Анна и Нэнси. Тайна королей Эрнгарда

 

Анна должна была удостовериться в своем подозрении. Один из грабителей напомнил ей пропавшего сына Эйнара и даже, а это уж совсем невыносимо, ее пропавшего супруга короля Хродольва. Но что мог делать Эйнар ночью, возле ее спальни? Страх как тошнота поднялся в ней, сдавив горло. От этого волчонка никогда нельзя было ожидать ничего хорошего, даже когда он был совсем маленьким.

Анна толкнула дверь и вошла в карцер. Свет, падающий из коридора, был слабым, но и его было достаточно. Анна, сама оставаясь в тени, рассматривала лицо своего сына – огрубевшее, твердое, с резкими чертами, наполовину скрытое длинными взлохмаченными волосами. Узнал ли он вошедшую? Эйнар не подавал виду, даже если узнал. Но как ей было не помнить о его видящих насквозь глазах? И королева снова вздрогнула от застарелого страха перед ним. Закрывая за собой дверь, она думала о том, что до утра должна принять решение. Но какое?

Признать в нем принца просто невозможно. Это был бы позор, равного которому она не могла себе представить. Даже его отец, Хродольв, вел себя куда более по-королевски. Захочет ли Эйнар сам признаться в том, кто он такой, и покрыть королеву-мать несмываемым позором?

И Анна отправилась к начальнику караула.

- Офицер, кто эти люди, схваченные сегодня возле моей спальни?

- Ваше величество, они назвались следующим образом: Трюггви Хольдерсон и Ульв Гримсон. Больше нам ничего о них не известно.

- Благодарю вас, офицер.

И Анна, уже несколько успокоенная, удалилась. Ее сын назвался волком – что ж, это его право и чистая правда. А теперь она будет думать – сначала о судьбе и славе своего государства, потом о сыне, потом – о себе. Впрочем, последнее совершенно не важно уже давно.

 

Нэнси дрожала от волнения. Ей предстояло узнать что-то крайне важное. От чего зависела судьба, а, возможно, и сама жизнь ее воспитанника и любимца.

Дорис тоже в волнении сжала руки.

- Нэнси, дорогая, только очень большая необходимость заставляет меня рассказывать об этом. Если бы не опасность для жизни Эйнара, то все эти тайны умерли бы в один день со мной, - она помолчала несколько мгновений, собираясь с духом.

- Ты – моя дочь, это всегда было и всегда будет. Но это не вся правда. Я приняла тебя в свое сердце и в свою судьбу в день твоего рождения. Покойная королева и я – мы обе родили в один и тот же день. Мой ребенок, мальчик, сразу умер, а ныне покойная королева родила двойню – двух совершенно одинаковых девочек. Ты должна знать, что рождение двойни – крайне плохая примета, особенно, в королевской семье. Только один из близнецов может быть вполне человеком, а второй мог появиться на свет от сношения с темными силами. В это все еще верят многие. Повитуха была добрая и умная женщина. Она сразу нашла решение и принесла мне запеленутую девочку вместо моего умершего мальчика. Это была ты. Анна была признана единственной новорожденной наследницей, и королева избежала опасности осуждения молвой, как мать близнецов. И я скоро утешилась после смерти своего мальчика, потому что ты стала моей радостью и наполняла каждый день сотнями лучших в мире забот.

- Так значит, королева Анна и я…

- Да, милая, вы сестры, единоутробные сестры, и в тебе течет кровь королей Эрнгарда. А я была кормилицей вас обеих.

Нэнси в волнении расплакалась.

- Бедная Анна… Она не знала все эти годы, что не одинока.

- В этом ты вся. Думаешь сначала о других, потом о себе. Вы были похожи, как две капли воды, лишь поначалу. Об этом знали лишь трое – королева, повитуха и я. Теперь в живых осталась лишь я. А тогда – невероятным совпадением или судьбой оказалось наречение вас одним именем. Королева, увидев дочь, сразу знала, что ее имя – Анна. А я, увидев тебя, была уверена, что ты – Нэнси.

Я старалась, чтобы тебя меньше видели, да и в дворцовом сумраке все издали похожи друг на друга, как кошки. А маленькие девочки похожи друг на друга круглыми щечками и светлыми волосиками. Наша тайна оставалась нераскрытой. А потом оказалось, что у вас совершенно разные характеры. Анна росла серьезной, умной и склонной к меланхолии и угрюмости, а ты всегда была как утренняя птица – с песнями и звонким смехом. И теперь под темным вдовьим покрывалом королевы почти невозможно обнаружить сходство ее лица и твоего.

- Бедная Анна…, - еще раз растерянно повторила Нэнси.

- Но это еще не все. Сама по себе тайна твоего рождения не имела бы уже значения для твоей судьбы. Ты умеешь быть счастливой и вряд ли захотела бы изменить свою жизнь.

- О, нет, конечно! У меня очень хорошая жизнь. У меня есть ты и целый мир! У нас есть Эйнар.

- В нем все и дело. Когда я была еще девочкой, то случайно услышала один разговор. Он касался королевской фамилии. Я узнала, что каждый престолонаследник в день коронации и присяги своему народу получает доступ к тайнику королей Эрнгарда. Но что находится в этом тайнике, не знал никто, и я об этом ничего не знаю. По одним слухам, это неприкосновенный запас сокровищ, по другим – чудесный талисман, полученный кем-то из древних королей от мастеров, обитавших за синей дымкой. Известно лишь, что никто, кроме особ королевской крови, не может проникнуть в тайник, и пользуются им очень редко, в самых важных для государства случаях. Сейчас именно такой случай. Ты – родная сестра Анны, и только ты можешь проникнуть в тайник и узнать, как можно помочь твоему племяннику Эйнару. Потому что если ты не вмешаешься, королева может принять самое суровое решение. По нашим законам преступники, посягнувшие на августейшую особу, предаются смертной казни. И такой вердикт вынесет завтра суд, если только королева не примет решения о помиловании.

- Тогда надо умолять королеву о помиловании!

- Нэнси, даже я, ее кормилица и няня, не имею давно уже никакого влияния на нее. Сердце королевы даже в детстве не отличалось мягкостью, а теперь оно заковано в толстую броню. Нет, милая моя Нэнси, у нас есть единственный шанс – проникнуть в тайник и узнать, скрывается ли там то, что может спасти принца.

- Я знаю, где вход. Однажды мы с Эйнаром видели королеву возле одной двери…

 

Анна ходила по своему будуару, не в силах не только уснуть, но и остановиться. У нее оставалось одно-единственное желание, последнее, но что она должна просить для свершения судьбы Эрнгарда? Ведь она даже не знает, какая судьба ему уготована, и разве может она, обычный человек, пусть даже в короне, знать истинное сплетение судеб? И есть ли какая-то единственная, конечная истина, за свершение которой она в ответе? Она не могла найти ни одного ответа, даже намека на него. И большего страдания она, кажется, не испытывала никогда. Да, у нее было только одно желание – исчезнуть здесь и появиться где-то очень далеко отсюда – крохотной и легкой пылинкой. Тайная комната могла бы и это… Но разве может она позволить это себе?

 

Нэнси и Дорис подошли к двери. Нэнси, переведя дыхание и все еще сильно робея, спросила:

- Но ведь у нас нет ключа от комнаты. Как же мы попадем туда?

- Посмотри, Нэнси, в этой двери даже нет замочной скважины. Должен быть другой способ открыть ее. Вспомни, что делала Анна. Ощути в себе движение древней королевской крови.

Нэнси прикрыла глаза и увидела в колеблющемся свете факела королеву Анну, в следующее мгновение она сама была Анной. Вот ее рука коснулась двери, провела по самому краю двери – раз, другой, третий… Дверь открылась внутрь, как и тогда, из темноты пахнуло затхлой сыростью. Нэнси оглянулась на Дорис уже без прежней растерянности.

- Дальше я пойду сама. Пожелай мне удачи, мама.

И она повернулась и вошла в темноту. Дверь за ней закрылась. Дорис прижала руки к груди и пошла прочь от двери. Теперь она может лишь думать о Нэнси и желать ей удачи.

Нэнси стояла сначала в полной темноте, а потом заметила, что начинает светлеть. Казалось, свет испускают сами стены. Вскоре стало настолько светло, что Нэнси могла разглядеть помещение. Оно было совершенно пустым, если не считать манускрипта, написанного рунами на большом листе пергамента. Откуда было знать простушке Нэнси древние руны? Но сейчас перед рукописью стояла не просто Нэнси, она была потомком древнего рода и исполнялась его знаниями. А каждая строчка постепенно исполнялась смыслом.

 

Одно – дает победу,

Другое – силу роста,

А третье – плодородье,

Защиту, сбереженье.

В четвертом – зоркость духа,

Открытье тайн в четвертом.

 

Потомок древнего рода королей Эрнгарда стоит сейчас перед завещанием первого из них - Эйрика.

Каждый вошедший получает право на три желания, от которых зависят судьбы Эрнгарда.

Каждый раз можно обратиться лишь к одной из сил, принеся ей в жертву нечто дорогое для себя.

Исполняется лишь сокровенное, истинное желание.

Придет время, когда будет определена судьба Эрнгарда и настанет конец завещания.

Будь осторожен, потомок, и следуй дальше.

 

Тут Нэнси увидела в стене едва заметные ровные трещины – абрис еще одной двери. На ней так же не было отверстий. Женщина подошла к ней и медленно провела руками по ее краю – один раз, другой, третий, мысленно представляя, как дверь отворяется. Дверь плавно открылась с негромким металлическим лязгом. Нэнси вошла внутрь и снова очутилась в полной темноте. Вскоре и эта тьма начала рассеиваться, и Нэнси увидела группу людей, нет, фигур, поразительно похожих на людей. Это была работа большого мастера, и она потрясла ее. Они все располагались на круглом постаменте из тусклого металла. Их было четверо. В центре располагался огромный воин в латах, шлеме с опущенным забралом и занесенным над головой мечом. У его ног лежал ребенок, съежившийся от страха и воздевший руки над своей головой, как бы желая защититься. К нему в страхе и немой мольбе протягивала руки женщина в синем покрывале. В стороне загадочно улыбалась темная фигура в плаще и высокой остроконечной шапке с круглым, горизонтально расположенным зеркалом в руках.

Нэнси испытывала сильное волнение. Сейчас от ее желания зависит судьба Эйнара и еще бог знает сколько судеб. Что она хочет? В этом нет ни малейшего сомнения – она хочет, чтобы Эйнар был помилован. В ее простенькой душе редко задерживались сомнения, и даже теперь, исполненная знанием своего рода, она оставалась все той же Нэнси – любящей, преданной и верной своим друзьям.

Она бросилась на колени перед воином:

- О, доблестный воин, пощади этого ребенка. Я отдам тебе за это свои песни – утренние, дневные и вечерние! Я больше никогда не спою их.

Она лежала ничком на каменном полу и слышала лязг металла, скрип старого механизма. Фигуры двигались. Нэнси решилась взглянуть на них, когда звуки затихли. Воин стоял, его меч теперь находился в ножнах. Ребенок лежал возле его ног, уже не закрываясь руками. Женщина по-прежнему тянулась к нему в немой мольбе. Темная фигура с зеркалом осталась без изменения.

Нэнси сейчас знала даже о том, что желала Анна, когда заходила в эту комнату первый и второй раз. Первый раз был после исчезновения короля Хродольва. Она попросила силу и победу над врагами, обратившись к воину. Она отдала за это женщину, живущую в ней. Второй раз королева вошла в тайник совсем недавно, чтобы узнать, где скрывается Эйнар время от времени и как проводит свое время. Она отдала за это знание темному магу свою радость. У Анны оставалось еще одно, последнее желание.

Однако и Нэнси сделала сейчас все, что могла, и должна была уходить.

 

Бодлам

 

Трюггви был не столько расстроен, сколько удивлен необычным поведением Эйнара. Обычно собранный и надежный, всегда чуткий и внимательный, он взялся кричать в самый неподходящий момент и сразу привлек к себе внимание королевы и стражи. И Эйнар не собирался давать объяснений. Он лежал ничком на каменном полу, не отзываясь на попытки Трюггви разговорить его. И кто была та женщина в темном, что заходила в карцер? Верно, сама королева. И как внимательно смотрела она на Эйнара. А он и не шелохнулся, будто и не было ее вовсе. Странно все это.

Дела их было явно настолько плохи, что Трюггви понимал - надо готовиться к самому худшему. Вряд ли юный возраст преступников может смягчить закон. Спутник Эйнара исследовал камеру, ее стены и дверь – им не выбраться отсюда, если не случится чуда. Что ж, если будет нужно, он достойно примет свою судьбу. Трюггви улегся подле Эйнара, укрыв их обоих своим плащом. Эйнар не шелохнулся.

Утро застало их спящими. Только лязг открывающейся двери смог пробудить их от крепкого сна. И тут они вспомнили все – как схватили их вчера и что сейчас будет решаться их судьба. Их повели по коридорам в колеблющемся свете факелов. Языки пламени тревожно метались, словно желая оторваться и улететь прочь отсюда. Но даже им это не удавалось. Об этом вяло думал Эйнар, идя навстречу своей судьбе. Ни за что не назовет он своего прежнего имени, ничто его не связывает с прошлой жизнью. Он молил судьбу, чтобы не столкнуться с Дорис и Нэнси и не быть узнанным вновь.

Их ввели в обширную тронную залу и оставили у входа. На троне уже маячила темная фигура королевы Анны, ниже ее располагались начальник королевской стражи и судья. Начальник стражи доложил о происшедшем вчера и указал на вошедших преступников. Судья тут же зачитал заранее заготовленный приговор с куска пергамента. Он был краток и гласил, что преступники, посягнувшие на августейшую особу королевы, приговариваются к смертной казни через повешение.

Судья уже готовился опустить поднятую руку в знак окончательности приговора, и тут королева подняла свою. Все застыли в недоумении, а королева сказала:

- Я объявляю свою королевскую волю – преступники не будут казнены, а заключены в королевскую тюрьму Бодлам. Ввиду своего юного возраста и в надежде на их раскаяние.

И она опустила руку.

Так Эйнар и Трюггви оказались в одной из темных и сырых камер Бодлама, который был настоящей крепостью, много лет никому не удавалась ни одна попытка побега оттуда.

 

Что же произошло до утра с самой королевой? В то самое время, как Нэнси находилась в тайной комнате королей Эрнгарда, королева без сна ходила взад и вперед по будуару, не в силах унять тревогу. Эйнар ненавидит ее – это очевидно, и он хотел убить ее – а что же еще? Пока он жив, у нее не будет ни одного дня покоя. И вдруг она ощутила толчок прямо в сердце. Какая-то мысль, точнее, воспоминание стучалось туда. Королева погнала прочь непрошенного гостя, но стук раздался тогда в голове. Королева со вздохом впустила его. Уж своей голове она вполне могла доверять.

Она увидела тайную комнату Эйнара и Нэнси. Сквозь цветной витраж окна лился поток солнечного света, и Анне вдруг нестерпимо захотелось оказаться там прямо сейчас. Она позвонила в колокольчик и вызвала королевского плотника. Потом пошла сама в северное крыло дворца. Плотник отбивал доски и украдкой поглядывал на королеву, сжимающую в нетерпении руки. У высоких особ бывают странные и необъяснимые причуды, но его дело маленькое. Он аккуратно вытащил гвозди из двери, и Анна нетерпеливым жестом отослала его прочь.

Она толкнула дверь и вошла. Был самый конец ночи, и первые лучи готовящегося к восходу солнца с трудом разгоняли мрак по углам комнаты. Анна подошла к окну и распахнула его. Справа уже заалела узкая полоска зари, и Анна, не отрываясь, смотрела на нее. Никогда прежде ей не приходило в голову тратить свое время на любование зарей, но теперь не было ничего важнее этого. И к ней пришло решение – само по себе, словно имея собственную волю. Как будто за нее его принял кто-то сильный и решительный, кому она могла безусловно довериться. И от этого она испытала невероятное облегчение. И не надо было идти в комнату королей и отдавать самое дорогое страшному воину или снова спрашивать темного мага с его зеркалом. Не надо совершать окончательного и непоправимого поступка. Она помилует преступников, заменив смертную казнь тюремным заключением. А там у нее будет время разобраться во всем. Анна глубоко вдохнула в себя холодный и свежий воздух, набрала полную грудь его, и тогда захлопнула окно и быстрыми шагами вышла из комнаты.

 

Оказавшись в камере Бодлама, Трюггви первым делом обратил внимание на сокамерников – двух взрослых, сильно обросших и истощенных мужчин неопределенного возраста, безучастно лежавших на койках. А Эйнар сразу кинулся осматривать и ощупывать каменную кладку стен, дверь и небольшое зарешеченное окошко под самым потолком. Впрочем, потолок был совсем низким. Невысокий Эйнар легко доставал его кончиками пальцев.

Его пальцы жадно пробегали по каждому камню, раскачивали прутья решетки, искали хоть небольшую щель в пороге, но все его усилия оказались тщетными, и после приступа лихорадочной активности он в отчаянии обхватил голову и стал раскачиваться из стороны в сторону. Короткие сдавленные стоны вырывались из-за его сжатых зубов. До сих пор каждая его клетка имела слабое место, и он каждый раз тем или иным способом покидал ее. Теперь ему предстояло провести в этих стенах каждый свой следующий час, каждую невыносимую минуту. Эйнар в приступе бешенства бросился на дверь и стал молотить по ней кулаками, пинать носками сапог. На шум прибежали двое стражей, скрутили Эйнара и бросили на кровать, пригрозив карцером, одиночкой.

Когда они захлопнули за собой дверь и глазок в ней закрылся с той стороны, Трюггви скользнул к Эйнару и ослабил натяжение веревок.

- Да, друг, это тебе не кулаками махать. Ты, видно, не сидел еще по-настоящему.

Эйнар угрюмо молчал. Вспышка ярости обессилила его, и Трюггви был, безусловно, не виноват в том, что произошло. Все обстоит совсем наоборот – виноват он, Эйнар, из-за него Трюггви сейчас за решеткой. А он как слизняк, раскис и дуется на своего друга.

- Прости, Трюггви, с трудом разлепив разбитые губы, - произнес Эйнар.

- Я не думаю, что ты хотел нас подставить, но раз уж так получилось, то придется тебе научиться жить не только на свободе. И перестань кидаться, как бешеный. Уходи в себя, когда хочешь кинуться на стены.

- Как это «уйди в себя»?

- Ты что, никогда этого не делал?

Эйнар помотал головой. Его желания всегда были скоры, и путь к их исполнению он прокладывал быстро. Сама королева не могла справиться с ним. Если ему нужна была свобода, он достигал ее – всегда, но не в этот раз. Сейчас он почувствовал себя измученным и скоро уснул. Когда проснулся, его путы были уже сняты, а мужчины в камере молча ели что-то. Трюггви тоже ел, а еще одна миска стояла на подносе, видимо, для Эйнара. Увидев, что он очнулся, Трюггви подмигнул ему и показал на миску. Эйнар понюхал еду. Ничем хорошим она не пахла, и он отодвинул ее. Трюггви иронически посмотрел на него.

- Что, хочешь от сквозняка шататься? Думаешь, так скорей выйдешь отсюда? Ну и балда же ты. Ешь – вполне съедобно.

Эйнар мысленно согласился с доводами Трюггви и попробовал. В его путешествиях иногда бывало и похуже. Ничего, желудок пищу принял молча.

Мужчины, поев, тут же завалились опять на койки. Один свернулся калачиком и натянул на себя одеяло, больше не шевелясь. Второй стал раскачиваться взад и вперед, время от времени ударяясь затылком об стену. Со временем эти удары становились все регулярнее.

- Он же себе все мозги выбьет! – ужаснулся Эйнар.

Трюггви, несмотря на свой юный возраст, уже успел побывать в заключении, не в Бодламе, правда, но по большому счету все тюрьмы одинаковы, все они клетки. И он повидал таких заключенных, как их соседи.

- Они сошли с ума от того, что не смогли примириться с неволей и жить в ней. Если хочешь остаться в норме, не свихнуться, как эти, надо найти себе занятие. Я видел, ты много чего умеешь.

- Но здесь у нас нет ничего, из чего можно было бы что-то сделать, - угрюмо ответил Эйнар.

- Слушай, ты ведь неплохо боксируешь. Поучи-ка меня, раз все равно больше нечего делать.

- А нас не скрутят снова?

- Надо сделать так, чтобы не скрутили.

Когда на шум борьбы прибежал стражник, Трюггви сделал знак Эйнару остановиться, и сказал, что у них тренировка по боксу. Стражник внимательно посмотрел на них и решил, что не будет ничего страшного, если ребятишки немного побоксируют. Он и сам очень предпочитал этот вид спорта, поэтому открыл дверь в камеру, оставив запертой крепкую решетку, и стал следить за ходом поединка. Скоро к нему присоединился его напарник. У стражников в тюрьме не слишком много развлечений, так стоит ли терять возможность получить удовольствие от зрелища? Даже сосед мальчиков по камере начал вылезать из-под одеяла и напрягать вялые мышцы, а второй перестал биться головой об стену и пристально смотрел на боксирующих, иногда вздрагивая при резком ударе.

Так Эйнар и Трюггви проводили свое время, а потом Эйнар вспомнил, как любил раньше сворачивать из бумаги голубей и запускать их в небо. Он попросил у одного из стражников, Тобиаса, немного бумаги, и сделал для его детей не только голубей, а еще и таких диковинных зверушек, которых сам придумал. У него было очень много времени для этого. Тобиас отнес игрушки детям, и им они очень понравились. Они попросили отца принести еще. Так у Эйнара появились заказы. А Трюггви шлифовал камешки, которые ему также приносили стражники, и они, хоть и не драгоценные, становились такими красивыми, что трудно было отвести от них глаза. За это стражники немного баловали своих подопечных, приносили им еще бумаги и камушков, а для шлифовки – вполне безопасные пилочки для ногтей. По ночам Трюггви и Эйнар тихонько подпиливали прутья решетки на окне. Пилочка была крохотная, и прутья, казалось, не поддадутся никогда их усилиям. Но они продолжали свои занятия.

Один раз Эйнар спросил у друга:

- А как насчет того, чтобы учиться уходить в себя?

Тот насмешливо посмотрел на него, ничего не говоря.

Тогда Эйнар расхохотался, потому что понял:

- Когда ты чем-то занят, ты уходишь в себя, да? А потом возвращаешься, когда заканчиваешь?

Трюггви пожал плечами. Он вообще не был любителем даром тратить слова.