Политический контекст проблемы

 

Как видим, демократия — это более сложная, чем авторитаризм, форма не только институтов, но и процедур правления, т.е. правил политической игры. Если попытаться вывести некие всеобщие правила демократического правления, то скорее всего нас постигнет разочарование, так как невозможно отвлечься как от культурно-исторического своеобразия каждой нации или региона, в которые эти правила вписываются с учетом региональных, национальных и локальных особенностей, так и от множественности самих моделей демократии. Так, представления о демократии даже в одной стране, скажем, в Германии, будут резко различаться у «зеленых», сторонников Геншера или сторонников Шредера. Западные политики (в меньшей степени это относится к политологам) в первые годы трансформации, происходящей в странах Восточной Европы и особенно в России, предложили следовать лишь одной из форм демократии — либеральной. Во всяком случае именно эту модель взяли на вооружение наши отечественные реформаторы. За 10 лет реформ стало совершенно очевидно, что она в наименьшей степени соответствует российским национальным особенностям.

Проблематика перехода от авторитаризма к демократии (а было, как минимум, три такие волны) поставила вопрос о соотношении ценностей демократии (ценностей либеральных и партиципаторных), национальных институтов и политических культур. Исследования ценностной динамики как в обществах стабильной демократии, так и в переходных обществах (X. Линц, Р. Инглхарт, Х.-Д. Клингеманн*) приводят к выводу о том, что для понимания обеих форм правления недостаточно учитывать только жесткие институциональные факторы — необходимо учитывать также поведенческие и социо-культурные компоненты политических систем.

* Linz J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America and Post-Communist Europe. Baltimore, 1996; Fuchs D., Klingemann H.-D.Citizens and the State: A Changing Relationship? // Studies of Democratic Government, Berlin. WZB, 1998. P. 3 — 29; Inglehart R. Modernization and Postmodernization. — Princeton: Princeton University Press, 1997.

 

Таким образом, среди факторов можно выделить:

 

• собственно политические институты (см. выше);

• политические элиты;

• рядовых граждан.

 

Практика демократизации в России выявила ряд факторов, как препятствующих, так и способствующих укоренению демократических ценностей. Среди первых следует отметить, например, насаждение этих ценностей в нашей стране извне (со стороны Запада) и сверху (со стороны элит). При этом российские политические элиты за 10 лет так и не сумели консолидироваться. Старая система рекрутирования элит разрушена, а новая складывается медленно и стихийно. Гражданское общество в России, как и в странах бывшего СССР, находится на низкой ступени организации. Этим Россия отличается от ряда восточно-европейских стран.

К факторам, способствующим демократическим преобразованиям, следует отнести достаточно высокий к моменту начала преобразований в России экономический и образовательный уровень населения (особенно по сравнению со странами Латинской Америки или Азии), наличие в начале процесса преобразований готовности населения к этим реформам и его активная их политическая поддержка (которая быстро была растрачена российскими политическими элитами). Представляется, что последний фактор может рассматриваться как наиболее важный: в конечном счете демократизм преобразований определяется именно тем, как они проводятся: с участием граждан или без.

Возникает здесь и серьезный теоретический вопрос, касающийся того, как на личностном уровне происходит преобразование политических ценностей и формирование типа, аналога противоположного «авторитарной личности», только с противоположным политическим знаком, т.е. есть личности демократического типа. Много неясного пока и в том, какими должны быть доминирующие политические установки и ценности, составляющие ядро «демократической личности». Можно предположить, что психологически такой тип личности характеризуется терпимостью, незаинтересованностью в вопросах власти, гибкостью и нюансностью мышления, высоким уровнем локус-контроля и неконвенциальностью. По существу это описание подходит к самоактуализирующейся личности А. Маслоу. Р. Инглхарт примерно так же описывает тенденции постматериализма, которые он пытается разглядеть в 43 странах мира.

Так же, как применительно к авторитарной личности, следует выяснить и степень распространенности демократических ценностей в массовом сознании, что должно обеспечить поддержку демократических реформ в обществе. Трудно представить успешное становление демократических институтов в среде, где доминируют авторитарные модели поведения, а демократические ценности выглядят как чужеродные заимствования.

Именно акцент на сознании и поведении рядовых граждан отличает подход к исследованию демократии и авторитаризма, который утвердился в политической науке в результате «поведенческой революции»*. Для него характерно, во-первых,изучение ценностей, установок, мотивов граждан по отношению к власти; во-вторых,анализ поведенческих элементов, таких, как политическое участие, особенности электорального поведения; в-третьих,постановка вопроса о поиске личностью своей демократической идентичности. Последнее особенно характерно для политикопсихологических работ, в которых понятие авторитарности и демократичности переводится на уровень поведения и сознания конкретных индивидов, которые делают выбор, осваивая различные наборы политических ценностей.

* Eckhardt W. Authoritarianism // Political Psychology, 1991. Vol. 12. № 1. P. 100.