. либеральный статистик Ф. А. Щербина, обследуя земле­пользование в Кокчетавском уезде, первым подпадавшим под мас­совую русскую колонизацию, посчитал, что большая часть земель нужна самим казахам. В 1907 г. наспех было проведено новое об­следование. В результате «земельные излишки» казахов выросли со 129 до 1766 тыс. десятин.109 Переселенческое управление, не стесняясь, признавало: участки для переселения «образовывались в лучших частях уезда», так что скотоводческое хозяйство казахов уже не мйгло там «надеяться на какое бы то ни было обеспечение от полного исчезновения».110

С переходом от кочевого скотоводства к оседлому земледелию казахские степи действительно могли прокормить значительно больше людей, и в них нашлось бы место и для русских крестьян. Но как в Европейской России крестьян стали силой выталкивать из общины, так же и в Казахстане начали насильственно перево­дить скотоводов на оседлость. Местная администрация, лучше знавшаял как живет степь, предупреждала: массовая экспроприа­ция земли разорит казахов, сначала нужно землеустроить их са­мих, только тогда выяснится, сколько свободной земли на самом деле. На это совещание высших чинов Министерства внутренних дел в 1907 г. ответило с полной откровенностью: землеустраивать сначала казахов дело долгое, кроме того, тогда лучшие земли до­станутся им, а это «обидно для русского крестьянина и не может быть оправдано».111

В 1911 г. степной генерал-губернатор Е. О. Шмит признавал: именно «интенсивное заселение киргизских степей крестьянами-переселенцами» вызывает кризис хозяйства казахов и ведет к ан­типравительственным настроениям среди них и к прямому сопро­тивлению, в частности к угону принадлежащего переселенцам скота в Китай.112 Вывод, который делал из этого Шмит, был до­стоин истинно российского генерал-губернатора: заселить пригра­ничную полосу «исключительно русскими», а казахов изгнать в районы, непригодные для земледелия. И практические дела, и планы Шмита Столыпин назвал «не строго законными», но тем не

109 Представление ГУЗиЗ в Совет министров. 1908 г. (Там же. Ф. 1276. Оп. 4.

Д. 468. Л. 87—90).

110 Главные результаты повторного статистического исследования киргизского хозяйства и землепользования в Кокчетавском уезде Акмолинской области. СПб., 1908 (Там же. Л. 107, 108).

111 Журнал совещания о землеустройстве киргиз (Там же. Л. 218—219).

112 Извлечение из всеподданнейшего отчета Степного генерал-губернатора за 1911 г. (Там же. Ф. 821. Оп. 133. Д. 471. Л. 168).


менее посчитал, что «на этой дальней и дикой окраине» вести себя иначе нельзя, «и не нам мешать генерал-губернатору».113

Более сложно складывалось переселение в Туркестан и Семи-реченскую область. Наиболее благоприятное в смысле климата и почв для русских крестьян Семиречье притягивало стихийных переселенцев. Оно же особенно интересовало и Переселенческое управление. Между тем местному казахскому и киргизскому на­селению самому не хватало поливных земель. Но когда в 1905 г вблизи г. Верный начались волнения стихийных переселенцев Переселенческое управление стало передавать им обработанные и густонаселенные земли. Военное министерство, в ведении которо­го находился Туркестан, хотя и признавало, что увеличить рус­ское население в Семиречье и вообще в Туркестане нужно, но что нельзя же ради этого создавать «острый окраинный „киргизский" вопрос». Не лучше ли временно закрыть край для переселения и хоть немного разобраться в земельных правах местного населе­ния?114 Главное управление землеустройства назвало это «небре­жением к интересам русского народа», «гибельным для русского дела в Туркестане».115

Разбираться в конфликте было поручено специальной ревизии сенатора К. К. Палена. Пален обвинил обе стороны: Переселенче­ское управление — в погоне за внешним успехом, а туркестанские власти — в нежелании пустить в край русских крестьян, более гото­вых сопротивляться самоуправству чиновников, чем запуганное местное население. Пален тоже считал, что «при столкновении ин­тересов русских и киргиз ... предпочтение надо отдавать русскому коренному населению». Но он хотел, чтобы в край устремились не «отбросы» сибирского крестьянского переселения, а «сильные пред­ставители русской народности» — частные землевладельцы. Для этого нужно было замедлить темпы колонизации и выяснить грани­цы реально обрабатываемых местным населением земель, чтобы объявить все остальное государственным фондом и продавать но­вым собственникам. Продолжение же прежней политики массового переселения, предупреждал Пален, скоро будет возможно «только под охраной военной силы».116 Насильственный характер ломки всего жизненного уклада населения края отмечал и новый военный министр В. А. Сухомлинов. Но для него это значило только одно: «Раз мы вступили на путь, который может потребовать применения силы, то необходимо, чтобы таковая была в наличности».117

113 Е. О. Шмит— П. А. Столыпину. 4 июня 1911 г. С резолюцией Столыпина (Там же. Ф. 1276. Оп. 7. Д. 20. Л. 1—3).

114 Представление Военного министерства в Совет министров 25 февраля 1908 г. (Там же. Оп. 4. Д. 428а. Л. 20).

115 Б. А. Васильчиков— П. А. Столыпину. 5 мая 1908 г.; Справка к письму туркестанского генерал-губернатора (Там же. Л. 81, 136).

116 Журнал совещания о переселении и землеустройстве в областях, управля­емых на основании Степного положения, и Особое мнение к нему К. К. Палена (Там же. Оп. 4. Д. 468. Л. 153, 180—182).

117 В. А. Сухомлинов— П. А. Столыпину. 29 октября 1909 г. (Там же. Оп. 5. Д. 14. Л. 62).


Только наместник Кавказа И. И. Воронцов-Дашков пытался проводить политику умеренных реформ и привлекать на свою сто­рону верхи местного общества. Подавив революционные выступле­ния, он представил Николаю II программу дальнейших действий на Кавказе, выражая намерение действовать «без особых приемов ру­сифицирования края, практиковавшихся в последние двадцать пять лет и давших противоположные их цели результаты».118 Глав­ными целями своей программы Воронцов-Дашков назвал прекра­щение зависимых отношений крестьян, предоставление всем зем­левладельцам прав собственников, реформу местного управления и самоуправления, включая создание земских учреждений, развитие начального образования на родном языке, создание в Тифлисе Университета или Политехнического института, русскую колони­зацию.

Почти ничего из этой программы Воронцову-Дашкову выпол­нить не удалось. Противодействие центральных властей и бюро­кратическая волокита помешали ввести на Кавказе земство и от­крыть там хоть одно государственное высшее учебное заведение. Крестьянская реформа, важность которой признавал и Столыпин, наткнулась на претензии грузинских помещиков и казны — соб­ственницы значительной части земель в крае. В результате Ворон­цов-Дашков добился только принятия закона 20 декабря 1912 г. об обязательном выкупе повинностей бывших помещичьих кре­стьян.

Несколько иначе, чем на других окраинах, вел Воронцов-Даш­ков переселенческую политику. Основную цель этой политики — увеличение численности русского крестьянского населения как опоры имперского влияния в крае — он полностью разделял. Поэ­тому он торопил с ирригацией Муганской степи. Там, на зимних пастбищах местных скотоводов, он собирался поселить русских крестьян, чтобы они выращивали хлопок, он рассматривал русские поселения как «надежный оплот в пограничной полосе».119 Точно так же Воронцов-Дашков считал нужным создать русские поселки вдоль закавказских железных дорог. Но он понимал, что свобод­ных земель на Кавказе мало. Их нельзя использовать для нужд столыпинской земельной политики. Русские, которых он сможет разместить на Кавказе, должны прочно закрепиться на выделен­ных землях. А для этого у них уже должна быть привычка к условиям Кавказа. Поэтому лучше всего, считал он, переселять в Закавказье так называемых «иногородних», уже хозяйничавших на арендуемых у казаков землях Северного Кавказа.120 Кроме то­го, Воронцов-Дашков понимал, что нельзя отдавать русским пе­реселенцам все казенные земли Закавказья, как это предлагало Главное управление землеустройства. «Это, — подчеркивал он, —

118 Всеподданнейшая записка по управлению Кавказским краем генерал-адъ­ютанта графа Воронцова-Дашкова. СПб., 1907. С. 164.

119 И. И. Воронцов-Дашков—А. В. Кривошеину. 30 июня 1908 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 19. Д. 280. Л. 49—50).

120 И. И. Воронцов-Дашков— А. П. Никольскому. 15 января 1911 г. (Там же. Оп. 6. Д. 50. Л. 20—21).

19 Власть и реформы


г

общий запас, и прежде всего для удовлетворения нужды местного населения».121

Политика Воронцова-Дашкова вызывала злобные нападки чер­носотенцев. Его обвиняли в том, что он мешает широкому притоку русских переселенцев; покровительствует местным национали­стам, особенно армянам, и даже сочувствует революционерам. В большой мере за этим стояло недовольство старого чиновничества чистку которого предпринял Воронцов-Дашков. Увольнение про­воровавшихся и неспособных к делу правые называли изгнанием «лучших русских людей». Они опирались на поддержку Департа­мента полиции, составившего в 1908 г. форменный донос на на­местника. Его обвиняли в «возмутительной податливости» вред­ным влияниям и в подборе сотрудников, создавших «удушливую и губительную для русского дела атмосферу». Наместником, сер­дито выговаривал Департамент полиции, — и в этом-то и была суть дела — «все делалось и делается только для „успокоения", но отнюдь не подавления».122 Со своей стороны, кавказские власти не скрывали, что считают сфабрикованным нашумевший суд над партией «Дашнакцутюн».123

У Воронцова-Дашкова сложились напряженные отношения и со Столыпиным. Наместник сопротивлялся попыткам властей умалить права католикоса и усилить их вмешательство в его из­брание, даже если из-за этого турецкие армяне порвут,с Эчмиад-зином.124 Кроме того, в Петербурге вообще были недовольны вос­становлением наместничества. Оно ограничивало прямое и часто удивительно некомпетентное вмешательство министерств в кав­казские дела. Воронцову-Дашкову приходилось жаловаться Нико­лаю II на позицию «высшей петербургской администрации, счи­тающей существование Наместничества явлением ненормаль/ным, захватывающим компетенцию и право центрального управле­ния».125 А своей дочери он писал о петербургских властях: «Дура­ки они, намаются с Кавказом, ежели я уйду».126

В 1910 и 1913 гг. Воронцов-Дашков опубликовал свои доклады Николаю II об управлении Кавказом. В них он выражал уве­ренность, что край «находится накануне прочного успокоения»127 и что все национальные и конфессиональные проблемы могут быть «направлены в спокойное русло», если только не «ста­вить лишних заграждений, способных снова создать б,урнь!е пото-

121 Э. А. Ватаци—И. И. Воронцову-Дашкову. 27 января 1911 г. С пометой Воронцова-Дашкова (Там же. Ф. 919. Оп. 2. Д. 1495. Л. 43а).

122 Характеристика общей системы управления Наместничества Кавказского. 31 июля 1908 г. (Там же. Ф. 1284. Оп. 185. 1909 г. Д. 4. Л. 6—11).

123 Доклад Особого отдела по полицейской части Канцелярии Наместника. Октябрь 1909 г. (Там же. Ф. 1276. Оп. 19. Д. 334. Л. 104—105).

124 И. И. Воронцов-Дашков—П. А. Столыпину. 12 июня 1908 г. (Там же. Оп. 4. Д. 830. Л. 138—142).

12^ Вариант всеподданнейшего доклада И. И. Воронцова-Дашкова 11 февраля 1909 г. (Там же. Ф. 919. Оп. 2. Д. 1220. Л. 48—49, 50—51).

126 И. И. Воронцов-Дашков—И. И. Шереметевой. 19 декабря 1908 г. (Там же. Ф. 1088. Оп. 2. Д. 232. Л. 7—8).

127 Всеподданнейший отчет за пятилетие управления Кавказом генерал-адъ­ютанта графа Воронцова-Дашкова. СПб., 1910. С. 4.


ки»-128 Начавшаяся война показала, что надеждам Воронцова-Дашкова не суждено было сбыться.

Накануне первой мировой войны стала заметнее трещина в ве­ковой опоре самодержавия — отношениях государства и право­славной церкви. Николай II не решился пойти навстречу желанию церкви и восстановить патриаршество. И при патриархах москов­ские цари держали церковь в своей крепкой руке. Но соблюдались внешние приличия, не нарушались канонические правила. Отка­зав церкви в созыве Поместного собора и .избрании патриарха, власть поставила церковь в трудное положение. Чем глубже ста­новился кризис веры, чем больше людей отходило от религии, тем опасней становилась для церкви близость к государству, отпуги­вавшая, «вводившая в соблазн» паству, недовольную светской вла­стью. И одновременно — чем слабее чувствовала себя церковь, тем настойчивей требовала она, чтобы государство охраняло ее пози­ции как господствующей и первенствующей, не шло навстречу другим конфессиям. Не получив патриаршества, Синод особенно болезненно реагировал на действия власти, затрагивавшие, по его мнению, интересы церкви. В 1908 г. Столыпин попытался дока­зать Синоду, что, расчищая устарелое законодательство, он этим как раз и защищает «действительные интересы православной цер­кви». Но обер-прокурор Синода П. П. Извольский отказался даже сообщить письмо Столыпина церковным иерархам, поскольку в нем-де «подвергается осуждению неправильное понимание цер­ковью собственной ее пользы».129