ОТ МАНИФЕСТА 17 ОКТЯБРЯ 1905 г. К ТРЕТЬЕИЮНЬСКОМУ ПЕРЕВОРОТУ 1907 г. 9 страница

Общая цель реформы — создать массовый и устойчивый слой крестьян-собственников, решить этим и проблему подъема эко­номики сельского хозяйства, и проблему упрочения фундамента третьеиюньской монархии — оставалась неизменной. Методы до­стижения этой цели не всеми и не всегда понимались одинаково. Рассуждать о разрушении общины ежегодными переделами ради каждого выделяющегося было хорошо на бумаге. На практике к началу реформы в распоряжении Главного управления земледе­лия и землеустройства (ГУЗиЗ) было всего 200 межевых чинов. К 1914 г. число чиновников, способных справляться с простей­шими землемерными работами, было доведено до 6 тыс. — на всю Россию. Поэтому уже Временные правила 15 октября 1908 г. о выделе надельной земли к одним местам рекомендова­ли приступить к межеванию, только если из общины выделялось не менее 1/5 ее членов, в крупных селах —не менее 50 хозяев. С 1909 г. землеустроительные органы стали предпочитать раз-верстание целых общин. Правила 19 июня 1910 г. уже прямо предписывали отдавать предпочтение разверстанию целой общи­ны, а одиночными выделами заниматься в последнюю очередь. Из этой эволюции правил о выделе и из поправок Думы и Го­сударственного совета к указу 9 ноября 1906 г., усиливших на­жим на общину, П. Н. Зырянов сделал вывод: ГУЗиЗ и законо­дательные палаты изменили первоначальный замысел реформы. Правительство, считает П. Н. Зырянов (как бы вынося за его рамки ГУЗиЗ), «хотело опереться на слой устойчивых собствен­ников», а законодатели «взяли курс на ускоренное и широко­масштабное насаждение массового собственника», который не мог быть устойчивым.12

Работа П. Н. Зырянова — самое обстоятельное и вдумчивое ис­следование столыпинской реформы. Все его наблюдения заслужи­вают внимания. Но все же различие позиций Столыпина и Кри-вошеина — вопрос тактики, а не целей. Столыпин действительно больше подчеркивал конечную цель реформы. Он призывал вла­сти, непосредственно ее проводившие, «проникнуться убеждени­ем, что укрепление участков лишь половина дела, даже лишь на­чало дела, и что не для укрепления чересполосицы был создан за-

11 Расписание пределов дробимости хуторских и отрубных участков (Там же. Ф. 1291. Оп. 120. 1912 г. Д. 34. Л. 150—156).

12 Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 81, 90.


 

кон 9 ноября».13 Но и законодатели рассматривали раздробление обшины на массу неустойчивых личных хозяйств лишь как «на­чальный шаг». Дальнейшие меры правительства, считали они, внесут «должный порядок» в крестьянское землеустройство.14 В свою очередь ГУЗиЗ ни в начале реформ, ни в дальнейшем не забывало, что «конечной преследуемой ею целью» является об­разование «класса мелких собственников — хуторян и отрубни-

ков»

а».

Возглавляемое Кривошеиным ГУЗиЗ просто более трезво оце­нивало свои возможности и понимало, что насаждение такого класса усилиями «сверху» неосуществимо. «Громадный историче­ский процесс нового собирания земли русской в ... отрубные хо­зяйства, — говорил Кривошеий уже в 1908 г., —...должен совер­шиться и непременно совершится преимущественно личными уси­лиями крестьян», причем «от земли могут уйти те, ...кто не призван быть на ней умелым хозяином».16 Устойчивые собствен­ники, таким образом, должны были постепенно выкристаллизовы­ваться из массовых собственников за счет неустоявших. Но ведь по сути дела то же самое говорил в том же 1908 г. и Столыпин, когда он называл будущего «разумного и сильного» хозяина «куз­нецом своего счастья», которого, однако, ни закон, ни государство не могут гарантировать «от возможности утраты собственности».17 Готовность ГУЗиЗ сбавить темпы устройства единоличных хо­зяйств и соглашаться на групповое землеустройство (раздел зе­мель между селениями, установление четких границ с частными владениями — их доля в землеустроительных работах выросла с 23,9 % в 1908 г. до 43 % в 1912 г.) 18 была связана еще и с ката­строфической финансовой необеспеченностью реформы. С 1910 г. Кривошеий особенно настойчиво подчеркивает: без агрономиче­ской и экономической помощи переход на хутора не ведет к по­вышению производительности и доходности хозяйств, а в таких условиях спешить с разверстанием на хутора — значит лишь ком­прометировать идею.19

Столыпин надеялся провести земельную реформу за 20 лет. Из-за начала первой мировой войны она была свернута на восьмом году. Поэтому всякие суждения об итогах реформы должны учи­тывать, что мы имеем дело с незавершенным процессом. Но ре­зультаты этих первых лет достаточно показательны. За 1907— 1914 гг. из общин вышло 3084 тыс. дворов. К общему числу общинников в 1905 г., с которым обычно сравнивают итоги рефор­мы, это составило бы 32,5 %. Но количество крестьянских хо­зяйств ежегодно увеличивалось, и сравнивать надо, разумеется, с

13 Кривошеий К. А. А. В. Кривошеий (1857—1921 гг.): Его значение в истории России начала XX века. Париж, 1973. С. 86.

14 Государственный совет: Сессия пятая. Стб. 1134—1135.

15 Докладная записка по канцелярии Комитета по землеустроительным делам 12 августа 1912 г. (РГИА. Ф. 1291. Оп. 120. 1912 г. Д. 34. Л. 4).

16 Государственная Дума: Третий созыв. Сессия II. Ч. 1. Стб. 1032, 1036.

17 Там же. Стб. 2280, 2282.

18 Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 135.

19 См., напр.: РГИА. Ф. 381. Оп. 47. Д. 551. Л. 160.


цифрами 1914 г. В таком случае число вышедших из общины рав­няется примерно 26%.20 Такой итог мог бы считаться вполне удовлетворительным, если бы из общины выходили те, на кого рассчитывали авторы реформы. В действительности, однако, дело обстояло иначе.

Первыми бросились укреплять землю практически уже порвав­шие с деревней. Сначала это были прочно устроившиеся в городе ремесленники, торговцы и служащие. Действуя «напористо и бес­церемонно», они, по выражению П. Н. Зырянова, «взламывали круговую оборону, занятую общиной». В годы промышленного подъема к ним присоединились «рабочие с наделом».21 Целью та­ких новых собственников было как можно скорее продать надел, на котором они не работали. Определить их долю в общем числе выходящих из общины трудно, ибо подобной статистики не велось. За 1908—1912 гг. в 36 губерниях 28,2% вышедших из общины продали свои земли,22 но среди них могли быть и те, кто хотел, но не смог удержаться в деревне. В 1914 г., когда, надо думать, эта категория выходящих из общины уже пошла на спад, из 117,9 тыс. продавших (полностью или частично) свой надел 25% не занимались сельским хозяйством. Значительную часть выходящих составляли пролетаризованные элементы деревни (12,6% продавцов 1914 г.) и переселяющиеся в Сибирь (13,2%), тоже в основном бедняки.23 При этом пик переселения в Сибирь остался к этому времени позади.

Исследователи обычно считали, что большое место среди ук­репляющих наделы в собственность занимали многоземельные, а значит, зажиточные крестьяне. П. Н. Зырянов впервые показал, что эти два понятия не совпадают. Хозяйства с относительно боль­шим количеством наделов, но малым числом работников, попа­давшие по статистике в многоземельные, были на деле бедными. П. Н. Зырянов отметил, что корреспонденты Вольного экономиче­ского общества отнесли к многоземельным 24,6% покидавших об­щину, но только 4,4% их посчитали богатыми.24 Иными словами, 20% крестьян укрепили землю, чтобы сохранить лишние наделы (по наблюдениям И. В. Мозжухина, еще больше), которые, одна­ко, некому было обрабатывать. И в сведениях за 1914 г., приво­димых М. С, Симоновой, 15,2% продавших землю сделали это «ввиду недостатка рабочих рук». О преобладании среди бегущих

20 Методику подсчетов см.: Дякин В. С. Столыпинская земельная реформа // Кризис самодержавия в России. 1895—1917. Л., 1984. С. 358—359. Сделанные по несколько иной методике подсчеты П. Н. Зырянова дают немного меньшие, но очень близкие результаты.

21 Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 110—112.

22 Мозжухин И. В. Землеустройство в Богородицком уезде Тульской губернии: Очерки реформы крестьянского землевладения. М., 1917. С. 37—38.

23 Подсчитано по изд.: Симонова М. С. Мобилизация крестьянской надельной земли в период столыпинской аграрной реформы // Материалы по истории сель­ского хозяйства и крестьянства в СССР. М., 1962. Сб. 5. С. 428—438, 452. При этом нами сосчитаны вместе продающие чересполосные и участковые земли, а доля различных их категорий взята по отношению не к числу занимавшихся сельским хозяйством, а ко всем продавцам.

24 Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 109.


И3 общины бедняков говорит сравнение и доли укрепивших наде­лы в общей массе общинников, и доли принадлежавшей им земли. Зажиточное крестьянство вообще составляло в деревне заведомое меньшинство, а у богатых были основания не торопиться уходить йз общины. Оставаясь внутри нее, было удобнее пользоваться об­щественными выгонами и лесами и арендовать наделы бедняков, а переселение на хутора требовало переноса домов, хозяйственных построек и усадеб.

Число выделивших землю к одному месту было, естественно, меньше, чем вышедших из общины. Не каждый собирался это де­лать, да и процедура эта, тем более при сопротивлении односель­чан, требовала времени. Всего за 1907—1915 гг. было создано 1,2 млн. единоличных хозяйств на надельных землях (из них поч­ти 3/4 в 1911 —1915 гг.). Еще 270 тыс. таких хозяйств было обра­зовано с помощью Крестьянского банка и 13 тыс. на казенных зем­лях. Всего на хутора и отруба вышло 1,5 млн. крестьян — 10% всех дворов к началу войны. Из них хуторянами стали примерно 200 тыс., да 100 тыс. хуторов существовали, в основном в запад­ных губерниях, еще до реформы. Хутора явно не получались — на старых и новых хуторян приходилось лишь 2% крестьянских дво­ров, к тому же хозяева и этих хуторов часто оставались жить в деревне.25 Расселение крестьян безусловно провалилось, хотя 10% участковых хозяйств за 8 лет не так мало. В Пруссии на такую реформу понадобился целый век. После некоторой заминки в 1912 г. ГУЗиЗ нарезало по 200 тыс. единоличных хозяйств в год. Правда, с 1913 г. уменьшается число просьб о землеустройстве, но у ГУЗиЗ накопилось почти 4 млн. неудовлетворенных просьб.26 Землеустройство шло под неустанным нажимом властей. Как только в 1917 г. этот нажим исчез, община проглотила и вышед­ших, и выделившихся. Если сравнивать разные способы осущест­вления столыпинской реформы — выходу из общины поодиночке сопротивлялось 3/4 односельчан, при всеобщем разверстании про­тив него были, но подчинились власти или воле большинства — 39,5%.27 Землеустройство целых селений было более перспектив­ным путем, и если бы не война, оно продолжалось бы.

И все-таки столыпинская реформа не удалась. Отвлечемся от того, что война была неизбежна и история не отвела большего сро­ка на проведение реформы. Чисто гипотетически — не за 20, ко­нечно, но за 50—80 лет ее можно было провести. Но третьеиюнь-ская система не могла держаться так долго без широкой социаль­ной базы. Экономика России не могла развиваться прочно без крепкого крестьянства. А чтобы создать крепкое крестьянство, его нужно было обеспечить усовершенствованными орудиями труда, лучшим рабочим и продуктивным скотом, семенами, денежными кредитами. «Нарезать отрубные и хуторские участки, посадить на

25 См.: Кризис самодержавия в России: 1895—1917. Л., 1984. С. 359, 361,

26 См.: Отчетные сведения о деятельности землеустроительных комиссий на 1 января 1916 г. Пг., 1916. С. 10—13 (вторая пагинация).

27 Мозжухин И. В. Землеустройство в Богородицком уезде. С. 158.


них приобретателей-крестьян и затем бросить их на произвол судьбы, — признавало специальное совещание при Министерстве внутренних дел еще весной 1908 г., — значило бы обречь реформу на верную неудачу». Поэтому вполне закономерно и министер­ство, и ГУЗиЗ с 1908 г. начинают искать — как привлечь средства на землеустроительные нужды. Какие бы формы при этом ни предлагались — особые ссуды Крестьянского банка, «вещный кре­дит» (продажа инвентаря в рассрочку), создание специального Сельскохозяйственного банка — речь шла о привлечении с денеж­ного рынка очень значительных сумм. И по мнению Министерства финансов, это должно было вредно отразиться на курсе других российских займов и на устойчивости рубля.28

Финансовая система России в большой мере держалась на кос­венном налогообложении. Основная тяжесть его приходилась на крестьянство. За 1907—1913 гг. в бюджет поступило 9556,4 млн. руб. косвенных налогов (из них 5403,1 млн. руб. от винной моно­полии). За эти же годы все расходы ГУЗиЗ составили 664,6 млн. руб.29 Косвенные налоги могли бы покрыть и все нужды землеуст­роительного кредита. Но на практике содержание государственно­го аппарата, гонка вооружений и железнодорожное строительство вели к тому, что Россия продолжала наращивать государственный долг. С 1908 по 1914 г. он вырос на 1,6 млрд. руб. и перевалил за 12 млрд. При этом наибольший прирост давало увеличение ипо­течной задолженности. В общей массе ценных бумаг, выпущенных за эти годы в России, ипотечные обязательства составляли около 40 %. В особенно волновавшем Министерство финансов государст­венном долге 61 % его прироста за время земельной реформы при­шелся на закладные листы Крестьянского и Дворянского банков.30 Страхи министерства перед новым всплеском сельскохозяйствен­ных займов были, таким образом, не беспочвенны.

В результате затянувшейся межведомственной борьбы прави­тельство не смогло наладить кредит для крестьянских хозяйств, а с учетом сказанного о состоянии денежного рынка — сомнительно, чтобы оно вообще могло его наладить. Всего за время реформы ГУЗиЗ смогло выдать в Европейской России 34,2 млн. руб. земле­устроительных ссуд и пособий и 11,5 млн. руб. ссуд на земельные улучшения. Это были деньги, полученные из бюджета. Кредиты Крестьянского банка под залог укрепленных в собственность на­делов дали всего 10,9 млн. руб. Только в последние предвоенные годы Государственный банк увеличил ссуды на покупку сельско­хозяйственных машин — 46,6 млн. руб. за 1911 —1914 гг.31 Неко­торую помощь оказывали земства. Но все это было каплей в море. Крестьянство было предоставлено самому себе и пользовалось в

28 См. подробнее: Кризис самодержавия в России. С. 351—355, 421—427; Дя-кин В. С. День™ для сельского хозяйства. С. 72—78.

29 Подсчитано по изд.: Объяснительная записка к отчету Государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1908 г. СПб., 1909. С. 7, 30; То же за 1913 г. Пг., 1914. С. 11, 36—37.

30 Шебалдин Ю. Н. Государственный бюджет царской России в начале XX в. (до первой мировой войны) // ИЗ. М., 1959. Т. 65. С. 178—179.

31 Дякин В. С. Деньги для сельского хозяйства. С. 79.


основном средствами собственной кредитной кооперации, подъем которой начался с ростом мировых цен на хлеб. Но и тут Управ­ление мелкого кредита отмечало, что ссуды используются в боль-щей мере для поддержания хозяйства на прежнем уровне, чем для его улучшения.32 Выгнанная или вышедшая на хутора и отруба беднота оставалась беднотой и там. Обследовавшие их представи­тели власти вынуждены были признать их «слабость» и «маломер-ность», следствием чего была неустойчивость владения. По нашим подсчетам, 155—179 тыс. хуторян и отрубников на надельных землях полностью или частично продали свои участки. А уж их-то владельцы явно собирались осесть надолго. В только что создан­ных участковых хозяйствах начались семейные разделы, восста­навливавшие чересполосицу.33 Отделившиеся от общины не стали «классом мелких и средних собственников» и не могли обеспечить устойчивого прогресса сельского хозяйства.

Сторонники мнения, будто столыпинская реформа успела при­вести к существенному подъему уровня сельскохозяйственного производства и общего благосостояния страны, ссылаются на зна­чительно возросшие в 1909—1913 гг. урожаи хлебов и вывоз их за границу. Но и то и другое зависит в России от многих причин (прежде всего от погоды) и подвержено значительным колебани­ям. Урожаи последних лет, специально подчеркивал в 1914 г. Со­вет съездов промышленности и торговли, «не могут быть еще по­ставлены на счет новому аграрному законодательству».34 После рекордного урожая 1909 г. нуждавшаяся в валюте Россия три года подряд выбрасывала на мировой рынок все свои запасы, действи­тельно доведя вывоз до невиданного уровня. Но затем размеры экспорта сократились. В урожайнейшем 1913 г. было вывезено меньше хлеба, чем в 1903, 1904 и особенно в 1905 г., и лишь чуть больше, чем в 1894 г., когда ни о какой земельной реформе не было и речи. В 1914 г. бюджетная комиссия Думы с тревогой от­мечала рост видимых запасов зерна на мировом рынке и отсутст­вие благоприятных перспектив для русского экспорта.35 Общая тенденция урожаев шла вверх за счет расширения площади посе­вов и отчасти улучшения хозяйства и прослеживается опять-таки задолго до реформы. Но показательно другое. Если сравнить уро­жайность крестьянских полей в 1901—1905 и 1913 гг., то по всем видам хлебов урожайность в губерниях Европейской России уве­личилась меньше, чем в Царстве Польском, где реформа не про­водилась.36 Польские губернии с давно существовавшими едино­личным хозяйствами были примером того, что могла дать, но не дала столыпинская реформа. Что касается животноводства, то по-

32 Корелин А. П. Сельскохозяйственный кредит в России в конце XIX—начале XX в. М., 1988. С. 187.

33 Кризис самодержавия в России. С. 370—371.

311 Цит. по: Дякин. В. С. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 —1914 гг. Л.,

1988. С. 187.

35 Государственная Дума: Доклады бюджетной комиссии. Созыв четвертый.

Сессия И. СПб., 1914. № 50/1.

36 Подсчитано по изд.: Сборник статистико-экономических сведений по сель­скому хозяйству России и иностранных государств: Год восьмой. Пг., 1915. С. 81.


головье лошадей и всех видов скота на 100 сельских жителей было в 1913 г. меньше, чем в 1905 г.37 Но и это было продолжением более долговременной тенденции.

Наиболее ощутимый результат принесла реформа в Сибири Для крестьянства Европейской России переселение, по замыслу властей, представляло лишь «известный психологический кла­пан» 38 и поглотило всего 18% естественного прироста населе­ния.39 Для сотен тысяч крестьян переселение обернулось траге­дией — не прижившись за Уралом, они вернулись на родину окон­чательно разоренными. Но примерно 2,5 млн. осевших в Сибири составили половину прироста ее населения за годы реформы. При общем росте площадей под хлебами в России с 1900—1905 по 1913 г. в 15% в Азиатской России он достиг 62%.40 В сибирской деревне быстрыми темпами начала развиваться крестьянская про­мысловая кооперация (в маслоделии). Однако все это еще не могло существенно отразиться на экономике страны в целом.

Сочетание серии высоких урожаев и повышения мировых цен на хлеб увеличило доходы страны. Министерство финансов под­считало, что дополнительная выручка за хлеб, экспортированный в 1907—1911 гг., составила 627,5 млн. руб. по сравнению с той, которая была бы получена при ценах 1900 г.41 Рост хлебного экс­порта, а в результате — внутреннего спроса на промышленную продукцию, а также развертывание программы перевооружения армии и флота вызвали промышленный подъем в стране. Но и здесь рано было говорить о прочном успехе. Промышленность, не уверенная в устойчивости внутреннего рынка, развивалась недо­статочно быстрыми темпами. Все большая часть потребляемой в стране промышленной продукции ввозилась из-за границы. Ре­зультатом было уменьшение положительного сальдо торгового ба­ланса с 581 млн. руб. в 1909 г. до 200 млн. в 1913 г.42 А это уже внушало опасения за всю финансовую систему страны. И лидеры промышленности, и руководители Министерства финансов отме­чали зыбкость промышленного подъема, под которым не было прочной опоры в сельском хозяйстве. Обеспечить эту опору сто­лыпинская реформа не смогла. Ни социально-политическая, ни экономическая цель реформы достигнута не была.

37 Объяснительная записка к отчету Государственного контроля... за 1913 г. С. 245.

38 Всеподданнейшая записка Столыпина и Кривошеина о поездке в Сибирь в 1910 . (РГИА. Ф. 1276. Оп. 6. Д. 702. Л. 48).

39 Подсчитано по изд.: Анфимов А. М. Прусский путь развития капитализма в сельском хозяйстве и его особенности в России // ВИ. 1965. № 7. С. 69.

40 Карнаухова Е. С. Размещение сельского хозяйства в России в период ка­питализма (1860—1914 гг.). М., 1951. С. 79.

41 Объяснительная записка министра финансов к проекту государственной росписи доходов и расходов на 1913 г. СПб., 1913. Ч. 2. С. 19.

42 Объяснительная записка к отчету Государственного контроля... за 1913 г. С. 98.


* * *

Значительное место в программе, объявленной Столыпиным вскоре после прихода к власти, занимали проблемы местного управления и самоуправления. Важным элементом всех намечен­ных реформ, кроме губернской, вообще стоявшей в этом ряду особняком, был отход от сословного принципа, на котором веками держалась российская монархия. «Сословная группировка населе­ния России, — констатировало теперь Министерство внутренних дел, — представляет из себя нечто определенное лишь в тех своих частях, где ее деления совпадают с реальными различиями отдель­ных классовых элементов, оставаясь за этими пределами чисто фиктивной величиной».43 Соответственно проект местной рефор­мы, представленный министерством в конце 1906 г., включал в себя замену сословной крестьянской волости всесословной в каче­стве мелкой земской единицы, переход от сословных к имущест­венным куриям на выборах уездного земства и отказ от сословного принципа замещения ряда административных должностей в уезд­ном управлении.

Создание всесословной волости закономерно вытекало из об­щего развития местной жизни, особенно начала проведения зе­мельной реформы. Старая крестьянская волость была по сути низ­шим звеном административно-полицейской машины государства. Эту ее функцию власть собиралась сохранить и впредь. «Мини­стерство, — говорил Столыпин в 1908 г., —настаивает на необхо­димости иметь крепкую, упорядоченную мелкую административ­ную единицу, хотя бы и основанную на выборном начале», а не чисто земское учреждение.44 Но одновременно ощущалась потреб­ность в более мелкой, чем уезд, территориальной организации, на которую уездное земство могло бы переложить часть своих дел. Такая организация не могла быть чисто крестьянской. Наконец, и это было, может быть, главным, — крестьянская волость поте­ряла после 1905—1906 гг. политическое доверие власти. Ради ус­пешного выполнения волостью ее административных и хозяйст­венных функций, особенно в ходе земельной реформы, надо было, чтобы помещики вошли в состав волостных гласных и в волостные правления, получив таким путем «возможность ... ведать эти уч­реждения».45 Рассчитывая, впрочем, достаточно безосновательно, на воздействие «культурных» помещичьих элементов на волост­ные управления изнутри, Министерство внутренних дел одновре­менно сохраняло за ними контроль сверху. Для этого планирова­лось создать особого участкового начальника — вроде земского, но без судебных функций и без «сословного ценза».46

43 Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 11 декабря 1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 63. Л. 9).

44 Речь П. А. Столыпина при открытии общего присутствия Совета по делам местного хозяйства 11 марта 1908 г. (Там же. Ф. 1288. Оп. 1. 1908 г. Д. 29.

Л. 3—4).

45 Государственный совет: 1913—1914 годы. Сессия IX. Пг., 1914. Стб. 2199.

46 Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 11 декабря 1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 63. Л. 6).


Точно так же центральное место в реформе уездного управле­ния должна была занять замена уездного предводителя дворянства как главы всех уездных административных коллегий назначаемым правительственным чиновником. В этом не было ничего специфи­чески антидворянского. Предводитель дворянства (занимавший эту должность «из чести», без жалованья) числился председателем любого уездного коллегиального органа. Число таких коллегий росло, а ряды местного дворянства редели. «Во многих уездах, — сетовал Совет министров, — оскудение дворянского землевладе­ния уже делает приискание подходящих кандидатов для замеще­ния должностей предводителей затруднительным».47 В 1908 г. Ми­нистерство внутренних дел в обоснование своего проекта предста­вило справку: примерно 1/4 предводителей в своих уездах не живет, а остальные физически не успевают выполнять большую часть своих обязанностей.48 От их имени действуют второстепен­ные чиновники.

Конечно, имело значение и то, что выбранный местным дво­рянством предводитель мог проявить строптивость, а назначенный уездный начальник был бы послушным исполнителем воли мини­стерства. Но главная причина заключалась в необходимости раз­грузить предводителя от неподъемного объема работ, сохраняя его как опору власти в уезде. «Теперешние несколько сот даровых ра­ботников-предводителей, — писал Столыпин, сам прошедший че­рез эту должность, —должны быть освобождены от черной рабо­ты, так как требовать ее от даровых, часто отсутствующих пред­водителей невозможно, и я по службе своей в провинции знаю, как это пагубно влияет на дело. Предположенный новый порядок сохранит за предводителями влияние там, где они способны его сохранить».49 С самого начала за предводителями сохранялись по­печительство над начальными училищами, председательство в уездном земском собрании и землеустроительной комиссии. Совет министров решил еще сильнее подчеркнуть, что речь идет не об «умалении значения» предводителя, и рекомендовал совмещать его должность с должностью уездного начальника там, где это ока­жется возможным.

Столь же вынужденным был отказ от сословных курий в уездном земстве. На местах просто-напросто не хватало дворян, сохранивших избирательный ценз. На выборах 1906—1907 гг. участвовало больше помещиков, чем обычно, — правые стреми­лись удалить либералов из земских управ. И тем не менее по всем 34 губерниям в дворянской курии явились голосовать 7189 человек. В целом по Европейской России 7 из 10 изби­рателей становились гласными, в Нечерноземье и Поволжье —

47 Особый журнал Совета министров 19 и 22 декабря 1906 г. и 3 и 6 января 1907 г. // Особые журналы Совета министров царской России. 1907 год. М., 1984. Ч. 1. Вып. 1. С. 94.

48 Справка Земского отдела Министерства внутренних дел (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1908г. Д. 3. Л. 20).

49 Замечания по записке гр. Палена. (1907 г.) (Там же. Ф. 1284. Оп. 185. 1907 г. Д. 5а. Ч. III. Л. 150).


g—9 из 10, 410 вакансий вообще не удалось заполнить.50 На следующих выборах положение ухудшилось. Над земствами на­висла угроза потерять возможность работать. Между тем на них лежало немало обязанностей, выполнение которых было нужно государству. После 1907 г. власть, чувствуя, что у нее самой ру­ки до всего не дойдут, стала с большей готовностью передавать земствам часть функций в начальном образовании, здравоохра­нении, агрономической помощи крестьянам (хотя и обставляла это мелочным контролем). Чтобы сохранить работоспособность земств, надо было расширить круг избирателей. Проще всего это было сделать, соединив в одну курию всех землевладельцев не­зависимо от их происхождения. Это было тем более логично, что уже было предусмотрено Положением о выборах в Государст­венную Думу. Как показали выборы в III Думу, слияние пошло только на пользу дворянству — его представительство увеличи­лось за счет голосов недворян.

Проект 1907 г. был рассчитан также на приход в будущем в уездное земство «крепкого крестьянства». Ради этого избиратель­ный ценз понижался вдвое.51 В центральных губерниях это состав­ляло 5—6 десятин, т. е. именно тот хутор или отруб, который пра­вительство считало наиболее желательным. Допуская такую воз­можность в будущем, власти тут же делали оговорку, что «элемент землевладельческий» не должен быть «отодвинут на задний план». С этой целью уже в 1907 г. было предусмотрено сохранение за землевладельческой курией минимум 1/4 гласных.52 В 1908 г. бы­ла предложена другая схема — гласные от волостных собраний (только через них шли бы крестьяне-собственники, отделяемые таким образом от помещиков) и от владельцев недвижимости (зе­мельной и неземельной), поделенные на две курии: имеющих пол­ный старый ценз и не менее половины его. Внутри этих курий 1/3 мест гарантировалась землевладельцам. Представителям от волостных собраний выделялась половина тех мест гласных, кото­рые причитались бы им в соответствии с их долей в земском бюд­жете. «Только путем таких искусственных поправок, — признавал товарищ министра внутренних дел С. Е. Крыжановский, — можно обеспечить надлежащий состав уездных гласных ... и без крупных потрясений постепенно допустить новые элементы к участию в земском самоуправлении».53