Конфликт в сфере политических отношений

Понятие конфликта

Как и всякое сложное, хотя и часто встречающееся, явление, конфликт неоднозначен. Его определения также различаются в зависимости от того, с позиции какой науки он рассматривается или какому его аспекту исследователи отдают предпочтение (не гово­ря уже о том, что подход к анализу конкретных конфликтов может носить сугубо конъюнктурный или идеологический характер). В социологии наи­более устоявшимся является подход, рассматриваю­щий конфликт как столкновение интересов взаимодействующих групп (субъектов взаимодействия, а ста­ло быть, и конфликта). Не вызывает сомнения, что составляющие социальную структуру общества груп­пы[*] имеют не только общие, но и специфические интересы, реализация которых может вызвать проти­водействие, несогласие, возражение (иначе, контр­действие) преследующих свои цели других групп. Пересечение, несовпадение интересов, связанных с коренными вопросами социального бытия (мате­риальные и иные ресурсы, доступ к власти и т. п.), создают поле потенциального столкновения, потен­циальной борьбы.

Сознание противодействия собственным притяза­ниям, ожиданиям, стремлениям формирует образ со­перника (противника, врага), приводит к пониманию необходимости мобилизации усилий и выбора аде­кватных ситуаций, способов борьбы с ним.

Как правило, осознание ущемленности собствен­ных интересов и выбор способа противодействия «со­пернику» осуществляются внутри общества не всей социальной группой непосредственно, а постоянно (профессионально) выражающими ее интересы ин­ститутами (политическими лидерами). Отсюда на по­верхности общественной жизни конфликт может вы­ступать как противоборство политических институ­тов. Однако этот политический по форме конфликт остается социальным по своей сути.

Разумеется, это не означает отрицания относитель­ной самостоятельности политических конфликтов, особенно тех, которые связаны с борьбой за власть или эволюцией конфликта с микроуровня (социаль­ное самочувствие индивидов, их неудовлетворенность и стремление к переменам) на макроуровень (взаимодействие политических структур внутри государства, отношение между государствами).

Политические конфликты как неотъемлемые эле­менты содержания политической борьбы (полити­ческого соперничества) могут носить как продуктив­ный, так и контрпродуктивный (разрушительный) ха­рактер. Общество всегда заинтересовано в том, чтобы политические конфликты протекали в определенных рамках, чтобы имелись для этого необходимые «сдержки и противовесы». При таком условии они не грозят существованию системы и сохранению важнейших «системных ценностей», групповые интересы в случае своей реализации не наносят ущерба интересам общенациональным (государственным). Конечно, наряду с политическими институтами принципиально важ­ную роль в формировании и выражении групповых интересов играют интеллектуальные слои общества. Они ближе других стоят к исконным ценностям (причем не только групповым), глубже понимают их сущность и, как правило, более последовательно, чем кто бы то ни было, выражают их.

Однако и эти слои не свободны от заблужденийи предвзятости. Их результатом является формирова­ние и распространение псевдоинтересов, которые, бу­дучи «взяты на вооружение» политическими лидерами и партиями, могут привести к возникновению конфликтных ситуаций и конфликтов, чреватых серьезными последствиями. В этом заключены, как показы­вает история, многие коллизии, связанные с конфлик­тами, в том числе и появление тех, которые могут квалифицироваться как «мнимые», т.е. вызванные именно борьбой за псевдоинтересы, отстаивание по­следних «любой ценой». Особенно зримо это прояви­лось (и проявляется) в сфере межнациональных от­ношений, когда именно некоторые представители национальной интеллигенции выступили в роли безосновательных критиков прошлого, проповедни­ков национальной обособленности и нетерпимости, а иногда и просто вражды к другим народам, апелли­руя при этом к историческому опыту, воскрешая дей­ствительные и мнимые национальные обиды, призы­вая к реваншу и т. п.

Мнимые конфликты в отличие от реальных, когда есть адекватное осознание действительных интересов и как следствие этого активизация действий с целью их защиты, могут возникнуть и по причине неадекват­ной реакции на ситуацию, ее излишней драматизации и выбора радикальных способов действий, опираю­щихся, как правило, на силу.

Симптомами социального конфликта, позволяю­щими зафиксировать его возникновение и развитие, можно считать: проявление недовольства в той или иной форме со стороны той или иной взаимодей­ствующей с другими группы; возникновение социаль­ной напряженности, социального беспокойства; поля­ризация и мобилизация противодействующих сил и организаций; готовность действовать определенным (чаще всего радикальным) образом.

Социальное недовольство тех или иных групп, на­пряженность в их взаимоотношениях детерминирова­ны определенными причинами, факторами (услови­ями), противоречиями, не выяснив которые невоз­можно понять содержание и характер начинающегося конфликта, тем более определить его интенсивность и последствия.

Особо важное значение в определении сущности и содержания конфликта приобретает выявление про­тиворечий, возникающих в процессе группового вза­имодействия.

Противоречие, вызванное противоположностью интересов взаимодействующих групп, может найти свое разрешение как в форме конфликта (серии кон­фликтов), так и в других формах. Конфликт становится неизбежным в условиях, когда не найдены способы согласования групповых интересов, а про­тиворечие между группами приобретает антагонисти­ческий характер. Интересно отметить, что в трудах К. Маркса можно найти определение конфликта как «грубое противоречие», как «физическое столкнове­ние людей».

Антагонистическое противоречие, ведущее к со­циальному конфликту, отличается значительной остротой и изначальной непримиримостью позиций отстаивающих свои интересы групп.

Поскольку конфликт детерминирован антагони­стическим противоречием, очень важно выяснить, на­сколько последнее имманентно общественной систе­ме. Если антагонистическое противоречие не искусственно обостренное, доведенное до крайности про­тиворечие, а генетически заложено в самом характере общественного устройства, то и социальный кон­фликт возникает как некий неизбежный феномен, как органический элемент общественного бытия. Он становится своеобразным механизмом, обеспе­чивающим движение общества от одного состояния к другому. В этом смысле социальный конфликт выступает как естественное (а порой и желаемое) явление, с помощью которого общество находит в конечном счете, возможно и с известными из­держками, пути решения накопившихся проблем и установления определенного социального порядка и общественного согласия (пусть даже на непро­должительное время).

Локальные социальные конфликты (забастовки, межнациональные столкновения, гражданское непо­виновение, бойкоты и т. д.) прямо зависят от сло­жившейся в обществе ситуации, проводимой властями политики, степени удовлетворенности (неудовлетво­ренности) разных групп населения своим положе­нием, реализацией своих потребностей и притязаний и т. д.

Иначе говоря, в исследовании конфликтов наряду с причинами и факторами, непосредственно детер­минирующими конфликт, есть фоновые условия и факторы, косвенно влияющие на процесс его «вы­зревания».

Наиболее явно влияние фоновых факторов сказы­вается в условиях системного кризиса общества. Об­щий рост недовольства падением жизненного уровня населения, ощущение потери перспективы и уверенности в завтрашнем дне создают предпосылки для роста социальной напряженности и накопления кон­фликтного потенциала в обществе. Они серьезно за­трудняют поиски путей предупреждения нежелатель­ных для общества конфликтов и механизмов их пре­одоления в условиях, когда предотвратить конфликты не удается.

Непосредственно влиять на возникновение кон­фликтных ситуаций и их перерастание в конфликт могут различные факторы от демографических до ду­ховно-нравственных. Их влияние также требует глубо­кого научного анализа.

Причины, противоречия, факторы, определяющие возникновение, масштабы (протяженность), интен­сивность и результативность конфликта можно выя­вить (в той или иной мере), изучив мотивы конкрет­ных действий участников конфликтов, направлен­ность этих действий, ожидания, удовлетворенность, опасения (страхи) и, наконец, отношение людей к конфликту и готовность участвовать в нем с по­мощью конкретных средств.

Желание сохранить или изменить условия своей жизни, свой социальный статус — необходимая пред­посылка конфликтного поведения. Довольного жиз­нью человека не потянет «на баррикады». Это необхо­димое условие, но еще недостаточное. Неудовлетво­ренность своей жизнью не приведет людей к конфликту с другими, если сам конфликт не будет восприниматься как приемлемый способ разрешения противоречий, достижения намеченных целей. И на­конец, очень важна в этой связи убежденность людей в достаточной силе и способности своей группы добиться желаемого.

Конечно, в возникновении конфликтов исключи­тельную роль играет социально-психологическая со­ставляющая. Распространение, а тем более доминиро­вание в обществе тех или иных социальных эмоций должно быть всегда в поле зрения исследователей. Например, агрессивность массового сознания как по­доплека конфликта. Массовую агрессию можно объяснить тем, что в определенных условиях может про­изойти «синхронизация соответствующих эмоций», вызванных состоянием общественного бытия, его не­урядицами и тревогами. По мнению ряда исследова­телей, на формирование агрессивности влияет в зна­чительной степени, например, феномен тревожного ожидания. Тревожное ожидание — это не страх, это в первую очередь неопределенность ситуации, когда неизвестно, что может случиться.

Агрессивность населения в настоящее время — во многом следствие неопределенности нынешней жиз­ни (люди не знают, чего ожидать завтра, не верят, что власть может решить их проблемы).

Анализируя причины роста агрессивности населе­ния, доктор медицинских паук А. Белкин ввел в научное обращение специальный термин «феномен дистинкции». Смысл его заключен в том, что любая иден­тификация подразумевает одновременно размежева­ние (дистинкцию). Идентифицируя себя с рабочим классом, субъект одновременно противопоставляет себя буржуазии и т. п. Называя себя представителем такой-то нации, человек уже тем самым отделяет себя от другой национальности. При этом происходит пси­хологическое наделение «чужих» различными отрица­тельными характеристиками, то же и при идентификации политических групп, то же при делении на «наших» и «не наших».

Чтобы преодолеть агрессивность, нужно повысить степень определенности ситуации. Конечно, эта «определенность» должна быть позитивной1.

Особое значение в этой связи приобретает анализ реального обеспечения коллективных и индивидуаль­ных прав человека как на общегосударственном, так и на региональном (этнонациональном) уровне. Наря­ду с выяснением объективных показателей экономи­ческого, социального, политического и культурного положения тех или иных национальных (этнических) групп важно знать и их субъективную оценку людьми. Представления об ущемленности национальных ин­тересов, несправедливом доминировании в той или иной сфере определенной национальной группы рож­дают недовольство, способное привести к вспышке отрицательных эмоций и как следствие — к конфликт­ным действиям.

Итак, социальный конфликт есть способ отноше­ний между субъектами социального взаимодействия, детерминированный несовпадением (противополож­ностью) их интересов. Последние в свою очередь обусловлены определенной системой ценностей, иде­алов и потребностей, имманентных (разделяемых) со­циальным группам.

Среди других представлений о сущности конфлик­та целесообразно привести принципиально иной взгляд на конфликт, обоснованный в свое время не­мецким социологом Ральфом Дарендорфом, сделав­шим попытку построить конфликтную модель обще­ства и доказать, что «вся общественная жизнь является конфликтом, поскольку она изменчива». Такой подход к конфликтам представляется излишне расширитель­ным, в нем присутствует некоторая абсолютизация роли конфликта и кризиса в общественной жизни. Конфликт как бы «растворяется» в общественной жизни, теряя свою качественную определенность.

Влияние на ход и возможные последствия кон­фликта предполагает учет того обстоятельства, что сам по себе конфликт не есть какой-то временный акт. Его скорее всего следует рассматривать как сво­его рода процесс, имеющий определенные стадии возникновения, созревания, реализации и трансфор­мации. Иначе говоря, любой конфликт имеет внутреннюю логику развития, понять которую можно, выяснив причины конфликта, сопутствующие ему факторы, уточнив интересы и цели участников (субъектов) конфликта. Конфликт имеет начало и ко­нец. «Стадиальный подход в конфликтологии обозна­чает прежде всего возможность комплексного подхо­да к разрешению конфликтов с выработкой отдель­ных методов для каждой стадии развития кон­фликтов».

Конечно, в определении механизмов преодоления конфликтов особенно важен точный диагноз того, на какой стадии находится конфликт, как «далеко он за­шел» и какие социальные силы вовлек в свою орбиту. Но этим не исчерпывается проблема определения по­добных механизмов.

Для преодоления (трансформации) конфликта очень важно учитывать относительную самостоя­тельность и особенности той сферы обществен­ных отношений, в которой непосредственно возник конфликт (экономическая, политическая, сфера межнациональных или межгосударственных отношений).

Таким образом, вырисовывается методология под­хода к поиску механизмов преодоления конфликтов: учет общего социального фона (состояния общества и государства), специфики сферы возникновения конфликта, стадии его протекания. Одно дело соперник в стабильно функционирующем и развивающемся об­ществе, другое — в условиях кризиса, одно дело ло­кальный конфликт в сфере экономики, другое — в политической сфере, в процессе борьбы за власть, одно дело начало конфликта (латентная стадия), когда есть еще возможность его предотвратить, другое — его апо­гей, когда противоборство задействованных в конфликте сил достигает значительной остроты и на повестке дня стоят совсем иные проблемы.

Функции конфликта

Реальное значение и место конфликта в обще­ственной жизни могут быть определены на основе выяснения тех функций, которые ему присущи. Под функцией конфликта понимаются определенные в тех или иных временных рамках последствия или направленность его воздействия на общество в целом или на отдельные сферы его жизнедея­тельности.

Любой социальный конфликт так или иначе влияет на многие общественные процессы, и на массовое сознание особенно. Он не оставляет равнодушными даже пассивных наблюдателей, ибо воспринимается чаще всего если не как угроза, то во всяком случае как предупреждение, как сигнал возможной опас­ности. Социальный конфликт вызывает сочувствие одних и порицание других даже тогда, когда не за­девает непосредственно интересы не втянутых в него групп. В обществе, где конфликты не скрываются, не затушевываются, они воспринимаются как нечто вполне естественное (если, конечно, конфликт не уг­рожает существованию самой системы, не подрывает ее основ).

Но даже и в этом случае факт конфликта выступает как своеобразное свидетельство социального неблаго­получия в тех или иных масштабах, на том или ином уровне общественной организации. Стало быть, он выступает и как определенный стимул для внесения изменений в осуществляемую политику, законодатель­ство, управленческие решения и т. д.

Поскольку субъектами социального конфликта яв­ляются, как правило, группы, составляющие социаль­ную структуру общества (социально-классовые, про­фессиональные, демографические, национальные (этнические), территориальные общности), то под его воздействием возникает необходимость внести соот­ветствующие коррективы в трудовые, социально-эко­номические, межнациональные и т. д. отношения, объективно сложившиеся на том или ином отрезке времени.

Проводимая в бывшем Союзе ССР политика дости­жения социальной однородности не учитывала в должной мере различий в статусе социальных групп, в их реальном влиянии на власть, участия в осуще­ствлении властных полномочий. Оставалась за пре­делами научного анализа и реально существовавшая дифференциация доходов (борьба с так называемыми нетрудовыми доходами не давала должного эффекта).

В годы так называемой перестройки и в послеперестроечный период, когда социальное расслоение об­щества стало прогрессировать, а социальное недо­вольство отдельных групп (шахтеры, учителя, врачи, ученые и т. д.) скрыть уже было попросту невозможно, органы власти вынуждены были открыто реагировать на них.

Разумеется, нынешняя социальная структура рос­сийского общества еще полностью не сложилась. По­явившиеся в последнее время новые социальные груп­пы еще только самоопределяются, осознают свои ин­тересы и начинают вести за них борьбу как экономическими, так и политическими средствами. Их участие в тех или иных конфликтах или готов­ность принять участие в той или иной форме вызыва­ет пристальный интерес. Происходящие в обществе перемены, задевая так или иначе интересы всех со­циальных групп, создают почву для конфликтов.

В этой ситуации остро встает вопрос о необходи­мости взаимного приспособления новых и «старых» социальных групп, их адаптации к новым условиям, разработки такой «социальной технологии», которая помогала бы этим процессам, предупреждала бы ост­рые социальные столкновения, а тем более примене­ние насилия в процессе регулирования социального поведения и социальной деятельности взаимодей­ствующих субъектов.

Наличие в обществе нужных для его самоорганиза­ции и функционирования политических и иных ин­ститутов, создание в случае необходимости новых, способных содействовать назревшим переменам и оптимизации группового взаимодействия, становят­ся особенно очевидным именно в результате кон­фликтов.

В системе политических институтов должны быть предусмотрены также механизмы выражения социального недовольства и протеста, но в определенных рам­ках и формах, не создающих угрозу общественному порядку. Важная роль в этом должна принадлежать и средствам массовой информации. От их позиции зависит очень многое. Или в обществе будет форми­роваться установка на достижение согласия (консен­суса), или будут культивироваться вражда и создавать­ся образы врагов.

Возникший конфликт может свидетельствовать не только об объективных трудностях и нерешенных проблемах, о тех или иных социальных аномалиях, но и о субъективных реакциях на происходящее. Послед­нее не менее важно. Американские исследователи Род­жер Фишер и Уильямс Юри отмечали в этой связи: «В конечном счете, однако, причиной конфликта явля­ется не объективная реальность, а происходящее в го­ловах людей»2.

Социально-психологическая составляющая кон­фликта может действительно иметь самодовлеющее значение. Неадекватное отражение массовым созна­нием происходящих в обществе перемен (например, характер и темпы экономических реформ), реакция на те или иные политические решения или спорные вопросы (например, отдавать ли Курилы Японии, ока­зать ли военную помощь Югославии в войне с НАТО) способны сами по себе вызвать конфликтную ситуа­цию и даже масштабный конфликт между активными группами населения и органами власти.

В данном случае конфликт будет выступать как сво­его рода предупреждение, требование, призыв внести изменения в предполагаемые действия, не допустить осуществления тех из них, которые противоречат общенациональным интересам. Конфликты в сфере межнациональных отношений часто свидетельствуют о состоянии национального самосознания, господ­ствующих в нем стереотипах, предубеждениях, представлениях.

Конфликт сам по себе еще не выражает в полном объеме причины, его детерминировавшие, и социаль­ные источники, его питающие и поддерживающие. Все это может стать понятным в результате научного анализа и специальных исследований. Конфликт лишь побуждает к этому. Однако в ходе конфликта более ясно выражаются интересы и ценностные ориентации его участников, что само по себе чрезвычайно важно для выяснения всех причин и обстоятельств, породив­ших конфликт.

Социальный конфликт, имеющий значительные масштабы, оказывает поляризующее воздействие на общество (социальные слои и группы), как бы раз­деляя его на тех, кто участвует в конфликте, сочувству­ет ему, порицает его. На тех, кто участвует и сочувству­ет конфликту, последний оказывает консолидирующее воздействие, сплачивает и объединяет их. Происходит более глубокое уяснение целей, во имя которых раз­ворачивается противоборство, «рекрутируются» новые участники и сторонники.

В той мере, в какой конфликт несет в себе конструк­тивное или деструктивное начало, способствует раз­решению противоречий, он может рассматриваться как прогрессивный или регрессивный.

Конфликт, даже оказывающий позитивное воздей­ствие, ставит вопрос о цене осуществляемых под его воздействием изменений. Какие бы цели ни про­возглашались и как бы важны они ни были, но для их осуществления приносятся в жертву чело­веческие жизни, возникает вопрос о нравственности такого конфликта, о его действительной прогрес­сивности.

Особенно это относится к межнациональным (межэтническим) конфликтам. Как бы значимы ни бы­ли для людей национальные ценности (а они имеют универсальное значение), цена для их утверждения оказывается довольно часто непомерной. И если даже конфликт и способствует консолидации собственной нации, ее самоутверждению и самоопределению, жертвы и разрушения, сопряженные с ним, перечерки­вают его позитивное начало. Достаточно вспомнить такие «горячие точки» на карте бывшего Союза, как Сумгаит, Карабах, Тбилиси, Фергана, Сухуми, Придне­стровье, Абхазия, Таджикистан, чтобы согласиться с таким утверждением.

Итак, социальные конфликты полифункциональны. Их связь с общественной жизнью весьма разнообраз­на и многовариантна. Анализ каждого конфликта позволяет не только дать ему конкретную характеристику, но и отнести его к определенному классу (типу).

Типология конфликтов

Несмотря на то что каждый взятый в отдельности конфликт уникален, он все равно несет в себе некото­рые черты и обладает определенными параметрами, позволяющими его типологизировать. Что может ле­жать в основе подобной типологизации?

В первую очередь можно назвать определенное сходство причин, вызывающих конфликты. Напри­мер, социальная дискриминация (социальная неспра­ведливость). Конфликты такого рода, различаясь по масштабам, интенсивности и результативности, со­путствуют всей новой и новейшей истории челове­чества.

Конфликты могут типологизироваться и по такому признаку, как характер противоречий, лежащих в их основе. Последние в свою очередь могут быть подраз­делены на антагонистические и неантагонистические, на внутренние и внешние (в зависимости от их от­ношения к социальной системе). Противоречия могут различаться также по сферам их проявления (эконо­мическая сфера, политическая, духовная, межна­циональных отношений, внешнеполитическая и т. д.).

Конфликты могут классифицироваться по времени действия (затяжные, скоротечные), по интенсивности, по масштабам действия (региональные, локальные), по формам проявления (мирные и немирные, явные и скрытые) и, наконец, по своим последствиям (пози­тивные — негативные, конструктивные — деструктив­ные и т. п.).

Вопросам типологии конфликтов посвящена зна­чительная литература. Западные конфликтологи уде­ляют этой проблеме значительное внимание. Так, Р. Дарендорф обратил внимание при классификации конфликтов на такие моменты, как условия их проис­хождения и развития. Конфликты, обусловленные факторами внутреннего характера, получили в его классификации название эндогенных, внешние по от­ношению к данной системе получили название экзо­генных.

Представляет интерес типология конфликтов, пред­ложенная Стюартом Чейзом, обратившим основное внимание при классификации конфликтов на со­циальную среду, в которой они проявляются:

— внутри семьи (между супругами, между супругами и детьми);

— между семьями;

— между родами и им подобными общностями;

— между территориальными общностями (села, го­рода и т. д.);

— между регионами;

— между руководителями и работниками;

— между различными категориями работников внутри коллектива;

— между политическими партиями;

— между представителями разных конфессий (ре­лигиозные конфликты);

— между представителями разных идеологий:

— конкурентная борьба в рамках одной отрасли;

— конкурентная борьба между разными отра­слями;

— расовые, конфликты;

— соперничество между отдельными народами, ко­торое может проявляться в разных областях, в част­ности в борьбе за сферы влияния, рынки и т. п.;

— конфликты между различными культурами;

— «холодная война», т. е. война без применения оружия;

— борьба между «Востоком» и «Западом» или «Севером» (развитые капиталистические страны) и «Югом» (развивающиеся страны или страны «третье­го мира»).

Одной из разновидностей конфликтов С. Чейз счи­тает конфликты на почве антисемитизма как прояв­ление антагонизмов религиозного, культурного и ра­сового характера.

Американские социологи К. Боулдинг и А. Рапопорт предложили свою типологию социальных конфлик­тов, выделив в ней следующие категории:

— действительные конфликты, т. е. реально проис­ходящие в конкретной социальной среде;

— случайные конфликты, появление которых зави­сит от ряда преходящих (второстепенных по сути) факторов и противоречий;

— заместительные конфликты, представляющие собой фиксируемое проявление скрытых конфликтов, т. е. не проявляющихся на поверхности общественной жизни;

— конфликты, возникающие в результате плохого знания существующего положения или неудачного применения принципа «разделяй и властвуй»;

— скрытые (латентные) конфликты или конфлик­ты, развивающиеся исподволь, незаметные сразу. Их участники в силу разных обстоятельств не могут или не хотят заявить о своей открытой борьбе друг с другом;

— фальшивые конфликты, т. е. не имеющие по сути объективных оснований. Они возникают в результате неадекватного отражения в групповом или массовом сознании существующих реальностей. (Это, конечно, не означает, что они не могут трансформироваться в действительные конфликты.)

В особую разновидность конфликтов многие ис­следователи выделяют те, которые связаны с процес­сами модернизации. При всем многообразии тракто­вок западными социологами понятия «модернизация» можно выделить как наиболее приемлемое понимание последней как этапа перехода от традиционного об­щества к современному (индустриальному). Осуще­ствление последней нередко ставило под угрозу тра­диционные ценности, а иногда и суверенитет ряда молодых государств. Возникающие в этой связи кон­фликты носили по сути цивилизационный характер3. Их участники отстаивали разные культурные цен­ности и ориентировались на разные социальные об­разцы (модели) и нормы. В этих условиях, как отмечал, например, американский исследователь Дж. Ротшильд, произошла политизация этнокультурных ценностей, проявившаяся в виде столкновения кон­фликтов, требующих политического согласования и урегулирования, без чего они переходят в насилие4.

В начале 80-х годов в западной социологической и политологической литературе большое внимание было уделено анализу конфликтного потенциала в странах Восточной Европы. Исследователи отмеча­ли, в частности, быстрый рост национального самосо­знания, стремления к национальному суверенитету, примат национального над классовым5. К такому вы­воду пришел, например, американский исследователь Ю. Рецлер.

К этому же времени относятся и труды некоторых западных исследователей, в частности Каррер д'Анкос, сумевшей многое предсказать в книге «Взорванная им­перия».

Конфликты между центральным правительством и периферийными национальными (этническими) группами были выделены в специальную категорию конфликтов авторами концепции «внутреннего коло­ниализма». В ней, в частности, обосновывался вывод, что преобладающая в экономике группа стремится всеми силами сохранить свои преимущества, свой доминирующий статус, вызывая тем самым недовольство менее преуспевающих групп. Хотя один из основа­телей этой концепции, профессор Вашингтонского университета М. Гектер, строил свои выводы в основ­ном на материалах национальных движений в Велико­британии, эта концепция многое объяснила и в других странах, в том числе и в СССР. Например, эмпириче­ски подтвержденное в последнее время стремление титульных наций к получению приоритетных прав, желание сохранить доминирующие позиции в различ­ных сферах фактически сформировались в союзных республиках значительно раньше.

Отдельную категорию конфликтов составляют те, которые условно можно назвать «индуцированные» (от слова «индукция»), т. е. конфликты, возникающие под влиянием примера извне на основе полученной через средства массовой коммуникации информации. Под влиянием, например, этнических конфликтов в Индии, ЮАР активизируются национальные и рели­гиозные общности в других странах. Конфликт на территории бывшей Югославии также оказал опреде­ленное влияние на повышение активности мусульман и христиан в ряде стран мира, вовлекая их в протестное движение на стороне своей национальной или конфессиональной группы. Не меньший резонанс вы­звали события в югославском крае Косово весной и ле­том 1999 г.

Значительное место в конфликтологии занимают исследования международных (межгосударственных) конфликтов. Особенно обширная литература по этой тематике (историческая в том числе) появилась в годы «холодной войны». Именно в это время образовались «силовые центры» современного мира, преследовав­шие свои геополитические цели и находившиеся дли­тельное время в состоянии перманентного конфликта.

Следует отметить, что если проблемам внутриси­стемных социальных конфликтов советские ученые не уделяли должного внимания, исходя из представле­ний, что социалистической стране они не присущи, то все, что так или иначе относилось к межсистемным конфликтам, привлекало к себе постоянное внимание.

Заметно активизировалась исследовательская рабо­та в этом направлении уже в 70-е годы. В качестве примера можно сослаться на труды Э. А. Позднякова, рассматривавшего международный конфликт как столкновение различных политических, экономиче­ских, военно-стратегических и иных интересов госу­дарств6.

Изучению международного конфликта как само­стоятельного объекта научного анализа были посвя­щены монография Н. И. Дорониной, труды Л. А. Нечипоренко, С. А. Тюшкевича, Д. М. Проэктора и других исследователей7.

На Западе были разработаны примерно в это же время концепция «стратегии управления конфликтом» и концепция «стратегии деэскалации конфликта», по­лучившие довольно широкое хождение.

В последовавшие после окончания «холодной вой­ны» годы внимание к проблематике международных конфликтов не ослабевало. Для этого имелись (и име­ются) серьезные основания. Ликвидация СССР создала новую, весьма сложную геополитическую обстановку, которой не преминули воспользоваться в своих ин­тересах многие страны как на Западе, так и на Востоке. В частности, активизировались их попытки включить в сферу своего влияния бывшие республики СССР, отношения между которыми оказались тоже непро­стыми (особенно некоторых из них с Россией). Не прекращаются локальные конфликты на Ближнем Востоке и т. д.

Характерной особенностью исследований в 90-е годы является то, что они все больше приобретают комплексный, междисциплинарный характер. Значи­тельное место отводится и попыткам прогнозировать и предупреждать международные конфликты.

Приведенные суждения и выводы не исчерпывают всего многообразия оснований и критериев типологизации конфликтов, но дают достаточно полное представление о возможных в этом плане подходах.

Конфликт в сфере политических отношений

В толковых словарях конфликты определяются как состояние политических отношений, в котором их участники ведут борьбу за ценности и определенный статус, власть и ресурсы, борьбу, в которой целями противников являются нейтрализация, нанесение ущерба или уничтожение соперника. Суть конфлик­та — в несоответствии между тем, что есть, и тем, что должно быть по представлению вовлеченных в кон­фликт групп и индивидов, субъективно воспринимаю­щих свое место в обществе и свое отношение к другим людям, группам и институтам.

В прикладной политологии различаются три ос­новных типа политических конфликтов — конфликты интересов, конфликты ценностей и конфликт иден­тификации. Говорят, что конфликты интересов преоб­ладают в экономически развитых странах, устойчивых государствах, где политической нормой является торг вокруг дележа экономического пирога (борьба вокруг размеров налогов, объема социального обеспечения и т. п.). Говорят далее, что этот тип конфликтов наи­более легко поддается урегулированию, так как здесь всегда можно найти компромиссное решение («как это, так и то»).

Конечно же, разрешение конфликта и достижение консенсуса неразрывно связано с учетом противоре­чивых интересов. Имитируя с помощью методов при­кладной политологии развитие конфликта, ход переговоров, эволюцию определенной системы и т. п., ис­следователь получает возможность либо предвидеть развитие реального процесса, либо найти ключ к объяснению имевших место событий.

В США и других развитых странах функционируют десятки центров по изучению конфликтов — полити­ческих, социальных, экономических, межэтнических, духовно-нравственных, межгосударственных (международных) и других. Издаются специальные журналы, посвященные проблемам урегулирования конфлик­тов, управления ими как важнейшим условиям под­держания социально-политической стабильности внутри страны и на международной арене. Опыт по­казывает, что урегулирование конфликтов и связан­ных с ними проблем может происходить на государственном уровне, дипломатическим путем (в том чис­ле с использованием народной дипломатии), с по­мощью третьих стран, международных организаций, включая ООН.

Для любого современного общества, по мнению американских конфликтологов, характерно более «двух конфликтных интернов». В полиэтнических го­сударствах современные конфликты берут начало в разнице языка, религии, региональных особенно­стях, перекрещиваются с конфликтами по поводу «раз­ницы в статусе, функциях или вознаграждении»8.

В качестве одной из важнейших причин полити­ческих конфликтов американский политолог Р. Даль видит неравенство, подразумевая под этим неравное участие различных групп в принятии решений, по­скольку «некоторые люди имеют основания для уве­ренности в том, что их интересы неравно выражены, организованы и представлены». Он заключает, что политическое неравенство вызвано к жизни действием трех определяющих факторов:

Во-первых, «значительной разницей в полити­ческих возможностях различных групп». Естественно, что организации, объединяющие крупных предпри­нимателей, имеют гораздо больше возможностей для ведения политической борьбы, чем объединения до­мохозяек или ветеранов.

Во-вторых, тем, что «равное представительство яв­ляет собой техническую проблему, которая никогда не была удовлетворительно решена».

Практически невозможно достичь представитель­ства, причем равного, всех слоев и групп общества в органах власти, поскольку процесс усложнения со­циальной структуры имеет постоянный характер и опережает законодательные решения, регламенти­рующие электоральный процесс.

В-третьих, неизбежным недостатком полиархических режимов является то, что, «чем более полиархия представляет все разнообразие предпочтений, тем бо­лее трудоемкой становится задача их рассмотрения с целью примирения для принятия решений».

Заслуживает в этой связи внимания вывод по­литологов — авторов книги «Политология на россий­ском фоне». Полемизируя с Т. Шеллингом, амери­канский политолог А. Рапопорт убедительно доказал, что нельзя все конфликты подгонять под единую универсальную схему: есть конфликты типа «схваток», когда противников разделяют непримиримые проти­воречия и рассчитывать можно только на победу; есть конфликты типа «игр», где обе стороны дей­ствуют в рамках одних и тех же правил. Такие кон­фликты никогда не завершаются разрушением всей структуры отношений. Конфликт остается со всеми присущими ему сторонами: противоположностью и несовместимостью интересов, стремлением к достижению односторонних выгод, невозможностью длительного компромисса. Этот вывод о конфликтах и способах их урегулирования имел принципиальное значение для американской науки. Снимался ореол безысходности и обреченности с каждого из кон­фликтов, будь то в международных отношениях или внутри общества. Наличие общих интересов проти­воборствующих сторон в спорах и конфликтах дела­ло необходимым более здравый и взвешенный под­ход к ним.

Проводимые в России реформы ввергли ее в особое патологическое состояние, называемое расколом. Он характеризуется распадом социальной всеобщности и государственности, разрывом между культурой и социальными отношениями. Раскол стал следствием за­стойных противоречий между народом и властью, между производительными силами и производствен­ными отношениями9.

И далее, по мере продвижения от тоталитаризма к гражданскому обществу проясняются два варианта: частнопредпринимательская буржуазная демократия и народно-революционная демократия. Если первый вариант закрывает перспективу социалистического выбора, то второй ориентирован на власть трудового народа без эксплуатации трудящихся. Между этими вариантами допустимы как альтернатива, так и ком­бинация разных подходов.

Многие из переживаемых новой Россией конфлик­тов стали на каком-то этапе исторически неизбежны­ми — либо как «запрограммированные» ее геополити­ческим положением, либо как результат политики ее руководства на протяжении длительного периода вре­мени. И пока все эти конфликты не будут разрешены, пока не будет снято порожденное ими и порождающее их напряжение, ситуация будет оставаться неста­бильной и взрывоопасной. Наша страна воплощает сегодня не только конфликты вчерашнего, но и поза­вчерашнего дня.

Своевременное изучение и прогнозирование кон­фликтных ситуаций позволило бы регулярно состав­лять прогнозные карты возможных конфликтов, диф­ференцированных по остроте, форме выражения, сферам проявления в общественной жизни и т. д., и дифференцированных мер управления ими от пере­говоров до применения силовых санкций или государственных нормативных актов. При этом тщательно различались бы сущность, социальная обусловлен­ность и типология конфликтов.

Особое внимание в такого рода исследованиях целесообразно уделять конфликтам внутри полити­ческой системы, механизмам осуществления полити­ческой власти, факторам кризиса власти, способам его преодоления, оппозиции властным структурам как конфликтогенным явлениям, типам политических ре­жимов и их влиянию на массовое сознание, методам и способам определения с помощью социологиче­ских исследований легитимности и эффективности различных политических режимов, а также офи­циальной политической оппозиции как самостоя­тельного политического института и необходимого политического противовеса силам, находящимся у власти.

Большую важность в этой связи представляют со­бой исследования, посвященные анализу социальных условий и механизмов преодоления роли насилия в конфликтных ситуациях и легальных и нелегальных форм политических акций различных социальных групп и международных организаций. Сюда же следует отнести исследования рациональных и иррациональ­ных реакций на комплекс общественных феноменов, политическую символику и кризисные мифы, на средства политической деятельности в аспекте социо­логии конфликтов и кризиса культурологии, на инст­рументарий социологических исследований духовно-нравственных отношений.

Заслуживают пристального внимания и проблемы средств массовой информации, роль прессы как воз­будителя отдельных конфликтов и как барометра возможностей достижения согласия, роль контент-анализа основных принципиальных документов о конфликтах и его воздействии на нормализацию отношений конфликтующих сторон.

Кроме того, следует иметь в виду, как отмечают многие исследователи, что развитие политической жизни в нашем обществе, включающее в себя много­партийность, обусловливает нормальность конфлик­тов (равно как и союзов) во взаимоотношениях между политическими партиями. Межпартийная полити­ческая борьба имеет в качестве своего основного объекта государственную власть на том или ином уровне. Межпартийные конфликты в их нормальном виде предполагают идеологическую борьбу за свои программы и платформы и стремление доказать по­рочность и несостоятельность программ и платформ своих противников. Однако опыт анализа межпартий­ных отношений показывает, что в своей практической деятельности политические партии не ограничивают­ся идеологическими взаимоотношениями, а для дости­жения своих целей применяют весь доступный им арсенал, допустимый (а нередко и недопустимый) политической этикой. Повышение политической культу­ры общества создает предпосылки для повышения уровня культуры и во взаимоотношениях между пар­тиями. Важен и рост политической культуры парла­ментских групп, поскольку в развитом политическом обществе парламентские группы адекватны тем или иным политическим партиям, и отход парламентари­ев от принципов партийной политики быстро завер­шается изгнанием их из рядов той партии, политику которой они предали своими выступлениями или действиями.

Нельзя забывать и о межличностных политических конфликтах. Такого рода конфликты имеют место между как представителями различных политических партий, и тогда они могут быть рассмотрены как част­ный случай межпартийных отношений, так и предста­вителями какой-либо одной партии. Межличностные политические конфликты многообразны. Они могут иметь место по поводу стремления того или иного политического деятеля занять важный пост в полити­ческой системе, по поводу позиции, которую тот или иной деятель занимает по важным политическим вопросам и т. д. Окружающая нас действительность дает нам много примеров политических конфликтов меж­личностного характера, причем далеко не все они имеют принципиальные позиции, а нередко основы­ваются на политическом бескультурье, на личностных амбициях в борьбе за политическую власть. В то же время специалисты отмечают, что личная полити­ческая культура предполагает достаточно высокий уровень информированности по вопросам, являю­щимся предметом конфликта, в частности, хорошее знание истории вопроса, психологическую терпи­мость к иной точке зрения (толерантность), готов­ность пойти на компромисс.

В работе «Политический конфликт» венгерский юрист Кальман Кучар10 напоминает, как немецкий ученый Клаус Бейме типизирует модели конфликта:

— либеральная модель, которая противопоставляла групповые интересы, возможность и реальность кон­фликта между ними государственной метафизике и функции единой власти;

— авторитарно-консервативная модель, суть кото­рой заключается в критике либеральной парламен­тской демократии и противопоставлении руководя­щей элиты и масс;

— социалистическая модель, которая от противо­поставления государства и общества доходит до клас­совых конфликтов11.

«Либеральная модель», содержанием которой явля­ется партийный плюрализм, основанный на группо­вых интересах, в современной западной политологии рассматривается как основа демократии.

По определению Липсета, групповые конфликты есть жизнь и кровь демократии, которая, однако, по­стоянно несет в себе угрожающую опасность дезинте­грации общества. Другая опасность (которую сознавал уже Токвиль) заключается в том, что социальные кон­фликты «исчезают», если доминирующей становится такая централизованная государственная власть, про­тивостоять которой не может ни одна из групп. Эта двусторонняя опасность, а точнее ее интерпретация, свидетельствует о том, что конфликт в «либеральной модели» проявляется как конфликт, решаемый поли­тически, по типу «сделки». Ибо очевидно, что социаль­ные конфликты формируются и в условиях самой централизованной государственной власти, хотя их решение — результат не столько сделки, сколько одно­сторонних директив.

Авторитарно-консервативная модель, которая ха­рактеризовалась конфликтом между правящей элитой и массами и влияние которой существенно усилилось в результате разочарования в либерализме, рассматривает социальные конфликты сегодня, «замаскиро­вавшись» под либеральный плюрализм. Бейме ясно видел, что правление элиты, ее руководящее предназ­начение стало общепринятым, в первую очередь в обществах, характеризовавшихся запоздалым развити­ем, а именно в тех странах Запада, демократические традиции которых были наиболее слабыми. Филосо­фию господства элиты в нацистской Германии и фашистских странах мы также можем считать следстви­ем «империалистической модернизации», однако не­сомненно, что модернизация, происходящая в XX в., повсюду вынесла на поверхность те или иные «элит­ные» группировки. Почти органическим следствием модернизации обществ, запоздавших в развитии или выбравших другой путь развития, является форми­рование элитной группы, определяющей цели и ор­ганизующей их достижение. В господствующем поло­жении этой группы черты авторитарно-консерватив­ной модели распознаются постольку, поскольку в стремлении группы к формированию общества проявляется высокомерие «просвещенных» и приви­легированное положение тех, кто владеет централи­зованной властью, в сочетании с методами абсо­лютного господства. Конфликты, однако, возникают также между различными элитными группами (бюрократическая, политическая или военная элита и т. д.).

В политической социологии появляется все больше работ, авторы которых стремятся проанализировать проблему конфликтов отличным от упомянутых моде­лей способом.

Что же касается третьего варианта типизации по Бейме, основанного на так называемой модели клас­сового конфликта, смысл его заключается в том, что политическое значение в обществе имеют, в первую очередь, конфликты между противостоящими класса­ми и тем самым вся история — это история классовой борьбы. По мнению Бейме, такое толкование ч есть специфически суженное толкование, которое имело место как в марксистской, так и в буржуазной теории. С одной стороны, существование конфликтов свя­зывалось только с классами, с другой стороны, одновременно с введением бесклассового общества это означало бесконфликтность. Такой упрощенный под­ход к Марксовой теории в конечном итоге привел к тому, что вначале в подходе Сталина доминировала доктрина постоянного обострения классовой борь­бы, а затем, позднее отрицание возможности кон­фликтов.

Бейме исходит из того, что конфликт — это нор­мальное состояние общества. Его формы, уровни, со­держание могут изменяться, но нельзя утверждать, что с развитием общества та или иная форма окончатель­но исчезает.

Одним из типов политических конфликтов явля­ются ценностные конфликты, которые характерны более для развивающихся государств с неустойчивым государственным строем. Ценностные конфликты требуют больших усилий для их урегулирования, по­скольку трудно поддаются компромиссам (действует правило «или — или»). Ценностные конфликты — это борьба вокруг неосознанно принятых понятий о том, что является правильным или важным. Приоритетные ценности, которые являются основой политических конфликтов, — это «свобода», «равенство», «справедли­вость», «автономия», «терпимость» и т. д.

Вряд ли можно назвать Россию сегодня в целом развивающейся страной. Но что касается определения ее как развивающегося государства с неустойчивым государственным строем, то ряд элементов такового здесь, несомненно, присутствует. Поэтому многие кон­фликты вполне могут рассматриваться в России как ценностные и по форме, и по содержанию12.

Как отмечал известный американский социолог С. Липсет в книге «Консенсус и конфликт», вышедшей в 1985 г. в США, теоретики конфликтной школы от­вергают мысль о существовании каких бы то ни было общенациональных ценностных систем. Они высту­пают также против тезиса функционалистов о том, что системы неравенства и социальной стратифика­ции основываются большей частью на согласии между различными компонентами общества по поводу «от­носительной значимости позиций, статусов или ро­лей». Признание общих ценностных систем, пишет Липсет, еще не означает снижения уровня внутренних конфликтов. Даже ценности, принятые во всем обще­стве, могут на практике порождать острую борьбу, «революционное и отклоняющееся поведение». На­пример, общая приверженность американцев цен­ностным ориентациям на успех и продвижение вперед по социальной лестнице соседствует с высоким уровнем преступности и недовольства. Функциональный анализ конфликтов, внутренне присущих стратифика­ционным системам, предполагает фундаментальное противоречие, возникающее в результате ограничен­ности имеющихся в обществе средств для достижения общепризнанных целей. М. Вебер и К. Мангейм, каж­дый по-своему, пришли к выводу о существовании базового социального конфликта между ориентациями на две формы рациональности: «ценностную рациональность», касающуюся сознательной оценки це­лей или основных ценностей, и «целевую рациональ­ность», относящуюся к средствам достижения поставленных целей.

Тесная взаимосвязь между двумя формами рацио­нальности внутренне присуща всей структуре со­циального действия. Общество может достичь рацио­нального соотношения между целями и средствами «лишь в контексте комплекса абсолютных ценностей, которыми фиксируется и направляется поиск средств».

По Веберу, современный капитализм опирается на «ценности эффективности и производительности», которые, однако, противоречат некоторым важным ценностям Запада, таким, как ориентация на индивидуальное творчество и независимую деятельность. В этом смысле можно сказать, что западное общество основывается на внутренне присущей ему антиномии между «целевой» и «ценностной» рациональностью, которую, согласно Веберу, нельзя разрушить. Т. Парсонс, опираясь на веберовский анализ, пришел к выво­ду о неизбежности конфликта между теми, кто привер­жен «плюрализму легитимных путей достижения ценностей» и считал, что действия детерминируются интересами, и теми, кто ориентирует свою деятельность на какую-либо специфическую область (напри­мер, спасение души), которая носит абсолютный характер в том смысле, что все другие потенциаль­ные ценности рассматриваются лишь как средства ее достижения. Связанная с первой ориентацией «целе­вая рациональность» предполагает упор на «этику ответственности», на признание того, что «использу­емые средства определяют достигаемые цели». И, наоборот, связанная со второй ориентацией «цен­ностная рациональность» предполагает привержен­ность «этике абсолютных» целей. Обе эти ориента­ции в их чистой форме внутренне присущи структу­рам различных групп, мировоззрения которых коренным образом различаются и противостоят друг другу.

Далее С. Липсет подчеркивает, что основные проти­воречия между восхвалением свободного, эгалитарно­го общества как идеала и ограничениями, связанными с бюрократической иерархической организацией в области средств их достижения, внутренне присущи экономическому росту современного индустриально­го общества. Этот конфликт порождает острое чувство фрустрации, особенно у образованной молодежи, ко­торой приходится сталкиваться с харизматической «ценностной рациональностью» социального порядка. И не случайно именно университет стал символом социального конфликта.

По словам Липсета, конфликт между «ценностной» и «целевой» рациональностью лежит в основе анализа Д. Беллом главных противоречий постиндустриально­го общества. По мнению Белла, «конфликтные установки» часто проявляются среди творческой интел­лигенции и работников культуры, отражая их желание сократить или устранить ограничения, мешающие ре­ализации их творческих устремлений. Как таковые, они находятся в резкой оппозиции к потребностям повседневного мира, экономике, технологии, систе­мам занятости, которые «коренятся в целевой рацио­нальности и эффективности» основанных на «прин­ципах расчета, рационализации труда и времени и идее прямолинейного развития прогресса».

Контркультура интеллектуалов, их оппозиция по отношению к основным ценностям и институтам, об­служивающим собственников и руководителей промышленности и политики в капиталистическом и посткапиталистическом обществе, коренятся в са­мом характере их труда с его ориентацией на твор­чество, оригинальность и открытия.

Как считает Липсет, падение уровня «ценностной рациональности» в экономике и политике явилось ис­точником напряжения и нестабильности; влияние тех, кто связан с институтами, касающимися интеллекту­альной сферы, резко возрастало по мере того, как система оказывалась во все большей степени зависи­мой от знаний и уровня подготовки работников умст­венного труда, способных обращаться со сложной технологией и выдвигать новые идеи в области науч­ных исследований и разработок. И хотя, как отмечает Белл, контркультурные стили жизни, вырабатываемые интеллигенцией и студентами, и поглощаются рыноч­ной экономикой западного общества, шик культурно­го «модернизма... сохраняет свой подрывной запал, несмотря на то, что значительная доля его абсорбиру­ется обществом»13.

О масштабах, в которых противоречия в области культуры служат источником социальных изменений в обществе, можно судить по факту изменения преж­них позиций различных классов с точки зрения их приверженности к протесту. Согласно традиционной теории классов, характерной прежде всего для марк­сизма, оппозиция существующему положению вещей должна прежде всего исходить из среды непривилегированных слоев населения, поскольку именно они находятся в положении эксплуатируемых. До тех пор, пока в центре внимания стоял вопрос о существую­щей системе распределения привилегий и благ, эгалитарные движения, выступающие за перераспреде­ление этих благ и привилегий, пользовались под­держкой бедных и дискриминируемых слоев населения.

Теперь же наиболее критически и оппозиционно настроенные к статус-кво элементы составляют преус­певающие представители интеллигенции, работники умственного труда. В академических кругах привер­женцами критического мышления являются прежде всею лица, наиболее активно вовлеченные в иссле­дования, часто публикующиеся и работающие в самых престижных университетах. Что касается, например, преподавателей и других «передатчиков культуры», то хотя они и получают меньше, работают в менее престижных университетах и в худших условиях тру­да, они более консервативно настроены. Научные работники, занятые фундаментальными исследовани­ями, и деятели искусства в значительно большей степени, чем лица, занятые прикладными исследо­ваниями, склонны благожелательно воспринимать «конфликтную культуру».

Анализ результатов опроса 110 наиболее крупных американских интеллектуалов показывает, что в идейно-политическом плане они занимают пози­ции левее основной массы академической элиты, которая в свою очередь в академической среде наи­более критически оценивает существующее положе­ние вещей. Подобное же исследование было проведено среди работников средств массовой комму­никации. Обнаружилось, что чем престижнее положение той или иной газеты или теле- и ра­диостанции, тем более либеральных убеждений при­держиваются ее редакторы, критики, репортеры, жур­налисты.

Опрос более 500 наиболее крупных представите­лей американского бизнеса, профсоюзов, политики, добровольных ассоциаций и средств массовой ком­муникации, проведенный в 1971—1972 гг., показал, что издатели, редакторы, журналисты, репортеры бы­ли более либерально, чем все остальные группы, ориентированы по внешнеполитическим и социальным проблемам. Значительное большинство работни­ков средств массовой коммуникации поддерживало выступления студентов и испытывало недоверие к важнейшим общественно-политическим институтам в целом. По другим данным, группы специалистов с доходом 15 и более тыс. долл. в год более склонны поддерживать изменения, чем те, которые имеют годо­вой доход ниже 15 тыс. долл.

Аналогичное положение наблюдается и в других капиталистических странах. Как показали, например, исследования Э. Шойха, «синеворотничковые» работ­ники, ориентированные на материальные ценности, с конца 60-х годов стали более позитивно оценивать существующую систему. Более образованные катего­рии населения, принадлежащие к высшей прослойке «беловоротничковых» работников, проявляли тенден­цию недоверия к существующим институтам и в своих политических симпатиях оказывались более левыми. Усиление веса левых в социал-демократической пар­тии в тот период объяснялось вступлением в нее высо­кообразованных представителей в основном состоя­тельных слоев населения.

Все отмеченные ценностные конфликты, согласно Липсету, коренятся, во-первых, в неуклонном рас­ширении бюрократии с ее упором на иерархию и ограничения и, во-вторых, в росте стремлений к расширению участия в политической жизни, к сво­боде выбора, равенству, материальной обеспеченности и т. д.

При этом Липсет считает примечательным то, что изложенные им выше позиции во многих отношениях разделяются и представителями марксизма. Так, сум­мируя взгляды большого числа неомарксистских исследователей, леворадикальный социолог Р. Флэкс пришел к выводу, что оппозиция в отношении пост­индустриального общества в значительной степени исходит от тех, чье социальное положение уже носит постиндустриальный характер, т. е. от тех групп насе­ления, которые заняты производством и распростра­нением знания культурных ценностей и услуг и чьи материальные потребности удовлетворены сущест­вующей системой. Другими словами, Флэкс подчерки­вает неизбежность преобладания «ценностной рацио­нальности» над «функциональной» или победы «конфликтных ценностей». Причем он, как и другие неомарксисты, находит эти тенденции среди тех же самых свободных привилегированных элементов постиндустриального общества, что и либеральные исследователи.

Однако отличие неомарксистов от других ученых состоит в том, что они считают ключевым элементом революции, приведшей к постиндустриальному обще­ству, «новый рабочий класс», который, по их мнению, поддерживает изменения, так как является объектом экономических и бюрократических притеснений. В действительности, утверждает Липсет, как это при­знает и сам Флэкс, основная масса приверженцев «конфликтной культуры» рекрутируется все же из сре­ды наиболее удачливых и привилегированных элементов «нового класса». Другими словами, в оценке со­циальных изменений в постиндустриальном обществе различия между буржуазными и неомарксистскими исследователями минимальны.

Согласно Липсету, подходы к социальному нераве­нству различны в зависимости от того, делается ли ударение на изменениях или стабильности в социаль­ной системе. Он считает, что различия в теоретиче­ской ориентации в значительной степени отражают политические различия. Реформисты и радикалы рас­сматривают реакции против социального неравенства и социально-классовых различий в качестве источни­ков социального изменения, теоретически с более консервативными политическими взглядами оправды­вают все аспекты существующего порядка, подчерки­вая значение функций, которые осуществляются иерархической системой во всех обществах. Озабоченность социальными переменами, как правило, связывается с проблемой социальных классов, т. е. групп, входящих в состав более крупных стратифи­цированных образований, которые, как предполагает­ся, действуют политически в качестве факторов изме­нений14.

Югославский ученый, автор монографии «Юго­славский политический класс и федерализм» З. Леротич, рассматривая проблемы возникновения и основ­ные характеристики политического класса, подразу­мевает под ним господствующий в стране слой, обладающий политической монополией. Анализируя результативность деятельности политического класса, Леротич приходит к выводу, что вследствие своей не­эффективности политический класс не может ни во­плотить в жизнь ценностей социализма, ни находить­ся в русле цивилизованного развития современных обществ. Политический класс был одинаково немо­щен и в построении самоуправления, и в установле­нии господства права и закона, и в установлении кон­сенсуса как высшей формы демократии в отношениях республик и краев15.

Если говорить о России, то возрождение и обновле­ние общественной и государственной жизни ее наро­дов является неотъемлемой частью общего процесса формирования гражданского общества и становления правового государства. Оно происходит в условиях непрерывной цепи конфликтов, нередко перерастаю­щих в кризисы. Самое короткое и точное определение нашей нынешней ситуации — это многогранный кон­фликт. А консенсус — то, без чего наше общество про­сто не выживет — к нему еще предстоит прийти.

Цитируемая литература

1 См.: Человек и агрессия // Общественные науки и современ­ность. 1992. № 2. С. 96—97.

2 Фишер Р. и Юри У. Путь к согласию. М., 1990. С. 38.

3 Несомненный научный интерес представляет в этой связи ана­лиз подобных конфликтов, данный в книге «Межэтнические конфлик­ты в странах зарубежного Востока». М., 1991.

4 Rothschild I. Ethnopolitics: A conceptual framework. N. Y., 1981. P. 247.

5 См.: Котанджян Г. С. Этнополитология консенсуса-конфликта. М, 1992.

6 См.: Поздняков Э.А. Системный подход и международные отношения. М., 1976. С. 89.

7 См.: Доронина К И. Международный конфликт. О буржуазных теориях конфликта: критический анализ методологии исследований. М. 1981; Тюшкевич С. А. Война и современность. М., 1986; Проэктор Д. М. Мировые войны и судьбы человечества. М., 1986.

8 Dabl Robert A. Regimes opposition. 1973. P. 22.

9 См.: Политология на российском фоне. М., 1993. С..204.

10 Kulcsar К. Politikai es Fogsrociologis. Kossuth Konyvkisdo. 1987. С. 397¾409.

11 Beyme К. von. Die politischen Theorien der Gegenwart. Miinchen, 1980. C. 213 —216

12 См.: Иванов В. П., Смолянский В. Г. Конфликты и конфликтология. М., 1994. С. 33.

13 Bell D. The coming of postindustrial society. N. Y., 1979. P. 477—478.

14 См.: Иванов В. Н., Смолянский В. Г. Указ. соч. С. 35 — 37.

15 См. там же. С. 37.

Глава десятая

ЭЛЕКТОРАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Одним из важнейших направлений исследований, привлекающих постоянное внимание политологов и социологов, является электоральное поведение раз­ных групп населения.

Отечественная политическая социология за корот­кие сроки (с момента появления реальной многопар­тийности и действительно свободных выборов) нако­пила значительный опыт. Что, конечно, не умаляет значения для нынешней исследовательской практики опыта ученых зарубежных стран.