Глава 1 ВЛАСТЬ ПОСЛЕ ОКТЯБРЯ 1917 г. ИЗМЕНЕНИЯ

Диктатура пролетариата или диктатура партии?— Советская власть. — Партия и государство.

Политическая власть и государственный строй в России после октябрьского переворота претерпели наиболее радикальные изме­нения. На смену авторитарному царскому строю и недолгому правлению буржуазного по своей сути Временного правительства к власти пришла РСДРП (б), которая провозгласила в соответ­ствии со всеми канонами теории социализма превращение импе­раторской (а с сентября 1917 г. —республиканской) России в го­сударство диктатуры пролетариата. Официальной идеологией это­го государства стали большевистские представления о социализме, а целью — создание в соответствии с ними нового общества.

Естественно, что власть и характер государства стали другими, хотя и не вполне соответствовали или совсем не соответствовали тому, что предусматривало учение К. Маркса. Вместе с тем по­следнее стало определять содержание социально-экономической политики новой власти. Само по себе понятие диктатуры проле­тариата в марксистской теории не носило той одиозной трактовки, которую впоследствии приобрел этот термин как обозначение дик­татуры в ее крайних формах. Под ним в теории понималась сущ­ность государства, в котором господствующим классом становится пролетариат. По логике политическое господство большого класса, создающего значительную часть материальных ценностей, каза­лось бы, означало наступление царства демократии, т. е. —с уче­том мелкого и среднего крестьянства и трудовой интеллигенции — власти основной части народа.

Однако после взятия власти диктатура пролетариата стала рас­сматриваться лидерами Российской коммунистической партии не как собственно господство победившего класса, призванного опре­делить основы экономической и политической жизни государства, а преимущественно как инструмент революционного ниспровер­жения старого строя, позволяющий удерживать власть и подав­лять сопротивление противников. Поэтому диктатура пролетари­ата трактовалась ими прежде всего с точки зрения выработки конкретной подходящей формы осуществления власти, лишь тео­ретически увязывавшейся с представлениями о классовом харак­тере государства. Н. И. Бухарин в работе «Теория пролетарской диктатуры» (1919 г.) выводит необходимость «режима диктатуры


вооруженного пролетариата» из тактической задачи: как можно скорее одержать победу «в ожесточенной борьбе не на живот, а на смерть». В условиях гражданской войны, полагал он, «тип госу­дарственной власти неизбежно должен быть диктаторским. Но это определение есть определение формальное. Важен классовый характер государственной власти. И поскольку государственная власть находится в руках пролетариата, постольку до его решаю­щей победы во всем мире она неизбежно должна носить характер диктатуры». Диктатура же, в его понимании, представляет собой «форму власти, наиболее резко выражающую классово-репрессив­ный характер этой власти».1 В другой, более поздней своей рабо­те — «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925 г.) он оценивает сущность диктатуры пролетариата в эпоху военного коммунизма как «форму военно-пролетарской диктатуры», кото­рая, по его мнению, функционировала не на основе строгого вы­полнения законов, а на основе «приказов и распоряжений» и по сути очень медленно изменялась и в годы нэпа.2

Понятие «диктатура пролетариата» сходным образом трактова­лось и в тезисах И. В. Сталина, представленных им комиссии по подготовке Конституции РСФСР 1918 г. и принятых большин­ством голосов. В них он предлагал рассматривать Конституцию как документ временного характера, рассчитанный на переход к социализму, и в связи с этим был больше озабочен вопросом об организации власти как «выражении» диктатуры пролетариата, чем придании этому термину какой-либо конституционной харак­теристики.3

По-видимому, среди главных политических деятелей нового, режима не было особых разногласий и относительно меры допу­щения «буржуазной» демократии при диктатуре пролетариата. Наиболее отчетливо это выявилось в связи с ограничением демо­кратических свобод, и в частности избирательных прав населения. В этом смысле Конституция 1918 г. в соответствии с российской традицией (например, куриальной системой), хотя и «временно», ограничивала избирательные права некоторых категорий граждан или лишала их вовсе. «Руководствуясь интересами рабочего класса в целом..., — записано в ней, — Республика лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции».4

В результате были лишены избирательных прав многие зажи­точные крестьяне, выходцы из прежних состоятельных сословий, торговцы, люди, живущие «на нетрудовой доход», бывшие сотруд­ники правоохранительных органов, служители культа, дети пред­ставителей этих слоев общества и т. д. Число «лишенцев» колеба­лось в зависимости от политической конъюнктуры и резко увели-

1 Бухарин Н. И. Избранные произведения. М., 1988. С. 11, 17.

2 Бухарин Н. И. Путь к социализму. Новосибирск, 1990. С. 73—76.

3 Тезисы И. В. Сталина см. в кн.: Гурвич Г. С. История советской конституции. М., 1923. С. 33, 146—147.

4 Конституция и конституционные акты РСФСР: (1918—1937). М., 1940. С. 24.


чилось в связи со свертыванием новой экономической политики. Конституция устанавливала и явное неравенство избирательных прав между рабочими и крестьянами. Последние избирали в Со­веты всех уровней своих представителей по сравнению с рабочими

по квоте 1 к 5.

Ограничение и лишение избирательных прав в Конституции по классовому признаку было освящено программой партии, при­нятой в 1919 г.: «Советское государство, по самой своей сущности, направлено к подавлению сопротивления эксплуататоров, и совет­ская Конституция, исходя из этого ... не останавливается перед отнятием у эксплуататоров политических прав».5

Примечательно, что В. И. Ленин в своей речи о программе партии на VIII съезде РКП (б) заявил, будто «теоретически» дик­татура пролетариата, подавляя буржуазию «на каждом шагу», мо­жет не лишать ее избирательных прав. В то же время он утверж­дал, что подобные меры «Конституция... записала после того, как они были введены в жизнь». Буржуазию де до Октябрьской рево­люции и после нее никто из Советов не изгонял: она сама ушла из них. Столь же невразумительно и его объяснение неравенства прав рабочих и крестьян, закрепленного Конституцией: «Наша Конституция ... вынуждена была ввести это неравенство, потому что культурный уровень слаб... Но мы не превращаем этого в иде­ал, а напротив, по программе партия обязуется систематически работать над уничтожением этого неравенства более образованно­го пролетариата с крестьянством, неравенства, которые мы отвер­гнем, как только нам удастся поднять культурный уровень. Тогда мы сможем обойтись без таких ограничений».6 Н. И. Бухарин, ко­торый был членом конституционной комиссии, целиком поддер­живая закон о лишении и ограничении избирательных прав, вы­сказывался даже и позднее куда более определенно. Неравенство в пользу рабочего класса он считал необходимым, чтобы «дать ему добавочную страховку» как опоре политического строя.7

Если идет речь о «политической страховке» целого класса, уме­стным становится вопрос: какова же была его подлинная роль в осуществлении государственной власти? По-видимому, какое-то время после Октябрьской революции в большевистском руковод­стве еще существовали определенные надежды или расчеты на прямое использование диктатуры пролетариата в форме довольно широкого привлечения представителей этого класса к руководству государством. Они, в частности, связывались с коротким периодом эйфории, вызванной повсеместным введением рабочего контроля, а также тем значением, которое стихийные действия рабочих и солдат приобрели в первые месяцы установления и утверждения советской власти. Выражалось это и в преувеличении роли проф­союзов в организации и управлении народным хозяйством: еще

5 КПСС в резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. М.,

1983. Т. 2. С. 76—77.

6 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 172—173.

7 Бухарин Н. И. Путь к социализму. С. 86; Десятый съезд РКП (б): Стеногра­фический отчет. М., 1963. С. 220—222.


сказывалось влияние идей ленинской работы «Государство и рево­люция» о поголовном участии населения в управлении государ­ством и хозяйством при социализме, подтвержденных программой партии 1919 г.8 Но уже в 1920 г. Ленин отходит от своих прежних в сущности утопических, взглядов. Во время дискуссии о профсо­юзах 1920—1921 гг. он резко и определенно ставит вопрос о не­способности рабочих в своей массе руководить сложными процес­сами жизни государства. «Разве знает каждый рабочий, как управлять государством? — спрашивал он. — Практические люди знают, что это сказки. Мы даже неграмотность не ликвидировали. Мы знаем, как рабочие, связанные с крестьянами, поддаются на непролетарские лозунги. Кто управлял из рабочих? Несколько ты­сяч по всей России и только».9 Специально проследивший эволю­цию ленинских взглядов по этому вопросу видный публицист и общественный деятель Н. Валентинов (Вольский) приходит к сле­дующему выводу: «Произошел явный поворот на 180 градусов?... Профсоюзы могли вмешиваться в производство только на первых порах революции, когда нужно было действовать тараном, выго­нять силою прежнюю администрацию, пробовать кое-что заме­нить. Тогда для разжигания энергии рабочих можно и нужно было говорить о передаче в их руки всего управления индустрией. Но как только „мавр" сделал предназначенную ему черную работу, роль его была окончена. Параллельно этому процессу шла и ме­таморфоза понятия диктатуры пролетариата. Сначала под нею по­нимается акция, действие революционных миллионов, напор бед­ноты, творческая воля массы пролетариев, поголовно организую­щихся в союзы... Однако наступает момент, когда даже самый тупой человек понимает бессмысленность мысли об управлении государством и индустрией миллионами еле грамотных людей... Нужно было два с половиной года экспериментов Советской вла­сти, чтобы уточнить понятие диктатуры пролетариата».10

8 большевистском руководстве нашелся и хорошо подготов­ленный политик, чтобы теоретически обосновать невозможность сколько-нибудь значительного участия рабочих в организации политической власти и управлении государством, — Н. И. Буха­рин. В большой статье «Буржуазная революция и революция про­летарская», написанной в конце 1921 г. и опубликованной летом 1922 г., он выступил против традиционной марксистской посылки о вызревании социализма в недрах старого капиталистического об­щества. Бухарин отмечал, что развитие оппозиционной буржуа­зии при феодализме опирается на ее собственную материальную, техническую и культурную базу, которая способствует формиро­ванию из представителей этого нового класса профессионального административного, управленческого слоя. Пролетариат же при капитализме остается классом, лишенным не только материаль-

в См.: КПСС в резолюциях... Т. 2. С. 84—85, 107.

9 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 253.

10 Валентинов Н. (Вольский Н.). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: Годы работы в ВСНХ во время нэп. Воспоминания. М., 1991. С. 50.


ной основы для своего развития, но и условий для получения об­разования, и поэтому, в отличие от буржуазии, неспособен подго­товить себя к организации всего общества, а пригоден поначалу только «к разрушению старого мира». Как организатор общества он вызревает лишь в период своей диктатуры.11

Однако это «вызревание» происходило в таких условиях, когда стартовый уровень численности фабрично-заводских рабочих цен­зовой промышленности составлял менее половины даже весьма малого их числа ко времени революции 1917 г. (он не достиг его даже к середине 1920-х годов). Кроме того, во время гражданской войны и особенно после нее наблюдался зловещий процесс деклас-сирования пролетариата, приведший к утрате им в значительной степени классовообразуюших признаков, которые рассматрива­лись большевиками как главные критерии для признания за ним ведущей роли в политической жизни общества и руководстве го­сударством.

Естественно, власть не дожидалась, пока «вызреет» тот класс или слой общества, который, согласно теории, должен был высту­пить его «социальноорганизующим» элементом и руководящей си­лой государства. Диктатура пролетариата была провозглашена, Советы как ее государственная форма были определены, власть стала осуществлять политику. Как же сами наиболее влиятельные политические деятели нового режима в России оценивали харак­тер власти и механизм принятия государственных решений? Ка­ково было соотношение между органами признанной теоретически диктатуры пролетариата и той партией, которая привела его к по­беде революции, между законодательными и исполнительными органами власти в государстве, между принимающими решения партийными инстанциями и аппаратом для их исполнения?

Практическое решение всех этих вопросов в течение относи­тельно небольшого периода после Октябрьской революции приве­ло к складыванию той партийно-государственной системы, кото­рая в своей основе сохранялась в России и СССР почти до конца 1980-х годов XX в. При этой системе подлинная власть в стране стала монопольно принадлежать коммунистической партии. Ее господствующее положение в государстве и обществе давно уже получило в западной литературе определение — «диктатура пар­тии».

Следует специально остановиться на самом термине «диктату­ра партии» и отношении к нему в высших партийных кругах Рос­сии. Можно сказать, что этот термин употреблялся достаточно определенно вместо термина «диктатура пролетариата» как тож­дественный ему (либо это подразумевалось), отражая действи­тельное положение дел в Советской России — в речах всех наибо­лее видных политических руководителей партии и государства и в целом ряде партийных решений до середины 20-х годов.

11 См.: Вухарин Н. И. Некоторые вопросы экономической политики: Сб. ста­тей. М., 1925. С. 77; За ленинизм: Сб. статей. М.; Л., 1932. С. 306—310; Буха­рин Н. И., Рыков А. И. Партия и оппозиционный блок. М.; Л., 1926. 2-е изд. С. 57—58.


Начиная с 1919 г. В. И. Ленин и другие руководители РКП(б) неоднократно обращались к вопросу о роли коммунистической партии в руководстве государством и обществом и о соотношении между ее монопольным положением и диктатурой пролетариата В докладе о партийной программе на VII съезде РКП (б) Ленин пожалуй, впервые отмечает, что Советы как органы государствен­ной власти при диктатуре пролетариата не выступают реально в качестве подлинного инструмента руководства в руках широких рабочих и трудящихся масс. Иначе говоря, субъектом государст­венной власти является не пролетариат, организованный как гос­подствующий класс, а представляющий его интересы «тонкий слой».12 В июле того же 1919 г. В. И. Ленин впервые употребляет сам термин «диктатура партии». «Когда нас упрекают в диктатуре одной партии, — заявил он в речи на I Всероссийском съезде ра­ботников просвещения, —и предлагают ... единый социалистиче­ский фронт, мы говорим: „Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем, потому что это та партия, которая в течение десятилетий завоевала положение авангарда всего фабрично-заводского и промышленного пролетариата"».13 В феврале 1920 г. в инструктивном письме партийным организаци­ям о подготовке IX съезда РКП (б) В. И. Ленин фактически уже признал, что именно партия осуществляет функции диктатуры пролетариата.14

Известным тезисом В. И. Ленина в работе «Детская болезнь „левизны" в коммунизме», в сущности, обосновывается правомер­ность диктатуры партии как политической силы, которая руково­дит классом и действует от его имени или вместо него. Но, кроме того, партия в свою очередь не управляет как единое целое. Это делается «более или менее устойчивыми группами наиболее авто­ритетных, влиятельных, опытных» лиц, «называемых вождями».15 В выступлениях В. И. Ленина начиная с 1920 г. неоднократно подчеркивается «главенствующая роль партии» и ее руководящее место в государстве и обществе. Наконец, на X съезде РКП (б) он делает вполне резонный вывод: «Мы после двух с половиной лет Советской власти перед всем миром выступили и сказали в Ком­мунистическом Интернационале, что диктатура пролетариата не­возможна иначе, как через Коммунистическую партию».16

Если обратиться к высказываниям других руководителей пар­тии того времени, то многие из них также сводили —прямо или косвенно — функционирование диктатуры пролетариата в Совет­ской России к полновластию, или диктатуре, партии. Л. Д. Троц­кий говорил на X съезде РКП (б): «Необходимо сознание, так ска­зать, революционного исторического первородства партии, кото­рая обязана удержать свою диктатуру», даже если эта диктатура временно вступила бы в противоречие с «преходящим настроением


рабочей демократии». «Партия, —заявлял он, —в целом связана единством понимания того, что над формальным моментом стоит диктатура партии, которая отстаивает основные интересы рабоче­го класса даже при временных колебаниях его настроения».17 Можно констатировать, что в среде лидеров РКП (б) обычным бы­ло представление о главенстве партии, ее диктаторском праве при­нимать любые политические, экономические и социальные реше­ния, которые, по их мнению, соответствовали задачам диктатуры пролетариата.

Такие настроения еще до твердых формулировок XII съезда партии разделялись Л. Б. Каменевым и Н. Н. Крестинским. По­следний на IX съезде РКП (б) говорил, что октябрьский переворот сделал партию господствующей и поставил перед ней задачу ру­ководить «всем центральным правительственным аппаратом и все­ми местными советскими органами ... всей конституционно устроенной Советской Россией».18

Как бы суммируя общие взгляды на вопрос о диктатуре партии как рабочей форме диктатуры пролетариата, А. В. Луначарский в своем выступлении на X съезде РКП (б) утверждал: «Мы все по­нимаем, что диктатура пролетариата есть диктатура партии, и го­сударственный аппарат должен представлять собою отражение

этой партии».19

Можно было бы предположить, что все эти представления яви­лись порождением чрезвычайной обстановки периода гражданской войны и были созвучны лишь политике военного коммунизма. Однако если даже допустить, что высказывания В. И. Ленина и других видных партийных деятелей на X съезде РКП (б) отражали еще в какой-то мере переходную стадию развития государства и общества в связи с только что провозглашенным нэпом, то все по­следующее позволяет утверждать, что эти взгляды чем дальше, тем больше получали свое воплощение в организации власти. От­кровенное обоснование феномена «диктатуры партии» принадле­жало Г. Е. Зиновьеву. Еще на XI съезде РКП (б) он, выступая с одним из основных докладов — об укреплении партии — заявил: «Наша партия есть партия, руководящая государством. Наша пар­тия является прообразом для целого ряд других партий». Далее он призывал, чтобы съезды «ни в коем случае не идеализировали тех рабочих, которых мы имеем сейчас на наших фабриках и заво­дах», — деклассированные массы, с разрушенным кадровым яд­ром, рассеянные по стране, где промышленность находится в со­стоянии разрухи, и т. п. Поэтому задача партии по отношению к рабочему классу состоит в том, чтобы помочь ему «стать на ноги», «излечиться». Сама же партия обладает «монополией легально­сти», «отказывая в политической свободе нашим противникам».20 Некоторые мысли этого доклада Г. Е. Зиновьева получили офор-



12 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 170.

13 Там же. Т. 39. С. 134.

14 Там же. Т. 40. С. 140.

15 Там же. Т. 41. С. 24, 102—103.